Пролог. Мама Жанна

К ночи светило умерило пыл, и вокруг немного похолодало.

Колония затихла. Спали умаявшиеся за день юные жёны, сопело в манежах их многочисленное потомство; у кого трое, а у кого и четверо.

Жан лежал с закрытыми глазами, заставлял себя дышать тихо и медленно, но сон не приходил.

Одолевали мысли. Всё, о чём он верил на Земле, пошло прахом. Люди отвернулись от него, люди отвернулись от свободы! Участь сытых и ухоженных домашних животных при попечителях понравилась им больше. Где он ошибся? Что они с Джанкарло сделали не так?

Иногда Жан завидовал жёнам: им было, чему радоваться. Жизнь их протекала в главных женских делах — заботе о детях и муже, и обещала быть долгой. Они, в отличие от самого Жана, не знали, чего избежали. Скорее всего, и не узнают никогда: Бранч категорически запретил Жану рассказывать жёнам о том, к чему их готовили. Кара за ослушание была простой — изгнание из Колонии. Бунтовать Жан не собирался, он и так чудом остался жив.

Попечителям оказалась не чужда сентиментальность. Бранч выбрал главным и единственным осеменителем Колонии именно его. Это унизительно, но приятно, и всё лучше мясного загона, который готовила ему Марика.

При воспоминании о синей чиновнице Жана передёрнуло. Марика в его представлении была отвратительной убийцей, она давно потеряла право на жизнь, но такой смерти Жан не мог пожелать даже ей.

Всё, сон ушёл окончательно и больше не вернётся. Жан поднялся с лежанки, прошёл вдоль длинного ряда манежей. Может быть, он зря накручивает себя? Жизнь продолжалась в детях, да и он сам ещё молод.

Лукавые доводы, он приводил их сотни раз. Каждую ночь и каждый день.

Все они не стоят и одного контейнера с детскими мозгами, упакованными в стазис-плёнку. Несколько десятков пакетов с «живым желе». Тридцать два контейнера — груз одного челнока, два челнока в неделю с каждого космодрома, семнадцать космодромов, о которых он знает, и неизвестное число тех, о которых он не узнал.

Распаренные попечители, как здесь душно!

Жан вернулся к лежанке, подхватил накидку от солнца и вышел наружу.

Бранч строил дело с размахом. Колония занимала широкую каменистую пустошь. Приземистые спальные бараки стояли в два ряда, по три в каждом, но только один — его, Жана, барак, — был заселён, остальные стояли запертые. В середине, между рядами, прикрытая силовым полем, расположилась игровая площадка. Горки и карусели, разновысокие лесенки и свитые в спирали трубы, кубы, кольца, бассейны и водные дорожки, — множество снарядов ждали будущих посетителей. Детей Жана, которые подрастут и придут туда. Играть, бегать, прыгать и лазать, качать мускулы, развивать ловкость и сообразительность. Учиться силе и грациозности.

Домашний питомец должен быть сильным и грациозным, должен развлекать хозяина и приносить ему радость. Зато его мозги не сожрёт рептилия-гурман!

Жан вытер вспотевшее лицо. Здешнее Приполярье мало чем отличалось от земных тропиков. Ничего, наступит зима, светило нырнёт в океан и не покажется оттуда почти шесть месяцев.

Будет действительно прохладно.

Жан бросил накидку на цистерну с питьевой водой и зашагал к силовому полю, которое окружало Колонию по периметру. Бранч не боялся, что люди убегут, куда бежать на чужой планете? Поле отделяло Колонию от капризов местной погоды; Бранч защищал свои инвестиции.

В метре от призрачной преграды Жан остановился. Поле выбросило отросток, мазнуло по медальону-ключу на его груди, и в поле протаяла арка.

Снаружи было по-настоящему жарко! Злой ветер бросил в лицо горсть сухого горячего песка, зато высушил пот. Жан разбежался и прыгнул в фиолетовый океан, который начинался в десятке метров впереди. Прижался к близкому дну и открыл глаза.

Глупый поступок, всё-таки это был чужой океан, излишне солёный, слишком едкий, не очень подходящий для человека. Пуска, усмехнулся Жан. За пять минут с ним ничего не случится.

