Глава 18. Локация 4. Хочешь научиться — возьми учебник. Хочешь разобраться — выбрось его.

Проснулся Дима под монотонное покачивание и лёгкий скрежет чего-то неопределённого обо что-то непонятное. Распахнул глаза и пребывал в недоумении несколько долгих, пустых от мыслей секунд. Его, упакованного пуховыми подушками, как при транспортировке чего-то хрупкого, мягко укачивало в малолитражной, но, судя по изысканной отделке, дорогой карете.

Перед ним сидела светская дама европейского средневековья в цветастой широкополой шляпе с пышными перьями, которая скрывала верхнюю часть лица. Попутчица всем видом демонстрировала изысканную загадочность. На особе голубых кровей, судя по одеянию, прошедшем апгрейд в ювелирном бутике, красовалась огромная юбка. Под ней без стеснения, в смысле объёма, а не пикантности местонахождения, могли уместиться три человека Диминой комплектности.

В отличие от нижней пышности, выше пояса даму плотно, до невозможности нормально дышать, утягивало платье насыщенно-болотного цвета. Всё её одеяние было утыкано бусинами речного жемчуга. Но главным украшением наряда являлось декольте из разряда: «Простите, оголила всё, что смогла». Контраст утягивающему платью составляли пышные ажурные рукава с манжетами и воротник-корона ослепительно белого цвета, стоявший колом.

Изящно скошенный головной убор на пол-лица скрывал красную чёлку спутницы, но Диме лицезреть этот атрибут и не требовалось. Одна ехидная ухмылка, выставленная напоказ и примелькавшаяся уже до оскомины, говорила путешественнику во времени и пространстве, что перед ним ненавистное исчадье адского разврата собственной персоной.

После того как он опознал соседку и успокоился, выйдя из режима бешеного сканирования окружения, заложило нос, как при лютом насморке. В замкнутом пространстве средневековой тарантайки воняло похлеще, чем в отделе «ЛЭТУАЛЬ». В голове на автомате мелькнул вопрос: «На кой ляд она на себя ведро духов вылила?»

С этой мыслью он в протестном жесте отдёрнул плотную занавеску, закрывающую квадратное окошко в дверке, и высунул лицо наружу в надежде глотнуть свежий воздух. Но даже в заложенный нос ударил такой ядрёный аромат помойки, что молодого человека чуть не стошнило, и он рухнул обратно в подушки, судорожно зашторивая связь с внешним миром наглухо.

Джей, как всегда, с неподдельным любопытством и детской непосредственностью наблюдавшая за спонтанными телодвижениями ученика, произнесла громкое «ха», как бы обозначив в этом месте безудержный хохот. Но сам смех попридержала. И в полной мере изливать ехидную радость по поводу очередного попадания горе-ученика впросак не стала.

Дима насупился и демонстративно схватив подушку, уткнулся в неё лицом, используя атрибут комфорта в качестве фильтра. Но после единственного вдоха осознал, что и предметы вокруг насквозь пропитаны ингредиентами местного парфюма. Поэтому он тут же отбросил вонючку и просто зажал нос пальцами.

— Привыкай, неженка, — выдала Джей несколько развязно, что совершенно не вязалось с внешним утончённым образом. — Здесь ни одно приличное общество не обходится без химической завесы.

— У меня аллергия на особо ядовитые духи, — пожаловался Дима. — Нос закладывает.

— Вот и прекрасно, — усмехнулась наставница. — Зачем ты тогда зажимаешь свою сопелку, если её и так закладывает?

Дима убрал руку от лица и, уставившись на исчадье ада, холодно потребовал информацию:

— Где мы и кто я?

