Глава 10. Локация 3. Хорошо смеётся тот, до кого долго доходит.

На этот раз он не возродился, как обычно, а вынырнул из небытия от удара головой о землю. После лёгкого нокдауна с потерей ориентации Дима вскочил и заозирался по сторонам, почёсывая лоб.

Ослепительно яркий свет до слёз. Безграничное травяное море во все стороны. Удаляющаяся женщина в светлых одеяниях с высокой шапкой на голове в виде остроконечной пирамиды. Это оказалось единственным, что двигалось на фоне статичного пейзажа. Поэтому уплывающий силуэт в мареве испарений, как от раскалённого асфальта, обратил на себя внимание в первую очередь.

Поморгав и утерев от выступивших слёз глаза, он, крутанувшись ещё раз и не узрев ничего, кроме «степь да степь кругом», кинулся догонять незнакомку, посчитав стрёмным оставаться наедине с неизвестностью в непонятном месте.

Ошалевший, с выпученными глазами и крутя головой, Дима нагонял странную дамочку, всматриваясь в незнакомый пейзаж. Бескрайние просторы были похожи на индейские прерии североамериканского континента. Только от киношных полупустынь эти выглядели слишком мокро. Да и ковбоев с индейцами не наблюдалось, как ни приглядывался.

Женщина двигалась зигзагами по какому-то только ей понятному лабиринту. Диму посетила дурацкая мысль: «Мы идём по минному полю». К бестолковщине в голове прибавилась паника. Находясь в прострации с момента пробуждения, он никак не мог из этого состояния выйти. Ощущение — поднять подняли, разбудить не разбудили. Голова гудела трансформаторной будкой и ощущалась тяжёлой. Причём на физическом уровне.

Наконец он увидел в правой стороне на полнеба чёрную тучу со сверкающими молниями, на которую до этого тупо не обращал внимания. После чего, сопоставив водные проплешины на земле и сверкающую черноту в небе, его наконец посетила здравая мысль: «Тут, похоже, тропический ливень прошёл. А эта дамочка просто лужи обходит. Поэтому и петляет».

Дима растерянно принялся осматривать себя. Грубо сшитая рубаха без рукавов, по плотности и фасону похожая на тонкий джемпер. Такие же матерчатые штаны на завязках и сандалии. Он резко остановился, получив очередной удар по ещё не до конца пришедшему в себя сознанию.

— Рубаха? Штаны? Сандалии?

И, схватившись за тяжёлую голову, заорал:

— Тюрбан!

Идущая в метрах двадцати женщина остановилась, развернулась и раздражённо выкрикнула:

— Ты кого чурбаном обозвал, прыщ?

Кто бы сомневался, что это была Джей. Дима, продолжая держаться за матерчатый головной убор и при этом по-идиотски гыкая, тут же перешёл на бег и, добравшись до наставницы, радостно, как дитя малое, впервые столкнувшееся с чудом, счастливо затараторил:

— Смотри, Джей. Тюрбан.

Но тут же замер, раскрыв рот, рассматривая училку во всей красе. Нет, лицо её как было ему несимпатичным, так противным и оставалось. Только стало демонстративно загорелым, будто она сдуру переборщила с автозагаром. Он таких повидал в своё время в столичных клубах.

Красная чёлка тоже никуда не делась, словно являлась не элементом причёски, а анатомической особенностью данной сущности. На этот раз она была одета почти так же, как он. Вот только это «почти» Диму и обескуражило.

Вместо сандалий — кожаные калоши на завязках. Штаны, как у него, один в один. Примерно такого же плана рубаха, только напоминала не джемпер, а платье чуть выше колен с вырезом декольте аж под грудями, а не над ними. Оттого эти два загорелых шара без малейших признаков сосков и ореолов топорщились, как бампер «кенгурятника». Буфера́ поддерживались снизу матерчатой полочкой, отчего воспринимались как титьки на подносе.

Два идеально гладких шара выглядели эстетично, но абсолютно не возбуждающе. Сплошной успокоительный перфекционизм. А то, что он издалека принял за остроконечный головной убор, оказалось пышной причёской, навороченной замысловатым образом в высокую пирамиду, собранную из тонких косичек.

Всё это ученик рассмотрел мельком, а вот на титьках конкретно завис, как младенец больше двадцати лет «некормления», ища на гладких шарах, куда бы можно было присосаться. Даже для пущей убедительности «оголодания» открыл рот, пуская слюну. За что тут же схлопотал звонкую пощёчину. И только после этого физического воздействия окончательно проснулся.

