Глава 10

Я начал чувствовать изменения, происходящие во мне и в нашей компании.

Фургон ехал не торопясь. Разношенный корпус слегка постукивал в некоторых местах — машину следовало бы заменить еще несколько лет назад. Мы с Вано находились в салоне, а МакКаунти располагался на переднем сидении рядом с Каролиной. Все молчали.

Я не сводил с друга глаз. Он открылся для меня с другой стороны, и я пребывал в замешательстве, не зная, как теперь к нему относиться. На данный момент он был гораздо лучше всех нас: сдержанный, храбрый, решительный. Я не смог бы подобрать слов, чтобы описать наши с Рисом и Каролиной чувства. Мы — образованные, благоразумные и законопослушные люди — сейчас сидели абсолютно подавленные тем, что нам предстояло пройти через боль и страдание. К тому же, мы не справились с ситуацией, в которой я недавно оказался. Мы струсили. А Зайцев?..

— Почему ты так себя ведешь? — вымолвил я, не скрывая зависти. — Так, будто тебя не застали врасплох.

— Может потому, что я наркоман? — улыбнулся Вано.

— Я думаю, ты врешь нам, — признался я сухо. — Но я не могу на тебя злиться. Ты спас мне жизнь.

Снова повисло молчание.

— Знаешь, я ведь думал, что я умер.

— Прекрати пороть горячку! — выпалил друг и быстро осмотрел мои бинты, чтобы наложить новые, если потребуется. — Ты можешь делать, что хочешь, но ты не умрешь, будь уверен.

— Я тебя не понимаю, — вздохнул я.

Я заметил мучительный взгляд Зайцева и немного смягчился.

— Я не требую, чтобы ты рассказал мне свой секрет. Ты уже доказал мне, что я могу тебе доверять, впервые за все время, что мы с тобой знакомы. Ты нравишься мне таким.

— Каким «таким»?

— Уверенным. Я не знаю, как ты это сделал, но теперь ты выглядишь увереннее, сильнее и умнее. И, признаться, я теперь не понимаю, для чего я тебе нужен.

— В каком смысле «нужен»? Ты же мой друг.

— Понимаешь, раньше я был твоим благоразумием. Не обижайся, но мы были из тех пар, где один персонаж негативный и безнадежный, — это ты — а другой позитивный и перспективный — это я. А теперь на твоем фоне я — маленькая плаксивая девочка.

— С месячными, — добавил Вано, указывая на сочащуюся из меня кровь.

Мы рассмеялись.

— Ты не осознаешь, насколько ты важен для меня, — серьезно заговорил Зайцев. — И за это я могу дать тебе огромную возможность спасти свою сестру. До этого ты вел себя как размазня потому, что считал, что как бы ты ни дергался, тебя все равно убьют. Но сейчас я говорю тебе: что бы ты ни делал, ты не умрешь, пока жив я. Не рассуждай на эту тему, просто прими за факт.

Я начал чувствовать изменения, происходящие во мне. Мой страх перед смертью, вцепившийся в меня, когда меня поместили в «железную деву», как рукой сняло. Я ощутил в себе безграничные силы, каких никогда у меня не было, даже до того эмоционального потрясения, которое привело меня в кабинет психотерапевта. Во мне горело жизненное тепло, которое зародилось в моем друге и распространилось на меня. «Я спасу Лисочку», твердо решил я для себя. «Чего бы мне это ни стоило».

— Прекращайте свои гомосячные разговоры, — гаркнул МакКаунти.

— Откуда вы знаете, о чем мы говорили? — возмутился я, ведь с Вано наедине мы всегда говорили по-русски.

— У меня есть сурдопереводчик, — усмехнулся детектив.

— В наших рядах завелся шпион, — пошутил Вано, только в свете последних событий это вовсе не казалось смешным.

— Я только хотел сказать, что следующие несколько часов мы с Каролиной будем проходить испытания. Оба раза вместе, без вас. Вы не думайте, что это наводит меня на кое-какие мысли… — детектив сделал многозначительную паузу. — Но если мы с вами все-таки в одной команде, то мы рассчитываем на вашу поддержку. Особенно на твою, Иван.