— Фи! Какой Вы невоспитанный мужлан, сударь, — театрально взмахнула изящной ручкой великосветская развратница потустороннего мира. — А где «доброе утро, сударыня», и «какая Вы сегодня обворожительная?» Одно слово — дикий бастард из далёкой Московии, где много-много диких медведе́й. Где вечно холодно и весь народ грубый, неотёсанный и жутко воинственный. Я даже не знаю, сударь, как Вы сможете ужиться в цивилизованном Париже времён Людовика XIII среди галантных кавалеров двора Его Величества. И тем более соблазнить саму королеву Франции.

— Э-э, стоп! — вскинулся Дима, выбрасывая открытые ладони вперёд, подражая супергерою, останавливающему на ходу встречный паровоз. — Я не понял, мы что, в Париже времён Д’Артаньяна?

— Не совсем, — переходя на усталый лекторский тон, проговорила Джей, при этом констатируя для неё очевидное. — Скучный ты. Сейчас на дворе 1620 год от Рождества Христова. Согласно мемуарам, Д’Артаньян появится здесь только года через четыре. И раз уж ты заговорил о героях бессмертного романа Дюма, я тебе по-доброму советую: забудь всё, что там нацарапано. Здесь столкнёшься с реалиями. Поверь, будешь шокирован. Это я тебе гарантирую. Я окуну тебя в самые настоящие реалии Лувра этого времени по самые уши.

— Я надеюсь, с королевой ты пошутила?

— Нисколечко. Это и будет твоей аттестационной работой.

— С ума сошла? Я что, лорд Бэкингем?

Дима лихорадочно осмотрел свой наряд. На чужом худом теле висело не по размеру длинное облачение цвета детской неожиданности. Оно напоминало матерчатый плащ грубой работы с множеством пуговиц, расположенных через каждые два сантиметра. Воротник-удавка на всю шею был застёгнут наглухо, как ортопедическая приблуда. Сзади обнаружился маленький капюшон, оканчивающийся длинным чулком непонятного предназначения.

Под этим странным пальто чувствовалась поддёвка в виде рубахи-распашонки на всю длину тела. На ногах — растоптанные сандалии на босу ногу. На голове нащупал тюбетейку, только высокую. Странная шапочка не просто прикрывала макушку, а металлическими шпильками крепилась к волосам.

— Я кто вообще? Торгаш?

— Не совсем. Ты учёный и местами даже профессор.

— Мля, — расцвёл в довольной улыбке ученик, неожиданно перешагнувший из третьего класса начальной школы совращения сразу в ранг высшего эшелона преподавательского состава, чем тут же поспешил возгордиться. — Ну так-то ладно. Какими методами профессор соблазняет студентку, я прекрасно осведомлён. Я так полагаю, королева будет моей нерадивой ученицей?

— К твоему сожалению, нет, — обломала его Джей. — Ты профессор липовый. Самозванец, не знающий даже Святого Писания — основы основ всего средневекового образования. Что же касается Её Величества, то тут всё просто. Как говорится, «красть так миллион, совращать так королеву».

— Подстава, — с интонацией матерной ругани выдохнул Дима, переходя в негодование.

— Итак, слушай и запоминай свою легенду, сам в себе психованный, — как ни в чём не бывало продолжила наставница и экзаменатор в одном лице. — Ты незаконнорождённый сын князя Балашихинского.

— Не было такого, — злобно буркнул Дима.

— Конечно, не было, — легко согласилась Джей. — И тебя здесь в это время не было. К тому же все влиятельные особы, с кем придётся столкнуться по мере прохождения экзамена, понятия не имеют о твоей дикой и никому пока не нужной родине. Так что ври в три короба — всё равно не проверят.

Дима тяжело вздохнул и, убедив себя, что ему некуда деваться от этой садистки, внутренне согласился, что придётся как-то изворачиваться и проходить эту грёбаную экзекуцию, названную наставницей «экзамен».

— Я ничего не знаю об этом времени, — честно признался человек будущего с высшим образованием.

