Глава 13. Локация 3. Лень — дело хорошее, но ложкой поработать и самому надо, чтобы за тебя не поели.

Закончив презентацию, Джей замерла девятой в шеренге с издевательским немым вопросом на физиономии: «И как тебе?». Дима больше минуты буравил её взглядом. Он думал. Но не о том, как отвечать, а какая же она сволочь. Вместо того чтобы научить, как какую обихаживать, она бросает его, не умеющего плавать, в бурлящие воды на глубину. Мол, барахтайся, ученичок, и сам по себе плавать научишься.

Подобный мыслительный расклад на училку никакого воздействия не оказал. Как стояла, так и продолжала стоять. Рассматривая Джей в гротескном наряде, Дима неожиданно в своих мыслях отклонился от размышлений о тяжести задания и принялся мусолить тему научения плаванию по методу «хочешь жить — греби на берег». Вот интересно, задумался он, можно ли таким образом научиться плавать классическим кролем, брассом или баттерфляем.

Как для этого следует бросать ученика в воду, с какой высоты и чем в него кидаться по мере его барахтанья, чтобы он от примитивного размахивания конечностями с матерными воплями перешёл на нужный стиль плавания с идеальной постановкой дыхания и техники?

Джей стойко терпела его издевательские умственные потуги, продолжая стоять изваянием. Наконец не выдержала и словесно пнула, стараясь придать последнему ускорение.

— Ну и что сидим? Кого ждём?

Молодой человек попрошайкой уставился на училку и, не надеясь на положительный ответ, в буквальном смысле принялся клянчить:

— А можно их пока разогнать обратно по норам? Мне подумать надо.

Первая реакция Джей состояла из пожатия погонами, мол, ей «по барабану». По норам, так по норам. Но затем всё-таки не упустила возможности поддеть:

— В каком это веке дебил решил подумать.

Обозвав про себя Джей отродьем чего-то нехорошего и такой-то ещё более плохой нелюдью, Дима тут же схлопотал по сидящей на троне заднице обжигающий удар ни то плетью, ни то её инкрустированным стеком. Да так больно, что аж подпрыгнул из положения сидя.

Тем временем мир отмер. Девушки, все из стойки «смирно», сдулись, сгибая спины и опуская головы, пряча взгляды в пол. Их ровный строй моментально сломался, и гарем превратился в бодающееся стадо единорогов, нацелив конусы своих причёсок на хозяина-пастуха.

Но тут Джей громогласно рявкнула: «Нале-во! По норам шагом марш!» — и, возглавив импровизированный парад, вихлявой походкой пьяной проститутки первой покинула шатёр, оставив Диму стоять в выпоротом состоянии, почёсывающего зудящую пятую точку.

Нанесение унизительных побоев оказалось ощутимым и вполне болезненным. Это он прочувствовал, пытаясь вновь пристроиться на троне. После чего раздражённо сплюнул и, неспешно прихрамывая, принялся расхаживать по шатру, обдумывая сложившуюся ситуацию.

В конце концов решил идти по списку. Какая разница, в какой последовательности наказываться? А именно к этому Дима почему-то готовился в первую очередь. Он перестал перебирать жён и сконцентрировался на первой — белой и пушистой.

«Итак, — начал Дима свои размышления, — я принц на белом коне. Что у меня имеется из атрибутов? Короны нет, коня нет. Конфеты с букетом и те потерял. Плохо. Что по тактике? Кавалерийским наскоком с перегарным нахрапом не получится. С этой фифой нужно медленно и печально. Заходить издалека и без резких телодвижений. Обычно, насколько помню, согласно фильмам, в подобном раскладе используются шаблонные ситуации мелкого героизма. Типа гопники напали, я спас. Мля. Где я ей тут гопников возьму? Или она падает в воду и тонет. Бред. И что остаётся? Планомерное ухаживание? Но, боюсь, я до старости буду её охмурять, так и не добравшись до трусов. А результат нужен. И как можно скорей. Надо найти какой-нибудь другой путь к её телу».

Тут он прервался, уставившись на кувшин с водой. Пить не хотелось, но вот вылил он его на голову с большим удовольствием. После чего всё-таки смог сесть на свой трон, и то бочком.

«Продолжим. Она наивная идеалистка. Главное, что умеет, — преподносить себя и жадно впитывать внимание. Ну что ж, значит, лапша на уши — её главное блюдо. Может, какую-нибудь мелодраму киношную разыграть? Фильмов она априори не видела, а я, дай бог, насмотрелся за свою жизнь.»

Но тут в голову пришла поистине грандиозная идея: выдать себя за её вторую половинку, данную от бога или богов — это уже не суть важно. Наплести в три короба, мол, увидел её во сне. И она настолько произвела на него неизгладимое впечатление, что, бросив всё, пустился в дальний путь с одним желанием: во что бы то ни стало найти свою вторую половинку и соединиться с ней в целое.

