Глава 9. Локация 2. Истина только тогда имеет смысл, когда доходишь до неё самостоятельно.

Возрождение оказалось необычным. Нет, внешние атрибуты остались прежними. Тот же мокрый пол, та же темень. Вот только вместо фантомной боли он несколько долгих секунд пребывал в состоянии затухающего оргазма. Ни разу в жизни подобного не испытывал. Даже не знал, что такое возможно.

«Мля», — томно протянул приходящий в себя Дима, продолжая плющиться от наслаждения.

— А то, — тут же поддержала его мысль, судя по голосу, такая же кайфующая Джей, видимо, отхватившая сполна причитающиеся по договору проценты.

Он с большим трудом сел. Слабость по уровню недомогания соответствовала любовнику, только что закончившему секс-марафон под убойной дозой «Виагры» и отвалившему без сил на мокрые от пота простыни. Впервые за проведённое в этой локации время Дима абсолютно не ощущал страха. Но всё удовольствие обломала Джей.

— Я думаю, ты уже понял, что забыть эту фееричную связь страха и секса у тебя больше не получится, — проскрипела наставница уставшим голосом, будто не Дима до смерти на трупе уработался, а она, бедная, упахалась загребать удовольствие чужими руками.

Он ничего не ответил, ожидая продолжения. И оно последовало.

— В твоей голове сформировался эмоциональный эталон удовольствия, к которому теперь будешь стремиться всю оставшуюся жизнь. Ты догадался, что выступил марионеткой и от тебя ничего не зависело. А вот теперь, мальчик, тебе придётся сотворить нечто подобное самостоятельно. Мне без разницы, как ты это сделаешь. Главное — результат: соединение двух этих эмоций в единый конгломерат. Это будет твоим заданием для выхода из данной локации.

С этими словами Джей ткнула корявым пальцем в еле виднеющийся проход, давая понять, что постановка задачи на экзамен произведена и пора действовать.

— Я могу задавать уточняющие вопросы? — осторожно поинтересовался ученик, вглядываясь в очертание прохода.

— Конечно, — нарочито фальшиво кивнула чудо-юдо-бабка-смерть, нехорошо как-то оскалившись, чем дала почву подозрениям, что с этим Диму ожидает явный подвох.

— Хорошо, — так же наигранно весело согласился юноша, поднимаясь на ноги, и тут же уточнил: — Я должен буду умереть при этом или достаточно самого факта соединения этих эмоций?

— Хороший вопрос, — похвалила Джей, перестав скалиться. — А главное — правильный. Мне достаточно будет прочувствовать аномальный оргазм.

Аккуратно спускаясь в полуприседе, стараясь заранее разглядеть стражей нижнего этажа, Дима достиг последних приступок. Вот только чудовищ там не было. Светящаяся пыль на полу присутствовала, притом толстым слоем. А вот его производителей — нет.

Почему-то первой пришла мысль, что на этот раз он воскрес не ранним утром, а уже ближе к полуночи. И чудища умчались наружу, превратившись там в памятники-светильники. Но, ступив на пол пещеры, он с той же лёгкостью, с какой выдвинул версию, её же и задвинул. Им овладела странная уверенность, что это помещение заброшено уже давно. Пыль лежала идеально ровным слоем, и его следы стали единственными, нарушающими перфекционизм напольного покрытия.

Дальше — больше. Поднявшись наверх, Дима с удивлением обнаружил, что деревянная дверь не заперта и так же производила впечатление, что ею давно не пользовались. Отворяя рассохшуюся от времени створку, он влип в паутину.

Туманная дымка над поселением и птичий гомон с обезьяньим визгом, доносящийся со стороны джунглей, однозначно указывали на раннее утро. Город ещё спокойно спал в предрассветном тумане.