— И не надо. Папенька твой, князь Балашихинский, был милостив к тебе и не прибил за ненадобностью, а, всучив приличную по ткм временам сумму серебром, отправил учиться в цивилизованную Европу. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Потратил ты своё состояние в славной стране Богемии, в её не менее прославленном Карловом университете города Праги на факультете свободных искусств, где изучал языки и литературу.

— И какими языками я владею?

— Всеми.

— Это как? — неподдельно удивился псевдопрофессор.

— Да вот так. Любой иностранный язык для тебя будет как родной. Стоит лишь проговорить ключ-фразу: «Я знаю такой-то язык». И любая абракадабра станет понятной. Ты с лёгкостью заговоришь и запишешь на том языке, который таким образом презентовал.

— Типа переключателя на компе?

— Типа. Только не забывай переключаться обратно на французский, иначе так и будешь шпарить на том, что был последний в настройках.

— Круто. А если меня кто начнёт спрашивать об университете?

— Тоже можешь безбожно врать. Никто из представителей французского двора там не был. В пятнадцать лет поступил, в двадцать окончил. По правилам Карлова университета, после получения звания профессора четыре года там же преподавал. Работал бы и дальше, но местные нацисты устроили дебош. Чешское студенческое меньшинство затребовало привилегии. И они их получили. После чего начали репрессии. Тебя, как проклятого гастарбайтера, чуть не прибили. Хотел было бежать на родину, но тут из Парижа пришло прошение. Его податель — епископ Люсона, некий Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришельё. Он попросил предоставить в его распоряжение толкового переводчика для выполнения работы особой значимости во славу католической церкви, короля и Франции.

С этими словами она из воздуха материализовала бумажный свиток, запечатанный большой сургучной печатью, и протянула Диме.

— Это твоё рекомендательное письмо.

— Этот епископ случайно не родственник кардиналу Ришелье?

— Дебил. Этот епископ в скором времени и станет кардиналом Франции. Кстати, король ему уже обещал.

— Так я что, буду работать у будущего кардинала Ришелье?

— Работать будешь в одной из факторий Лувра, у отца Симеона. О королевском дворе расскажу только о ключевых фигурах.

Дима не знал назначения слова «фактория», но приблизительно понял, что это что-то типа мастерской или мелкой фабрики. Уточнять не стал, потому что его напугало другое.

— Так я же не знаю их порядков? Спалюсь в пять сек.

— А ты что, французский дворянин, чтобы знать местный этикет?

— Ах да, я же дикий бастард из далёкой Московии.

— Итак, начнём по старшинству. Мария Медичи, мать короля. Тётка, кстати, нормальная для нашего дела. По весне ей исполнилось всего лишь сорок пять. К тому же фигурка… — тут она изобразила поцелуй щепотки пальцев, типа «пэрсик», — закачаешься! Правда, у Её Величества сейчас в постельных фаворитах твой наниматель, епископ Люсона. Но захочешь — подвинешь.

— Больно нужно.

— Как знаешь, — отмахнулась Джей, продолжив зачитывать досье на королеву-мать. — Женой Генриха IV Наваррского, отца нынешнего монарха, стала двадцать лет назад. Чтобы понять, что значило быть женой Генриха IV, озвучу лишь один факт. Её муж имел несколько десятков официальных фавориток в разное время. Хотя случалось и одновременно. Все дамы в фаворе находились при троне. Незаконнорождённые дети росли при отце, и он их признавал всех до единого. Представляешь себе психическое состояние законной жены в этом курятнике, которая была вынуждена ежедневно лицезреть всё это непотребство и стойко терпеть?

— Мля, — выдал Дима своё отношение к бедной женщине.

— Терпела Мария десять лет. Потом не вынесла королевского разврата и грохнула муженька. Естественно, чужими руками.

— Тётка с характером.

— Да ещё с каким! Властная, заносчивая и очень ревнивая к ухажёрам. В своём окружении всем без исключения прописывает прерогативы поведения. И не дай бог приближённым сделать что-нибудь не так, как она им определила.

