Часть 2. Шепоты. Среда

Уже час лежу без сна. Образ Глисса неотступно стоит перед моим взором. Вот он живой, смущенный и даже чуточку радостный, вдохновленный перспективой управлять межзвездными лайнерами. А через секунду — мертвый. Раздавленный страхом. Но не порабощенный и не отступивший.

А вот Дара. Прекрасная черная пантера. Проницательная, насмешливая, загадочная. Пламень и вода в едином сосуде. Гибкие движения, острые суждения, отточенный ум… Удивительная. И любимая.

Данг, застенчивый, милый друг. Любитель тихих закоулков, старых книг и фортепианной музыки. Подающий надежды ученый. Так и не успевший обзавестись семьей.

Лукки. Его я знал хуже. Но улыбчивое лицо с лукавыми глазами и ямочками на щеках забыть сложно. Один из ведущих кибертехников.

Течер… Нет! Лучше не будем о нем.

Ладно. Вот так. Куда они все ушли? А главное, почему? И насколько близка к истине была Дара, утверждавшая, что мы просто оказались там, где быть не должны?

Шуршание, переходящее в негромкое треньканье. Вздрагиваю от неожиданности, оглядываюсь на дверь. Но это не там. Звенит, переливаясь огоньками, коммуникатор. Странно. Может быть, что-то случилось? Беру его и вижу, что на том конце Рыся.

— Да, — говорю я слегка недовольно.

— Похоже, ты тоже не спишь, — голос усталый и словно надломленный.

— У тебя все в порядке? — на всякий случай уточняю я.

— Тип-топ, — пауза. — Мучают кошмары? Или подруга-бессонница?

— Просто не могу заснуть. Навалились мысли, воспоминания. Подумать только, чуть больше двух недель назад все были живы, здоровы и веселы.

— А-а, ну понятно, — невнятное чпоканье. — Теория расходится с практикой? Кто мне сегодня нотации читал?

— Ну я. Ну читал. У меня хотя бы днем мозги заняты делом. А у тебя — круглосуточные каникулы. Ты чего не спишь то? Таблеточку — ам, и готово. Или еще что-нибудь применить. Я, честно говоря, не в курсе ваших методов.

— Чтобы отключиться, надо хотя бы на несколько минут отбросить то, о чем говорил Зордан. Ну, насчет стопроцентности нызги в ком-то из нас. А отбросить не получается, — выкладывает свои проблемы Рыся. — Что, вот если она во мне?

— Не знаю, можно ли что-то сделать в таком случае, — пытаюсь иронизировать я. — Вот лично я чувствую себя абсолютно обычным, нормальным человеком. И никаких странностей в своем поведении или деятельности организма не замечаю. Ну, если отбросить те, давнишние сны. А ты что ощущаешь?

— И у меня все как всегда. Но, на самом деле, как раз это и есть самое страшное.

— Почему? — недоумеваю я.

— Потому что иначе меня можно было бы изолировать. А так — живешь, испытываешь какие-то чувства, с кем-то дружишь, кого-то любишь. А потом… Сам и убиваешь дорогого тебе человека. И главное — не помнишь об этом. Как будто в какой-то миг происходит подмена, тебя убирают и подсовывают другого, — она делает паузу. — Вот у тебя есть сестра или брат?

— Нет, я у родителей один.

— Ну, хорошо, вот у тебя есть отец, ты его любишь, уважаешь. И он знает тебя с малолетства, таку-усеньким.

— И что?

— Да то, что у него и мысли не может возникнуть, что ты монстр! А ты вдруг бац — и лишаешь его жизни. Причем самым зверским образом. Доверять нельзя никому, даже самому близкому, и это — ужасно.

— Ну, а если ты неправа. И, допустим, Зордан что-то чувствует. Этакое. Тогда твои мысли вообще ни к чему, только себя мучаешь.

— Вот это уж точно полная ерунда. Зордан — капитан, и он отлично знает, какие действия, ну или их отсутствие, могут иметь какие последствия. Уверяю тебя, если бы он что-то заметил, он бы сам себя изолировал.

Мы некоторое время молчим, дыша в трубки.

— Знаешь, — начинаю я. — Думаю, тварь действительно в ком-то живет. Ну, я имею в виду, что она не превращается в того или иного человека.

— И?