Оставаться слепым в окружении местных хищников ещё глупее.

Несмотря на зной, вода была прохладной. Совсем неподалёку отсюда дно обрывалось в бездну, которая всегда дышала холодом. Купание принесло облегчение и бодрость. Через десять минут Жан плескался под душем возле своего барака. Знакомый свист привлёк его внимание. Жан наскоро вытерся и поспешил к пустому месту рядом с игровой площадкой. Над ним уже висела серебристая линза катера.

Бранч.

Как обычно, Жан не увидел появления попечителя. Только что пространство под катером было пусто, — и вот люк в днище машины открыт, оттуда бьёт столб света, а рядом стоит Бранч — похожий на геккона ящер размером с медведя.

— Здравствуй, совершенный, — сказал Жан.

— Здравствуй, человек Жан, — отозвался попечитель. — Как твои детёныши?

— Дети, — решительно поправил его Жан. — Мои дети в порядке. Марк немного простыл и кашлял, но мы дали капли, которые ты привёз, и всё прошло.

— Хорошо, — сказал Бранч, — но непонятно. Здесь тепло, и он простыл? Мать плохо следила за ним?

— Это дети, иногда они простывают, даже когда жарко, — пожал плечами Жан.

— Мне нужны здоровые люди, — клацнул зубами попечитель. — С хорошей наследственностью. Может быть, я ошибся, их матери тебе не подходят? Может быть, заменить их? Утилизировать и привезти новых?

Бранч склонил голову набок, пытливо посмотрел на Жана. Тот отважно молчал. Бранч облизал глаза языком и улыбнулся жуткой змеиной улыбкой: — Шучу, человек Жан.

Жан не ответил. Попечитель шутил так при каждом посещении, и Жан привык. Злила мысль, что он будет бессилен, когда однажды Бранч окажется серьёзен.

— Шучу, — повторил ящер. — Не бойся.

Опасная тема.

— Твои картины имеют успех, совершенный? — перевёл разговор Жан.

Попечитель щёлкнул хвостом, ударил по земле — полетели по сторонам мелкие камешки, — запёрхал, заклокотал глоткой: засмеялся.

— Хорошая шутка, человек, — сказал он. — Тебе нет дела до моих картин, ты их не увидишь, а если увидишь, то не поймёшь. Знакомься, твоя новая партнёрша. Её генетика идеальна, — Бранч снова засмеялся, — если так можно сказать про человека!

Только сейчас Жан заметил новенькую, весь разговор она пряталась за спиной попечителя. Невысокая, с прямыми чёрными волосами, с глазами как у японки. Фигуру скрывала белая накидка, такая же, как и у Жана.

— Я рассчитываю на ваших детей, — проговорил попечитель, прыгнул с места и исчез в люке катера. Засвистело, подуло горячим воздухом, и катер взвился в воздух.

Жан до боли сжал зубы: ящер в очередной раз напомнил об их статусе. Сам Жан — производитель, а новенькая — просто инкубатор для домашних питомцев.

— Он никогда не прощается, — сказал Жан. — Как тебя зовут?

— Жанна, — ответила девушка.

— Смешно, — со злостью сказал Жан. — Он думает о нашем потомстве. Все его мысли о наших идеальных детях. Пойдём, Жанна, сделаем ему детей.

— Ну, уж нет! — усмехнулась девушка. — Меня надо заслужить.

— Как?

— Я не дурочка, — сказала Жанна, — я понимаю, что мне здесь жить и умереть, но… Нельзя же так просто? Покажи мне это место, Жан.

— Ты другая, — покачал головой Жан. — Ты не похожа на остальных, которых привозил Бранч. Пойдём.

— Мы выйдем наружу? — Жанна кивнула в сторону силовой пелены.

— Здесь не загон, — ответил Жан. — У меня есть ключ. У тебя тоже будет такой.

С другой стороны от Колонии рос лес. Коричнево-жёлтая чаща, низкорослые «сосны» с мясистыми иглами, дырчатые подушки местных кактусов, полупрозрачные шатры, проросшие насквозь похожими на бамбук побегами. Запахи камфары и разогретой канифоли. Под ногами стелился кирпично-красный мох. Сквозь шипы и перепонки виднелся далёкий горный склон.