«Хорошо, — продолжал размышлять Дима. — А она вообще теорию о половинках слышала? Вряд ли. Значит, предварительно следует скормить сказочку Платона. Ну а там по ходу дела можно будет и руки распустить. Эх. Бутылку шампанского бы в неё залить для смазки тормозов, да где его взять. Ладно. Пойдём пробовать».

Собрал влажные волосы в пучок. Отряхнул штаны с рубахой. Надраил какой-то тряпкой сандалии и походкой уверенного в себе самца отправился в шатёр к блондинке.

Судя по выпученным глазкам куколки, она явно не ожидала такого подвоха. Хотя, если б чуть-чуть подумала, то не удивлялась бы его визиту к ней в первую очередь. Ведь, судя по расположению шатра, в ранге у старого хозяина она занимала лидирующие позиции. Вот только когда Дима уселся рядом, сконцентрировав на ней внимание, то почувствовал, что она вовсе не удивлена, а напугана.

«Страх — это хорошо. Это мы уже проходили», — промелькнуло у него в голове.

Одарил трясущуюся девушку влюблённой улыбкой. Змеем-искусителем подполз поближе, заглядывая в глаза. Это стоило ему нечеловеческих усилий, так как выставленные груди, трепещущие от её дыхания, как магнит перетягивали внимание на себя.

Хозяйка шатра, выпучив глазки, приоткрыв миниатюрный ротик с пухленькими, хорошо очерченными губками-бантиком, сбивчиво дышала. Когда Дима отвёл взгляд от её глаз, то, лишь мельком скользнув по розовым соскам грудей, заметил трясущиеся под ними руки красавицы, теребившие край одеяния.

Он неспешно взял запястье Принцессы и попробовал для начала притянуть к губам для великосветского поцелуя. Но блондинка с таким остервенением вцепилась в свою одежду, что Дима понял: без применения грубой силы оторвать зажатый кулачок от ткани не получится. Либо руку с куском ткани, либо ткань с куском руки.

«Вот так и дал бы в лоб для расслабления», — подумал он, но ни бить, ни выламывать конечности не стал, а вместо этого с мыслью: «А если так?» — склонился и нежно поцеловал сначала один сжатый кулачок, а затем и другой, для симметрии.

Это возымело чудотворное воздействие. После первого поцелуя куколка заметно вздрогнула и расслабила одну кисть, перестав дрожать, дышать и дёргаться. Хотя после второго слегка вздрогнула, а рука безжизненно стекла между ног в область паха, где и замерла, словно отсохла от ядовитого лобызания.

Когда Дима выпрямился, увлекая одну отвоёванную конечность, то вновь взглянул в глаза красавицы. Белая и пушистая, по-прежнему продолжая таращиться, совсем не дышала. И тут обольститель понял, что ещё чуть-чуть в том же ключе — и объект уплывёт в дальние дали бессознания.

«Мля, — мелькнула встревоженная мысль, — кукла фарфоровая! Мы так не договаривались. Мне твой обморок на фиг не нужен. Только попробуй вырубиться. Джей точно экзамен не зачтёт».

И для вывода прелестницы из полуобморочного состояния он решился заговорить. Тихим, как можно ниже по тону голосом, вплетая в звук хрипотцу и чувственное придыхание. При этом без зазрения совести продолжая лобызать захваченную в плен руку, больше похожую на детскую, чем на кисть взрослого человека.

— Давным-давно, на заре человечества, все люди жили цельными. Не было ни мужчин, ни женщин. Каждый человек был наполовину женщиной, а наполовину мужчиной. И все люди того времени были счастливыми.

Дима плохо представлял себе гендерную теорию Платона. Так, только в общих чертах, да и в этом мог соврать. Но вместе с тем понимал, что он тут не экзамен по древнегреческой философии сдаёт. Поэтому врал как по писаному.

— Но могущественные боги позавидовали счастью людей и разделили их на мужчин и женщин, — продолжал сказочник мести пургу по закоулкам ушных раковин блондинки. — С тех пор несчастные обречены бродить по свету в поисках своих половинок. Сталкиваясь по жизни с чужими, они пытаются соединиться. Но у них ничего не получается. Так как истинно счастливым человек может стать только со своей единственной, родной. И никак иначе.

Тут Дима оторвался от её детских пальчиков и заглянул в глаза жертвы совращения, которая уже успела поменять первичный страх на зашкаливающий интерес. С одной стороны, стало понятно, что тема зашла как по смазанному, но с другой — он тут ей не «Баю-бай» на ночь читает, усыпляя бдительность и расслабляя.

Быстро осознав промашку, змей-искуситель сменил тактику. Требовалось вернуть испуг, плавно перетекающий в возбуждение, на своё место. Дима, перестав облизывать её ладошку, плавно перетёк за спину, подкрадываясь к оголённой ушной раковине — изысканной и кукольно-миниатюрной.