— Это не тюрбан, дебил, а тагельмуст, — прорычала чем-то озлобленная Джей.

— Брр, — замотал он в ответ головой, скидывая оцепенение и перестав таращиться на её прелести.

Всмотрелся мимо неё вдаль и, заприметив в искажающем мареве очертания гор, постарался переключить злющую наставницу в более информативное русло, спросив:

— А что это за горы? Судя по ландшафту, это же североамериканские прерии.

— Двойка тебе по географии, — сухо подытожила знания подопечного Джей и пошла дальше, продолжая разговаривать с ним спиной. — Территория, по которой мы движемся, в твоём времени будет называться пустыня Сахара. А горы впереди — Тассили. И то и другое находятся на севере Африки.

— Тассили? Никогда не слышал про такие, — признался двоечник.

— Кто бы сомневался.

— Ты хочешь сказать, что это всё в моём времени пустыня? — в очередной раз заозирался ученик.

— Сейчас это рай на земле, а вот в твоё время — самая большая пустыня.

Вечно болтливая Джей на этом скудные объяснения закончила и даже ускорила шаг, будто стараясь сбежать от задолбавшего своей тупостью ученика. Дима тоже приставать не стал, убедив себя, что наставница сама всё расскажет. Должна же она будет выдать задание.

Уже через час монотонного пути Диме наскучил однообразный пейзаж. Через два молодой человек вовсе перестал обращать на него внимание. А через три он ему просто осточертел. Джей всю дорогу молчала, как сельская партизанка на экзамене по высшей математике, вместо ответа тупо пытающаяся сообразить, какая сволочь порвала эти разрывные группы и что за хрень может произрастать на их векторных полях.

Наконец парочка добралась до шатрового городка у подножья гор, пёстрыми зубьями частокола рассыпавшегося по земле в архитектурном беспорядке цыганского табора. Дима, узрев это разномастное нагромождение остроконечных «вигвамов» ещё издали, напрягся. В голове образовалась нестыковка. С одной стороны, Джей утверждала, что они в Африке, а с другой — вигвамы, по его мнению, точно были индейские.

Поселение оказалось густонаселено людьми, очень похожими на них одеянием, и в основном женщинами, притом все как одна с выпяченными молочными железами наружу. Дима сразу сообразил, что в этом мире, видимо, так принято, и тут же оценил данный «писк моды» по достоинству.

По краю шатрового стойбища протекал ручей, и все аборигенки в той или иной мере возились с водой. Кто-то носил в глиняных ёмкостях на голове живительную влагу к шатрам. Кто-то мыл голожопых ребятишек. Кто-то без стыда и совести мылся сам, полностью оголившись. В общем, все в аварийном режиме так или иначе возились с водой.

Мужчин Дима заметил по пути только двоих. Одному мыли ноги две щуплые девчушки — кожа да кости, а второй, расслабившись, с вытянутыми босыми конечностями полулежал у входа в шатёр. Видимо, уже помытый. Никто из поселенцев не обратил на гостей никакого внимания. Из чего молодой человек сделал вывод, что он, как и Джей, для них невидимый.

Наконец мучительница привела к невзрачному выцветшему вигваму, стоящему на окраине городка. Распахнула входную тряпичную закрывашку и повелительным кивком загнала ученика внутрь. Ветхое жилище оказалось пустым. В нём вообще ничего не было. Только шест посредине, на котором оно и держалось.

— Пришли, — всё ещё чем-то недовольная, объявила Джей, развалившись на голой земле.

Дима тут же рухнул с противоположной стороны шеста, уже совсем без ног после этого стайерского забега, косо поглядывая на адскую вражину, продолжавшую помалкивать и портить ему настроение. Вот только молодому человеку это всё надоело, и он решил показательно покочевряжиться:

— А что, нельзя было где-нибудь поближе десантироваться? — пробурчал мученик, с трудом стягивая разбухшие от мокрой травы сандалии, облепленные растительным мусором.

Выпростанные ноги, почуяв свободу, в буквальном смысле слова загудели чуть ли не в голос от блаженства.

— Нельзя, — отрезала Джей. — Тебя надо было остудить от эйфории детского идиотизма и превратить в усталого путника.

— Вот это тебе точно удалось, — согласился обессиленный ученик, развалившись на спине, но, пользуясь тем, что наставница заговорила, не упустил возможности спросить. — А какой на дворе век?