Дима хотел было поразмышлять об архетипе данной особы, но решил пока просто послушать. А начать задавать вопросы, когда хоть немного разберётся.

— Мария Медичи приняла регентство за своего несовершеннолетнего Людовика. Шесть лет назад Её Величество впервые увидела выступление на заседании Генеральных Штатов Франции епископа Люсона и была буквально очарована его умом и сообразительностью, а главное — красноречием. Сделал себе зарубку?

— Сделал. Любит ушами.

— Любит умных и тех, кто дружит с красивым слогом, — поправила Джей.

— Высокопарный слог — это не по моей части.

— Это твои проблемы, и тебе их придётся решать. Поэтому советую обратить на эту сторону человеческого бытия особое внимание и использовать выданное тебе время для усвоения изящной риторики. Ты находишься в четвёртой и последней локации начальной подготовки. Поэтому должен выжать из неё максимум. Дальше выпуск и прощай, школа. Какой багаж знаний вынесешь, с тем и будешь жить.

— Не понял. Что значит «прощай»? Ты же ещё не научила меня ничему?

— Не ври. Я научила основам. Заложила фундамент. А вот какой дом ты на нём построишь, зависит исключительно от тебя.

— Сплошное кидалово, — выразил своё недовольство Дима, ожидающий большего. — Что в реальной жизни. Что в потустороннем мире.

— Ой, не скули, — отмахнулась Джей и продолжила. — После того выступления Мария делает Ришельё государственным секретарём по военным и иностранным делам и своим любовником. Кстати, епископ на десять лет младше покровительницы, и ему сейчас только тридцать четыре года. После убийства основных фаворитов королевы — четы Кончини — венценосный сынок отправил маму под домашний арест в замок Блуа. Через два года она оттуда бежала и подняла бучу. Обычно, когда родственники бранятся, то максимум бьют посуду на кухне. А вот у королевских отпрысков всё сложнее. Когда они скандалят, то собирают армии и устраивают войну. Месяц назад мама потерпела сокрушительное поражение от армии сына. Но вместо того, чтобы добить смутьянку, Людовик пошёл на примирение. И здесь не последнюю роль сыграл Ришельё, который выступил миротворцем и сумел услужить двум господам королевской крови одновременно. Он убедил Людовика, что взбалмошную мать лучше держать при себе на коротком поводке, чтобы ещё чего не отчебучила, а Марии обеспечил возвращение ко двору, чего она, по сути, и добивалась. Вот в таком интересном положении ты и застанешь эту троицу. Королева-мать одна, всеми покинутая, фактически под домашним арестом. Ришельё разрывается меж двух огней, всё больше склоняясь бросить любовницу и перейти на сторону короля. Людовику же на эту парочку наплевать, потому что у него имеется друг детства — Шарль д’Альбер, ставший год назад герцогом Люинем, который, по сути дела, и является сегодня истинным правителем Франции. Но постарайся не попадаться ему на глаза. Редкостная сволочь.

— Как, если мне придётся шнырять по замку?

— Твоё место дислокации — книжная фактория. Там ты будешь жить, есть, спать, гадить и иногда работать. А Шарль и книги — вещи несовместимые. Он даже не подозревает, что в Лувре есть помещение для изготовления и хранения никому не нужного дерьма с буквами. Теперь что касается короля. Людовику девятнадцать лет.

— Хм, так он ещё пацан? — непроизвольно вырвалось у слушателя, несмотря на предупреждение, вспомнившего фильм про трёх мушкетёров, где король ему в папы годился.

Джей на «хм» не отреагировала.

— Как ты уже понял, детство его проходило в самом настоящем аду. С одной стороны, мальчику с пелёнок талдычили, что он будущий король Франции и те, что толпились вокруг, ему не чета. С другой — именно по этой причине наследника пороли больше остальных. Притом пороли только потому, что он будущий король. Папа так решил.

— Хорош папаша, нечего сказать.

