Глава 17. Локация 3. Думать — это тебе не сваи заколачивать. Выматывает не только до потери сознания, но и до утраты самого себя.

Несмотря на нежелание отправляться на экзамен к последнему архетипу, Дима, проведя день в размышлениях, то есть ничегонеделании, решился всё-таки к вечеру провести разведку боем. Поразмыслив, он так и не смог сложить в голове хоть какое-нибудь представление об амплуа, которое позволило бы выглядеть идеалом для последней представительницы гарема.

Ситуация казалась тупиковой. С одной стороны, для совращения требуется сыграть роль её идеала, а с другой — титул мужа автоматически опускает его ниже плинтуса. Мужа она за мужчину не признаёт в принципе. У этого архетипа бзик на собственном ЧСВ. А не имея от природы способностей подняться выше окружения, она опускает на колени рядом стоящего.

Как можно исполнить роль альфа-самца, когда по-любому для источника обольщения ты олень прикроватный? Любой подонок и сволочь со стороны в этом случае будет выглядеть в её глазах лучше, чем муж. Отсюда сделал вывод: не стоит рвать задницу за непонятно чью «передницу».

В голове всплыл друг Лёха. Они с ним ещё в детсаду за один горшок дрались, и про которого их общие друзья постоянно подшучивали, что он не женился, а вышел замуж, превратившись в подкаблучника. А ведь его Алёна сто пудов обладает именно этим приоритетом поведения, думал Дима. Что бы произошло, если бы Лёха под неё не прогнулся? А ничего. Она бы замуж за него не пошла. Подобные могут уживаться только с подкаблучниками и ни с кем больше.

Единственный инструмент манипуляции подобных особей — это секс, как у Ведьмы. Но Ведьмы — бабы умные. Они мужчин не унижают, а используют их сильные качества, управляя своими слабостями. «Яжматери» же тупые, как пробки. Поэтому используют секс исключительно для повышения чувства собственной важности, и то только в узкой локации отдельно взятой семьи.

Они изгаляются над одним мужчиной, добровольно согласившимся на унижения под запись в Загсе. И сама манипуляция у них предельно примитивна: правильно себя ведёшь — на, как подачку, а неправильно — будешь спать на диване в соседней комнате. Как их там Лев Николаевич обозвал: семейные проститутки? Абсолютно в дырочку.

А если семейное гнёздышко превращается в публичный дом для одного конкретного мужа, то его типаж не имеет значения. Расплачивается деньгами в семейный бюджет, работой по хозяйству, а главное — беспрерывно снабжает лестью и обходительностью, превознося любимую, и ладно. Вернее, сам опускается ниже пыли на подошве, производя имитацию её подъёма и даруя возвышение чувства собственной важности. За это довольная поведением мужа семейная проститутка изредка даёт поэксплуатировать свою кормилицу в качестве награды.

Именно то обстоятельство, что для выполнения задания не требовалось входить в определённую роль, попросту оставаясь собой, и натолкнуло Диму на предварительное знакомство. Понимая, что пока в неё не вложится морально или материально. Или хотя бы авансом не наобещает в три короба, хмуль она ему даст на постном масле. Как говорится, не подмажешь — не засунешь.

А по поводу корректировки поведения он, проанализировав того же друга-подкаблучника, вывел простой поведенческий алгоритм: в глазах стороннего окружения следует выглядеть брутальным самцом, но как только дело коснётся объекта воздыхания, немедленно превратиться в покладистого подлизу. Чем-то это напомнило дрессированную бойцовую собаку на коротком поводке, при выгуле у которой на злющей морде написано: «Всех порву за хозяйку, а её за вкусняшку залижу до оргазма».

Обитательница отдалённого шатра встретила супруга, мягко говоря, недоброжелательно, изображая надутую на крупу мышь. Она демонстративно показывала, что в упор не замечает вошедшего Диму, при этом всем видом давая понять, что обижена не на весь мир вообще, а конкретно на него, скотского муженька, наконец-то нагулявшегося и заявившегося непонятно откуда.

Дима даже растерялся с порога. Мало того, напугался, прекрасно понимая, что обидеть по условиям экзамена — смерть с колокольчиками по бубенчикам. Но, несколько успокоившись и нырнув в её эмоции, тут же облегчённо выдохнул, поняв, что эта обида лишь показная.