— Ты находишься примерно за двенадцать тысячелетий до вашей эры. В это время здесь достигла своего апогея одна любопытная цивилизация — «козлятники». В ваше время историки эту культуру стараются стыдливо обходить как можно дальше в своих работах.

— Почему?

— Сам поймёшь, когда прогуляешься по уэду Джерат.

Дима ничего переспрашивать не стал, но посмотрел на Джей так, что та и без вопроса поняла, что он дебил. Но всё же пояснила:

— Уэд — это высохшее русло реки, которое после ливня заполнилось, но к вечеру точно пересохнет. Это своего рода микроканьон, прорезанный в мягкой породе песчаника. И нам по нему идти дальше. А этот шатёр, кстати, для тебя в этом мире будет как дом родной. Именно здесь будешь отлёживаться всякий раз, как простишься с жизнью.

Дима с неким отвращением осмотрел стены полотняного жилища.

— Всё! — Джей резко села. — Ты уже передохнул. Обувайся, и двигаем дальше. Инструктировать буду на ходу.

По каньону с вертикальными стенами высотой три метра и выше Дима еле плёлся, что заставляло Джей то и дело останавливаться и окриком подгонять. Это происходило из-за того, что потрясённый до глубины души иномирянин безостановочно вертел головой с непременной улыбочкой полного идиота. И было от чего. И слева, и справа на отвесных стенах красовались цветные наскальные рисунки, притом все как один сплошь на щекотливую тематику с грифом «порно».

— Джей, — не переставая лыбиться, обратился ученик к впереди вышагивающей училке, — а тут хоть одно приличное изображение имеется?

— Нет, — ответила Джей. — Примерно двадцать пять километров сплошной порнографии. Бальзам на душу. Здесь картин больше, чем в Лувре и Эрмитаже вместе взятых.

— Вот теперь я понимаю, почему историки не афишируют подобное, — выдохнул Дима в восхищении.

— Вся цивилизация «козлятников» зиждилась на сексе. Они им молились, развлекались, лечились. Благодаря этому расплодились до безобразия. В данное время на планете всего около пяти миллионов человек, размазанных тонким слоем по всей поверхности. Миллион из них сконцентрирован здесь, в отрогах Тассили.

— Так это у них типа Камасутры, что ли? — поинтересовался Дима, продолжая разглядывать похабные рисунки.

— «Камасутрики» со всеми своими тантрами нервно курят в сторонке по сравнению с «козлятниками». На Тассили каждый мужчина должен уметь использовать для секса двадцать восемь основных позиций. Вот ты сколько знаешь?

Дима задумался, но ненадолго, так как с трудом досчитал лишь до пяти. Джей, нахально слушая его мысленную арифметику, только хмыкнула и добавила, чтобы тот бросил жалкую попытку фантазировать на предмет того, чего не знает:

— И у каждой основной позиции он ещё обязан знать двадцать восемь оттенков, то есть вспомогательных поз. Итого семьсот восемьдесят четыре сексуальных положения для производства полового акта.

Дима, услышав цифру, действительно как-то резко перестал пытаться придумывать различные комбинации тел, так как понял всю никчёмность своих усилий.

— И я что, должен буду их все выучить? — в недоумении выдавил он из себя, уже представляя непомерный объём учебного материала.

— Расслабься, — успокоила наставница, — техника в сексе вторична. Для женщины занятие любовью — это в первую очередь эмоциональное действо. Если ты доводишь партнёршу до чувственного пика в преддверии совокупления, то не имеет значения, в каких позициях и какими приёмами будешь помогать ей в собственном удовлетворении. К тому же имей в виду, что треть женщин твоего общества вообще не знает, что такое «оргазм». Вторая треть испытывает его крайне редко и с огромным трудом. Они попросту не умеют этого делать. Никто не учил.

— Слушай, — неожиданно вспомнил Дима прошлую локацию, — а та тётка — она феномен какой-то? Или на неё страх так действовал? Она кончала, как из пулемёта.

— Феномен, — хмыкнула Джей. — Я же тебя сразу предупредила, что девочка необычная. Она продемонстрировала тебе тантрический оргазм. Дело в том, что для достижения каждого последующего оргазма женщине требуется меньше времени, чем для предыдущего. А у таких, как она, пики наступают очень быстро и через небольшой промежуток времени сливаются в единый. Сплошной. При этом она не теряет сознания, но и разумной её назвать язык не поворачивается.

