Глава 8. Локация 2. Быть марионеткой позорно, но выгодно, потому что за тебя тобой всё сделают.

Очухавшись в очередной раз и потирая грудину, отходящую от фантомной боли, Дима не стал продолжать прерванный диалог. Оставаясь в статичном положении, он пытался лихорадочно придумать, что необходимо сделать такого-эдакого, чтобы перестать всякий раз умирать от этого грёбаного страха. Он уже понял, что ему досталось очень впечатлительное и совсем слабенькое здоровьем тельце. Вот только поменять его вряд ли получится. Поэтому решать проблему придётся с тем материалом, что есть.

Но как, мать её, можно перестать бояться рыка, разрывающего внутренние органы в клочья? Убийственного взгляда, проникающего в голову и тупо останавливающего работу мозга? Как можно не бояться жуткой нежити, дожидающейся этажом ниже, готовых порвать его на миллионы маленьких Димусек? И как, скажите на милость, можно научиться не бояться страхов, о которых даже не знаешь?!

— Неправильная постановка вопроса, — бесцеремонно влезла в его мысленный процесс Джей. — Вне тебя страхов в природе не существует. Ни я, ни асуры нижнего этажа сами по себе ими не являемся.

— Ну да, — хмыкнул ученик, не оборачиваясь. — Вы совсем для меня никакой опасности не представляете. Подумаешь, просто убиваете — и всё.

— Не ври, — тут же отреагировала Джей не менее ехидным тоном. — Лично я тебя даже пальцем не тронула. Страх формируется исключительно внутри твоей тупой башки и отдельно от неё не рождается. А так как ожидание страха всегда превосходит саму суть опасности, то тебя убивает собственное сознание, заранее донельзя перепуганное. А там внизу, кстати, тебя вообще никто не просил кидаться в пасть нежити. Я бы даже назвала их действия элементарной самообороной.

Подобный расклад изрядно повеселил Диму, заставив скривиться в ухмылке. Действительно. Какие монстры-людоеды? Сплошная самооборона. Закряхтев, словно старый дед, он принял сидячее положение и развернулся, намереваясь поспорить. Но Джей продолжила психоликбез в наставительном тоне, не дав ему даже рот раскрыть.

— Не надо превращаться в бесстрашный овощ, что проживёт до первой смертельной опасности. Надо, не прекращая бояться, держать страх под контролем. А в твоём случае требуется ещё и создавать его искусственно в нужные моменты и поддерживать во времени. В этом и заключается умение управлять страхом.

— Но как? Это же бессознательная особенность психики. Как сознанием можно управлять страхом, когда оно, бедное, от этого страха вообще выключается?

— Можно, если обладаешь соответствующим инструментом, который базируется на другом чувстве — злости. Это очень полезная эмоция, выпестованная эволюцией за миллионы лет. Злость — это ядерный реактор твоих свершений, дающий энергию для деятельности, отсутствие которой приводит к состоянию, называемому вами «депрессия». Никогда не разбрасывайся злобой, изливая её на окружение. Это всё равно что выкидывать жизненную энергию на помойку. Научись аккумулировать этот актив внутри себя. Внутренняя, или, вы иногда называете, спортивная злость является фундаментом силы воли. А вот уже с помощью этого инструмента можно управлять всеми эмоциями, в том числе и страхом. Только внутренняя злость на себя заставит тебя себя заставить.

— С этим мне не повезло, — тяжело вздохнул Дима. — Я бесхарактерный, как мама частенько говаривала. У меня нет силы воли.

— Характер — это принципы, возведённые в статус закона. Человек с характером — это сгусток воли. Но воля — это не объект, который у кого-то есть, а у кого-то нет, это процесс, требующий постоянной тренировки. А воля, помноженная на спортивную злость, и даёт как раз ту самую силу воли, которой у тебя якобы нет.

С минуту сидели молча, не смотря друг на друга. Дима обдумывал услышанное и взвешивал свои возможности хоть что-нибудь воплотить из сказанного. Джей не мешала, давая тем самым понять, что ученик думает в правильном направлении. Но затем, заявив, что он ей надоел своим бездельем, махнула костлявой рукой.