— Отец, кстати, единственный, кто любил мальчика по-настоящему. Просто у Генриха имелся инновационный подход к воспитанию подрастающего поколения. И лупил он сына исключительно исходя из педагогического принципа: «Меня в детстве лупцевали — и ничего, до короля дорос. И тебя, значит, пороть требуется, чтоб вырос монархом». Но психику папочка ему сломал не этим. Упиваясь инновационной деятельностью в области образования, он решил, что мальчиков никто не обучит грамотному сексу, кроме него самого. Поэтому законные дети и бастарды мужского пола частенько приглашались на просмотр разнузданного порно с его участием и одной из фавориток.

— Я в шоке, — выпучил глаза ученик, — его папаша что, вообще с башкой не дружил?

— Я тебя заранее предупреждала о нравах. Так что шок — это будет твоё нормальное состояние. И если у тебя уже психика сформирована, и ты на занятиях по практическому сексу у Генриха наверняка бы получал эстетическое удовольствие от просмотра порнухи вживую, то вот у маленького Людовика она сломалась. С детских лет и до конца жизни он панически боялся женщин.

— А как же его жена? У них что, не было детей?

— Были. Целых два мальчика. Вот только не от него. У Людовика XIII вообще не могло быть детей по медицинским соображениям. Он старался, конечно, но исполнять супружеские обязанности для короля являлось сущей каторгой.

— Круто, — оживился будущий даритель рогов венценосной особе.

— Когда Людовику исполнилось четырнадцать, мама женила его на испанско-португальской принцессе Анне Австрийской. Будущая королева Франции — одногодка с королём.

— Ну спасибо, что хоть совершеннолетняя, — пробурчал Дима, опять не вовремя вспомнив о мушкетёрах Дюма, где королева рисовалась далеко не детского возраста.

— Первая брачная ночь стала настоящей катастрофой, настолько разрушительной для утончённой натуры Людовика, что на долгих четыре года он вообще забыл дорогу в покои своей супруги.

— Бедная девочка, — в очередной раз влез в повествование ученик.

— Помолчи, бестолочь, — рявкнула Суккуба, включая ангельский режим воздействия, показывая, что он уже достал её своими репликами не по делу, и, убедившись, что ученик заткнулся, нормальным голосом продолжила: — Только спустя четыре года его миньон и единственный друг, герцог де Люин, в буквальном смысле силой затащил Людовика в спальню Анны, закрыл на ключ и не выпускал короля до тех пор, пока тот не переборол себя и не исполнил супружеский долг. С тех пор он иногда посещает будуар жены и даже что-то там с ней делает, но не факт. Люиню в этом нелёгком деле помогала жена, некая Мари Эме де Роган-Монбазон, на данный момент лучшая подруга молодой королевы. В настоящий момент эти две проныры практически неразлучны.

— А этой звезде сколько лет? — опять влез Дима чисто машинально, уже забыв о нагоняе и находясь в состоянии задумчивости.

— Она на год старше Анны. Девочки спелись настолько, что без согласования между собой единолично приключения на задницы не ищут. Имей это в виду. Вообще, надо сказать, Мари знатно испортила испанскую инфанту.

— Испортила, надеюсь, для меня в хорошем смысле?

— Надейся, — неожиданно улыбнулась Джей.

Она замолчала, давая ученику переварить услышанное.

— Ну, более или менее образ короля сложился, — прервал Дима затянувшуюся паузу.

— Теперь что касается королевы Анны. Девочка выросла при испанском дворе. Турниры, коррида и прочие щекочущие нервы мероприятия. Горделива и эмоциональна, как истинная испанка. Получила для своего времени неплохое образование. Владеет латынью и практически всеми основными европейскими языками. Улавливаешь?

— Улавливаю. Получается, я смогу с ней общаться на каком-нибудь незнакомом при дворе языке?