— Привет, — не мудрствуя лукаво, по-свойски поздоровался он, проходя вглубь шатра и присаживаясь у стола. — Я Тот-Кто-Зовётся-Ди.

Девушка ни звука не произнесла в ответ, лишь сменила надутое выражение на надменно-каменное, запечатлев в маске саму стервозность. Хотя в эмоциях, несмотря на внешнее спокойствие, чувствовался бурлящий вулкан всего и сразу.

Не меняя выражения на злющей физиономии, девушка уставилась прямым взглядом дознавателя и тоном прокурора, уже абсолютно уверенного в его виновности, жёстко спросила:

— Нагулялся?

— В смысле? — опешил Дима, округляя глаза от неожиданного наезда.

— Всех баб своих обошёл? — продолжала напирать жена-прокурорша, вкладывая во взгляд весь груз неоспоримой вины супруга.

— Каких баб? — на неподдельных эмоциях взвился обвиняемый, напрочь забыв о виртуальности происходящего.

И только осознав вопиющую несправедливость, пришёл в себя, мысленно сознавшись: «Мля! Как она меня лихо выбила из равновесия. Словно лох попался на классическую подсечку». Он глубоко и облегчённо вздохнул, успокаиваясь, и, включив подлизывание на первую скорость, тупо попёр в контрнаступление.

— Любимая. Какие бабы? Я, как только закончил с работой, сразу к тебе!

— Угу, — выдавила из себя ревнивица, скривив подобие ухмылки, что в переводе с женского на человеческий означало: «Так я тебе и поверила».

— Да, клянусь! — залебезил лгунишка, стелясь по земле и осторожно подползая к ногам жены-собственницы, подобострастно заглядывая в хозяйские глазки и неистово помахивая хвостиком, который ещё когда-то по пути эволюции где-то отвалился, но, видимо, мозг об этом запамятовал. — Ты у меня единственная, — продолжал он врать самым бессовестным образом, будто она не знает, что у него их тут восемь штук по шатрам рассажены.

Девушка, заслышав лесть в свой адрес, тут же демонстративно оттаяла, с благосклонностью принимая моральное подношение. Мягко прогнулась в спине, выставляя на передний план показушные атрибуты соблазнения с гордо торчащими сосками. На лице злость преобразилась в еле заметную улыбку, что означало в переводе с женского языка тела кокетливое: «Ну не знаю».

— Да я весь день, пока разгребал дела, только о тебе и думал, — продолжал распоясавшийся врун, буквально кожей ощущая, что каждое его слово, высказанное в порыве сладострастного обмана, топит её такой же насквозь лживый лёд. — Я так соскучился по тебе, — продолжал подлиза, добравшись до её ног и запуская между них руку.

И тут же мысленно спохватился: «Какой соскучился? Я же, по сути, впервые её вижу!» Но, взглянув на потёкший во всех местах объект соблазнения, молниеносно сделал вывод: «А. По. Заглотила по самые гланды. Значит, продолжаем в том же духе».

Вот только развить контрнаступление насквозь лживая жёнушка не позволила.

— Перестань, — кокетливо потребовала она, выдёргивая руку мужа из своих ног и отстраняясь вглубь подушек.

Она продемонстрировала брезгливый жест, то ли разглаживая помятую им штанину, то ли плавно смахивая грязь, оставленную его рукой. При этом скосом глаз проследила, чтобы муж на этом жесте задержал должное внимание.

А он что, нелюдь какой? Конечно, задержал. И не только. Он откровенно принялся стягивать с неё штаны одними глазами, стараясь во что бы то ни стало взглянуть на то, что она под ними прячет. И в отличие от жены не намекал жестами, а вполне показательно демонстрировал ей свои намерения и похотливое желание насладиться этой вкусняшкой всеми возможными способами.

Молодой человек отыгрывал домашнего пса, хорошего мальчика, продолжая вилять несуществующим хвостиком и просительно заглядывать в глазки хозяйке. Он прекрасно понимал, что накидываться на самку без команды ну никак нельзя. Потому что с этой особью противоположного пола действует простое собачье правило: «Сучка не захочет — кобель не вскочит».