Лицо Зайцева окаменело. Все знали его отношение к МакКаунти, поэтому никто не удивился его следующим словам:

— Даже не знаю, детектив, — безразлично бросил он. — Я бы на вашем месте не полагался на «конченного наркомана». Кто знает, что он может выкинуть в самый неподходящий момент...

— Вано! — воскликнул я. — Не слушайте его, он слегка расстроен. Конечно же мы поможем вам, чем сможем.

— Честно говоря, я не вижу в вас особой ценности, — друг развел руками.

Повисло тяжелое молчание. Я начал чувствовать изменения, происходящие в нашей команде. Было ясно, что мы разделились ровно пополам, но я не хотел, чтобы наши «лагеря» воевали.

Вано? Я не изменил своего нового впечатления о нем: он был по-прежнему сильным и уверенным. Но после его слов я начал замечать еще кое-что. Это было похоже на помешательство.

— Я не вижу в этих рассуждениях ничего порочного, — подала голос Каролина.

Журналистка вцепилась в руль фургона, но давать газу не решалась. Она все еще была глубоко потрясена новостью, что ей придется проходить испытание, но теперь она старательно держала свои эмоции под контролем.

— В вашей сюжетной линии мы действительно выглядим ненужными, — продолжала она. — Не представляю, как мы можем оказаться полезными в спасении Алисы. Тем более что сейчас мы, напротив, служим балластом: из-за того, что нам с Рисом придется задержаться на некоторое время в парочке мотелей, вы потеряете время. Но ты кое-что упустил, Иван. По правилам, все участники Игры каким-то образом связаны между собой. Нас выбирают не случайно.

— Я ничего не упустил, — пробасил друг. Он переборщил с тоном, и его реплика показалась слегка угрожающей.

— Все мы встречались с Мирославой Вольной. Она может быть связывающим звеном между нами, — предположил я.

Зайцев помотал головой.

— О нет, все гораздо тоньше. Связь между нашими парами заключается в общем знакомом, моем и мистера МакКаунти.

Вано заискивающе приподнял бровь. Детектив покраснел от злости, хотя он не мог сформулировать истинную причину своей вспышки ярости.

— Я сомневаюсь, что у нас может быть что-то общее, — как можно вежливее выдавил он.

— Так и быть, я дам вам подсказку. Вы уже упоминали имя этого человека. Он послужил причиной вашего «тура» в Paradise Valley.

— П… Пол? Но как ты можешь быть с ним знаком?

Друг пожал плечами. Больше он ничего не сказал, лишь уставился в противоположную от него стену, автоматически поглаживая себя по груди. Периодически уголки его губ поднимались в кривой улыбке. Я мог только гадать, о чем он думал.

«После того, что ты для меня сделал, Пол, мы стали очень близки. Спасибо тебе за новое сердце».

— Нам пришлось экстренно изменить план, поэтому мы еще не успели поставить Вас в известность.

— Какие проблемы? Ты знаешь, я не люблю, когда что-либо происходит без моего ведома.

— Дело в том, что предварительная диагностика не выявила патологию сердца у данного экземпляра. Мы обнаружили ее случайно, когда начали проводить вскрытие грудной клетки. Сперва мы собирались трансплантировать ему легкие.

— И теперь вы решили пересадить ему сердце?! Зачем ему сердце, если у него проблемы с легкими?!

— У него нет проблем. Мы хотели сбыть его легкие на черный рынок.

— Ясно. Сердце, так сердце. Продолжайте операцию, я больше не стану вас беспокоить. И проследите за анестезией: кажется, он начал приходить в себя...

«Господи, мы никому не нужны», — мысленно паниковала Фридман. «В следующие несколько часов от нас с Рисом просто-напросто избавятся, как и от Джулии. И тогда начнутся настоящие разборки. В. Которых. Нам. Нет. Места». Каролина косилась на лопату, которую она поставила между собой и МакКаунти. Женщина теперь постоянно носила ее с собой как оберег.

— Каролина, успокойся, пожалуйста, — сказал Рис.

— Я спокойна, — сквозь зубы процедила журналистка.