— Как здесь странно пахнет! — сказала Жанна.

— Здесь хорошо, — ответил Жан и тут же пояснил: — Не так жарко, как на побережье, нет летучих кровососов.

— Да, я видела море из катера, — согласилась Жанна. — Покажешь мне его вблизи?

— Обязательно — сказал Жан. — Я научу, как в нём плавать, чтобы тебя не съели. Иногда здесь бывает так жарко, что спасаешься только в море.

— А здесь нас никто не съест? — спросила Жанна.

— Попечители уничтожили всех крупных наземных хищников, — ответил Жан. — Нам ничего не угрожает.

Они бродили и болтали ни о чём, и Жан совсем забыл о детях и о жёнах. В конце концов, что может с ними случиться в его отсутствие? Да и нужен ли он им?

— Пора отдохнуть, — сказала Жанна.

Они устроились во мху и лежали, просто глядя в выцветшее небо в разрывах ветвей. Потом Жанна привстала на локте, повернулась к Жану и заявила: — Теперь я готова.

Она всё сделала сама.

— Ты совсем другая, — удивился Жан, когда всё произошло, — остальные мои… жёны ничего не умели и не понимали, а ты знаешь, наверное, больше меня.

Девушка долго не отвечала. Она закинула ногу Жану на бедро и тихо гладила ладонью его грудь и живот. Потом приподнялась на локте, посмотрела ему в глаза и сказала: — Я училась полжизни, ведь секс угоден попечителям.

— Что?! — удивился Жан. — Об этом не говорят в интернатах. Кто ты, вообще, такая?

— Я доброволец, — сказала новая жена.

***

Домой Жанна возвращалась как на крыльях, словно и не было долгой, изматывающей тренировки. Её пригласили в сборную города! Явился старший тренер региона Густав семь-семнадцать-двадцать четыре, Жанна его и видела-то всего раз или два, а с ним — лично директор Алёна. Стояла и хитро улыбалась, пока Густав толкал речугу про честь и ответственность. Перед уходом подозвала Жанну и сказала ей по-свойски:

— Ты его не слушай и не бойся, девочка. Он в жизни ракетку в руках не держал, не знает, как к столу подойти, чтобы не ушибиться. Зато организатор хороший. Твоё дело простое: играть и выигрывать, если в силах. Проиграешь — бывает. Густав не прибьёт, попечитель не съест. Но я в тебя верю.

Если сначала Жанна переживала и боялась, то после этих слов её как отпустило. Не потому, что Алёна — управленец девятого ранга и директор. Жанна потому взяла ракетку в руки, что видела её за столом. Совсем мелкой девчонкой увидела, когда они с мамой гуляли и случайно забрели в зал. Там играла Алёна, — и как играла! Не хуже здоровенных дядек, даже лучше. Ух, и гоняла же она их! Вперёд — назад, вперёд — назад! Они злились, дёргались, топая ногами, но Алёна выигрывала всё равно. Тогда Жанна и заболела настольным теннисом.

— Не буду бояться, госпожа директор, — ответила Жанна. — Я как вы буду.

— Спасибо, — улыбнулась Алёна и повторила: — Я в тебя верю.

…Лифт Жанна вызывать не стала, она не старуха, ей не пятьдесят и даже не сорок, взбежала на четвёртый этаж, толкнула дверь.

— Мама, папа! — закричала с порога. — Поздравьте меня!

Родители сидели в гостиной и ничего не делали, словно её поджидали.

— Поздравляем, — как-то потерянно сказал отец.

— Меня в сборную пригласили!.. — начала Жанна и осеклась. Никогда она не видела родителей такими. Отец смотрел на неё испуганно, словно не веря, а мама… Её лицо покраснело и опухло, словно она плакала совсем недавно. — Мама, что с тобой?

— Всё хорошо, дочка, — жалко улыбнулась мама, — просто странно очень, неожиданно…

— Что странно? Я тренировалась! — не поняла Жанна.

— У тебя гость, — внезапно сказал отец. — Не заставляй его ждать.

— Кто?

— Иди к нему, — повторил отец. — Иди.