Дерево, как и скульптура, находились на месте. Вот только на этот раз у ног статуи в качестве подношений лежали незнакомые крупные цветы и фрукты. Причём оторванных головок цветов было много, а фруктов только два. Оглядев с разных сторон причудливые плоды, Дима после недолгих размышлений принялся их жадно поедать, убедив себя, что богине ядовитые бы не принесли.

Плоды оказались вполне съедобными, с незнакомым, но приятным сладким вкусом. А может, их такими вкусными сделало чувство голода. Кто его знает. Вот только, съев всё, что нашёл, сытым не стал. Фрукты — не мясо с колбасой. Что поел, что понюхал. Только жрать больше захотелось.

Поводив в одиночестве хоровод вокруг дерева, размышляя над перипетиями нынешней жизни, он успел не только согреться, но и высохнуть. Не найдя к чему придраться в спящем окружении, ученик двинулся обратно в пещеры, намереваясь завалить Джей вопросами, которых за время прогулки зародилось множество.

Каково же было его удивление, когда не обнаружил на месте ни бабку-смерть, ни её раскидистый бонсай. Теперь не только нижняя, но и верхняя пещера оказалась пустой. Он поорал, создавая гуляющее эхо, повозмущался, требуя ответа на незаданные вовремя вопросы. Матерно обозвал училку, нарываясь на грубость и провоцируя. Затем принялся канючить и унижаться, но Джей как в воду канула.

Брошенный на произвол Дима, как неприкаянный, поплёлся на свежий воздух. Сидя на верхней ступени деревянной лестницы, спускающейся к окраинам селения, он загрустил и, пустив слезу, принялся себя жалеть. И было от чего. Джей, сволочь преисподней, не только самоустранилась от образовательного процесса, но и затребовала от абитуриента невозможного.

Да и вообще, она устроила какой-то беспредел. Ему теперь требовалось не только сдать экзамен как таковой, но ещё и создать предпосылки к его проведению. То есть каким-то образом организовать аборигенов для проведения ему этого экзамена.

Перебрав возможные варианты, в его памяти неожиданно всплыл дядя Саша, старший брат мамы. Он его видел лишь по праздникам, когда родственник с женой, тётей Мариной, приходили в гости. Так вот, этот дядя Саша как напьётся, а он проделывал это с завидной регулярностью, всегда в определённой стадии опьянения, ревел на весь дом одну и ту же песню: «Ой, мороз, мороз». Так он, видите ли, выплёскивал из себя всё душевное говно, накопившееся от грёбаной жизни.

Дима, посчитав, что в настоящий момент его жизнь не менее грёбаная, решил использовать эту песню для техники призыва. К тому же на эту возможность наталкивала сама сцена в виде небольшой каменной площадки, окружённой с трёх сторон скалами, и работающая как акустический рупор. Поэтому всполошить город подобным образом вполне реально.

А вот, размышляя о самом экзамене, он натолкнулся на засаду. Секс с тёткой он организует, никуда та с этого сабантуя не денется. Проблема заключалась в другом: где взять страх для наложения на этот секс? Проанализировав, ученик пришёл к выводу, что экзаменаторша именно в этом аспекте максимально нагадила, убрав источники страха в виде асуров.

Дима полдня просидел в пещере, устроив мозговой штурм на предмет, где взять пугало на пустом месте. Даже боязнь смерти для этого дела не подходила. Он уже настолько к ней привык с этими возрождениями, что совсем потерял страх по её поводу.

Тогда горе-ученик попытался подойти к проблеме с другой стороны. А чего боится лично он? Что его может держать в страхе? Первое, что пришло на ум, — зубные врачи. Это факт. Он их с детства боится. Вот только это здесь ни к селу ни к городу. Хотя было бы прикольно. Ты её имеешь, а она в это время норовит тебе в рот бормашиной залезть и все зубы высверлить. Брр. Жуть.