Бело-пушистая враз затрепетала, напряглась пружиной, вцепившись уже своей рукой в его, и вновь учащённо задышала. «Вот так. Хорошо», — мысленно похвалил он девушку.

А дальше что её бедное ушко на себе только не испытало: и леденящий шёпот, и обжигающее придыхание, и скрежет чужого мужского голоса, как ножом по стеклу, и щекочущее прикосновение губ, рождающее до безумства сладостную дрожь по всему телу.

Дима наигранно слащаво поведал трогательную историю судьбоносного вещего сна, в котором воочию лицезрел свою божественную половинку, как наяву. Не жалея красок, описал, как с кровоточащими муками в сердце искал красавицу по всему свету и как с божьей помощью осознал, где находится его счастье. И вот спустя много-много лун, пройдя через горы и моря, степи и пустыни, он наконец дошёл до своей мечты. Ведь вторая его половинка — это она, богиня чистой красоты.

К моменту окончания душещипательной мелодрамы блондинка находилась в состоянии «нестояния», сдаваясь на милость победителя и душой, и телом, чем бессовестный совратитель не преминул воспользоваться.

Одна рука развратника досконально изучала грудь, едва касаясь трепетной кожи подушечками пальцев, а другая беззастенчиво орудовала в её штанах, пристроившись на удивительно мягкой «мохнатке» лобка, где шустрые пальчики, разгребая утопающие в обильном секрете половые губы, нежными прикосновениями мучили возбуждённый клитор.

Блондинка, продолжая взахлёб внимать «лапшу на уши» как нечто сокровенное и самое желанное в этой жизни, уже не понимала, что с ней делают. Она, тяжело дыша, с закрытыми глазами закинула щупленькую ручку туда, откуда доносился деморализующий шёпот, и, нащупав голову искусителя, с неистовством парикмахера-стажёра принялась дёргать и наматывать на пальчики его волосы, приходя от этого в ещё большее возбуждение.

Дима не останавливал враньё ни на секунду, понимая, что его шёпот подобен шнуру от работающего телевизора: выдернешь который — прекратишь трансляцию. После чего птичка вырвется из коробки для промывания мозгов, и тогда всё пропало. Заново охмурить не получится. Одна и та же новостная ложь дважды эффект «вот ни хрена́ себе» не вызывает.

Он продолжал держать её под гипнозом своего голоса, когда ласкал ухо, шею. Безостановочно шептал на этапе ласки груди. Плёл несуразицу, восхваляя божественную красоту блондинки, когда лез в штаны и с напором штурмового спецподразделения преодолевал нерешительное сопротивление сжатых ног, но при этом стараясь действовать с педантичностью сапёра при разминировании взрывного устройства.

То, что он получил дар чувствовать партнёршу, с одной стороны, давало ему неоспоримое преимущество в соблазнении, но с другой, как в данном случае, выводило Диму из себя, заставляя расписаться в полной некомпетентности.

Дело в том, что девочка-куколка, несмотря на то, что уже давно была не девочка, возбуждалась крайне тяжеловесно. Дойдя до определённого уровня, либидо перестало расти, долгое время оставаясь на достигнутом рубеже. Все попытки поднять сексуальное «хочу», оторвав его от некоего плато, и заставить устремиться к оргазму ни к чему не приводили.

Наоборот. Более решительные манипуляции шаловливыми ручками только ухудшили положение. Её возбуждение принялось падать. А его после этого так вообще рухнуло. По ощущению, он уже больше часа мозолил ей эрогенные зоны, и всё без толку. И тут пришло осознание, что даже форсируя неприступный Рубикон и доведя упрямый организм до пика наслаждения, сам уже выполнить свои супружеские обязанности будет просто не в состоянии.

И вообще. У него устали руки. От неудобной позы затекли ноги. А язык стал откровенно заплетаться и заговариваться. Поэтому, перестав мучить и её, и себя, Дима просто обнял девушку и, замолчав, задумался: «Твою ж королеву, Принцесса. Как же ты с такими способностями, вернее, с их отсутствием, мастурбируешь? Хотя о чём это я? Ты же наверняка ни разу не пробовала. Для тебя ковыряться ТАМ пальчиками — это так унизительно. Да ты же до сих пор не знаешь, что такое оргазм! Ну и что мне с тобой делать? Сколько же мне понадобится пролить вёдер пота и спермы в штаны, чтобы научить тебя испытывать божественное наслаждение? А если такие, как ты, вообще на это не способны? Да ни один медвежатник не подберёт отмычку к этому сейфу хотя бы потому, что его дверка не закрыта на ключ, а приварена аргонно-дуговой сваркой по периметру. Нет. С наскока эту преграду не взять. Тут надо основательно подумать».

С этими невесёлыми мыслями, находясь в прострации от провала миссии, Дима чмокнул блондинку в шею, дружески хлопнул по плечу, мол, не переживай, придумаем что-нибудь. Тяжело поднялся на затёкшие ноги и, не говоря ни слова на прощание, покинул шатёр неудовлетворённой супруги.

