Часть 2. Шепоты. Понедельник

Просыпаюсь до будильника. Лежу, шевеля пальцами, ощущаю шелковистость и тепло простыней. Приятно чувствовать себя в безопасности. Почему-то кажется, что тварь сегодня не нападет. А значит, мы выиграли у нее еще один день. Здорово. Еще три, и корабль уйдет в подпространство. А на выходе нас уже будут ждать наши. И уж они то проклятой нызге спуска не дадут! Верно?

Сажусь, ощупываю отросшую щетину. Наверное, встану, приведу себя в порядок. Надо побриться, ногти постричь, разобраться со сваленной в кучу одеждой. Решено. Поднимаюсь, иду в туалет. Потом тщательно причесываюсь, рассматриваю свое отражение. Да, вот вернусь и буду отращивать бородку. Для солидности. После таких событий стремительно взрослеешь. Как после Тобоса. Когда я походил на маленького старичка. Но ведь отошел, снова стал ребенком. Так и здесь. Через год-два все станет далеким и ненастоящим. Как легенда.

А вот и сигнал побудки. Одеваюсь, поправляю брюки и выхожу. Сегодня на долю секунды позже остальных. Ура! Все снова в сборе. Глисс приветливо машет рукой, Зордан кивает, улыбаясь. Ну, и Рыся что-то бурчит.

— Ребята, поздравляю! Мы все живы и здоровы. Через три дня начнем торможение, чтобы подойти к расчетной точке с минимальной скоростью, — капитан не может сдержать радости.

Пока идем в спортзал, Глисс тихо спрашивает:

— Слушай, ты как сегодня спал?

— Хорошо, — поворачиваюсь я к нему. — У тебя что-то было не так?

Глисс сопит, от смущения начинает ковылять словно медвежонок. Видно, что ему неловко.

— Да ладно, давай рассказывай! Если не мне, то кому? — поощряю я его.

— Ну, — тянет он. — В общем, полночи кто-то толкался под моей дверью. А еще эта тарабарщина. То ближе, то дальше. Короче, думал, что с катушек съезжаю.

Он поднимает на меня глаза, голубые и невинные как у куклы. Растерянно хлопает ресницами, поводит плечами, будто пытается сбросить давящую ношу.

— О чем это вы там опять шушукаетесь без меня? — подозрительно интересуется Рыся, чуть притормаживая шаг.

— Да так, — отводит взгляд в сторону Глисс. — Ни о чем.

— А вот как раз и о чем, — серьезно заявляю я. — А ты, Рыся, ничего такого странного ночью не слышала?

— Нет, — неуверенно отвечает она. — А что?

— Я вчера слышал, а сегодня Глисс, — я подмигиваю. — В общем, это Пипер. Его надо либо закрывать в кают-компании, либо забирать с собой. А то он сведет с ума кого угодно.

— Ты уверен, что это Пипер? — недоверчиво спрашивает Глисс.

— Абсолютно. Я слышал шорох крыльев, — я усмехаюсь. — Ну, если, конечно, нызга не летает. С ним никто не занимается, вот у него и клинит программу.

— Ну, — начинает Глисс.

— А ты возьми его сегодня к себе. Вот и проверим.

— Ладно, — басит он. — А ты не подшучиваешь надо мной?

— Нет. Шутки — это вотчина Рыси, — серьезно говорю я.

Рыся хмыкает и отворачивается в сторону.

Третий день мы делаем все строго по расписанию, прямо как в тюрьме. Даже в туалет ходим строем. И это не может не сплачивать. Мы чувствуем друг друга единой семьей, где ни у кого нет секретов. Мысли и желания каждого, как на ладони. Поэтому мне в очередной раз приходит мысль, что ни в ком из нас не может укрываться чуждое существо, ведь оно проявило бы себя так или иначе. Не может же оно постоянно быть в отключенном состоянии. Однако и наблюдения наши ничего не дают. Датчики размещены уже повсюду, исключая личные комнаты. Но — никаких помех, никакого возмущения или движения.

— Ну как, Глисс? Есть что-нибудь? — время от времени спрашивает Зордан, перелистывая какой-то допотопный журнал.

— Нет, — с досадой отвечает он.

И раздражение это легко понять. Ведь если твари нигде не видно, значит, она все-таки в ком-то из нас.

— Ну, хорошо, — Зордан откладывает журнал. — Будем надеяться, что существо обнаружит себя позже. А нам в любом случае нужно начинать подготовку к переходу. Неотложные дела выполнены, ведь так? — обращается он ко всем нам. — Пора заняться тренингом. Готов, Глисс? Сейчас я раскопаю обучающие программы, они обязательно должны быть где-то, состыкую с виртуальной средой штурвал. И вперед! — улыбается капитан.