Так ни с чем не определившись, Дима решил в поисках вдохновения и сбора дополнительной информации прогуляться по городу. Вдруг подвернётся какая оказия с кучей страха, которую можно будет пристроить для дела. Встал, взбодрился, подтянул постоянно спадающие штаны и отправился исследовать чужой мир.

Тот оказался так себе. Особо исследовать было нечего. Городская окраина, откуда Дима начал свой этнос-экскурс и где, в принципе, и закончил, представляла собой убожество. Дома из высушенных на солнце глиняных блоков, дворы с высокими заборами, за которыми ничего не видно. Крыши, покрытые тропическими листьями. Узкие и кривые улочки с забитыми мусором сточными канавами. Грязь, вонь, духота и нещадно палящее солнце.

Где-то дальше в центре возвышалась внушительная цитадель, но Диму в ту часть города не пустили стражники, выловившие попаданца ещё на подступах. Эти уроды сначала наорали на своём гыр-гыр наречии, а затем и пнули под зад, прогоняя оборванца обратно в трущобы. Пришлось ретироваться.

Зато на окраине никто не тронул. Население практически отсутствовало. Никаких страшилок, способных помочь в ночном ритуале, не нашёл. Единственное, что его напугало во время экскурсии, так это стая макак, неожиданно выскочившая из-за угла. Шерстяное мясо явно от кого-то удирало и, перепугавшись от столкновения с ним, устроило визгливую истерику. За что взаимно напуганный Дима тоже на них наорал на правах ещё недавно занимавшего пост вожака целого племени гомо-дебилов и вертевшего эту шушеру на вертеле, поедая на завтрак, обед и ужин.

Фактор неожиданности как источник страха он, конечно, для себя отметил, оценив его вполне действенным. Вот только подобный испуг может оказать влияние накоротке и во времени не растягивается. Жалко, что заранее подобное не приготовить, теряется эффект.

Поняв всю тщетность своих намерений что-либо найти для самозапугивания и не придумав ни одной хоть мало-мальски стоящей идеи, он двинулся в засранные местные джунгли. Если в предыдущей локации граница селения и леса представляла собой сортир как химический и бактериологический фактор защиты от хищников, то местный заградительный барьер был самой обыкновенной помойкой.

Притом эта свалка являлась непролазной нисколько для лесных хищников, сколько для самих людей, лишая горожан возможности прохода в дикие заросли. Он прошёлся в одну сторону, но, поняв, что эта экологическая катастрофа бесконечна на всём протяжении сопряжения города и леса, развернулся и потопал в свою пещеру. Там было прохладно, что давало возможность переждать дневной зной в благоприятных условиях. А то черноволосая башка уже явно начала перегреваться.

Практически подойдя к подъёму в скалах на площадку со статуей богини, он неожиданно увидел в сплошной мусорной лесополосе вполне окультуренный проход. Явно искусственно насыпанная из речного песка дорожка уводила куда-то вглубь джунглей. Слева и справа от прохода кусты представляли собой новогодние ёлки, снизу доверху увешанные лоскутами разноцветной ткани.

Любопытство тут же толкнуло на подвиги. Пройдя по растительному коридору, он вышел в ещё один архитектурный комплекс, при виде которого даже остолбенел от непонимания того, что это перед ним. Возникло ощущение, что здесь аборигены зачем-то соорудили пародию на город, выстроенный в масштабе один к десяти.

Пройдя вглубь по центральной улице и с удивлением обозревая домики с его ростом и ниже, ещё не понимая, для чего их тут соорудили, он неожиданно встретил двух мужчин. Работяги обкладывали красным обожжённым кирпичом ровно выкопанную прямоугольную яму, о чём-то между собой переговариваясь на своём тарабарском языке. И тут до него дошло.

«Да это же кладбище», — вспышкой осознания припечатала его мысль, заставив встать как вкопанным. «А кирпичная кладка, похоже, разновидность гроба. А что? Нормальный гробик. Считай, вечный. Не то что наши сосновые».