— В принципе, и это тоже. Она до маниакальности боится кар небесных от Всевышнего и всего, что связано с потусторонним миром. Вот такой у неё милый бзик. Благодаря тому, что король после свадьбы к ней не то что охладел, но даже и не нагревался, то под предводительством своей лучшей подруги девочка пустилась во все тяжкие: романы, измены, интриги. В общем, живёт насыщенно, весело и интересно, в отличие от короля, которому постоянно скучно.

— А как же богобоязнь?

— У католиков с этим всё нормально. Главное — вовремя замолить грехи и купить индульгенцию. С её финансовыми возможностями их можно покупать пачками каждый день.

Тут карета выехала на брусчатку, отчего цокот копыт и грохот колёс стал заглушать рассказчицу, и она повысила голос.

— И в заключение о работодателе. Твой наниматель — самый опасный соперник для тебя на всех фронтах. Умён, образован. С отличием окончил парижский университет. Изучал грамматику, искусства, философию. После окончания поступил в военную академию, но не окончил. Денег не хватило. Поэтому пошёл работать епископом в Люсоне. Защитил диссертацию в Сорбонне на степень доктора философии по богословию. В Лувре бывает редко, но метко. До сих пор числится фаворитом Марии Медичи. Но, являясь официальным духовником молодой королевы, большую часть своих визитов уделяет Анне.

— Вот пострел, везде успел.

— Но не очень преуспел. С Марией Медичи вынужден быть любезным и обходительным, продолжая играть роль фаворита. Только она ему уже осточертела. А вот все попытки встать в очередь любовников Анны пока нещадно проваливаются. Она даже не рассматривает его кандидатуру в качестве мужчины, видя в нём лишь священника.

— Обидно, наверно?

— Наверно. Но Ришельё упорен в достижении цели.

— Ну я всё-таки помоложе. У меня шансов больше.

— Напомню. Арману тридцать четыре. Но и ты в свои двадцать пять для Анечки уже старый «папик». Так что между вами разница для молодой цветущей особы несущественная.

— И на какой козе мне прикажете к ней подъезжать?

— А это уже не учёба, а экзамен. Поэтому это я буду спрашивать в итоге, на какой козе ты к ней подъезжал, и оценивать, насколько удачно. Подумай. Чем безродный гастарбайтер, да ещё в возрасте и без какого-либо положения в обществе, без монеты в кармане, может привлечь избалованную повышенным вниманием молодую и красивую девушку до такой степени, что она позволит себе разделить с ним постель?

И тут Дима выпал в осадок. А действительно, чем? Пока принимал поток информации, он как бы само собой крутился в кругу придворных лиц, имеющих непосредственный доступ к королевским особам. И только сейчас осознал, что в Лувре будет числиться не выше самого захудалого слуги, об которого даже лакеи будут вытирать ноги, как об коврик.

— Правильно думаешь, — усугубила его размышления Джей, ехидно улыбаясь, — ты при дворе будешь канцелярской крысой, живущей в грязном чулане. Роскошных одеяний, украшений, способных ослепить и ошеломить придворных дам, у тебя не имеется, а всё, что есть, — это то, во что ты одет.

— И что прикажешь делать? — не на шутку обеспокоился ученик, не видя даже проблеска для выхода из сложившейся ситуации.

— Думай, — ответила Джей напыщенно строго, — тебе здесь, возможно, долго придётся жить. Дорогу осилит идущий. Анализируй информацию, ищи выход. И заруби себе на носу: безвыходных ситуаций нет. Их не существует. Просто некоторые их не желают искать либо тупо не видят.

Честно говоря, Дима действительно растерялся, а когда она напомнила о долгой жизни, встрепенулся.

— А после смерти я буду появляться в этой карете?