От порыва ураганного ветра легковесного юношу сдуло, отправляя в темноту выгрызенной норы. Ученик только и успел завопить на одной ноте, скользнув по мокрому полу и в очередной раз пересчитывая ступени. Но как ни старался затормозить, у него ничего не получилось. Он со всего маху шлёпнулся в грязь, да так смачно, что облил жидкой субстанцией асуров нижнего этажа с головы до ног.

Каменные уроды на пару секунд остолбенели от подобного непотребства, чем дали молодому человеку время сгруппироваться. Дима не помнил, как взлетел по ступеням обратно. Перепуганный до жути ученик постепенно приходил в себя, сидя на полу и обхватив мосол ноги бабки-смерти. Широко распахнутыми глазами он пялился на расплавленные туши асуров, выскочивших за ним следом и тут же попавших под колдовскую раздачу хозяйки верхних апартаментов.

Продолжая часто и шумно дышать, несчастный обернулся и, поняв, за что держится, тут же вспомнил своё обезьянье прошлое. Он, уподобившись макаке, звонко взвизгнул, кидаясь на карачках прочь в дальний угол, где из темноты выскочила здоровенная крыса размером с кота. Тварь, яростно заверещав, запрыгала на месте, стараясь ещё больше запугать трусливого человечка. Но это оказалось для Димы уже перебором.

Нет. Он не умер. Наоборот, повёл себя как настоящий пацан. Дима с остервенением и нечеловеческой реакцией поймал агрессивного грызуна за хвост и со всей дури брякнул его башкой о камень.

Крыса, наверное, сдохла сразу, но ему этого показалось мало. Поэтому принялся с остервенением лупить обмякшей тушкой об пол, пока совсем не выдохся. Вернее, пока пещера не огласилась визгливым воплем фанатки бесчеловечной расправы:

— Мочи крысёныша!

Только тогда Дима осознал, что устал. Он выпустил из рук размозжённый труп. Без сил рухнул на пол, опираясь спиной на стену. И, закрывая глаза от дикого изнеможения, расслабился.

— Я впечатлён, — негромко, с ноткой сарказма проговорил загнанный в угол ученик.

— Чем? — хмыкнула ликующая Джей, продолжая находиться в приподнятом настроении.

— Демонстрацией, что страх увеличивает всё, к чему прикасается. Мне бы без его помощи от каменных монстров ни в жизнь не убежать.

— Не было никакой демонстрации, — отмахнулась бабка-смерть, — просто я указала на единственный способ отсюда выйти. Ты хоть сообразил, где и в каком времени находишься?

Дима вопросительно уставился на страшилку. Странно. Но он действительно ни разу за всё время пребывания в этом мокром каземате даже не соизволил поинтересоваться: «А где это он?»

— Понятно, — оценила его тупой взгляд Джей. — Там, за толщей камня, — указала она на стену, у которой пристроился Дима, — течёт небезызвестная тебе река Инд.

— Что-то я не помню в индийском пантеоне ни таких, как ты, ни таких, как они, — мотнув головой в сторону расплавленных кучек камня, бестактно прервал ученик пояснения учителя, похоже, с потерей сил потерявший ещё и страх с признаками хорошего тона.

Бабка-смерть грозно зыркнула, но карательных мер не предприняла, а лишь помолчав, продолжила:

— В это время страны с названием «Индия» не существовало. Ещё не народилось ни одного известного тебе бога. Даже до рождения Будды, как до космоса. Я — первоматерь. Все аспекты верований тебе знать необязательно, но с некоторыми придётся ознакомиться. По легенде, ты — мой посланник, а это накладывает определённые обязательства на поведение.

— Мля, — буркнул ученик, не проявляя эмоций. — Я так понимаю, снаружи каменный век?

— Бронзовый, — столь же равнодушно поправила училка, — я для аборигенов та, кто порождает любую жизнь, — с этими словами она взвесила свой огромный детородный орган, тут же выпустив болтаться, — и та, кто любую жизнь обрывает.