— Круто, — с завистью подытожил Дима, — и как долго она может находиться в этом сплошном оргазме?

— Если не остановишься, она из этого состояния выйти не сможет. А примерно через четыре часа, у каждой этот порог индивидуален, тебе придётся вызывать неотложку. Переступив эту грань, ты её самостоятельно уже вывести не сможешь. Она умрёт.

Дима задумался, но завидовать как-то резко передумал. Его занял другой вопрос:

— И я должен буду каждый раз доводить женщину до эмоционального пика? — поинтересовался ученик, надеясь на отрицательный ответ.

— Обязан, — резко и не оставляя девиаций от данного правила, отрезала Джей. — Каждая женщина желает любить и быть любимой. Секс для неё — это апофеоз любви, а в любом другом случае — моральное наказание.

— Так это что получается, — упорствовал Дима, всеми фибрами души сопротивляясь этому безобразию, — любой секс должен на девяносто процентов состоять из эмоциональной, а не физической любви?

— Для женщины — в среднем семьдесят на тридцать. Но в зависимости от индивидуальных особенностей может доходить и до девяноста на десять. Ты как раз и прибыл сюда для дальнейшего изучения женщины именно в этом аспекте. Ты знаком с таким понятием, как архетип?

— Определение вряд ли дам, но приблизительное понимание, что это такое, имею, — честно сознался Дима, — это что-то вроде поведенческой матрицы или психологического штампа. Во, — воскликнул ученик, вспомнив пройденный материал, — это некий типовой актёрский персонаж. Общепринятый шаблон. Одну и ту же роль могут играть разные актрисы, но общее амплуа обязательно прослеживается. Ну там любовница, например, или жена. Да много разных стереотипов есть.

— Юнг выделил лишь восемь, — сказала Джей, как припечатала.

— Всего восемь? — удивился Дима, явно предполагая значительно больше.

— Я сказала: Юнг выделил. Знаешь, кто такой?

— Слышал.

— Градацию можно придумать любую. В мусульманских гаремах в своё время девочек обучали двадцати восьми граням поведения, согласно лунному календарю. Каждый лунный день наложница обязана была вести себя строго определённым образом. Поэтому хозяину одна и та же рабыня всегда представлялась по-новому, что позволяло разнообразить скудное общение Великого Мира Сего с одной и той же женщиной.

— Первый раз слышу о таком, — неподдельно удивился ученик.

— Кто бы сомневался, — отмахнулась Джей от недоучки, — но ты будешь изучать облегчённый вариант из восьми основных архетипов. Все женщины разные по своей сути, и двух одинаковых найти невозможно. С другой стороны, представительницы слабого пола с чистым архетипом, как у Юнга, так же в природе не встречаются. Каждую можно рассматривать как вот такой восьмиконечный поведенческий кристалл.

При этих словах на спине Джей вспыхнула красивая звезда цвета ультрамарина в виде хорошо знакомой Диме «Розы Ветров», превратив училку в ходячее подобие классной доски. Притом верхние лучи к концам светлели, доходя до белого на кончиках, а нижние, наоборот, темнели, превращая острия в чёрные зубья.

— Каждый луч этого кристалла, — продолжала тем временем Джей, — есть действующий компонент архетипа. Он может быть такой.

У «Розы Ветров» резко вытянулся верхний луч, при этом укорачивая все остальные.

— А может быть такой.

Симметрия звезды тут же разрушилась, превращаясь в восьмиконечный хаос с лучами разной длины.

— Но в любом случае реальный кристалл каждой особи выглядит вот так.

Звезда из статичной превратилась в динамичную. Лучи то удлинялись, то укорачивались, превращаясь в шевелящуюся мультипликацию. Но при этом один луч оказывался длиннее остальных.

— У конкретной особи один из сценариев поведения всегда превалирует, — объяснила Джей феномен, на который ученик обратил внимание. — Но это не говорит, что данная женщина есть юнговский архетип в чистом виде. Даже законченная стерва не является такой в полной мере. Она стервозит лишь тогда, когда ей это выгодно. А если требуется стать милашкой, поверь, она становится такой милой, что куда деваться от умиления. Женщины в этом отношении более артистичны, в отличие от прямолинейных мужланов. Вспоминай маски.

Дима, вышагивающий следом и тупо пялясь на дёргающуюся звезду или кристалл, как назвала его Джей, в памяти ворошил знакомых девиц и женщин, неожиданно открыв для себя, что она действительно права. Знакомые ему женщины, с одной стороны, в большинстве случаев предпочитают роль определённого стереотипа, но с другой — в каждом омуте черти водятся.