— И большую часть времени свое тело контролирует сам человек. Но в определенные моменты нызга берет управление в свои руки, отключая личность.

— Ну, да. Наверное, так и есть. Ты к чему это говоришь то?

— К тому, что теоретически должен быть некий, пусть и очень маленький, переходный период, когда этот самый контроль переходит от одного существа к другому. И, наверное, это можно почувствовать. А почувствовав, попытаться бороться за себя.

— Гхм… Ну, это ты загнул. Сегодня я весь день копалась в памяти, пыталась найти хотя бы крохотную зацепку в событиях, предшествовавших каждой трагедии. И ни-че-го! Во всех случаях я спала, по поводу снов лучше не спрашивай, не помню. И только во время убийства Лукки — работала, — запальчиво заявляет Рыся.

— М-да, — хмыкаю я. — А я так и вообще всегда спал. Может быть, как раз это и странно? Бывают же эти, как их… Лунатики, что ли.

— Короче, мы в такой дыре, что и подумать страшно, — добавляет Рыся.

— Да у нас везде и все страшно. Ха-ха. Ты бы лучше, чем мозги впустую ломать, попыталась разобраться, почему именно нам пятерым снились кошмары. Должна же быть для этого какая-то причина. Хм, если уж на то пошло, погибли четверо из нас. Я — последний. Как представишь, что ты следующий на очереди, мороз продирает.

Рыся не отвечает, в трубке раздается стук, словно она бренчит в раздумье неким предметом. Я тоже безмолвствую.

— Мне кажется, что сейчас мы все в одинаковом положении, — наконец произносит она. — Хотя, несомненно, в ваших кошмарах что-то такое есть. Как предвестие, что ли. В общем, не трепещи, — смешок. — Лодка то у нас одна.

— Легко тебе говорить… — вздыхаю я. — Ну да ладно, спать уже пора.

— Ага, — протяжный зевок. — Пора. До завтра, в общем.

— Ну, пока. Не забывай, что выходить и открывать дверь до семи тридцати нельзя.

— Это уж точно! Спокойной ночи.

Рыся отключается. И в каюте воцаряется прежняя тишина. Я кладу руки под голову и смотрю в потолок, стараясь ни о чем не думать. Действительно, страшная штука эта тварь внутри. Если она там, то жутко представить, что временами контроль над телом и сознанием переходит в ее руки. А ты становишься безвольным болванчиком, тряпичной куклой, подвластной воле бесконечно чуждого и злонамеренного существа. Но зачем нызга поселилась в чьем-то теле? Для чего убивает?

Я раскрываю ладонь и подношу ее к глазам. Розовая кожа, линии, голубоватые сосуды. Сжимаю и разжимаю пальцы. Мышцы сокращаются, такие послушные сигналам, идущим из мозга. И разве можно вообразить, что приказания этой руке может давать иное создание, отличное от меня? Где, когда переходится грань между мною и тварью?

Качаю головой, тру виски. Наверное, схожие мысли мучают Рысю. Да, вполне возможно, и капитана. Вчера стало абсолютно ясно, что никакого другого существа, кроме нас троих, на корабле нет. Следовательно, тварь манипулирует либо мной, либо Рысей, либо Зорданом. Есть еще вероятность, что она переходит из тела в тело. Но мне кажется, что это предположение далеко от истины.

М-да. Вообще-то, вид, к которому принадлежит нызга, обладает крайне любопытными и новыми для человечества возможностями. Возможностями, которые для нас, на текущем этапе развития науки, нереальны. Например, проникновение сквозь твердые тела, встраивание в чужую органическую структуру, путешествие без летательного аппарата. Признаюсь, знакомство и сотрудничество с такой цивилизацией было бы интересным опытом и благом для нас.

С единственным «но»: если бы представитель этой цивилизации стремился к сотрудничеству, а не к убийству! Странная у них логика, честное слово. Вот бы мы пришли на Сого и принялись уничтожать людей. Пусть непохожих на нас, внешне вызывающих отторжение, но ведь людей же! Разумных существ, сумевших сжиться со своей планетой настолько тесно, что их сосуществование больше похоже на симбиоз. Или вот представители Тегела решили бы под корень изжить нашу цивилизацию. Тоже абсурд. Разумные существа стремятся к миру и дружбе, а не к войне. Может, нызга не разумна? Непонятно все это…

Безмолвие начинает угнетать. Кажется, удушающее ватное поле потихоньку сжимает смертельные объятья. Да, так поневоле заорешь и выскочишь за дверь, чтобы не свихнуться. Прямиком в руки таинственного убийцы. Вполне вероятно он и действует то не напрямую, как мы считаем, звонком там или стуком. А опосредованно, вынуждая человека, как вот меня, выйти к нему. Стоит, поди, сейчас под моей дверью и колдует.

