Глава 4. Детка в клетке

За окном кружились скалы. Плыли быстро или медленно, над самой пустыней или взмывали в рыжее небо, в разных направлениях и параллельно или под углом друг к другу. Хаотично и беспорядочно, но неожиданно красиво и гармонично.

Маша протянула руку. Пальцы свободно прошли сквозь «стекло», и горячий ветер пустыни дохнул на кожу.

Да, если смотреть из окна, внизу была пустыня, — и одновременно странный, вычурный, невероятный, совершенно непохожий на пустыню город, если выйти наружу вместе с хозяйкой. Накидка от жары, силовой поводок, цок-цок по прозрачному шершавому мрамору… Когти Ксотты выбивают из камня мелкие осколки, но дороге хоть бы что, через миг раны затягиваются.

От мрамора поднимается душное тепло, как от сковородки. Первый раз Маша боялась ступить на него, жалась к холодному боку Ксотты, но та только смеялась и тянула за собой. Камень не горяч и не холоден, он приятно прохладен. «Это специально для тебя», — непонятно объяснила Ксотта. «А для тебя, совершенная?» — спросила тогда Маша. «А для меня всё совсем иначе, — ответила хозяйка. — И не называй меня совершенной, мы же подруги?»

Подруги. Одна другую водит на поводке…

Дюна внизу и впереди вспучилась, разродилась сахарно-белой, колюче-угловатой, алмазно-хрустальной скалой. Чудовищный кристалл полетел прямо по направлению к дому Ксотты. Катастрофа казалась неминуемой; сейчас дома столкнутся, взорвутся, рассыплются серыми, рыжими и прозрачными осколками!

Хрустальная скала надвинулась и подёрнулась лёгкой дымкой; пропала. Потом возникла снова, уже позади, на безопасном расстоянии.

Маша судорожно втянула воздух. Она, как и не раз прежде, забыла дышать. Скалы проходили на её глазах одна сквозь другую по нескольку раз на дню, но она всё равно боялась безумно. Вдруг удивительная техника попечителей даст сбой? Вдруг два дома реально совместятся в одном объёме?

Ящеры виртуозно работали с объёмом. Маша отлипла от окна, толкнула стену рядом с ним. Перепонка под рукой лопнула, и Маша скользнула в получившуюся дыру.

Её жильё, её вольера, а по сути — её клетка, её коврик у дверей. Огромный круглый зал, двести шагов из конца в конец, который весь — с бассейном, садом, игровой площадкой и климатическим вариатором — поместился в тонкой, не толще ладони, стене дома Ксотты.

Если верить глазам и здравому смыслу, конечно…

Подсвеченная зелёным мелкая волна звала окунуться, бассейн манил прохладой. Маша разбежалась, нырнула и спустилась к прозрачному дну. Хорошо! Вода щекотала кожу, играла с волосами. Так бы и сидеть тут, глазеть на пустыню внизу… Бассейн оказался единственным местом, где Маша могла побыть в одиночестве. Попечители, если верить Ксотте, к воде относились с равнодушием, но «подруга» лукавила. Попечители воды не боялись, но и не любили, предпочитали горячую нефть или вязкое минеральное масло.

Сердце от недостатка воздуха забухало в груди, Маша всплыла и раскинулась на воде. По потолку зала струились мягкие огни. Пахло цветущей магнолией. Хорошо… После купания можно перекусить, что душенька пожелает. И что бы душенька её не пожелала, пищевой синтезатор сделает всё. «Набор рецептов вкусных и полезных блюд поставляется вместе с питомцем!» — так, по словам Ксотты, написано в рекламе Бранча. Ещё можно взять ракетку и постучать в настольный теннис. Стол и ракетки в её клетке тоже присутствовали, потому что та же реклама обещала, что «каждый питомец обучен игре в понг! Попробуйте, не пожалеете».