Но не успел труженик семейного разврата вздохнуть полной грудью воздух свободы, как сверху, разрезая с душераздирающим свистом воздух, прилетел мелкий метеорит и размозжил неудачнику башку, разбросав её содержимое по шатрам всего поселения.

Такого убийственного похмелья Дима в жизни не испытывал. Собранная при перерождении голова оставалась виртуально взорванной непонятно сколько времени. Казалось, что пытка болью продолжалась несколько часов, не утихая. Она не позволяла ни слышать, ни видеть, ни чувствовать ничего, кроме боли.

Сначала он скулил или орал шёпотом, катаясь в безрассудном состоянии переваренного овоща по земле стартового шатра. В голос кричать не мог, становилось ещё невыносимей от собственного звука внутри головы. Потом замер, распластавшись на животе и уткнувшись лбом в землю. В статичном положении невозможные страдания притупились. Слёзы лились ручьём.

Лежащей статуей он продержал себя ещё какое-то время, пока мучения не начали отпускать, что позволило бедолаге повернуть голову набок и полными от слёз глазами уставиться на ненавистную Джей. Та, в отличие от первоначальных пробуждений, на этот раз не веселилась, а пребывала в откровенно разъярённом настроении.

С силой сжатые губы. Скулы, играющие желваками, и чёрные ангельские глаза с планетарными радужками указывали, что потусторонняя сущность вне себя от ярости. Как только измождённый Дима это осознал, боль хоть и не исчезла совсем, но сразу отошла на второй план. Видимо, сознание на подкорковом уровне уразумело, что взрыв головы — это только цветочки. А вот эта ягодка, что маячила пред залитыми в слезах глазами, будет куда «поядрёнее».

Противостояние зарёванных и космических глаз продолжалось с минуту. Наконец Джей потушила орбитальный холод в зрачках и размякла. По её виду она очень сожалела, что не может убить эту мелкую тварь много-много раз, а затем, разорвав контракт, замотать морального урода в бинты, сотворив мумию, и ещё живым прикопать где-нибудь в будущей Сахаре.

Притом чтобы его непременно нашли в будущем и пожизненно наказали путём ежедневного туристического осмотра в одном из захолустных музеев. И непременно с тыканьем в высохшего урода пальцами, восклицая: «Во дебил!» Но педагогическая суть в ней всё же восторжествовала, и безнадёжный тупица не только останется жить, но и продолжит обучение.

— Твоя идея легенды зачтена на отлично, — неожиданно спокойно заговорила наставница, — а вот воплощение в жизнь выполнено плохо. Артистичность страдает. Обрати на технику удержания образа особое внимание. Станиславский за такую игру не просто бы орал: «Не верю!», а прибил бы трёхкилограммовым сценарием, уничтожая бездарность на корню.

Джей замолчала, заметив, как ученик предпринимает попытку двигаться. Дима сел и утёр мокрое от слёз лицо рукавом. После чего, тяжко вздыхая о собственной театральной несостоятельности, уставился заинтересованным взором на адскую сволочь, которая продолжила выдавать ученику бонусы:

— Но зато, что при этом использовал материал прошлого урока и достаточно грамотно манипулировал её страхом, я готова и эту часть соблазнения засчитать как выполненную.

От такой похвалы у него даже слегка грудь раздуло, вот только как следует погордиться собой не успел.

— Но чем это всё закончилось, тварь! — неожиданно рявкнула Джей, как последняя истеричка, отчего Дима аж подпрыгнул, сидя на заднице, и вновь сдулся, ткнувшись взглядом в землю, как нашкодивший щенок. — Ты что себе позволяешь, дебил? — продолжала изливать негодование училка, в одно мгновение вновь выходя из состояния равновесия. — Как ты мог с ней так поступить? Сволочь!

— Да что я такого сделал?! — реагируя на эмоциональный напор, окрысился Дима. — Что ты на меня орёшь, как ненормальная? Да, я не понимаю, как можно довести до оргазма фригидное бревно, которое этого в принципе не умеет делать. Сама же учила, что женщина оргазму самообучаема и никто, кроме неё, научить её этому не может. А эта блонда даже теоретически не допускает самообучение подобному. Как такую можно до оргазма довести? Ну расскажи мне, тупому.

— А кто тебя, дебил, заставлял это делать? — продолжая оставаться на истеричной высоте тона, недоумевала Джей. — Твоё задание заключалось в подборе ключиков к девочке во взаимоотношениях, а не в разводе на секс. Ты же всё сделал правильно. Даже больше. Она никогда в жизни не испытывала такого наслаждения. Она и не знала, что такое возможно. Даже я не ожидала от тебя, дебила, такого успеха. Вот только, всё сделав как надо, ты вдруг взял и всё изгадил. Как ты мог бросить девушку в растрёпанных чувствах и всё ещё находившуюся на вершине своего блаженства? Да тебя за такое убить мало!