Бабка-смерть вскочила и в один миг оказалась вооружённой до зубов. В одной руке — увесистая дубина, в другой — устрашающего размера тесак. У ног появилось копьё с маленьким круглым щитом. На голове к рогам добавился причудливый шлем. Талию толщиной в позвоночник охватил пояс, увешанный разного размера ножами, шипастыми колотушками и ещё непонятно чем. В общем, арсенал оказался достаточно внушительным.

Продемонстрировав убийственную воинственность, она уселась на импровизированный бонсай, растворив в воздухе всё оружие, и преспокойненько продолжила:

— Отныне ты мой аватар. Если аборигены тебе не поверят, то убьют. И будут убивать до тех пор, пока не поверят.

— Ну ничего себе. Где ты и где я.

На что Джей опять начала из пустого в порожнее:

— Весь мир — театр. Люди в нём — актёры. А умные — ещё и сценаристы, и режиссёры в одном лице. Думай. Рожай сценарий. Играй. Обучайся. И главное, не забывай, по поводу чего ты здесь находишься.

С этими словами Джей, указав рукой на проём, скомандовала: «Твой выход, Ди. Не облажайся».

Ученик тяжело поднялся на жидкие ножки. Сказывалась и усталость, и боль в мышцах от перенапряжения, и откровенный внутримышечный тремор от страха. Немного поколебавшись, он, осторожно ступая по мокрому полу, пошёл вниз.

Спустившись в нижнюю пещеру, огляделся, ища подсказки. Насыпанная на пол флуоресцентная пыль расцвечивала тьму зеленоватыми оттенками. Словно смотришь в прибор ночного видения. Но, обойдя помещение, понял, что рассматривать здесь абсолютно нечего. Оно было пустым.

Дойдя до противоположного выхода, заглянул в проём, уходящий круто вверх. Тяжело вздохнул и начал подниматься. Узкий подъём, для прохода только одного человека, вывел к закрытой двери, из-за которой пробивался солнечный свет. Причём дверь оказалась заперта снаружи.

— Это ещё что за фигня? — выругался Дима.

Высадить её плечом оказалось несподручно. Ступеньки под ногами крутые и мелкие. Того и гляди оступишься, и тогда прости-прощай шея, держащая дурную голову. Дощатая преграда оказалась добротно сколоченной, и щели виднелись только на уровне пола и потолка.

Снизу ничего разглядеть не удалось. Перед дверью снаружи оказался приямок. Сверху заглянуть в щель не позволила физподготовка. Диме не удалось извернуться, чтобы взглянуть хоть одним глазком на то, что творится с той стороны. Оставалось только приложить ухо к доскам и прислушаться.

Какие-то звуки явно искусственного происхождения едва доносились до слуха: отдалённый стук, скрип. Но никакой информативности они не несли. Неожиданно Дима услышал человеческие голоса. Их было двое. Мужчины. И они приближались.

Аборигены вели малоэмоциональный диалог, словно общались ни о чём. Дима никак не мог разобрать их речь. И только когда голоса приблизились, он с ужасом понял, что они говорят на непонятном ему языке.

«Мля, — подумал он озлобленно, — обезьяны и те по-русски руками махали, а тут, похоже, придётся в довесок ко всему непонятному ещё и без переводчика обходиться».

Говорившие подходили всё ближе, и Дима расслышал не только их шаркающие шаги, но и то, что эта парочка волокла по земле что-то тяжёлое. А когда до него дошло, что мужики направляются непосредственно к его двери, он, недолго думая, как можно осторожней стал спускаться задним ходом, используя все четыре конечности.

Шорох открываемой задвижки. Резко распахнувшаяся дверь. Два бородатых мужика в одинаковых одеяниях с размаха забрасывают тело голого человека в проём. И не успело оно долететь до притаившегося попаданца, кувыркаясь по ступенькам, как бородачи так же резво дверь захлопнули. Дима не смог ни увернуться от падающего трупа, ни застопорить его в проходе. Мертвец был значительно массивней и буквально смел худосочного парнишку, не оставляя ему никаких шансов на выживание.