— Твоя основная задача — изучить эти архетипы и подобрать к ним ключики. И чтобы не расслаблялся, за каждую ошибку будешь наказан. Не обессудь, но подобная методика в данном случае самая действенная.

Джей замолчала, продолжая вышагивать по ручью, и Дима понял, что с постановкой основной задачи она закончила. А о дополнительной пока молчит. Но он задницей чувствовал, что она будет. Поэтому, используя паузу, решил хотя бы вкратце поинтересоваться общими знаниями о самой локации:

— А что это вообще за мир? Чем тут народ запугивают?

— Не важно. Для тебя это лишняя информация. А вот по поводу запугивания — ты должен будешь опасаться всех, — останавливаясь и разворачиваясь, проговорила Джей. — Несмотря на кажущуюся пустынность, здесь опасней, чем в диких джунглях.

Дима задумался. Что-то ему резко не понравился переход в «следующий класс».

— Женщин я тоже должен буду бояться?

— Нисколько самих женщин, сколько ошибок по их соблазнению.

Джей отчего-то облегчённо вздохнула и пошла дальше, продолжая беседовать с учеником спиной.

— Десятки тысяч лет в истории человечества женщины были абсолютно бесправны. У разных культур это происходило в разные периоды. А в этом мире подобный беспредел достигал своего апогея.

— То есть у них тут вообще никаких прав? Одни обязанности?

— Типа того. Ты, конечно, одним указательным пальцем можешь уложить в постель любую, и ни одна не посмеет отказать. Даже непременно сделает вид, что ты её этим осчастливил, но в душе будет противиться, обижаясь на свою женскую долю. Поэтому ты должен будешь, с одной стороны, прижиться в этом сволочном муравейнике, а с другой — умудриться не обидеть ни одной женщины.

— Мля! — воскликнул в праведном негодовании Дима. — Да они по любому поводу могут надуться, как мыши на крупу. Это же подстава чистой воды.

— Никакой подставы. Никто не отменял пройденный материал. У тебя достаточно знаний для решения задачи. И ещё совет: свеча сгорает быстрее, если её поджигаешь с обеих сторон. Поэтому ты не только должен быть постоянно «ведущим», создавая нужные для тебя ситуации, но и в определённой степени «ведомым», умело подстраиваясь к ситуациям неожиданным. А в общем, не наглей, упиваясь всевластием над бесправной женщиной, и будет тебе зачёт по данной дисциплине.

Дима некоторое время вышагивал молча, переваривая, а затем кивнул сам себе, соглашаясь с доводами. А куда было деваться?

— Но это ещё не всё, — продолжила училка, ознакомившись с окончанием мыслительного процесса ученика по данной тематике. — Помимо решения основной задачи, тебе требуется выполнить дополнительное задание. Именно этап человеческой эволюции с бесправием женщин сформировал в них поведенческие стереотипы, которые в дальнейшем эволюционировали в стойкие элементы их психики. Вот их определением и займёшься.

Наставница замолчала, а Дима, в принципе ожидавший факультатива, тем не менее от подобной его формулировки впал в ступор минут на пять. Только спустя это время встрепенулся и заканючил, как маленький ребёнок:

— Джей. А можно как-нибудь сформулировать задание попроще, чтобы понял даже такой дебил, как я? Уж больно всё заумно. Ни черта не понял.

Джей остановилась, развернулась, посмотрела на ученика взглядом, полным пренебрежения, но ответила:

— Есть элементы поведения, которые не обусловлены физиологией, а вырабатывались как устойчивые условные рефлексы. Привычки, копируемые последующими поколениями. Это понятно?

Дима кивнул. Джей, помолчав и видя непроходимую тупость ученика, добавила:

— Пробуй поведение людей примерять на себя. И сразу всё встанет на свои места. Ты на собственной шкуре почувствуешь, какие из них присущи мужскому началу, а какие имеют чисто женские корни. И даже поймёшь, почему, если подумаешь. А заодно вспомнишь, что в твоём мире эти женские стереотипы тоже имеют место быть, но уже в качестве рудиментов, потеряв первоначальные истоки и приобретая иные конфигурации, формирующие базис женской психологии.

Простое объяснение Диме показалось ещё более сложным, и он, махнув на это рукой, решил не заморачиваться и подумать над непоняткой как-нибудь попозже.