Но так и не представившаяся ему восьмая по счёту жена поджала хвост между ног, впихнув туда небольшую подушку, чтобы он даже не думал заглядываться на то, что ещё не заслужил. Она, вновь напялив маску суровой домоправительницы, принялась за какую-то поделку, состоящую из множества разноцветных шнурков, давая понять распустившему слюни муженьку, что сейчас ей не до него. У неё есть более важные дела.

Все попытки Димы как-нибудь подлизаться и продолжить телесный контакт она обрывала резко и бесповоротно. Даже когда он плюнул на необходимость быть подкаблучником и попытался нахрапом обнять, продолжая при этом вешать лапшу на уши о её красоте и привлекательности, то домовая стерва просто замерла истуканом, поджав губки и демонстративно брезгливо отвернув голову, всем видом давая понять, как он ей противен.

Дима не стал переступать красную черту дозволенности, понимая, что эта сучка, да ещё находящаяся в настроении вечного постменструального синдрома, ни под каким стимулятором не возбудится. И тем более не опустится до ласки к провинившемуся, по её мнению, супругу.

Дело шло к вечеру. Солнце скрылось за пиками гор, и следовало принимать какие-то кардинальные шаги в вяло выстраиваемых отношениях. Не оставаться же на ночь при таком раскладе и спать в одном шатре, но, как водится, на диване в соседней комнате.

Успокоив себя, что изначально и не планировал на сегодня секс, а заходил просто познакомиться, в чём пока тоже не преуспел, Дима, посчитав, что неприкрытая лесть оказалась для неё слишком мелкой монетой за оказание интимных услуг, решил давалку с завышенным ценником закидать козырями.

— Чего ты хочешь? — спросил он уже без заигрываний, отстраняясь и устраиваясь на исходных позициях за столом. — Я сделаю для тебя всё, что пожелаешь.

Сказано это было тоном Самого Главного на всю округу, да ещё с интонацией, намекающей на тайные связи как минимум с местным Богом Вседозволенности. Это сработало. Девушка отвлеклась от рукоделия и, состроив застенчивую мордашку, елейным голоском переспросила:

— Всё-всё?

— Клянусь, — моментально соврал Дима и для верности изобразил приветствие римских легионеров, гулко стукнув себя кулаком в грудину.

Красавица захлопала ресничками, потупив глазки, разыгрывая саму невинность, а затем тем же елейным голоском ошарашила его требованием:

— Принеси мне голову Того-Кто-Родился-На-Большую-Луну.

И при этом тут же выпятила нижнюю губу, изображая детскую обиженность, будто не жизнь человека заказала, а давно обещанную куклу из магазина игрушек. Но, увидев выпученные глаза мужа, тут же кинулась объясняться, делаясь несчастной и пуская слезу.

— Ты знаешь, что он со мной делал? — всхлипнула она. — Даже язык не поворачивается рассказывать об унижениях, которые я испытала.

Тем не менее язык у неё тут же повернулся, видя, что супруг не так реагирует, как она планировала. По ходу эмоциональной кляузы морально пострадавшая плакала, утирая слёзы ладошками. А между размазыванием влаги по щекам всё ближе и ближе украдкой подбиралась к застывшему мужу, то и дело декларируя сакраментальную фразу: «Ты меня не любишь».

Диме было наплевать на беззубого. Он и так его не раз прибивал. К тому же она не первая, кто его руками хочет отомстить общему обидчику. Молодой человек ошарашенно смотрел на рыдающую супругу и диву давался её кровожадности. Ведьма и то до подобного не опустилась. К тому же речь восьмой жены в своё оправдание однозначно указывала на невеликий интеллект просительницы.

«Вот интересно, — размышлял он, — она дурой прикидывается или такая от рождения? А Лёхина Алёнка ему тоже такие концерты закатывает? Бедолага».

Наконец, сделав вид, что пришёл в себя от шока, испуганно заикаясь, залебезил: «Ну как же? Как же можно?»

— Нужно, — неожиданно резко прервала «яжмать» его сопле-бульканье, моментально преображаясь во властную и не терпящую отказов повелительницу. — Ты мужик или кто? Твою жену обижали, унижали, пользовали, а ты: «Ну как же можно». Иди и принеси мне его голову, а до этого я с тобой не разговариваю.

После чего реальная глава семьи указала номинальной на выход пальчиком, поджав губки и демонстративно задрав носик, отвернулась, показывая всем своим видом, что счётчик «я с тобой не разговариваю» запущен.