Проанализировав первый блин комом и вспомнив, что наглость — второе счастье, на следующей попытке Дима решил действовать на опережение. Когда бородачи открыли задвижку, Дима со всей силы толкнул дверь и выскочил наружу, рассчитывая на эффект неожиданности. Судя по реакции трупоносов, ему это удалось. Оба мужика, бросив ношу, приземлились на задницы в состоянии неописуемого ужаса. Вырвавшись на оперативный простор, Дима заметался из стороны в сторону, жадно впитывая информацию об окружении, понимая, что много времени ему на ознакомление не дадут.

Он оказался на небольшой каменной площадке, напоминавшей театральную сцену, окружённой с трёх сторон скалами, а с четвёртой — земляной склон с врезанными в него деревянными ступенями. Они вели на большую вытоптанную поляну, аналог зрительного зала, за которым начиналось человеческое поселение, состоящее из строений незнакомой архитектуры. Посреди самой площадки непонятно как росло дерево, похожее на то, что было в пещере. Только это было явно живым, с листочками, а вот в его ветвях красовалась мёртвая скульптура Джей.

Пробежав вокруг дерева со статуей и узрев двух бородачей, стоящих на карачках с вытаращенными глазами, посланец богини не придумал ничего лучше, как набрал в лёгкие побольше воздуха и что было сил завизжал. Сложно сказать, почему молодой человек с высшим образованием и воспитанный в приличной семье решил, что все посланники богов должны выглядеть придурками. Тем не менее данная выходка сработала на ура. Оба мужика тут же уткнулись мордами в землю, перестав подавать какие-либо признаки жизни.

Дима ещё пометался какое-то время, изображая «божественного» на всю голову, но высматривать больше было нечего. Спускаться по склону не рискнул. Оставалось только вернуться к Джей и попытать эту заумную сволочь на предмет: что ей от него надо и как это «надо» с кем-нибудь сообразить.

Юноша, тяжело дыша от заполошного бега по импровизированной сцене, с оторопью в широко распахнутых глазах смотрел на крутой спуск в темноту пещер. В один момент поняв, что спускаться, оказывается, куда страшнее, чем подниматься, он почти с минуту не мог заставить себя двинуться вниз. Но тут на страх высоты наложился страх быть пойманным — мужики за спиной зашевелились.

Он ещё несколько секунд колебался, а затем обозлился на собственную никчёмность, перешёл в режим «Я — ведущий» и аккуратно, на трясущихся ножках, принялся спускаться, решив, что это меньшее из представленных на его рассмотрение зол. А когда достиг светящегося пола, то даже похвалил себя за проявление силы воли, которую, оказывается, так просто в себе вызвать. Да, только заставив себя, можно себя заставить.

Забравшись по мокрым ступеням в исходную пещеру и протиснувшись между двух оплавленных куч, расхрабрившийся ученик бесцеремонно уселся напротив Джей и, даже не успев отдышаться, тут же выпалил:

— Ну, давай, рассказывай.

— Что? — переспросила она, изображая статую на поверхности.

— Чего ждать? Чего не миновать?

— Забей. Ещё не вечер.

— Очень информативно. А что будет вечером? — допытывался Дима, уже поняв, что всю подноготную из неё придётся вытягивать клещами занудства.

— Вернее, даже не вечером, а ночью, — поправилась богиня, выходя из состояния статичности.

Неожиданно скелетообразное чудище спрыгнуло с дерева и, заложив скелеты рук за тазобедренные кости, принялось потягиваться. Затем, проковыляв на раскорячку мимо обалдевшего ученика, пинками отправило оба каменных бугра скакать вниз по мокрой лестнице.

Удостоверившись, что асуры благополучно возродились на своём этаже, синхронно рыкнув, Джей принялась расхаживать и наконец-то вводить Диму в курс дела.

— Благодаря тому, что ты до смерти напугал стражников, они сейчас оклемаются и устроят в городе переполох. К ночи власти примут решение устроить тебе «Хакрапую».

Дима не стал даже спрашивать, что это такое, только вскинул брови, одной мимикой давая понять свою неосведомлённость по этому вопросу.