— Наконец-то первый правильный вопрос, — усмехнулась Джей, — в связи с возможной продолжительностью выполнения задания ты будешь возрождаться там, где проснулся в день смерти. Поэтому будь осторожен. Не пробудись в Бастилии. Иначе это будет для тебя замкнутый круг, из которого уже никогда не выберешься. Поэтому очень тщательно следи за тем, где засыпаешь. И самое главное — в процессе сдачи экзамена я тебе не помощник. Сам понимаешь. Хотя при каждом твоём убийстве буду навещать для утирания соплей и консультации. Поэтому, если соскучишься, — убивайся. По-другому меня рядом не ищи.

— Но это же вообще подстава! — возмутился ученик. — Я же от незнания реалий тут таких дров наломаю.

— Вот на переламывании этих дров и будешь учиться. Как вступишь в какое дерьмо — убьют. Возродишься — поплачешься, попробуешь другую линию поведения. А так — извини. Всё сам, всё сам. И последнее. Так сказать, секретное напутствие на дорожку. Ди, ты в состоянии сдать этот экзамен даже с первой попытки, если хорошо постараешься. Вспоминай и оперативно находи применение всему, чему научился.

Карета остановилась.

— Всё, — по-барски величаво констатировала Джей, откидываясь на спинку сиденья, — приехали.

— Куда? — зашуганно поинтересовался не на шутку разволновавшийся Дима, отодвигая край тяжёлой занавески и выглядывая наружу, и тут же в восхищении восклицая: — О, да это же Собор Парижской Богоматери!

— Нотр-Дам-де-Пари, — уточнила Джей. — В данный момент епископ Люсона находится где-то здесь. Ни пуха тебе ни пера, ученичок.

— Ну вот и иди сама знаешь куда, — пробурчал Дима, покидая средневековый транспорт и с опаской оглядываясь по сторонам.

Он вздрогнул, когда обернулся к карете, а той словно и не было. Исчезла. Ни цокота копыт, ни шума отъезжающей повозки. Просто исчезла, и всё! Дима остался один посреди улицы в состоянии опешившего туриста, неожиданно потерявшего из вида своего гида, а заодно и всю свою группу.

Торопливо отойдя к краю мостовой и прижавшись к ограде, он ещё минут пять рассматривал окружение и прохожих, снующих туда-сюда, давая себе время успокоить внутренний мандраж и привыкнуть к этой не совсем привычной для себя обстановке пространства и времени.

По его ощущению, в досточтимом городе Париже царило раннее утро. Точнее определить не получалось. В столице Франции стояла пасмурная погода, но без дождя.

Толчеи не наблюдалось. Прохожие хоть и имелись, но все как один рабоче-крестьянского вида, тащащие куда-то корзины, тюки и мешки на горбу. Насмотревшись и успокоив сердцебиение путём многоразового прочтения мантры «Я — ведущий», он сделал единственное заключение из всего увиденного: «Санэпиднадзора на вас нет».

Грязь, смрад и неухоженность чувствовались абсолютно во всём. А воняло, как в его мире на мусорном полигоне. Все здания казались серыми и обшарпанными, будто такого понятия, как косметический ремонт, в это время не существовало в принципе. А может, оно так и было.

Новоиспечённый Ди Балашихинский поглубже упрятал руки и свиток в широкие рукава обшарпанного одеяния, сделавшись нахохлившейся квочкой на насесте. Сгорбившись и стараясь не привлекать внимание, двинулся к мрачному собору, где, в отличие от мостовой, вообще людей не наблюдалось.

Но не успел он дойти до массивной металлической калитки, как от собора по дорожке в его направлении двинулись три фигуры. Дима даже не заметил, откуда они появились. Явно вышли из здания. Но этот момент он прозевал, озираясь по сторонам и поневоле приходя в ужас от разрухи местного ЖКХ.

Впереди вышагивал высокий худощавый господин с пышной женской причёской, облаками с двух сторон спадающей на плечи, с чётко выделяющимся пробором строго посередине. Судя по колыханию волос господина, в отличие от всего окружения, они были тщательно вымыты и до статической наэлектризованности начёсаны. Шикарную шляпу с перьями мужчина нёс в руке, видимо, не желая мять причёску.