Кто бы это мог быть? Густав семь-семнадцать-двадцать четыре решил лично сообщить новость родным? Зачем? Думал, она не согласится?

Жанна бросила сумку в гостиной, наскоро умылась и прошла к себе.

Лампа в комнате не горела. Странно пахло чем-то неуловимым, но приятным.

— Свет! — приказала Жанна. — Мамочка…

В шаге от неё — протяни руку и дотронешься! — стоял попечитель и смотрел на неё немигающими янтарными глазами.

— Меня зовут Бранч, — сказал он красивым, приятным голосом. — Не бойся, молодая самочка.

— Я… не боюсь, — проговорила Жанна. Она поняла, что имела в виду мама. Только почему она плакала?

Бранч сделал неуловимое движение и оказался вплотную к ней. Теперь Жанне приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Попечитель приоткрыл пасть, выпустил длинный красный язык; его кончик подрагивал. Бранч медленно втянул воздух кожистыми ноздрями. Зрачок в его глазу стянулся в нить.

— Да, — удовлетворённо произнёс попечитель. — Хочешь увидеть мой родной мир… человек Жанна?

***

— Почему ты согласилась?! — опешил Жан. — Бранч честно рассказал, для чего ты нужна, и всё равно ты согласилась? Здесь ты будешь только рожать, понимаешь? Тройня за тройней, пока не состаришься. Машина для производства детей! Как ты могла?

— А ты? — прищурившись, посмотрела на него девушка.

— У меня не было выбора! — закричал, вскакивая на ноги, Жан. — Или это, или смерть, понимаешь?

Жанна поджала ноги и села, укутавшись в накидку, словно ей стало холодно.

— А у меня он был? — печально спросила она. — Кто я — и кто попечитель Бранч? Я не хотела, но мне объяснили, что глупо сопротивляться и опасно. Зато теперь мои родители обеспечены до конца жизни…

— До конца жизни… — эхом отозвался Жан. — Получается, родители тебя продали. Это они такие умные, они рассказали, что нельзя бороться?

— Сопротивляться, — мотнула головой Жанна. Влажные волосы захлестнули её лицо, Жанна передёрнула плечами, откинула смоляные пряди в сторону. — Сопротивляться, а не бороться. Нет, это был другой человек. Она передаёт тебе привет.

— Кто?

— Директор Алёна.

…Когда они вернулись, в Колонии царила неожиданная тишина, хотя обычно в это время вовсю звучали крики детей и голоса наблюдающих за ними мамочек. Причина выяснилась сразу: вернулся Бранч. Он изваянием застыл рядом с катером. Возле ног попечителя лежал небольшой матерчатый мешок.

Недавние любовники торопливо побежали к нему.

— Твой багаж, человек Жанна, — сказал Бранч, когда они приблизились.

— Багаж? — изумился Жан.

— Я доброволец, — напомнила Жанна.

— Я посмотрел твой багаж, человек Жанна, — сказал попечитель. — Зачем это?

Ловко распустив когтем завязки мешка, Бранч достал оттуда ракетки для настольного тенниса.

— Это не еда, это не книга, — продолжил Бранч. — Что с этим делать?

— Развлечение, совершенный, — ответила Жанна. — Развлечение и физические упражнения.

— Физические упражнения, — повторил попечитель, рассматривая ракетку. Царапнул когтем рукоятку, лизнул плоскость. — Дерево и резина. Объясни.

— Смотри, совершенный.

Жанна вынула из мешка белый шарик, подкинула, поймала на ракетку. Шпок-шпок-шпок! Шарик послушно подскакивал на ракетке: низенько, выше, выше, выше… Потом Жанна ударила изо всех сил, шарик взвился вверх и почти пропал из виду на фоне силового колпака.

— Здесь нет ветра, это хорошо, — заметила Жанна, глядя вверх. Белое пятнышко приближалось. Сейчас оно отскочит и затеряется между камней. В последний миг Жанна сделала неуловимое движение, — шарик словно прилип к резине! — Играют двое, — продолжила она. — Играют на специальном плоском столе. Стол надвое делит сетка. Надо перебросить шарик на сторону противника. Кто первый промажет, тот проиграл очко.