— Не бери в голову, — махнула мослом руки Джей, — это такой праздничный ритуал пяти удовольствий. А удовольствия у аборигенов простые до безобразия. Обожраться мясом, рыбой, печёными яичками шелкопряда, упиться алкоголем и после всего этого заняться неординарным сексом.

— Нормальные удовольствия, — не без сарказма хмыкнул ученик, — приемлемые.

После чего резко вспомнил, что жрать хочет, как со вчерашнего дня некормленый.

— Не гони макак по веткам, джунгли ещё вчера кончились, — несколько неадекватно пошутила училка, — мясо подадут варёное, а не в виде привычного для тебя шашлычка.

— Мля, — вздохнул Дима, с детства ненавидевший склизкое мясо в супе, и, как оказалось, этот факт был хорошо известен ангелу разврата.

— Хотя бульончик хорош. Советую.

Молодой человек кивнул, принимая к сведению.

— С рыбой дела обстоят ещё хуже. Эти уроды не умеют её готовить. Я даже не могу объяснить, с чем это связано. Поэтому рыбные блюда в местной кухне — такое «г», прости Господи, руки бы поварам оторвала. Яички шелкопряда — деликатес на любителя, которым ты, как я понимаю, не являешься. С алкоголем тоже беда. То, чем они заливают зенки, алкоголем назвать вообще нельзя. Редкостная гадость. Поэтому ещё совет: с пойлом не заморачивайся, иначе до секса не доживёшь. Или всё, что съешь, окажется на партнёрше в пережёванной и слегка переваренной консистенции.

Дима вновь кивнул, находясь в сосредоточенном состоянии и моделируя себя за виртуальным столом.

— Зато с партнёршей тебе однозначно повезло. Девочка необычная. Тебе, убогому, такая ещё не попадалась. Не буду раскрывать её таланты, но для тебя главное, что партнёрша опытная, не одной сотней мужиков тренированная. Не подведёт.

— Хороша девочка, — брезгливо скривился ученик, — местная проститутка. Хотя чего было ожидать от апофеоза адского разврата?

— Чья бы корова мычала, — беззлобно отреагировала Джей. — И вообще, завидуй молча. Она, в отличие от тебя, получит свои пять удовольствий сполна. А вот для тебя каждая минута пребывания наверху может стоить жизни. Поэтому нисколько не удивлюсь, если так до аборигенки и не доберёшься, застряв где-то между мясом и рыбой с яйцами.

И тут бабка-смерть, в противовес старческому воплощению, залилась таким задорным хохотом, что Дима уже через секунду валялся и сучил ножками, изображая бег на месте, лёжа на боку. Свалился не преднамеренно. Вскочить вскочил, но натруженные ножки не выдержали.

До вечера ученик не маялся, а тупо спал. Опять же, не сам уснул — Джей подсобила. Она с особым старанием, аж вывалив из пасти длинный раздвоенный язык, скрутила сначала одну фигу на просьбу ученика чего-нибудь поесть. Затем вторую — на мольбу чего-нибудь попить, объявив, что пожрать и попить у него ещё будет возможность, а вот поспать — вряд ли. Поэтому, убрав фиги обратно за тазобедренные мослы, скомандовала: «Спать». На что ученик послушно потерял сознание до самой полуночи.

Никто не будил. Сам встал в режиме зомби, неустойчиво покачиваясь. Но, услышав от восседавшей на своём дереве училки: «Пора», как примерный ученик подтянул спадающие штаны и поплёлся на приготовленный для него эшафот с удовольствиями. Так как находился спросонок в состоянии недосыпа, то по поводу предстоящего испытания вообще никаких эмоций не проявил. Голова находилась в девственно чистом состоянии. Локомоторные функции вроде как частично проснулись, а вот мыслительный процесс забыл это сделать.

Только когда спустился на нижний этаж, невольно замер на последней ступени, тупо уставившись на двух светящихся уродов, с таким же недоумением пялившихся на обнаглевшее мясо. Встреча с асурами, с одной стороны, окончательно разбудила, с другой — погрузила в глубокий ступор, что не дало времени испугаться.