Ужас. Я передергиваю плечами, стараясь сбросить гнетущее оцепенение. Затем подключаю преображение комнаты, выбирая все ту же степь. И через секунду меня обвевает запашистый ветер, что качает высокие травы вокруг. Далекие звезды складываются в знакомые узоры. А на грани слышимости тявкает лисица…

Звонок будильника. Я дергаюсь, принимаюсь шарить по столу. И наконец отключаю навязчивое кваканье. В лицо бьет солнце, легкие облака плывут по небу, на расстоянии вытянутой руки кивают как хорошему знакомому яркие цветы. М-да. Пора вставать.

В коридор выхожу секунда в секунду. И тут же чмокают еще две двери — появляются заспанная Рыся и вполне бодрый Зордан. Замечательное утро, нас по-прежнему трое. И уже завтра мы уйдем в прыжок.

— Привет, как спалось? — спрашиваю я Рысю.

— Последовала твоему совету насчет снотворного. И, видимо, переборщила, — она виновато улыбается. — Еле глаза разлепила.

— Так. Оружие при вас? — с удовлетворением потирает руки капитан.

Мы оба выразительно хлопаем по правому бедру.

— Отлично. Сегодня последний день перед переходом, нам нужно быть в хорошей физической форме. Поэтому план такой: разминка, завтрак, замедление корабля, обед, тренинг — завтра мне понадобится серьезная помощь Вереса, разминка, ужин, свободное время, сон. Есть вопросы?

Мы отрицательно мотаем головой. Все предельно ясно. Мне хочется поговорить с Рысей наедине, но пока это невозможно. Вернее, это невозможно вообще, кроме как ночью по коммуникатору. Однако за завтраком капитан всегда предоставляет нам возможность сесть отдельно за дальний стол. Так сложилось, что на корабле он близко общался только с Дарой. Видимо, это связано с необходимостью сохранять некоторую дистанцию между собой и командой. Хотя, лучше других его знал еще Данг, с которым Зордан приятельствовал и вне работы.

Взяв два подноса с завтраком, подсаживаюсь к Рысе. Она берет кашу, водит в ней ложкой, а затем принимается вяло намазывать масло на хлеб. Ее волосы перехвачены лентой, но все равно торчат в разные стороны, будто веселые медные проволочки. Вот она поднимает на меня глаза, с мрачным видом откусывает бутерброд и невнятно произносит:

— Не понимаю, как мы можем продолжать жить, есть, пить в то время, как они все умерли… На душе до того плохо, что вот так легла бы и подохла. Так нет же! Проклятый организм вне зависимости от воли моей личности во что бы то ни стало стремится к жизни. Я вынуждена поедать эту кашу и этот омлет вне зависимости от того, что внутри меня все плачет! Вот что самое поганое.

Она отставляет тарелку и уныло отпивает кофе. А я не знаю, что сказать. Ведь она права на сто процентов.

— Знаешь, ночью после разговора с тобой я даже подумывала, а не прогуляться ли мне по кораблю. Без пистолета, без какого-либо оружия. Просто взять и выйти. Вот она я, жри меня, тварь. Только уж побыстрее.

— Что за… — начинаю я.

Но Рыся меня перебивает:

— Однако ведь никуда я не вышла! У самой двери остановилась, — пауза. — Не хватило духу. Поэтому и проревела часа полтора. Как обычная баба! — зло добавляет она. — А потом напилась снотворного. И просто провалилась в черное ничто.

Такими словами она ранит меня больнее, чем я мог бы себе вообразить. Все, что она говорит, ворошит то, что я столь старательно засовывал в самые дальние уголки сознания. И старался забыть о них. Хотя бы на время. Чертова падь!