И только сейчас под рваную одежду украдкой пробрался липкий страх. Да ещё какой. Дима терпеть не мог кладбищ. Они его до жути пугали. Притом пугали не наличием покойников, а своей тишиной и умиротворением.

Он развернулся и, словно на деревянных ногах, постоянно ускоряясь, кинулся на выход. Входные кусты он уже пролетал, несясь со всех ног. На автомате, не снижая скорости, добежал до деревянных ступенек. Пулей взлетел на каменную площадку и только там, тяжело дыша, остановился и оглянулся на город и тот кусок джунглей, за которыми скрывался местный погост.

С одной стороны, в голове родился готовый сценарий, и кладбище в нём — как раз то, что требовалось. Но с другой — да он туда ни ногой. Зная себя, прекрасно понимал, что по собственной воле, да ещё ночью до города мёртвых даже дойти не сможет. Ноги просто откажутся слушаться.

Вторую половину дня Дима скрупулёзно анализировал сложившуюся ситуацию с учётом всей имеющейся информации. После чего всё же решился сдать, а вернее, сдаться обстоятельствам и попробовать пройти эту грёбаную локацию. По его расчётам, у него были неплохие шансы и сексом заняться, и устрашиться до обмоченных штанов. При этом прекрасно понимал, что шанс может быть предоставлен лишь раз. Второго Джей ему просто не даст. Обязательно что-нибудь испортит и заставит искать другую страшилку. С неё станется.

План был прост, как рубль. Закатить концерт. Организовать застолье. Накормить и напоить тётку. Сам решил попоститься от греха подальше. Джей на еде не настаивала, поэтому травиться нет необходимости. После чего оттащить местную прошмандовку на местный погост и там, жутко пугаясь, заняться сексом.

Перед началом представления он разнагишался. Основательно натёрся люминесцентной грязью. Ещё раз прокрутил в голове сценарий и, не найдя грубых нестыковок, собрался было уже подниматься, как тут родилась ещё одна идея: шоу с использованием светопреставления. Дима решил, если уж пускать пыль в глаза, так по-взрослому. Чтобы у аборигенов не только зенки запудрились, но и повылазили от грандиозности увиденного.

Он нагрёб пригоршню сухой светящейся пыли и, поднявшись, встал на верхней ступеньке лестницы в позу супергероя: ноги на ширине плеч, ладони лодочкой подняты к небу. Настроился на роль и громко, насколько смог, запел: «Ой, Мороз, Мороз!»

Посланник богини избрал образ жреца, распевающего божественный гимн, посвящая его кому-то великому и могущественному. Ну а чем Дедушка Мороз не тянет на подобное божество? Тем более если вспомнить, что эта сказочная сущность с завидной регулярностью накрывает планету целыми эпохами оледенения.

По сути, сама по себе песня и построена как гимн-мольба о пощаде. Попытке усладить просящими речами нечто могущественное и смертельно опасное. Выпросить милость, вымолить прощение за жизнь свою непутёвую, в коей только и нашлось, что место для ревнивой жены, хоть и красивой, да только попробуй такую некрасивой назвать. Ой, Мороз, Мороз враз милей окажется.

Излитая песнь от всей широты русской души произвела на жителей спящего города неизгладимое впечатление, заставив повсеместно повыскакивать на ночные улицы и расцветить город отблесками факелов. Огоньки вспыхивали повсюду, собирались в кучки, после чего вытягивались в ручейки, текущие в его сторону.

Пропев три круга по три куплета и наблюдая стечение к нему народа, Дима решил с призывом закончить, замерев статуей в героической позе подношения небу, выдерживая паузу в стиле памятника. Народ, собираясь на поляне, начинал бурлить в хаотичном мельтешении. Но близко не подходил. Вперёд батьки никто в пекло не лез, а батька то ли ещё не подоспел, то ли выпихнуть его из общей массы не получалось.