Он попросту не успел, так как с противоположного прохода вывалилась очередная порция недавно охладевшего корма, на этот раз женской конфигурации, и сквозь доносящийся издалека барабанный бой какая-то писклявая тётка заунывно принялась звать какого-то Халяма-маляма. Да так настойчиво, что оба монстра, даже не позарившись ни на свежак в виде Димы, ни на консервы мертвечины, рыча и толкаясь, рванули наверх на тёткин призыв.

Наступила тишина. Барабаны смолкли. Плаксивая тётка успокоилась. Убежавшие наверх асуры и те никаких признаков активности не проявляли. Ни за кем не бегали, никого не жрали. В наступившей гробовой тишине Дима осторожно ступил на пол нижнего этажа, ежесекундно ожидая подвоха. Но ничего не произошло.

Призрачно светившаяся пыль, постоянно сыпавшаяся с уродов, толстым слоем покрывала пол пещеры. А там, где стоял он, из-за стекающей по ступенькам воды она превратилась в светящуюся грязь, очень напоминавшую по консистенции зелёную зубную пасту.

У наконец-то проснувшихся мозгов тут же родилась идея в русле современного авангардизма, решив сделать из себя светящуюся инсталляцию. Вот только субстанция оказалась сказочная, как и её производители. Голые руки в ней пачкались, а одежда — ни в какую. Светящаяся грязь с неё просто осыпалась пылью.

Решив удариться во все тяжкие, Дима скинул с себя рваные тряпки и принялся намазываться этой дрянью с ног до головы. Притом на голову потратил значительно больше времени, чем на тело, втирая флуоресцентную пасту в пышную шевелюру и пытаясь изобразить с волосами что-нибудь такое-эдакое. Изначально старался придать им сходство с рогами, как у Джей. Но получилось не очень.

В результате с причёской а-ля морской ёж он отправился наверх. Пожрать, попить, ну и так далее по списку. Всё время, пока накладывал грим, в различных вариантах прикидывал в голове актёрский образ. В конечном итоге пришёл к выводу, что изображать безмозглого, как утром, будет неправильно. А вот божественно величавого, пожалуй, то, что нужно. Тем более с такой иллюминацией на всё тело.

Деревянная дверь оказалась распахнутой настежь. Снаружи царила непроглядная ночь. Даже луны в обозримом пространстве неба не наблюдалось. Поэтому сразу бросились в глаза две светящиеся спины асуров, замерших изваяниями, словно часовые на посту справа и слева от дерева.

«Мля», — промелькнула в голове единственная мысль от увиденного.

Дима, озираясь по сторонам, выбрался наружу. Его основательно потряхивало. То ли жидкие ножки после крутого подъёма тряслись от перенапряжения, то ли они дрожали от страха в преддверии чего-то непонятного и явно смертоубийственного. Подкравшись к окаменевшим монстрам, он замер в нерешительности, соображая: «Ну и как по их грёбаному ритуалу правильно обходить: справа или слева?» В итоге выбрал ни то ни другое, решив пролезть прямо напролом через нижние ветви дерева и выныривая в результате между ног статуи бабки-смерти.

На зрительный зал, заполненный до отказа разношёрстной публикой, его экстравагантное явление народу, как бы из чрева богини-матери с членом по колено, произвело неизгладимое впечатление. Народ сначала в едином порыве шумно выдохнул, а затем с причитаниями и блеянием попадал на землю. Кто в молитвенном коленопреклонении, кто в обморок.

Но Дима в зрительный зал не смотрел. Аборигены его мало занимали. Куда больше заинтересовала голая тётка, сидевшая на раскорячку в позе лотоса прямо напротив того места, откуда выполз посланник, и которую Джей по недоразумению обозвала девочкой.

От неожиданности его появления женщина заметно качнулась, видимо собираясь рухнуть в беспамятство, но какими-то силами удержалась и, вытаращив глаза, уставилась на странного светящегося аватара Первоматери, представшего в виде мальчика, из одежды которого наличествовал только зеленоватый свет.

Тётенька, судя по потасканности, мальчику в мамы годилась. Хотя по лицу даже примерный возраст не определялся. Потому что оно было разукрашено и разрисовано под манер примитивного кубизма с признаками позднего авангардизма и с вкраплениями всех известных стилей современного искусства. В общем, красок не пожалели.