«Ну вот ни хмуля себе, — выругался про себя Дима, — заглянул познакомиться. Влетел гоголем, выполз выползнем».

Всю дорогу до своего шатра, которую преодолевал с черепашьей скоростью, его одолевали нешуточные и вполне закономерные вопросы. Зачем мужики женятся на подобных? А ведь таких полно! Они что, слепые? Им всё это нравится? А может, боятся, что другие им вообще не дадут и надо довольствоваться тем, что имеешь?

Бред. Ведь именно подкаблучники заводят себе на стороне любовниц в первую очередь. Пример — тот же Лёха, единственный из всех друзей, имеющий зазнобу на стороне, притом такую же «яжмать», только чужую. А вот у него таких мыслей даже не проскальзывало никогда.

Он всячески старался объяснить себе этот феномен и не мог. Джей, правда, пояснила, что большинство мужчин от подобных семейных отношений со временем сбегают. Но как они попадаются в эту ловушку?

«А ведь, похоже, именно в ловушку и попадают, — продолжал размышлять Дима, — в медовую ловушку. Ей ничего не стоит изначально прикормить мальчика вкусненьким сексом, посадить страдальца на половой наркотик удовольствия, а затем, включая «дам — не дам», начинать им манипулировать».

С этими невесёлыми думами он ввалился в шатёр, зло взглянул на развалившуюся на троне наставницу, по ходу отмечая, что и эта потусторонняя тварь ничем не лучше. Грузно рухнул на кровать, не раздеваясь, подытожив размышления очевидным выводом: «Какая же сволочная это штука — семейная жизнь».

— Ну что, нагулялся, кобель? — ехидно посмеиваясь, вопрошала наставница, не упуская возможности поиздеваться над учеником.

— Да пошла ты, — беззлобно буркнул Дима, даже не осознав, кого посылает и какие могут быть последствия.

На что Джей вместо обиды залилась своим колдовским смехом. До рези в ушах звонким и, как закон о воинской обязанности, действенным. Диму моментально заколотило в судорожных попытках вскочить и затопать ножками, но мягкая подстилка всячески препятствовала принятию вертикального положения, поэтому задёргал ногами, имитируя бег на месте лёжа.

Для Димы подобная встряска послужила прекрасным стимулятором для возвращения к сволочной виртуальности. Когда она наконец прекратила издеваться и заткнулась, он громко выдохнул, приходя в себя от морока, и, приняв сидячее положение, вопросительно уставился на потустороннюю сущность, стараясь сообразить, какого чёрта она тут делает. Стоит ли её появление трактовать как окончание экзамена или воспринимать как намерение усложнить его внеплановыми вводными?

— Расслабься, — лениво махнула училка, отвечая на незаданный вопрос. — Благодаря предварительному анализу, первичной разведке и глубоко засунутому в голову эпикризу содеянного ты довольно легко подобрал ключики к этой «говнюшке». Завтра она тебе по-любому даст. Надо же привязывать молодого главу рода к своей кормилице. Хотя тебе лично это удовольствие вряд ли доставит.

— Почему? — не удержался Дима, уже чувствуя подвох.

— Потому, — пресекла Джей попытки глупого ничтожества вмешаться в её сакраментальный монолог.

Но, выдержав паузу и обдумав, всё же решила опуститься до объяснения:

— Потому что ты награждён мною возможностью чувствовать партнёршу. А эта семейная проститутка, как ты её назвал, пока не привыкнет к твоему члену, бурные совокупления будет исключительно имитировать. Я просто тебя пожалела. Видеть неистовое сладострастие, слышать симфонию фантастического оргазма и не чувствовать при этом даже капельки возбуждения притворной сучки — это унизительно. Знаю, ты ещё не сталкивался по жизни с имитацией оргазма. И не надо. Думаю, в будущем этой лжи во благо ещё нахлебаешься сполна.

Джей замолчала, грустно улыбаясь, давая ученику время осознать услышанное. Дима, только представив себе подобное занятие любовью, при котором один партнёр мучается мыслью: «Когда же ты возбудишься, тварь?», а другая: «Когда же ты уже кончишь, сволочь?», зябко передёрнул плечами и мысленно поблагодарил всемогущую сущность.