Дождавшись момента, когда задние ряды начали выдавливать передние, сам, находясь в предвкушении, как можно выше швырнул пригоршню флуоресцентной пыли к звёздному небу. Вместе с нею к звёздам полетел и его вопль: «Хакрапуя».

Шоу вышло на загляденье. Порошок не просто взметнулся бесформенным облаком с зелёной подсветкой, а буквально взорвался в воздухе подобно пиротехническому салютному шару, только без грохота взрыва. Дима сразу догадался, кто помог со спецэффектом, но, несмотря на понимание, был заворожён красотой зрелища, открыв рот, как дитя малое, плющась в улыбке восхищения. Но при этом, пока свет, искрясь, медленно оседал плавными струями, вихляясь, словно капли дождя по стеклу, он успел скрыться с глаз ещё больше обалдевшей публики.

С их стороны всё выглядело так, будто это посланник богини разлетелся в пыль, подсвечивая собой склон и в особенности ступени для восхождения, как бы указывая пастве истинный путь веры, по которому ей надлежало следовать.

Уже сидя в проходе за деревянной дверью и подглядывая за происходящим на сцене, Дима по достоинству оценил и помощь Джей с фейерверком, и собственную смекалку с пылью. Сначала ничего не происходило, но слышимый гул толпы говорил о том, что люди не расходятся, а значит, премьера состоялась.

Как бы это ни выглядело неправдоподобно и постановочно, но Дима угадал с планом даже в мельчайших деталях. Некоторое время спустя на площадке перед деревом замельтешили тени. Кто-то что-то таскал. Кто-то что-то из того, что притаскивали, выкладывал. Наконец к импровизированному столу под руки приволокли в сиську пьяную официантку. Почему Дима решил, что она пьяная? Да потому, что голая тётка на ногах еле стояла, то и дело запинаясь о собственные конечности и с завидной регулярностью порываясь упасть.

Два здоровенных мужика буквально принесли женщину под руки. Усадили и, связав её в позу лотоса, с поклоном явного облегчения вручили замершей официантке какую-то блеснувшую вещицу и скоропалительно удалились.

После привода, вернее, приноса под руки напарницы он подкорректировал придуманный образ и мысленно пробежался в общих чертах по сценарию. Стараясь выглядеть как можно уверенней, со словами «Помирать так с музыкой» Дима выдвинулся для прохождения аттестации по технологии создания страшного секса или сексуального страха. Ну а там уж как масть попрёт.

Посланник богини не крался, как тать, но и не ломился слоном, пытаясь двигаться медленно и величаво. Но, быстро сообразив, что телосложение не позволяет выглядеть грандиозно и торжественно, перешёл на стелящийся шаг. Стараясь как можно меньше производить шума, имитируя скользящую поступь, он вышагивал подобно Иисусу по водной глади.

Приблизившись к столу, остановился и принялся детально разглядывать партнёршу по ритуальным играм, уподобляясь подростку, изучающему запретную эротическую картинку в глянцевом журнале. Ему кровь из носу требовалось возбудиться, несмотря на коллапс их первого свидания.

Выставленные напоказ интимные места и пристальное к ним внимание сделали своё дело. Дима решил обмануть собственный мозг, забыв её вчерашнюю в качестве трупа, и внушил себе, что сегодня привели другую, пусть и очень похожую. Да и вообще, они тут для него все на одно лицо. На том и успокоился. Вернее, наоборот, благополучно возбудился.

Оторвавшись от женских прелестей, он постарался сконцентрироваться и почувствовать эмоции партнёрши. И вот тут получил сенсационную неожиданность. Тётка находилась в состоянии жуткого страха на грани паники. Того самого, ему недостающего страха, который он спокойно мог у неё позаимствовать! Всё оказалось так просто!