— Может, к тебе привязать эту лопату, раз ты так боишься, что она убежит? — детектив посмеялся.

— Хорошая идея, — на полном серьезе согласилась Фридман. — Посмотри, может в бардачке завалялось что-нибудь вроде веревки. Проволока тоже сойдет.

— И степлер, — мрачно пробубнил МакКаунти. — Мне кажется, ты придаешь испытанию слишком большое значение.

— Я придаю большое значение своей жизни! — взорвалась журналистка. — Мне, конечно, уже тридцать, и я до сих пор не замужем, и детей у меня нет, карьера стоит мертвым грузом на месте, но это не значит, что я поставила на себе крест! У меня еще все впереди.

— Конечно, впереди, — мягко проговорил детектив. — Как только мы покончим со всем этим дерьмом, я приглашу тебя на чашечку кофе.

Каролина покраснела как свекла. Она сдерживала себя из последних сил, чтобы не оглянуться на МакКаунти и не удостовериться в искренности его слов.

— А сейчас ты плавно свернешь налево и припаркуешься у мотеля, — закончил Рис все тем же мягким тоном.

Сердце Каролины забилось с такой силой, что в груди стало больно. Она плавно нажала на тормоз, не спуская глаз с деревянного домика, предназначенного для ее истязания. Домик был настолько крошечным, что даже с натяжкой его нельзя было представить в качестве мотеля. Он стоял на подпорках и держался на одном честном слове. Зато вокруг него было предостаточно пустынной и пыльной земли.

— Это, должно быть, ошибка, — выдохнула Фридман.

— Судя по GPS — нет, — заключил детектив.

Двигатель заглох, и все вышли из автомобиля.

Я опирался на Вано, так как еще не мог стоять и ходить самостоятельно. Как только я перешел в вертикальное положение, бинты намокли кровью, но Зайцев сказал, что это пока не критично. Откуда ему все это было известно, я лишь гадал.

Мы неуверенно направились к домику. На нем не было никаких надписей и даже полноценной облицовки. Складывалось впечатление, что его наскоро сколотили просто для вида. Вся местность выглядела запущенной и пригодной только для свалки. Здесь не было никакой растительности, даже травы. Я был готов поспорить, что если убрать все посторонние звуки, то мы бы не услышали даже мух или сверчков.

К слову о посторонних звуках. Я обернулся на шоссе и удивился: оно оказалось таким же пустым, как и все вокруг.

— Вы заметили, что машины пропали? — спросил я.

— А? — МакКаунти оглянулся и проследил за моим взглядом. — Странно. Готов поклясться, что на дороге мы были не одни.

— Так и было, — подтвердила Каролина. — До определенного момента. Похоже, что дорогу перекрыли, чтобы изолировать нас.

К руке журналистки была примотана лопата с помощью резинки для волос. Это выглядело довольно комично, хотя в связи с последними событиями никто не изъявлял желания над ней смеяться. Я задумался, как бы я чувствовал себя на месте Каролины: я не знаю, что меня ждет, но мне дали лопату. Да, наверное, я бы примотал ее к себе семью цепями.

Мы продолжили шествие. Был полдень, солнце светило прямо над головой. Для меня все самое плохое всегда ассоциировалось с глубокой ночью: монстры, вылезающие из-под кровати, пока ты спишь; стихийные бедствия, застающие врасплох сонных людей… Да и в «Крае» большинство испытаний приходились на ночь. Поэтому сейчас яркий день сбивал меня с толку, разгоняя все волнения касательно Каролины. Хотя, возможно, мне так же, как и Вано, стала безразлична ее жизнь?..

Нечто более высокое, чем я, абсолютно беззвучно образовалось у меня за спиной. Я заметил это по длинной тени, которая выползла из-под моих ног, перекрыв мою собственную. Не успел я отреагировать, как на мою голову опустилось что-то тяжелое, и я потерял сознание, повиснув на плече друга. МакКаунти и Фридман как мешки с картошкой свалились на землю. Зайцев вздохнул и обернулся в сторону напавшего на нас человека.

— Я так и думал, что он использует именно тебя, — отсутствующим тоном произнес Вано.