К тому же она предстала пред ним в свете тусклого освещения асуров, изображающих храмовые светильники. Ну и самого Димы, от которого в полной темноте изливалось достаточно света, чтобы рассмотреть партнёршу.

Первое, на что обратил внимание, — цвет кожи. Изначально тётка показалась негритянкой. Но, приглядевшись, он эту версию отмёл как не соответствующую действительности. Несмотря на то что кожа и в самом деле выглядела смуглой, до африканского иссиня-чёрного отлива ей было далеко. Да и чертами лица она скорее напоминала цыганку с Казанского вокзала, что недавно, но уже в прошлой жизни приставала к нему с просьбой позолотить ручку.

Кроме нательной росписи, тётка была увешана украшениями, как новогодняя ёлка, с макушки до пяток. Даже выставленный напоказ заросший волосатыми дебрями лобок и тот был увит бусами крест-накрест. Черты лица крупные. Особенно выделялся мясистый нос и пухлые щёки. Губы, напротив, выглядели худосочными. Но это могло быть результатом натянутой фальшивой улыбки, от которой сам рот аборигенки казался чересчур большим для её маленькой головы.

Пухлости и мягкости прослеживались во всём теле. Сразу видно, тётеньку голодом не морили. Нельзя сказать, что заплыла жирком, но рёбра, в отличие от Диминого тела, не прослеживались. Вот только это на грудях почему-то не сказалось. Титьки у аборигенки были так себе. Ни нулёвка, но и до среднестатистических не дотягивали. К тому же оканчивались странными образованиями, соединяя в нечто единое соски с ареолами. Эдакий большой конусообразный сосок на полгруди.

Дима производил осмотр в режиме ошпаренной кошки и, только закончив с напарницей и перейдя к накрытому на земле столу, вспомнил, что он посланник Божий, которому так тупо вести себя не подобает. Спохватившись, он состроил на физиономии надменность. Поприветствовал зрителей, раскинув руки в стороны и мазнув презрительным взглядом по толпе. С ленивой небрежностью попытался сесть напротив аборигенки в ту же позу, что и она. Но с первой же попытки понял, что не йог. Поэтому попросту прилёг на бок, посчитав эту диванную позу вполне величественной.

Джей ничего не рассказала о самом ритуале, поэтому светящийся посланник такой-то Матери понятия не имел, что делать. Наставница только запугивала чуть ли не ежеминутной опасностью пребывания наверху. Но в данный момент он скорее был сконфужен, чем напуган. А выданная на праздник напарница вместо того, чтобы помогать, потупила глазки на свою «мохнатку» и самоустранилась.

С минуту ничего не происходило. Тётка сидела, зациклившись на своей волосатой кормилице. Светящиеся чудища изображали каменные памятники. Народ внизу давил колени в землю, порождая такую же статичную картинку, как и всё остальное. И только Дима суетливо вертел башкой, лихорадочно соображая, как же это всё запустить с паузы на воспроизведение.

— Слышь, — не выдержав, на блатной манер зашипел божественный засланец, наезжая на напарницу по-русски, заранее зная, что местная порнозвезда в нём ни бельмеса. — Ты давай уже шамань чё-нибудь. Я чё ли за тебя пахать буду?

Женщина вздрогнула и медленно подняла на полубога обезумевшие от ужаса глаза, переходя из простого оцепенения в онемение на грани слабоумия. Дима даже не ожидал, что инородная речь произведёт такой фурор. И пока та не успела предпринять чего-нибудь пагубного, он использовал самый распространённый в таких случаях интернациональный разговорник — жестикуляцию.

Посланник, скорчив рожу, мол, давай сама, немаленькая уже, принялся активно махать светящимися руками над столом, изображая то ли фокусника, то ли дирижёра. Как ни странно, но это сработало. Тётка ожила, расплелась из своего лотоса и с профессиональной сноровкой принялась потчевать проголодавшегося полубога. Притом, в отличие от распорядка, не раз упомянутого Джей, она пыталась накормить его всем и сразу, наплевав на очерёдность подачи блюд.