Чувствуя, что мой голос предательски дрожит, я все-таки говорю:

— Не знаю, как сказать. Но лучше, что они умерли сразу. Поверь, гораздо тяжелее, когда человек мучается, цепляется за тебя в призрачной надежде. А перед самой смертью, уже ничего не понимая и не видя, пытается найти выход… Падает, поднимается на трясущихся ногах, тычется в мебель, в стены. Снова падает… И ты ничем, слышишь? Ничем не можешь ему помочь.

Я резко отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы. Рыся кладет теплую руку на мое плечо, прижимается к спине лбом.

— Бедный! — пауза. — Но как такое могло случиться? Ведь ты говоришь не об экспедиции.

— Отец был в отъезде, когда все началось. А мама оказалась первой среди тех, кто пал жертвой так называемого синдрома Тобоса. Мы были одни в нашем доме в глухой тайге, — я перевожу дыхание. — Пользоваться глетчером и блиттером я не умел. Вообще, в доме мало что из техники находилось, родители придерживались старого уклада жизни. Ты ведь знаешь движение возвращенцев? Ну, вот… Чертова падь! — я до боли закусываю губу. — Мне было только шесть лет.

— Зря я затеяла этот разговор, — после молчания тихо произносит Рыся. — Ты прав, сразу — гораздо лучше. А еще — представлять, что они уехали далеко-далеко. Но обязательно когда-нибудь вернутся. Ты придумал хороший способ. Да, — пауза. — Жаль, что я не смогла сдержаться. Знаешь, мне чертовски плохо.

— Что это вы, ребята, тоску там развели? — вырастает перед нами Зордан. — Главное, не опускать руки. Помните всегда: дорогу осилит идущий!

Весь день мы проводим в рубке. После завтрака начинаем торможение корабля, чтобы завтра подойти к нужной точке с необходимой скоростью. Затем обед, тренинг, где Зордан буквально измочаливает меня выработкой автоматических реакций на те или иные действия. Рыся копается в личных карточках членов нашего экипажа, пытается найти связь между теми ребятами, кому снились навязчивые сны. Занятие, конечно, высосанное из пальца. Потому что сейчас то, какая разница, чем мы были связаны? Однако это отвлекает ее от безысходных мыслей. Что является большим плюсом в нашей невеселой действительности.

Вечером, прежде чем разойтись, Зордан вновь предупреждает:

— Так. Рыся, Верес, еще раз обращаю ваше внимание на крайнюю осторожность, которую вы должны проявить сегодняшней ночью. До перехода остается тринадцать часов. Не исключено, что нызга попытается предпринять определенные шаги, чтобы помешать осуществлению прыжка.

— Ты считаешь, подпространство смертельно для нее? — уточняет Рыся.

— Конечно же, нет. Тем более что, возможно, мы подцепили эту гадину именно там. Дело в другом. Главной изюминкой ее теперешнего путешествия являемся мы, люди. Мне кажется, что и убивает то она ради того ужаса, который внушает человеку. Развлечение это для нызги или еда, бог ее знает. Не в том суть. Просто, как вам известно, буквально через час после начала перехода экипаж погрузится в искусственный сон, ведь нам лучше пережидать время прыжка в отключенном сознании. Следовательно, привычных манипуляций нызге не добиться. А на выходе корабль поджидает силовой мешок, откуда вырваться кому бы то ни было будет крайне сложно. Все мы знаем об этом, соответственно, знает и нызга.

— Думаешь, она попытается помешать? — вступаю я. — Но тогда это будет нетипично для нее, со смерти Глисса прошло чуть больше суток.

— Ну и что? — поворачивается ко мне Рыся. — Нызга попытается сохранить пропитание свеженьким. Зачем же упускать такую добычу?

— Да, но только в том случае, если мы — пропитание, — не отступаю я. — А не что-то еще, чего не жалко и выпустить из когтей.

— Когтей? — преувеличенно удивляется Зордан. — А разве ты ее видел?

— Конечно же, не видел, — досадую я. — Но для меня очевидно, что это опасный хищник. Наделенный разумом или нет, другой разговор. Ну а разве существуют хищники без когтей, клыков и прочей амуниции?

— Что скажешь, Рыся? — поглаживает подбородок капитан.

— Без амуниции — нет. Должны же они чем-то убивать.

— Так. Ладно. В общем, дверь никому не открывать, из комнат не выходить. Это приказ! — Зордан пытливо всматривается в наши глаза. — Ребятки, вы такие молодые. Дорожите, пожалуйста, своей жизнью.