— Но мы с тобой здесь ещё не закончили, — с интонацией хитрой лисы из сказок детства прервала она его «спасибо», давая понять, что пряники закончились и впереди очередные розги. — Архетипы были теоретическими и донельзя упрощёнными. В реальной жизни будет всё куда сложнее. Но это уже твой личный процесс саморазвития. Я же по условиям контракта даю только азы.

Джей хлопнула в ладоши, в мгновение ока перенося дальнейшее собеседование в светло-серое «ничто» своего ангельского мира. Это произошло настолько неожиданно, что Дима на пару секунд потерял равновесие и ориентацию. Голова закружилась. К горлу подступил ком тошноты. А тело моментально вспотело. Хорошо, что сидел. Организму явно не нравились подобные метаморфозы.

Чёрный ангел, обтянутый в блестящее и тонкое, как презерватив, одеяние, чем-то напоминающее нефтяную плёнку, восседал на сказочном троне с высокой резной спинкой, замерев, словно изваяние.

После того как пришёл в себя и отдышался, Дима ещё какое-то время осматривался, вертя головой. Наконец, обратив взор на хозяйку здешнего «ничего», он с особой тщательностью приступил к изучению потустороннего создания. Суккуба при этом продолжала оставаться изваянием, не проявляя признаков жизни, если подобное вообще можно сказать об ангельской сущности.

Только после детального изучения, полностью успокоившись, оценив попутно главную в потустороннем мире по разврату и похоти по достоинству, Дима набрался смелости и решил расшевелить замершего ангела мысленной провокацией: «А ты ничего так, тёлка. Зачётная».

— Расслабься, — прогремело громом с неба.

Но тут же оживившись, Суккуба улыбнулась и заговорила сама, не прибегая к помощи спецэффектов, хотя божественность в голосе никуда не делась.

— У тебя на меня денег не хватит.

От первого громоподобного слова у Димы волосы встали дыбом, и на тело десантировались миллионы мурашек. То ли от неожиданности, то ли небесный гром обладал таким свойством воздействовать. Но когда Ангел заговорил самостоятельно, то, несмотря на всю грандиозность его голоса, Диму отпустило. И он даже облегчённо вздохнул, начиная вновь нормально соображать.

— Такая дорогая? — попытался поддержать несерьёзный диалог Дима, сообразив, что Суккуба настроена игриво.

— Не то слово, — в том же легкомысленном тоне продолжила она. — Сколько не предложишь — откажусь.

Ангел плавно наклонил корпус вперёд. Выдержал очередную мхатовскую паузу и шёпотом закончил:

— Потому что бесплатная. А халяву не купишь.

Приступ демонического хохота чуть не порвал бедного смертного на миллиарды маленьких Димусек. Именно такое ощущение возникло у лежащего пластом и всё ещё подёргивающегося Димы, когда она закончила веселиться.

— Я жду, — прогремела Суккуба.

— Чего? — в недоумении поинтересовался Дима, переворачиваясь на живот и затравленно уставившись на садистку.

— Ответ на дополнительный вопрос, — спокойно и без эмоций объявила она своё требование.

«Мля!» — мысленно выругался Дима. — «А я и забыл про него. Что там было? Что-то про элементы женской психологии, необусловленной физиологией? Я тогда ничего не понял и обещал подумать потом. А сейчас мало того, что не знаю, так ещё и забыл к едреней фени».

— А что будет, если я не отвечу? — с надеждой на халяву поинтересовался ученик, полагая, что основной экзамен сдан, а дополнительный вопрос является лишь ничего не значащим бонусом в плюс или минус, который уже не может повлиять на прохождение аттестации в целом.

— Ничего не будет, — успокаивающе ответила Суккуба, поднимаясь с трона и тут же растворяясь в серой дымке вместе с ангельским седалищем, оставляя аттестуемого в полном «ничто» со всех сторон.

Почти минуту Дима находился в состоянии прострации и от неожиданности её исчезновения, и от полной потери ориентации в пространстве, лишившись визуального якоря в виде потусторонней сущности с прилагающейся к ней мебелью.

Полежав и подумав, пришёл к выводу, что «ничего не будет» — это не в смысле, что ему за это ничего не будет, а не будет вообще ничего. Вот как сейчас. И как долго это «ничего» будет продолжаться? Скорее всего, пока он не найдёт ответ на поставленный вопрос. С неё станется. Мол, лежи тут хоть всю жизнь.