Одет франт был в роскошные панталоны цвета спелой сливы, которые большей частью были спрятаны в ботфорты выше колена персикового цвета. В такой же сливовой тужурке, тоже практически полностью скрывающейся под странной накидкой-распашонкой невнятного красновато-розового оттенка. Она накрывала плечи с руками, но выставляла напоказ тужурку с бантами и рюшками по центру. В общем, петух гамбургский в парижском исполнении.

А вот следом за ним вышагивали два самых настоящих мушкетёра. Тот, что шёл слева, был широк и низок, а тот, что справа, тощ и высок. В общем, Тарапунька со Штепселем. Оба в широкополых шляпах с пером, в красных плащах с крестами, широкими перевязями и при шпагах. Им приходилось постоянно придерживать своё оружие, потому что длинные клинки то и дело норовили зацепить брусчатку.

Пока Дима с любопытством разглядывал троицу, троица разглядывала его. Разноцветный господин — с недоумением на узком лице, которое не расширяли даже раскидистые усы, задранные вверх. А красные мушкетёры — с красными рожами, со злобой и ненавистью. Дима даже успел подумать, с чего бы это. Он вроде ещё ничего не успел им сделать: ни обматерить, ни плюнуть им в перегретые морды.

То, что господин как раз и являлся его нанимателем, он даже не сомневался. Другого и быть не могло. Поэтому тут же подобрался, изрядно волнуясь. Ещё бы. Сам Ришелье шествовал к нему для знакомства и будущего покровительства.

Хотя большее волнение вызывали два цепных пса, явно его телохранители, которые, не имея поводков, казалось, готовы были через ограду перемахнуть и истыкать представителя будущей цивилизации, как швейная машинка заевший в лапках кусок тряпки.

Подходя к калитке, охранник-коротышка рванул вперёд VIP-персоны, и Дима даже успел испугаться, невольно сделав шаг назад. Он был уверен, что низкорослик, из последних сил удерживающий себя от вынимания шпаги, кинулся на его немедленную ликвидацию. Но тот, не прекращая корчить зверскую рожу, распахнул калитку, давая возможность щёголю пройти через неё, не утруждаясь.

Епископ подошёл к непонятному для него гостю вплотную и скривил намакияженное лицо, как бы интеллигентно интересуясь: «Ты кто такой, придурок? Из каких Богом забытых трущоб припёрся в наш епископский район?»

В ответ Дима замер, как истукан, уставившись в длинный горбатый нос Ришелье, тупо соображая, откуда взялись в этом времени биты, одной из которых этой исторической личности подрихтовали носопырку. Посредине шнобеля красовалась не просто горбинка, а стопроцентная вмятина от вышеупомянутого спортивного снаряда.

А дальше события замелькали калейдоскопом. То, что мушкетёры в два шага обступят Диму, было предсказуемо. Хотя до сих пор непонятно, с какого перепугу они на него взъелись. Расфуфыренный петух, вдоволь насмотревшись на непонятного субчика и, видимо, сделав для себя какие-то нелестные для Димы выводы, небрежно протянул изнеженную руку, сплошь унизанную перстнями, не забывая при этом кислить морду лица.

Дима, находясь в растерянности, не придумал ничего лучше, как промямлить: «Здравствуйте, Ваше Преосвященство» — и пожать поданную ему ладонь, по-рабочекрестьянски стиснув кисть с такой силой, что отчётливо услышал лязг скрежещущих друг об друга украшений. А может, это был лязг вынимаемых охраной шпаг? Он определить затруднялся. Но то, что два клинка вонзились в его плоть, прочувствовал со всей определённостью.

Последнее, что увидел покойник, отходящий в следующее своё перерождение, — как донельзя перекошенный в презрении патрон достал из рукава тонкий до прозрачности платочек, брезгливо вытер пожатую ладонь и бросил использованный аксессуар в лицо упавшего на спину неудачника.