— Он не использовал, а попросил о помощи, — иронично поправил Данте. — Хотя какая разница, папа все равно уже мертв, и теперь я командую парадом!

Парень громко захохотал. Вано презрительно отвел от него взгляд и осторожно опустил меня на землю.

— Хренов психопат, лучше бы ты сдох на операционном столе.

— А вот ты мне нравишься, и мне будет очень грустно ломать тебе хребет, когда ты начнешь мешать устраивать испытание.

— Я не мешаю, — друг развел руками. — Твори, что хочешь, главное его не трогай, — он указал на меня.

— Я его уже «потрогал», так себе занятие, — съязвил Данте и зашел в деревянный домик.

Оттуда он вытащил неотесанный ящик с человеческий рост и принялся укладывать в него Каролину. Заметив примотанную к ее руке лопату, он улыбнулся, как показалось, от наслаждения.

— Не понимаю, почему ты так печешься об этом придурке, — говорил Данте обо мне, занимаясь своими грязными делами.

— Во-первых, он не придурок, — отвечал Вано, пристально наблюдая за своим хорошим знакомым. Мысленно он хвалил себя за правильное решение больше не курить марихуану, потому что сейчас, если бы Данте напал, Вано не смог бы отбиться. — Если бы в его жизнь не вмешались мы — Рита, эксперимент и прочее дерьмо — у него все было бы хорошо. Во-вторых, он напоминает мне, что я — тоже человек. Он позволяет мне смешиваться с толпой.

Данте разразился звонким смехом.

— Какой же ты человек? Ты — великолепное творение моего отца! Царство ему Адское. Ты должен не смешиваться с толпой, а уничтожать ее! Это наше предназначение, помнишь? Мы — следующая ступень эволюции.

Зайцев улыбнулся, как улыбаются родители при виде глупой выходки своего маленького дитя.

— Кажется, я знаю то, чего не знаешь ты, Данте, — вымолвил друг. — Пораскинь мозгами. Посмотри в книгу рекордов Гинесса: столько невероятных показателей человеческой силы, ума, выносливости. В ней записано очень много фамилий, но это лишь небольшая часть представителей выдающихся людей. Тебе ни о чем это не говорит?

Данте начал краснеть. Он по-настоящему разозлился, так как понял, к чему ведет Вано, и ему это совершенно не нравилось.

— Додумался, наконец, — кивнул Зайцев. — Homo-sapience уже эволюционируют, и мы не вправе им мешать! Они будут качественно лучше нас: без инстинктов убивать все, что движется, способные размножаться и жить общественной жизнью. Они будут гораздо умнее, чем мы, и сильнее. А мы с тобой, — Вано сделал паузу, разглядывая свои слегка трясущиеся от перевозбуждения руки. — Мы с тобой монстры, созданные монстром.

— Это не так! — взорвался Данте. — Это не правда! У нас есть миссия, предназначение! Мы должны убить их всех, тупых и жалких тварей! Убить! Убить!

Сверхчеловек разъяренно топал ногами и размахивал руками в воздухе, как капризный ребенок. В одно мгновение он подлетел к Зайцеву и, схватив его за воротник, приподнял над землей, чтобы их лица оказались на одном уровне.

— Зачем ты здесь? — сурово прошипел Данте.

— Чтобы остановить этот кошмар, — довольно ответил Вано. Он не чувствовал себя дискомфортно. — Прекратить издевательство над людьми. Производство… — друг проследил за меняющемся выражении лица Данте при ненавистном ему слове. —… монстров.

В следующую секунду Вано на высокой скорости летел через весь участок. В воздухе парень успел скомбинироваться так, чтобы приземлиться ровно на четыре конечности, как кошка. После успешно выполненного трюка и довольной ухмылки Зайцева Данте разозлился еще больше. Казалось, что пространство вокруг него буквально вибрирует.

Я начал приходить в себя. Глазам было очень сложно концентрироваться, поэтому я предпочел пока их не открывать. По затылку растекалась боль. Данте заметил движение с моей стороны и молниеносно скрылся. Вано так и остался стоять на четвереньках, делая вид, что тоже поднимается с земли. Я не придавал большого значения тому, что сейчас он был метрах в десяти от меня, хотя в момент, когда на нас напали, он был совсем рядом и поддерживал меня.