И тут молодой человек впервые за время пребывания в непонятной пустоте обратил внимание на свои физиологические потребности. И ни одной не обнаружил. Ни пить, ни есть, ни спать абсолютно не хотелось. Даже реши он нагадить тут из принципа, ничего бы не получилось. И капли бы из себя не выдавил.

«Надо же, — с нескрываемым удивлением отметил мученик ангельской педагогики, — что называется, созданы все условия для думающего человека. Не захочешь, да начнёшь заниматься умственным трудом».

Он ещё полежал. Затем закрыл глаза и принялся для начала вспоминать формулировки Джей по поводу чёртового дополнительного задания. Как ни странно, но стоило ему только задуматься над этим, как в голове всплыл голос наставницы, словно аудиозапись, повторяющая в точности сказанное при выдаче задания. И тут мыслитель резко сел, уставившись в никуда. Он вытаращил глаза, всем видом выражая любимое изречение: «Мля!»

Ответ пришёл как бы сам собой. Женщины стараются понравиться. Просто из кожи вон лезут, как стараются. Является ли оно физиологическим? Нет. И мужчины такие имеются, проявляя женскую составляющую своей сути.

Получается, все артисты обязаны обладать женским началом, просто потому что их цель — нравиться публике. Это что же выходит. Раз артистичность — это всё, то для этого следует обладать развитым женским началом? «Вот пипец, — мысленно выругался Дима. — Приехали. Здравствуй, Дима-голубец. Так. Что-то меня не туда понесло».

«Хорошо, — подытожил мыслитель, — могло ли желание понравиться сформироваться именно в данный период женского бесправия? Да сто пудов. Тут вступает в свои права закон естественного отбора. В это время из женщин выживали только те, кто умел нравиться сильному полу. А тех, кто не умел, либо использовали в качестве туалетной бумаги, либо пускали на суп в голодный год».

Тут он вспомнил стартовое дефиле гаремных жён. Джей, даже формируя эти виртуальные пустышки, не обошла вниманием атрибуты внешней привлекательности. Все были молоды и каждая по-своему красива. Праздничные наряды. Эффектные причёски. Манящие, выставленные напоказ чисто женские атрибуты соблазнения в виде оголённых грудей. А самое главное — яркая бижутерия и наличие макияжа!

Даже в упрощённых моделях училка не стала лишать их этих, казалось бы, ненужных для экзамена мелочей. Почему? Да потому, что это была подсказка. Потому что женщины бесправного времени были просто обязаны казаться красивее, чем есть. И сегодня в реальном мире всё это имеется в полной мере.

Мало того, современное искусство макияжа вообще из любой уродины способно сделать топ-модель. Эволюция технологий визуального обмана налицо. Из поколения в поколение желание нравиться в психологии женщины в буквальном смысле передавалось по наследству. Украшать себя различными способами вошло в стойкую привычку не только конкретных особей, но и всего общества.

Правда, в его мире, кроме желания понравиться, в большей степени проявляется желание доминировать, но это корнями оттуда же. Броши с кольцами по цене квартиры, ордена с медалями, серьги с бриллиантами, часы, цепи, престижные мобильники и «автомобильники» с гаражами в виде дворцов и замков.

Один ляд. Всё это — одно желание выглядеть лучше, чем есть. Для женской сути естественность перестала быть нужной, даже когда всё висящее с себя снимают, оголяются, смывая под душем макияж, и залезают под одеяло.

Но и в этом случае придумали, как выпендриться. Кто-то исколот татуировками в высокохудожественном стиле. Кто-то закачал силикон во всё, что только можно и нельзя. Тут же несмываемые никаким растворителем следы доблестной пластической хирургии и местный салон ювелирки в виде пирсинга.

И всё это исключительно женское. Мужская составляющая на этом не заморачивается. И в женщине может быть сильное мужское начало, проявляющееся в отказе от украшательства, и в мужчине преобладать женское. Анатомия здесь не имеет значения. Здесь главное — суть человека.

Расслабленное состояние, как физическое, так и моральное, с таким же вялым перебором ничего не значащих мыслей, неминуемо влекло в миры Морфея. Туда уставший от всего этого Дима и отправился.