И только тут Дима, осознав свою в самом деле тупую и непростительную ошибку, схватился за голову. Действительно. А с чего это он решил, что их всех требуется доводить до оргазма? Джей такого задания не давала. Какой же он идиот. Ведь стоило ему чуть-чуть потерпеть, играя романтика на всю голову, и организовать незабываемое прощание с непременной надеждой на следующую встречу, и всё.

— У профессиональных спортсменов, — вновь спокойно заговорила Джей, — каждый будний день состоит из трёх частей. Разминка. Тренировка, а после неё обязательная заминка. Слышал когда-нибудь об этом?

— Не спортсмен, — буркнул ученик, продолжая самобичевание.

— Так вот, в сексе, как в профессиональном спорте. Обязательная эмоциональная прелюдия — разминка. Эмоционально неготовая к соитию женщина — это не женщина, а бревно с дуплом. После прелюдии секс ВОЗМОЖЕН. — Она сделала ударение на последнем слове. — Притом, если до этого дойдёт, то непременно качественный. Другой неприемлем. А после обязательные постсексуальные ласки с успокоением партнёрши. И красивое, правильное расставание, если вынужден её покинуть.

— Да понял я уже, понял, — повинно склонив голову, попытался он остановить обличающую речь. — Сейчас пойду всё исправлю. Только отойду немножко от взрыва башки. У тебя нет случайно таблетки? Хотя ты же можешь и без таблетки полечить. Забыл.

— На, — снисходительно прокомментировала Джей бросок жареного цыплёнка, — пока ешь, придёшь в норму. И да. Принимая во внимание раскаяние и полное осознание вины от содеянного и выражая надежду на недопустимость впредь подобного безобразия, я тебе блондинку условно засчитываю. Поэтому можешь о ней забыть и приниматься за следующую.

Вот такого подарка Дима точно не ожидал. И цыплёнок, изумительно приготовленный, перепал. И зачёт, который он считал проваленным, получен. Страна прям под запись помнит своих героев, находя для награды любого спрятавшегося. Дышать как-то сразу стало легче. Голова словно и не болела. Сил прибавилось, и жить захотелось на всю катушку.

Правда, в состоянии эйфории он находился недолго, а лишь до того момента, как вспомнил о чёрно-игольчатой, следующей по списку. Сначала ещё при знакомстве с её характеристикой Дима почему-то убедил себя, что эта толстушка для развода на секс будет самая лёгкая. Но сейчас, понимая, что главное в задании — не секс как таковой, а подкат к нему и откат после него, серьёзно задумался.

А ведь перепихнуться, похоже, и с этой не получится. Сексом Колючка занимается назло. Правда, есть ещё второй вариант — по его приказу. Но по приказу она, конечно, отдастся, после чего непременно обидится. А назло — сначала обидится, а потом отдастся. Хрен редьки не слаще.

Размышления сопровождались обгладыванием смачных косточек с мягкими хрящиками, которые Дима тоже отгрызал, при этом украдкой бросая косые взгляды на адскую надзирательницу, прекрасно осознавая, что та слышит его мысли.

Джей, поймав очередной трассирующий взгляд, доброжелательно улыбнулась и кивнула в знак правильности выводов. Только подтверждение его мыслей в поиске ключика к чёрно-игольчатой скважине понимания не добавило.

— Стоп! — осенила его неожиданная идея, даже заставив замереть на очередной косточке, впившись в неё зубами. — Она занимается сексом назло. Но ведь никто не говорит, что ей следует делать это назло мне. А если её спровоцировать заняться этим назло кому-нибудь другому? Например, той же блонде. Может, она на это купится? А почему бы и нет?

Ученик с мысленным вопросом на физиономии в ожидании одобрения уставился на наставницу, но та демонстративно наигранно потянулась и разлеглась на земле, заложив руки за голову, прикрыв при этом глаза и чему-то лыбясь.

«Значит, в точку», — воспринял Дима показательное равнодушие училки за завуалированную подсказку.

И, решив обдумать детали, не наблюдая перед глазами раздражающего фактора в образе осточертевшей Джей, даже не доев, пустился на очередное собственное возвеличивание в отдельно взятом поселении.

Встреча с народом и венчание жрецом на царствование прошли без сучка, без задоринки. Только, разогнав новоиспечённых родственников по шатрам, в свой не пошёл, а сразу направился к Принцессе. Он не собирался её заново охмурять или ещё чего. Она была нужна ему в качестве затравки для Игольчатой.

Дима бесцеремонно расселся рядом с Принцессой, не смеющей поднять глаза, дышавшей через раз и неистово теребившей край платья. Наглым образом осмотрел знакомые соски, топорщившиеся от страха. Глянул на руки, с которых совсем недавно слизал все микробы не хуже антисептика. Вспомнил и особенности строения половых органов, изученных самым тщательным образом научной ощупью.