— Кит, — позвал он. — Кит, ты цел?

Я ощупал себя на всякий случай.

— Никаких изменений, — сыронизировал я, учитывая, что я был весь изрешечен за несколько часов до этого. — Где остальные?

Я увидел впереди себя детектива МакКаунти, который до сих пор лежал неподвижный. Меня посетили самые плохие мысли на его счет. Я подошел к Рису и, не зная, как проверить, жив ли он, подергал его за нос. Мужчина очнулся и возмущенно заворчал что-то непонятное на басурманском языке.

Мы втроем оглядели весь участок и обыскали домик в поисках Каролины. Мое волнение проснулось. Помимо него я испытывал еще кое-что похуже: ощущение, как будто я предал нашу спутницу. Я обещал ей, что мы о ней позаботимся, а теперь мы даже не знаем, где она!

— Может, Они ее забрали? — выдвинул свою версию Вано.

Возможно, я себя накручивал, но мне казалось, что друг хочет поскорее уехать отсюда, забыв о журналистке.

— Она Им ни к чему, — возразил МакКаунти. — Она должна быть где-то здесь.

Впервые за нашу поездку моя голова начала анализировать фрагменты общей мозаики. Я почувствовал в себе невероятный скачок потенциала. Ответ на вопрос пришел ко мне незамедлительно:

— Она под землей, — полушепотом заключил я. — У Каролины была лопата, как вспомогательное звено в ее испытании. Плюс ее нет ни в доме, ни на территории. Помимо этого...

Я развел руками, призывая обратить внимание на землю у нас под ногами. Весь участок был перепахан. Была проделана колоссальная работа, и трудно было бы поверить, что это сделал всего один человек. Но не это беспокоило нас больше всего.

— Нам нужно ее откопать, — констатировал детектив. — Но где она зарыта?!

Каролина проснулась от удушья. Ей катастрофически не хватало воздуха, и от этого казалось, что она находится под прессом. Легкие сковывала тупая боль, заставляющая женщину кашлять.

Стояла кромешная тьма. Фридман принялась ощупывать пространство вокруг себя и вскоре пришла к выводу, что находится в ящике. «Гроб», в шутку подумала она и резко сорвалась на истерику.

— Гроб! — выкрикнула она и затарабанила по крышке. Ее руки испещрили многочисленные ссадины и занозы, которые она получала от неотесанного дерева.

Когда первая волна паники утихла, журналистка осознала, что кричать на уровне двух или трех метров под землей бесполезно, поэтому замолчала и тихонько заплакала, стараясь дышать медленно и неглубоко, чтобы не растратить жалкие остатки кислорода. Правой рукой она гладила лопату, которую не могла поднять, так как высоты ящика не хватало. «Какая же я дура», думала Фридман. «Трусливая дура. Даже если мужчины знают, что я зарыта, без лопаты они не успеют меня откопать». От безысходности журналистка решила мерно отстукивать по крышке своего гроба, пока у нее не кончатся силы.

— Мы не можем рыть все подряд, — возражал Вано, наблюдая, как мы с Рисом елозим руками по земле. — Мы не откопаем ее одними пальцами. И потеряем драгоценное время.

— Мы не можем оставить ее здесь, — словно в бреду говорил МакКаунти. За последние дни он сильно привязался к своей попутчице.

— Это еще почему?

Я оторвался от своего действительно бессмысленного занятия и посмотрел другу прямо в глаза. Пожалуй, я еще никогда этого не делал.

— Мы здесь одни, Вань, — твердо ответил я. — Мы четверо и Эдди. Против целого штаба злодеев, понимаешь? Чтобы играть против них, мы должны сплотиться и поддерживать друг друга. Если потеряется кто-то один — распадутся и остальные. Поэтому мы должны вытащить ее. Любыми способами.