— Дальше? — наклонил голову попечитель.

— Тренирует глазомер и ловкость, совершенный, — сказала Жанна. — Очень полезно. И интересно. Директор Алёна в этом спорте большой мастер.

— Полезно детям? — с сомнением спросил Бранч.

— Очень-очень полезно! — закивала Жанна.

— Ты знаешь, как его сделать?

— Да, совершенный!

Из мешка появилась маленькая серая книжка.

— Здесь написано всё, совершенный, — объявила Жанна. — Высота, размеры, цвет, как должен отскакивать шарик — всё-всё-всё!

— Катер! — приказал Бранч и перешёл на непонятную, нелюдскую речь.

— Ой!

Жанна отдёрнула руку и спряталась за спину Жана. Книжка, которую невидимая сила выдернула из руки девушки, повисела в воздухе и влетела в раскрытый люк катера. Через пять минут или через десять, Жан от удивления не заметил времени, над площадкой соткался в воздухе зелёный прямоугольник и сам встал на ножки. Из ничего поперёк новорожденного стола появилась сетка. Последними стали видны линии вдоль краёв и по центру.

Попечитель схватил ракетку когтистой лапой, встал неловко возле стола.

— Объясняй, человек Жанна, — приказал он.

— Игра начинается с подачи, — начала Жанна. — Шарик должен коснуться моей стороны, перескочить через сетку, потом коснуться твоей, совершенный. Потом его можно отбивать. Вот так!

Она легонько ударила по шарику. Попечитель дёрнул лапой, и шарик как пуля пролетел у Жанны над головой, она едва успела пригнуться.

— Глупая игра, — заявил ящер. — Ещё!

На столе перед Жанной появился ещё один шарик.

— Да, совершенный, — послушно сказала девушка. — Отбивай, совершенный!

Жан отошёл в сторону. У него было нехорошее предчувствие. Жан впервые видел Бранча таким… растерянным? Попечитель постоянно мазал — и злился. Кончик его хвоста яростно хлестал по камням. Жанна ничего не замечала, раз за разом оставляя попечителя в дураках. Шарик после его ударов летел куда угодно, только не на стол.

— Всё, — сказал вдруг Бранч и остановился. — Хватит, человеческая женщина Жанна. Я понял: ты меня дразнишь. Хочешь, чтобы я откусил тебе голову?

— Нет! Я и не думала!.. — взвизгнула Жанна.

— Молчи! — приказал Бранч.

Он посмотрел на ракетку в своей лапе, сжал когти, — резина полезла клочьями. Бранч молча кинул ракетку на землю и скрылся в катере.

Когда катер попечителя исчез за плёнкой силового поля, Жанна без сил привалилась к Жану.

— Ты вся мокрая, — сказал Жан, придерживая её за плечи.

— Я ужасная трусиха, — сообщила девушка. — Он точно мог откусить мне голову?

— Мог, — кивнул Жан. — Однажды он при мне откусил голову одному… человеку.

— Ужас.

— Это зверь, моя хорошая, — ласково сказал Жан. — Очень умный, очень могущественный зверь. Зачем ты вообще всё это затеяла? Если бы он не сдержался… Гадкая смерть.

— Я… сейчас.

Жанна подняла изуродованную ракетку и дрожащими пальцами принялась сдирать с дерева рваную резину.

— Тебе письмо, — сказала она наконец, подавая Жану очищенную фанерку. — Я не знаю, что там написано, поэтому я никому не могла это рассказать.

— Ничего не вижу, — пожал плечами Жан.

Жанна не успела ответить. Воздух и жара сделали своё дело: на золотистом шпоне стали проявляться малюсенькие буквы. Алёна, это её почерк!..

***

Когда Жанне подошёл срок родить, жёны прогнали Жана из барака. Сами, сказали, справимся, а ты вали, не пугай роженицу кислой мордой. Спорить Жан не стал, с женщинами спорить — гиблое дело, особенно когда все они — дипломированные повитухи. Нужные знания им внедрили ещё в интернатах, а навыки… Роды в бараке случались чуть не дважды в месяц, практики хватало.