Но, памятуя о наставлениях Джей по поводу создания в себе инструмента управления эмоциями, решил, что будет полезно держать силу воли наготове. Поэтому тут же обозлился на свою тупость, что не учёл подобный вариант получения страха, и, заставив себя себя заставить, решил не менять первоначально разработанного сценария, а всё проделать, как задумал.

По плану процесс кормления и поения напарницы необходимо было проделать быстро, не задерживаясь ни на одном блюде. Начал с мяса. Зачерпнул бульон мелкой миской, похожей на одутловатую пиалу, набрав мутной жидкости на один глоток. Покатал по стенкам, давая остыть до приемлемых значений. Поднёс к лицу, оценивая степень нагрева, а затем подставил миску к её губам. Тётка ощутимо вздрогнула, будто задремала по ходу дела и только что проснулась.

Аватар богини, находясь в эмоциях аборигенки, почувствовал скачкообразное возрастание страха, но он тут же притупился. Осталось ощущение испуга, впрыснувшее в кровь порцию адреналина, и с ним следовало обращаться очень осторожно. Притом настолько, чтобы не спугнуть, как бы каламбурно это ни прозвучало.

Полученный от неё страх оказался трепетен и пуглив, лёгкой оторопью приподнимая волоски на всём теле. Такое подвешенное состояние боязливости оказалось даже приятным. Но Дима прекрасно осознавал, что стоит ему чуть пережать или недожать, и эта трепетная пугливость либо взорвётся неконтролируемой паникой, либо, наоборот, напрочь растворится и потеряется. Притом контролировать это чувство в себе он мог, только влияя на испуг напарницы.

Женщина, продолжая держать голову опущенной, лишь пригубила бульон. Дима посчитал, что этого достаточно для получения удовольствия от ощущения вкуса. С рыбой аборигены действительно перемудрили. Теперь он понимал, за что Джей хотела оторвать им руки. Они её переготовили. Каждая рыбина тянула кило на два, и, если бы не шкурка, то просто бы растеклась по блюду, так как по консистенции она внутри напоминала майонез.

Он не нашёл ничего лучше, как грязным пальцем подцепить полужидкую массу и таким не совсем эстетичным способом предложил опробовать второе блюдо по списку. Тётка, недолго думая, сноровисто заглотила наживку вместе с пальцем по самое основание. До этого она держала голову низко опущенной, а вкушая полужидкую рыбу, впервые по-девичьи застенчиво подняла взгляд, воровато забегав глазками по светящемуся хозяйству посланника, находящегося в полной боевой готовности.

Смачное всасывание вкусного пальчика вызвало резкое возбуждение у развращённой не одной сотней мужиков жрицы любви. За счёт этого и по посланнику прокатилась дополнительная волна тестостерона. Дима даже заволновался за столь лавинообразный рост сексуального желания партнёрши, поймав себя на ощущении, что тётенька так же резво начала терять страх, заменяя его игривой похотью. А вот этого допускать было нельзя.

Он медленно наклонился и решительно отобрал ритуальный четырёхгранный нож из её руки. Та попыталась воспротивиться, вцепившись в клинок мёртвой хваткой, но Дима, не церемонясь, вывернул оружие из ладони, взятой на излом.

Резкий отрывистый стон, рефлекторное обхватывание больной кисти здоровой и зашуганный взгляд в собственный пуп. Такими были последствия неповиновения. Тем не менее причинение боли подействовало должным образом. К почти истаявшему страху неизвестности добавился испуг получения боли.

Хорошо, что изначально отказался попробовать местное пойло. Гурману газированных энергетиков прошлой жизни хватило только его понюхать. Чуть не вырвало. Сунув нос в крынку, Дима будто концентрированного перегара в жидком виде хапнул в лёгкие, аж закашлялся с тошнотным позывом.

Задержав дыхание, он плеснул отраву в миску и, продолжая не дышать, сунул вонючую жидкость ей под нос. Тётка, всем видом напоминая прожжённую пропойцу, радостно встрепенулась, забыв про больную кисть, и жадно, пока не отобрали, в один приём осушила посудину.