Зайцев смотрел на меня отсутствующим взглядом. Он копался в себе, пытался что-то выудить из глубин своей души и показать, но видимо оно засело слишком глубоко. «Я — часть социума», убеждал он себя. «Я состою в обществе со схожими интересами. Мы идем вместе, рука об руку». На самом деле он так не считал. Парень чувствовал, как что-то внутри него шевелится, пытается вырваться, загореться. Это была его человеческая сущность. Но она была слишком мала и слаба, чтобы противостоять монстру, которого поселили в него несколько лет назад.

На секунду я подумал, что раскусил Вано. Мне показалось, что я нашел то, что он искал. Я осознал, чем он стал так сильно отличаться от того Зайцева, которого я знал: раньше он мучился. Его разрывало на части от того, что собственная семья отказалась от него. Теперь точно так же он отказывался от одного из нас.

— Когда мы выберемся отсюда, — тихо заговорил я. — Когда вернемся домой, мы все — ты, я, Каролина с Рисом — будем повязаны на всю жизнь. Мы уже не сможем исключить друг друга из своей судьбы. Мы будем одной… семьей.

Бровь друга дернулась, и я убедился, что добрался до сути Ваниных терзаний.

— Нам нужно действовать быстро, вряд ли ей провели кислород, — сказал Зайцев и подошел к крыльцу домика.

Оттуда он сделал три ровных шага влево и еще один наискосок. Он делал это точно, словно по линейке. Затем он прильнул к земле и начал вслушиваться. Через пятнадцать секунд он кивнул, поднялся и обратился к нам с МакКаунти:

— Нужно копать здесь, — скомандовал друг.

Мы не задавали вопросов. Втроем мы принялись ковырять землю камнями и палками, как можно быстрее вырывая яму. У Вано получалось лучше всех, он работал на высокой скорости. Мы с Рисом не задумывались о том, откуда у него столько сил. Мы вообще не подпускали к себе посторонних мыслей, чтобы не отвлекаться ни на секунду.

Тишина сводила Каролину с ума. Она пыталась услышать хотя бы скрежет насекомых или как сыпется песок в неплотные стыки деревянных досок ее гроба. Но все было тщетно. Скорее всего, журналистке заложило уши из-за нехватки кислорода. Давление возрастало, невидимый пресс, давящий на грудь и голову, становится все тяжелее с каждым вдохом. Фридман не была уверена, открыты или закрыты ее глаза. Одно она знала точно: у нее не осталось сил шевелиться или даже моргать. Она боялась, что упустит тот момент, когда перестанет дышать. Просто не заметит и умрет с последней мыслью, которая наверняка окажется какой-нибудь глупостью.

Вот оно. Легкие перестали принимать кислород. Но Каролина еще не умерла. На ее горло словно наступили шипованным ботинком. Женщина высунула язык, потому что ей казалось, что он распух и не помещается во рту. Давление извне переместилось внутрь тела, и теперь оно пыталось вытеснить внутренние органы наружу. Журналистка забилась в конвульсиях, невольно размахивая руками, ломая ногти о стенки ящика.

Наконец-то мы сделали это. Мы добрались до ящика достаточно быстро, учитывая, что он находился на глубине больше нашего роста. Я не отдавал отчета своим действиям: только-только наткнувшись на крышку, я начал шкрябать и ее своими избитыми до крови пальцами. Вано отодвинул меня и приподнял крышку. Вместе с ней вылезли гвозди, заколоченные с промежутком в два-три сантиметра. Мы с детективом не смогли бы сделать этого хотя бы без лома.

Каролина была безобразна. Она лежала вся скрюченная, с окровавленными пальцами. Из досок ее ящика торчала пара обломанных ногтей. Рот и глаза были в ужасе открыты. Женщина не дышала. Мы втроем вытащили ее и положили на землю. МакКаунти рухнул рядом с ней на колени и принялся делать искусственное дыхание, отчаянно нажимая журналистке на грудь.

— Дыши, — бормотал он себе под нос.

Вдувать воздух в искаженный агонией рот было трудно, но детектив старался изо всех сил. Иногда мне казалось, что он сам начинал задыхаться.