Было немножко обидно за лицо. И вовсе у него не морда, ничуть не хуже, чем в любой другой день. Да, Жан переживал, как переживал за всех остальных, но не настолько же, чтобы сразу «кислая морда»? Женщины, что с них взять.

Жан посидел на игровой площадке, которую уже облюбовала подросшая малышня. Покачал на ноге Марка, покружил Аркашу. Дети оставили игрушки, облепили его со всех сторон. Жан глядел на их мордашки, и в груди прорастала душная ненависть. Их всех придётся отдать! И не чужим людям, как на Земле, а хладнокровным ящерам. Умным, культурным, но бесконечно далёким от человека. Равнодушным. «Отдам ребёнка в хорошие… лапы». Жана передёрнуло.

Заплакала Маринка, дочка Юли, самая старшенькая, из первой тройни. Наверное, что-то увидела в его лице, испугалась.

Прибежала Юлька, уже пузатенькая, но подвижная как ртуть, замахала на него руками:

— Иди, иди отсюда! Долго ещё.

Как она почувствовала? Впрочем, Юля была права, не стоило пугать детвору. К океану не хотелось, и, прихватив молоток на длинной ручке, Жан отправился в лес. Неподалёку, на склоне горы, в мешанине колючих оранжевых побегов был вход в пещеру. Почему бы не разведать? Раньше не доходили руки, мешали разные дела, и так получалось, что сегодня — самый свободный день.

Через четверть часа Жан оказался на месте. Из дыры тянуло холодом и пылью. Жан примерился: узковато! Хорошо, за сотни лет порода выветрилась и потеряла прочность. Несколькими ударами Жан расширил отверстие и смог протиснуться внутрь. Сразу стало зябко. Свет налобного фонаря скользнул по серым неровным стенам и потерялся в темноте.

— О-го-го!.. — крикнул Жан.

Эхо раздробило его голос на множество осколков. Пещера была довольно велика, и Жан решил, что далеко не пойдёт. Не хватало ещё заблудиться. Десяток, другой шагов вдоль стены — этого хватит.

Скрипел под ногами камень, поддувал холодный ветер в грудь, шевелил волосы, забирался под накидку. Жан уже собрался развернуться, но тут стена под лучом фонаря расцвела зелёными и красными огнями. Друза самоцветов! Жан перехватил поудобнее молоток: вот что он принесёт Жанке в подарок, да и остальным достанется.

Тук! Тук! Тук… С третьим ударом друза отделилась от стены и упала. Жан качнулся вперёд, подставляя ладонь, но оступился и крепко приложился головой о стену. От удара замок головного ремня раскрылся, а фонарь сорвался. В попытке поймать его Жан только сделал хуже. Фонарь упал не под ноги, но отлетел вперёд… и пропал из виду!

Жан замер. Звенело в голове от удара, перед глазами плавали в кромешной тьме разноцветные пятна. Он медленно обернулся и сразу увидел яркое пятнышко входа. Он не успел уйти далеко и не заблудится… Осталось найти фонарь. Неизвестно, когда Бранч привезёт новый, да и просить не хотелось. Было удивительно и странно, что Жан не видел его света. Изделия попечителей очень неохотно приходили в негодность.

Жан встал на колени и пополз, ошупывая путь руками. Камни, неровные, пыльные и сухие, потом рука провалилась в пустоту…

Фонарь попал в узкий лаз в полу пещеры и лежал на уступе метрах в трёх ниже, рядом с ещё одним отверстием, уходившим в темноту. Как удачно, что он задержался на краю!

…Наружу Жан вылез весь в пыли и с ободранными коленями, и уже без приключений добрался до Колонии.

— Родила! — сообщила ему в дверях барака Юля. И гордо добавила: — Тройню!

Впрочем, к Жанне он попал не сразу. Пришлось переодеться и наскоро ополоснуться, иначе жёны не пускали.

Измученная Жанна кормила грудью двух новорожденных мальчиков, третий прикорнул у неё под мышкой. Увидев Жана, она слабо улыбнулась и, показав глазами на спящего младенца, сказала: — Этот самый первый и самый бойкий. Назовём его Ваней.

Потом заплакала, и Жан не стал спрашивать, почему.