Дима протянул на ладони пару печёных личинок шелкопряда на закуску — последнее блюдо из обязательного списка. Та без пиетета сгребла угощение, закинув в рот, и с некоторым облегчением выдохнула. И только тут молодой человек запоздало осознал, что только что собственноручно опохмелил страдалицу. Алкашка, получив заветное, стала быстро терять страх и возбуждение.

Она перестала пялиться на кудри своего лобка, подняв голову, но и на голого посланника не смотрела. То ли размеры пугала не пугали профессиональную давалку, то ли кайф ловила, сидя в позе лотоса с осоловевшими глазками и улыбкой, как-то сразу ставшей пьяной.

Дима, поняв ошибку, лихорадочно принялся искать пути к возврату напарницы в испуганное состояние. Оглядел пьянь с ног до головы, не понимая пока, что с ней делать. Уставился на нож, прикидывая, можно ли его использовать для запугивания, вернее, как.

Только через минуту метаний до него дошло, что вообще-то запугивать следует себя, а не эту синявку. По большому счёту, какое эмоциональное состояние будет иметь эта кожаная кукла с дырками, ему должно быть по барабану. Джей на этом не заостряла внимание при постановке задачи. Хотя первые неуверенные шаги с будоражащим испугом ему понравились. Жаль, что не смог удержать это воздушное чувство в состоянии шаткого равновесия.

Алкоголичка, судя по излучаемому блаженству, пребывала в нирване, медленно мотая лохматой башкой с закрытыми глазами и что-то мурлыкая под нос. Похоже, она уже достигла своей вершины удовольствия, и заключительный аккорд в виде фееричного траха ей попросту был уже не нужен. Притом ни со звёздами в глазах, ни с бабочками в животе. Никакой.

Дима тут же ощутил, что, дав возможность ей расслабиться, он сам растерял с таким трудом созданный внутренний настрой и разрушил определённый сценарием образ. Половое возбуждение спало. Требовалось срочно тащить эту дрянь на кладбище, пока она совсем не уснула. У него даже со злости проскочила идея не просто затащить эту расписную моромойку на погост, а, поимев её, там же и прикопать. Да хотя бы в той же могиле из кирпича.

«Ну и как тебя, сука, развязывать? Я тебя на себе не потащу», — начал он мысленно заводиться.

Оглядел тётку, соображая, за что её следует дёрнуть, чтобы развязать узел на ногах. И, не найдя, стал примеряться ножичком, куда бы ткнуть не смертельно, но чтобы эта потаскуха переключила внимание с себя любимой на него — Божественного.

Наконец, решил действовать. Он грозно навис над женщиной и, ухватив её за подбородок, запрокинул голову. Та ожидаемо отреагировала открытием осоловелых глаз. Дима сунул ей под нос нож и с помощью ритуального оружия попытался указать, что требуется подняться на ноги. Ноль реакции. Тогда он зло прошипел: «Вставай, дрянь».

Вот это подействовало. Она сначала отпрянула, икнула и непонятно как, легко и без усилий расплела конечности, тут же бухнувшись на колени, тыкаясь лицом в землю, а зад с прогибом спины устремляя к звёздному небу.

Дима, до сих пор находясь в её эмоциях, с облегчением констатировал: страх вернулся. Притом и к нему тоже.

— Вставай, — скрипучим голосом скомандовал посланник богини, добавляя к команде жест, как при дрессировке собак.

Зашуганная аборигенка боязливо поднялась. В глазах больше не наблюдалось опьянения. Видимо, тот объём, что Дима плеснул по дурости, развеялся, и алкоголичка находилась на рубеже между опьянением и похмельем, которое вот-вот наступит. Понимая это, он больше не стал мешкать, а, схватив напарницу за руку, настойчиво потащил вниз.