Глисс кивает. Кроме него в такие сроки никто с такой задачей справиться не сможет. Ни я, ни Рыся никогда не водили большие аппараты. Оторвавшись от монитора, смотрю влево, на свою подругу. За прошедшие дни она сильно похудела. Четче обозначились скулы, распахнулись удивительные рыже-карие глаза, а руки, да и все тело обрело хрупкость… Даже не знаю, с чем сравнить. Наверное, хм… Хрупкость хрустальной вазы. Ей точно тяжелее, чем нам. Женщине вообще сложно выдерживать такие психологические нагрузки. А ее, видимо, еще и гложет чувство вины. Ведь она искренне считала, что права, и сумела убедить в этом капитана. Если бы Рыся тогда усомнилась, то вероятнее всего Зордан прислушался бы к словам Дары, и что-то пошло иначе. Хотя сама Дара считала, что все бессмысленно.

— Ты скучаешь по ней? — неожиданно спрашиваю я Рысю.

Она будто нехотя поднимает глаза. В них бесконечная усталость. Словно Рыся уже проиграла и смирилась с этим проигрышем, и сейчас просто дотягивает дурно поставленный спектакль. Кошмар, мы так давно с ней не разговаривали по душам. Что именно могло вызвать такую реакцию? Ведь нас по-прежнему четверо. Половина команды. Опускать руки нельзя, мы должны выжить. Рыся меняет позу и обреченно кривит губы.

— Слушай, на Тобосе было хуже, — твердо говорю я. — А мне тогда было слишком мало лет. Совершенно беззащитный и маленький. Но вопреки всему — тот мальчик остался жив, когда вокруг гибли те, кого он хорошо знал. Знаешь, вернулись только шесть человек из пятидесяти. Не смей раскисать! Ведь ты же человек!

— К сожалению, мы подружились почти в конце, — ее рот снова кривится. — В конце ее жизни. Но она была такой сильной. Смелой и решительной, — пауза. — И она была не такая, как все. Она была другая. Ну, ты понимаешь, — пауза. — Да, мне ее не хватает. Как, впрочем, не хватает и Данга, Лукки. А Течер… Какой он был шутник и балагур. И хороший ученый, к тому же. А что стало с ним?? Как такое вообще могло произойти? Ведь он семь лет в космосе… Не понимаю, — Рыся тискает руки.

— Честно говоря, про Течера я вообще не хочу говорить.

— Зачем? — перебивает она меня. — Зачем она убивает нас?

— Нызга? — уточняю я.

— Да, эта тварь. Что ей нужно? Если мы вторглись в ее границы, чем-то помешали, то просто отпугнула бы. Или уж уничтожила бы всех разом. Но для чего она так изводит, мучает? Какой в этом толк?

Она смотрит на меня с отчаянной надеждой, словно вот сейчас и только я способен дать ей единственный верный ответ. А еще видно, что сейчас Рыся заплачет. И невольно судорога подкатывает и к моему горлу. Я смаргиваю. А в следующий момент она глядит уже в другую сторону, будто забыв о моем существовании.

— Опять ты Рысю чем-то расстроил? — укоризненно сопит Глисс, собираясь подойти.

Но Зордан просит его не отвлекаться, и он возвращается к экранам. По напряженной спине нашего друга я угадываю, что разговор между мною и Рысей ему очень не нравится. Что ж, сейчас мы предоставлены сами себе, в отличие от Зордана и Глисса. И наши мозги вынуждены пережевывать одну и ту же жвачку из сожалений, горя, страха и невысказанных слов. Я беру ладони Рыси в свои и тепло пожимаю, чтобы она поняла, что она не одна наедине с жестоким убийцей.

А вечером, после унылого ужина мы расходимся. Как обычно, в двадцать два ноль-ноль по бортовому времени. Глисс подманивает Пипера и с довольной улыбкой тащит его к себе. Глиссу сегодня есть чем гордиться, Зордан объявил, что столь талантливого ученика он давно не встречал:

— Ты просто уникум. Тебе, как минимум, нужно выучиться на штурмана. Ты должен водить большие корабли. И я не шучу. Сколько уже летаешь? Пять? Неужели не надоело ковыряться в бортовых системах и железках?

Глисс смущается, нерешительно смотрит на Рысю, потом на меня.

— Да я как-то не думал, — бурчит он.

— Ну и зря! Такому талантливому парню нельзя засиживаться в бортинженерах. Даже не думай, я лично переговорю с деканом штурманского отделения.

— Ну, это как-то неудобно, — еще больше краснеет Глисс.

Но Зордан крепко пожимает его руку, я тепло обнимаю. И даже Рыся дарит ему улыбку.

— Смотри, не проспи завтра от счастья, — шучу напоследок я.

Глисс вперевалку уходит с Пипером под мышкой. А я некоторое время стою у раскрытой двери, всматриваясь в полутемный коридор. Словно хочу наконец увидеть ту, что причинила нам столько горя.