Наконец, тихо, вполголоса, чтобы соседка по шатру себе слух сломала, представился, потребовав от Принцессы одним взглядом назвать своё имя. Та не посмела противиться. Как это ни парадоксально, но Дима впервые услышал её голос.

Девушка оказалась владетельницей изумительно нежного и обворожительного голоска, полного невинности и чистоты. Он тут же подумал: «Да, её только за внешний вид и ангельский голос следует держать постоянно возле себя для ублажения глаз и слуха. Наверное, старый хрыч именно за это и сделал её главной женой».

Дима, заслушавшись ангельской колоратурой её голоса, даже не удосужился вникнуть в суть названого имени, уловив из длинного словосочетания только то, что она какая-то звезда на каком-то небе. Ну, уловил и забыл. Подобная информация была уже неактуальна. Он больше думал о соседке и её предполагаемых реакциях ревности, потому что именно девушка-вызов являлась его сегодняшней целью.

Дальше потребовал, чтобы приманка рассказала о себе, а сам тем временем встал и принялся обходить шатёр, осматривая, но не понимая назначения мусора, аккуратно разложенного и развешенного в жилище.

Девушка что-то щебетала. Дима млел от звука журчащего голоска, не вдаваясь в смысл. А затем, подойдя со спины, неожиданно для последней громко чмокнул её в шею. Да так, чтобы не только соседка услышала, но и другие претендентки на счастье не оставили для себя никаких сомнений в идентификации смачного звука.

Вот только реакция блондинки оказалась неожиданной. Она взяла и рухнула в обморок. После чего Дима выдал мысленное заключение: «Finita la comedia. Интересно, ты по-настоящему вырубилась или прикидываешься? Как-то уж ты быстро отыграла свою роль. Для затравки Колючки, пожалуй, этого будет маловато».

Он поправил положение потерявшей сознание куколки, укладывая на подушки, и повторно смачно присосался безжалостным клещом, только на этот раз к торчащему розовому соску. Тело не отреагировало.

Тогда Дима принялся шуршать её одеждой и пинать разный хлам, что попадал под ноги, создавая иллюзию бурных телодвижений в порывах страсти. Он то и дело что-то невнятно бурчал под нос и шумно дышал, при этом умудряясь прислушиваться по направлению смежного вигвама. Естественно, безрезультатно.

Дима глубоко вздохнул, на всякий случай вспоминая, что «он — ведущий», и пожелав себе ни пуха ни пера, отправился в шатёр зеленоголовой. Стучать не стал. Не по чему было. Поэтому просто отодвинул полог и вошёл, состроив злющее выражение на лице, показывая всем видом, как он недоволен предыдущей пассией.

Толстушка от неожиданности такого скоропалительного визита даже не удосужилась занять своё место в подушках. Он застал её в скрюченном положении у стенки шатра перед аккуратно вырезанной дыркой для подглядывания. Девушка распахнула глазищи, уронила челюсть на двойной подбородок, замерев в явно неудобной позе, свернувшись штопором.

Она то и дело шмыгала в режиме нервного тика, словно резко принюхиваясь, отчего кольцо в перегородке носа смешно взбрыкивало.

— Можно к тебе? — поинтересовался Дима, будто для него требовалось разрешение.

— О-о, — вместо ответа выдавила из себя неопределённый звук хозяйка шатра и на четвереньках поползла к подушкам.

Дима совсем не ожидал подобной поведенческой реакции от этой гром-девочки, но, сообразив, что это всего лишь шок от эффекта неожиданности, бесцеремонно вошёл и пристроился на дерюжке как раз напротив того места, куда ползла жертва будущего разврата.

Странно. Но, нырнув в её эмоции, он не ощутил ни страха, ни любопытства, ни ревности. Там был сумбур всех её чувств вместе взятых, где чётко выделялось одно — дискомфорт. Девочка оказалась не в своей тарелке.

Туловище тем временем доползло до оборудованного гнезда и, сопя от напряжения, принялось устраиваться, то и дело ворочая изрядных габаритов попой из стороны в сторону, впихивая «невпихуемое» в подушки.

«Ну ты девочка прямо сама не своя», — выдал Дима мысленное заключение, — «Надо бы тебя вернуть к стартовым позициям».

— Как тебя зовут? — начал он спланированный диалог.

Только в ответ зеленоголовое чудо выразило полное недоумение. Возникло ощущение, что он спросил что-то на непонятном для неё языке, и хозяйка шатра только что сделала для себя открытие о его иностранном происхождении.

«Неправильный вопрос», — подумал дознаватель.

— А ты соседку свою беленькую хорошо знаешь? — начал он заход с другого ракурса, скривив при этом лицо в маске пренебрежения.