Ученик не забыл о советах. Поэтому из всего предложенного взял только глиняную миску с бульоном. Демонстративно небрежно выловил пальчиками кусок мяса величиной с кулак и выбросил за спину с видом, мол, подобная гадость ниже его божественного достоинства. Это была первая и последняя его ошибка.

Неожиданно сзади раздался леденящий душу шелест очнувшегося асура. Глухой, но до жути страшный щелчок захлопывающейся пасти и хруст перемалывающих жерновов. Дима в панике осознал, что выброшенным куском нечаянно угодил прямо в морду чудовища, чем оживил осветительную статую. От страха он чуть не сиганул через стол и обслуживающую его голую официантку. Но вид ещё больше перепуганной напарницы, моментально свернувшейся в позу эмбриона и замершей на земле без признаков жизни, остановил его бегство.

Почему-то эта демонстративная женская беспомощность вместо первичного порыва бежать неожиданно вызвала в нём желание защитить. И Дима по непонятным для него внутренним убеждениям броском накрыл тётку собой. Будто монстр — это разрыв гранаты.

Напряжённое тело женщины вздрогнуло, простонало и тут же размякло, раскрываясь и топя в своей податливости трясущееся от страха тело юноши. В башке у Димы воцарился кавардак. Он уже ничего не соображал. Стереотипные поведенческие переключатели трещали подобно реле на древней телефонной станции при наборе номера. Тело само всё делало. Причём никакой логики в его неадекватном поведении не прослеживалось.

Да и о какой логичности можно говорить, когда Божий посланник своими действиями не только не походил на разумное существо, но даже до безмозглой скотины недотягивал. Со стороны этот олигофрен больше напоминал сексуально озабоченное и крайне похотливое исчадье преисподней. Что-то типа чёрта с одной извилиной, отвечающей за гениталии.

Бешеные глаза, неспособные ни на чём сфокусироваться. Распахнутый рот со стекающей слюной. Быстрое и рваное дыхание с присвистом, словно он не по обморочной женщине ползает, лапая её обмякшее тело, а марафон бежит. Детородный орган напрягся до мучительно болезненного состояния и норовил вот-вот лопнуть. Похоть захватила в плен, задавив жалкие потуги осознания аморальности своих действий.

Помимо одурманившего вожделения где-то там в той же голове накатывал девятый вал воистину животного страха. Светящийся полубог, вцепившись в обездвиженную плоть женщины, елозил своим торчком у неё между ног, стараясь как можно быстрее с ней совокупиться. Хоть раз сунуть перед смертью.

Наконец, свихнувшийся самец благодаря тыканью уже опухшего от напряжения члена куда ни попадя умудрился попасть куда требовалось. Мгновение неописуемого блаженства от проникновения тут же сменилось ужасом с остановкой сердца. Она внутри оказалась холодная!

От осознания того, что насилует окоченевший труп, дегустатор «пяти удовольствий» совсем потерял всякие ориентиры. Голову повело подбитым в штопор вертолётом. Перед глазами замельтешил калейдоскоп. Катастрофически не хватало воздуха. Он задыхался и был уверен, что его кто-то душит. Но даже находясь на грани жизни и смерти, не мог остановить процесс совокупления с трупом.

Вишенкой на торте стал классический вагинизм окаменевших мышц влагалища. От неожиданной, ощутимо болезненной подлянки в виде поймавшего его за член капкана юноша по-девчачьи завизжал, дёрнулся в неудачной попытке вырваться, но отупевший рассудок, доведённый до предельной точки возбуждения, лопнул невообразимым оргазмом. Причём, как показалось Диме, кончил он внутрь самого себя, взрывая яички.

И тут между ног родилась сверхновая, которая взрывной волной сонма переживаемых эмоций отправила одуревшее сознание на тот свет. Только на этот раз смерть оказалась не мгновенной, как раньше, а растянутой во времени на некую неопределённость. Вроде бы и долго, но в каких пределах это «долго» измерялось — вот хоть ещё раз убивай, не понял.