Женщина не упиралась, впав в состояние непонимания происходящего, и поэтому легко поддавалась внешнему воздействию. Только когда её повели в кусты и она сообразила, куда конкретно, тут же включила все возможные тормоза. Она встала как вкопанная, а свободной рукой вцепилась в ветви кустарника, да с такой силой, что листья посыпались.

Вот только Диме было уже не до её предубеждений. Он поднёс нож к вцепившейся руке с полной решимостью отчекрыжить её к чёртовой матери, при этом только слегка надавив на запястье. Все четыре лезвия оказались заточены до состояния бритвенной остроты, поэтому даже от лёгкого прикосновения на зажатой кисти женщины проступила кровь. Это моментально заставило её пересмотреть взгляды на собственные комплексы.

Она отцепилась от веток, но, еле-еле передвигая ногами, принялась поскуливать. Тётка уподобилась скрипучей телеге, которую уже взмокший от усердия жеребец по кличке Ди настойчиво тащил вглубь погоста. Постепенно скрип сменился стонами, переходящими в причитания. В конце концов, она разревелась и затряслась, словно припадочная. Но Божественному посланнику было уже не до её «хочу — не хочу». Он всё же дотащил напарницу до нужного места на исходно запланированную позицию к пустой кирпичной могиле.

Наступив совсем раскисшей аборигенке на икроножную мышцу, Дима заставил её сначала со стоном упасть на колени, а затем и всю повалил на спину. Притом получилось так, что её плечи оказались на самом краю, а голова с гривой роскошных волос свисала в пустоту кирпичной ямы, чем-то в этот момент олицетворяющей преисподнюю.

Но тут до него дошло, что он делает что-то не то. Пропало возбуждение. Он прижал бьющуюся в панике напарницу к земле всем телом и шикнул, требуя заткнуться. Не помогло. Её перепуганное лицо, разукрашенное красками, производило поистине жуткое впечатление. Дима, когда взглянул на эту застывшую маску ужаса в свете собственного свечения, аж вздрогнул.

Понимая, что визуализация возбуждению не поможет, переключился на тактильные ощущения. Он похотливо зашарил свободной рукой по голому телу жертвы, словно что-то на нём разыскивая. Нашёл быстро. Она, несмотря на явную панику, буквально истекала секретом в лоне. А стоило Диме проникнуть туда пальцами, как женщина моментально забилась в судорожном оргазме, искривившись и застонав, словно от боли.

Подобная скорострельность обескуражила и одновременно обрадовала. На его испуг резко нахлынуло её зашкаливающее сладострастие. Он с удвоенным усердием принялся работать рукой дальше. Тётка моментально распахнула глаза, открыла рот в безмолвном крике, потому что задержала дыхание. Скривилась в жуткую гримасу и пару секунд спустя вновь взорвалась ещё более впечатляющим оргазмом. При этом уже не сдерживая сладострастные стоны с закатыванием зрачков.

У Димы перехватило дыхание. Но он не накинулся исполнять ритуальные обязанности, а, уставившись на кривляющееся жуткими масками лицо напарницы, продолжил рукоблудство, входя в раж. В считанные секунды она в третий раз забилась в обмороке удовольствия и на этот раз даже не собираясь выходить из состояния всепожирающего блаженства. У неё случился какой-то бесконечный оргазм. И тут похотливый аватар богини понял, что ещё чуть-чуть, и он зальёт спермой не только могилу, но и всё кладбище забрызгает.

Вот только с наскоком перевозбуждённый самец несколько перестарался. Сформированный их дёргающимися телами сэндвич соскользнул с края, увлекая обоюдно оргазмирующих в пучину кирпичной могилы.

Последнее, что Дима потом вспомнил, — жуткий страх от падения с высоты в бездну, ощущение блаженства до потери сознания и гулкий стук собственной башки о дно могилы. При этом хруст черепа отчётливо запечатлелся в памяти, а вот боль — абсолютно нет.