Вот теперь вопрос попал в точку. Толстушка тут же встрепенулась и резко пришла в себя. На довольно милом личике вспыхнул румянец. Глазки сузились в злобном прищуре. Скованное до этого тело мгновенно расслабилось до состояния распущенной вальяжности, и вместо ответа она с вызовом представилась.

— Меня зовут Та-Кто-Приносит-В-Дом-Радость.

Голос второй жены оказался мягким, но неожиданно низким, грудным, завышенно-сексуальным. Чувствовалось, что она сознательно модулировала его, стараясь таким нехитрым способом вызвать интерес мужчины. Только весь её вид буквально кричал о паршивой игре бесталанной актрисы, вздумавшей так бездарно сыграть роль неотразимой красотки.

Дима посмотрел-посмотрел на её телесные вихляния, как на разболтавшуюся в шарнирах куклу, и решил продолжить свою игру, которая, как ему казалось, выглядела более убедительно.

— Я зашёл к ней познакомиться, — принялся он подливать масла в огонь.

Но не успел продолжить заготовленную тираду, как жертва домогательства, которую решил называть «Радость Моя», из вальяжной расслабленности моментально подобралась. Она тихо зашипела, перебивая его речь.

Дима почувствовал, как тлеющая ревность под напором этой фразы пыхнула обжигающим паром. Эмоции забурлили в игольчатых мозгах закипающим борщом, а в наливающихся свекольным варевом глазах отчётливо прочиталось: «Убью сучку!». Зафиксировав в голове очередной эмоциональный клип, он всё же закончил то, что хотел сказать:

— А она оказалась ни бе ни ме ни кукареку. Она вообще с головой дружит?

— Это ты правильно заметил, хозяин.

Радость Моя скривилась в снисходительной улыбке превосходства над конкуренткой, всем своим излишне килограммовым видом показывая, что она не такая. И, несмотря на застенчивость и скромность, она не в силах утаивать правду, с особой злостью выдав в заключении искромётный перл: «Эта дура — полная дура».

«А ты, я смотрю, у нас прямо кладезь разума», — мысленно прикололся соблазнитель, ухмыляясь, а вслух продолжил издеваться. «Нет, она красивая, конечно».

Игольчатая словно под дых получила, задохнувшись. Губу закусила. Кулаки сжала. И тут Дима понял: ещё один нажим на её «любимую мозоль» — и ему придётся Колючку догонять. И не факт, что успеет предотвратить неминуемое убийство с вырыванием обесцвеченных волос и укусов жизненно важных органов. Или, что ещё хуже, кинется на него с воплем: «Так не доставайся же ты никому!»

«Мля, бульдозер, — мысленно выкрикнул он, чуть отстраняясь, — полегче. Какая ты заводная, я посмотрю», а вслух добавил: «Да у неё там кожа да кости. Ни смотреть не на что, ни пощупать не за что. Не то, что у тебя».

На последней фразе он заговорщицки понизил голос, изобразив улыбку предвкушения чего-то большего, чем посмотреть и пощупать. При этом демонстративно нагло раздевал экзаменационный материал глазками, стараясь представить это создание без утягивающего одеяния.

Девушка-вызов среагировала на комплимент, как и положено. Ревность тут же расплавилась в гипертрофированное кокетство. Она мгновенно зарделась, застенчиво отводя глазки, при этом выпрямляя шейные складки, демонстрируя гладкую розовую шейку. Одним этим простым движением даже умудрилась удивить соблазнителя, явно приняв натренированную позу в привлекательном ракурсе.

Но если этот жест был выполнен великолепно с точки зрения образа, то вот продолжение было излишне. Она, забыв все правила приличия, ухватила себя за шарообразные груди. С силой впилась в них пальчиками и, продолжая всё ещё что-то разглядывать на полу, изобразила на личике ненатуральный экстаз, закусив нижнюю губу.

После чего прошлась по рифлёным бокам. Огладила бразильско-выпуклую попу. И, скользнув по бёдрам, грузно наклонилась, изображая потягушечки кошки с прогибом спины. Получилось не очень.

«Молодец. А как ты отреагируешь на «слабо»?» — мысленно похвалил её Дима.

— А слабо показать? — заигрывая, поинтересовался объект её мечты, изображая изнеможение взглядом.

Змей-искуситель буквально собственной кожей почувствовал табун мурашек, пробежавших по её телу, которые, добравшись до лица, устроили щёчкам такой массаж, что те вспыхнули, как аварийные лампочки при пожаре.

Девушка, изобразив на губках улыбочку с полуоткрытым ртом, вновь показательно застеснялась, отведя глазки, а затем, выпрямившись, но при этом продолжая не смотреть на мужчину, принялась развязывать завязки штанов.

Дима, вспомнив её обустройство пятой точки в подушках, надеялся на длительный и неуклюжий стриптиз, но Радость Моя его удивила. Она лишь слегка прогнулась в пояснице, и плотно сидевшие до этого штаны легко соскользнули с надуто-упругих булок.