Мы с Вано стояли в стороне и наблюдали. Внутри меня все сжалось из-за обиды на то, что и на сей раз я оказался бесполезным. Зайцев нервничал. Он был готов сорваться с места в любую секунду, чтобы что-то предпринять, но он ждал. Он возлагал миссию по воскрешению Каролины на Риса.

Прошло уже много времени. С каждой секундой шанс на спасение Фридман уменьшался в геометрической прогрессии.

— Все, — прошептал друг. — Прошло семь минут.

Сразу после этой фразы тело Каролины затряслось. Рис отпрянул, а журналистка начала громко кряхтеть. Она жадно глотала ртом воздух, и по выражению ее лица было видно, как больно ей это давалось. Затем она перевернулась и встала на четвереньки. Внутри нее все горело, словно она дышала не кислородом, а огнем. Голова сильно кружилась, так, что невозможно было долго держать глаза открытыми. Женщину начало рвать.

Вано побежал к фургону за водой. Я держал волосы журналистки, а детектив удерживал ее саму, чтобы она снова не упала.

— Как тебя зовут? — обеспокоено поинтересовался он.

Известно, что после продолжительной остановки сердца мозг может серьезно пострадать.

— Каролина, — сквозь слезы ответила женщина.

— Ты помнишь, где ты сейчас находишься?

Фридман завыла навзрыд. Стало ясно, что она отлично помнила, где находится. Зайцев подоспел с бутылкой воды и бережно поднес горлышко к губам Каролины. Несколько глотков помогли ей немного успокоиться, и тогда мы все направились в машину. Рис нес журналистку на руках, а друг помогал мне, хотя я упорно пытался передвигаться сам.

— Муравей, — внезапно произнесла Фридман, когда мы были уже у фургона. — Муравей потерялся.

— Этого и следовало ожидать, — кивнул Вано. — Она теперь слабоумна.

— Муравей не слышит своих братьев! — возмущенно воскликнула Каролина.

— Просто помогите ей залезть в машину, — пробормотал МакКаунти.

Я разместился с журналисткой в кузове, так как нам с ней больше всех нужно было иметь возможность прилечь, и принялся неумело обрабатывать ее руки. Зайцев захлопнул за нами дверь и пошел на переднее сидение. Его перехватил Рис.

— Я не случайно заслужил звание детектива, — начал он.

— И не случайно его лишился, — съязвил друг.

— Такой умный, а шутишь все еще на уровне школьника.

— К чему вы клоните?

— Я понял, кто ты. Точнее, ЧТО ты такое. Стоило лучше это скрывать.

Друг приблизился к МакКаунти, чтобы их разговор не долетел до наших с Каролиной ушей.

— Если бы я лучше скрывал, вы бы все уже передохли, — с угрозой ответил Вано.

— Не пытайся меня запугать, у меня таких, как ты, был вагон и маленькая тележка. Не сверхлюдей, конечно, но я говорю о твоей натуре. Натуре убийцы.

— Я не убийца, — сквозь зубы процедил Зайцев. Он выходил из себя.

— Мы это наверняка не знаем. Зато слова Эдварда не поддаются сомнению: сверхлюди убивают обычных людей, это их инстинкты.

— И что дальше? Хотите всем рассказать? Вы этим ничего не добьетесь.

— Я хочу рассказать Никите. Не знаю, почему, но заметно, как ты печешься об этом парне. Если он узнает, что ты обманывал его, он расстроится и перестанет с тобой общаться.

— Не томите, МакКаунти. Что вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы ты был моим «инвентарем», а не та бесполезная железяка, которую мне любезно предоставили организаторы.

Зайцев молча кивнул. Рис устроился за руль и завел автомобиль.

День приближался к концу. Мы надеялись управиться со всеми испытаниями до вечера, но теперь солнце стремительно уплывало за горизонт, предоставляя нам очередную бессонную ночь. До следующего мотеля нам нужно было ехать всего полчаса.

— Нам нужно разойтись и больше никогда не встречаться.

— Нет, теперь нас двоих будет вечно связывать тайна. Мы убили человека, Кит. Нам нельзя разделяться, чтобы в случае чего, согласоваться и дать одинаковые показания.

Теперь мы всегда будем вместе.