А вот с ног толстушка стягивала их уже никуда не спеша, наслаждаясь реакцией молодого главы рода. Притом делала это очень искусно. Несмотря на оголённость причинного места, согнутые в коленях ноги и медленно спускаемые штаны не давали доступа к просмотру сокровенного, что будоражило воображение, а вместе с ним и возбуждало.

Честно говоря, Дима по простоте душевной полагал, что у Колючки там всё плохо: излишний жир, складки. Даже посчитал ещё при первичном анализе, что придётся через всё это пробиваться, как оператору буровой установки в поисках нефти, не без основания пугаясь, а хватит ли длины его бура до месторождения.

Но когда она избавилась от штанов и, откинувшись на подушки, раздвинула колени, он даже несколько опешил от увиденной привлекательности. Во-первых, лобковые волосы были окрашены в тот же зелёный цвет, что и на голове. Причём там, внизу, это выглядело более эстетично. Во-вторых, все детали сокровенного оказались в лёгкой доступности даже для глаз, а не только для закатанных по локоть рук.

И тут его будто кто-то пнул под зад, выводя из оцепенения и заставляя подобрать слюни, успевшие добежать до колен. С паническими мыслями, что опоздает, он накинулся на нежное, мягкое и трепетное создание. Развратник даже в самых настоящих порывах чувств принялся вслух восхищаться её телом и тем блаженством, что испытывает, находясь в ней.

Задрал не снятое платье ей на голову, высвобождая шарообразные груди из плена тряпичной подпорки, которые и без поддержки продолжали стоять, словно приклеенные, развратник принялся досконально изучать девичье тело. Оно оказалось совсем не складчатое, а даже наоборот. Видимо, бугрящиеся волны создавались именно одеянием, перетягивая мягкую кожу и выдавливая податливую плоть в рельефный объёмный узор в виде мелкоячеистого шифера.

Девушка, откинувшись назад, сбивчиво дышала. А когда лицо накрыло платье, то вообще начала задыхаться, отчего довольно быстро закруглилась, задёргавшись в судорогах и пронзительно застонав на всё поселение грудным рёвом.

Дима от неожиданности даже сначала хотел ей рот платьем заткнуть, чтобы не будоражила соседок. Но та оказалась сильнее в порыве чувств. Она легко сорвала одеяние с головы вместе с его рукой, что вынудило мужчину по инерции распластаться на ней и впиться в пухленькие губки сладострастным поцелуем.

Наконец, по обоюдному согласию акт был признан состоявшимся. Девушка лежала, расслабившись и морально, и физически. Юноша и в том, и в другом в заметном напряжении. «И как теперь это дело замять?» — думал он.

— Пить хочу, — обыденно изрёк утомлённый любовник, найдя это общечеловеческое желание вполне приемлемым для прерывания контакта.

— Там, у стенки, кувшины с водой, — уже лилейным, а не грудным голоском прощебетала девушка, не заподозрив подвоха.

Короткий диалог позволил Диме оторваться от разгорячённого тела партнёрши, поставив близко-телесные отношения на паузу, и с блаженством влить в себя треть большой крынки с тёплой водой. И тут же пришла идея, как под веским предлогом улизнуть от вполне ожидаемых очередных супружеских обязанностей, не обидев последнюю.

— Ты такая жаркая, — восхитился он, словно сауну описывает, где только пива не хватает, — пойду охлажусь. Я надеюсь, ты подождёшь?

— Конечно, любимый, — с некой долей наигранности и безразличия ответила уже считающая себя победительницей за большой приз девушка, которой он почему-то резко перестал быть интересным.

Недолго думая, Дима направился в свой шатёр, где, не раздеваясь, вылил на голову два кувшина воды, только при этом заметив, что где-то потерял свой тюрбан. Но в каком из посещаемых шатров — вспомнить не смог. Да, честно говоря, ему было на это наплевать. Он пребывал в жутком волнении, ожидая оценки за экзамен, мысленно анализируя в памяти свои действия и ища ошибки.

Получить «неуд» откровенно страшило своими последствиями. Но и зачёт ставил в тупик. Как теперь поступить? Вернуться к ней он не мог, вернее, не хотел. А поход к следующей по графику не позволит та же Колючка.

Дима прекрасно понимал, как она отреагирует на посещение очередной соседки, тут же живо представив себе пролом собственной головы при неминуемых разборках его разнузданного поведения прямо на глазах у новенькой. А в том, что толстуха туда ворвётся буквально следом, он даже не сомневался.

Вот и сидел мокрый горе-любовник на троне и грыз ногти, убиваясь по поводу своего горемычного положения, не в состоянии взять в толк, как же это другим удаётся крутиться между несколькими бабами одновременно? В результате мозгового штурма Дима пришёл к выводу: лучше сдохнуть, чем так жить. Даже посетила мысль о самоубийстве, чтобы на следующем дубле начать новую жизнь с чистой совестью.