Маша мстительно улыбнулась: здесь совершенный Бранч дал маху. В настольный теннис умели играть только те, кто вырос в Колонии, а её попечитель забрал из интерната. Ксотта в своё время заказала полный комплект и удивилась, узнав, что как раз Маша понгу и не обучена.

Да, она пойдёт тренироваться. Нехорошо играть в настольный теннис хуже ящерицы, пусть даже она вдвое больше и раз в семь тяжелее. Маша обсушилась под горячим суховеем, взяла ракетку и встала к столу. Из стены напротив тут же выдвинулась механическая рука…

Минут двадцать Маша вяло перекидывала шарик через сетку, потом бросила ракетку на стол, села в тени пальмы, обхватив колени руками, и задумалась.

Всё было замечательно, — и всё было хуже некуда. Она подвела Алёну и Алину, она подвела даже отвратительного мясника Рудольфа. Они там, на Земле, рискуют жизнью, готовят освобождение родной планеты, а что совершила она? Не сделала самого простого, ради чего её готовили — не встретилась с Жанной!

Что произойдёт при такой встрече, Маша не знала, но была уверена — что-то необычайно важное.

Потолок на миг осветился нежно-фисташковым, в воздухе разлился аромат ванили. Маша вскочила, натянула на лицо приветливо-радостную мину и побежала к выходу — встречать Ксотту, подругу и рабовладелицу. Хотя, зачем она так? Маша не раба, она просто домашний зверёк…

Ксотта ворвалась в дом огромная, но изящная. Изумрудная, с алой кожистой складкой над глазами.

— Соскучилась, подруга? — облизала Машу длинным прохладным языком. Маша на миг заглянула в её пасть: Ксотта опять с обновкой! Острые, каждый в палец Маши, сахарно-белые зубы покрывал золотой узор. Блестящая спираль вилась от самого корня к кончику, меандрировала, затейливо ветвилась, и в каждом завитке или узелке сиял камень. Красные как кровь, синие как вечернее небо, зелёные как сама Ксотта или прозрачные. А ещё… от Ксотты пахло сосновой смолой и земляникой! Вчера она благоухала белыми грибами, позавчера — чем-то неопознанным, но тоже приятным. Приятным для Маши. Искренно считая девушку подругой, попечительница старалась пахнуть тем, что нравится Маше, причём каждый раз это были не духи, а её натуральный, природный запах.

Если работа ящеров с пространством Машу восхищала, то их власть над собственными телами приводила её в трепет. Ксотта легко становилась то ниже, то выше, меняла цвет глаз или чешуи, отращивала ради развлечения дополнительные лапы или хвост.

— Ты меня не слушаешь!

Маша очнулась. Оказывается, Ксотта рассказывала ей о чём-то, а теперь, сузив зрачки в тонкую нить, ждала ответа на вопрос.

— Не смотри на меня так, — попросила Маша. — Мне страшно, когда у тебя такие глаза.

— Не нравишься ты мне, — задумчиво сказала Ксотта и щёлкнула хвостом. Роговой коготь на его кончике просвистел в миллиметрах от лица Маши, но она промолчала. Не охнула и не дёрнулась: Ксотта гордилась точностью движений и могла обидеться. А обиженный ящер размером с медведя — это опасно, даже если сам себя он считает выдержанной и возвышенной личностью…

— Не слушаешь, — продолжала Ксотта, — задумываешься. Пахнет от тебя тревогой. Чего ты боишься?

— Ничего, — безнадёжно соврала Мария.

— Врёшь, — тут же уличила её Ксотта. — Знаешь, что обмануть меня невозможно, знаешь, что я чую твоё настроение, и всё равно врёшь. Зачем? Ты не умеешь управлять своими гормонами, у тебя всё равно ничего не получится.

— Я не… — начала Маша, но Ксотта не стала её слушать.

— Всё-таки, тебе не хватает самца, — уверенно сказала она. — Вы так смешно устроены, у вас от этого портится настроение.

— Мне никто не нужен! — заупрямилась Маша.

— Мы решим этот вопрос, — отмахнулась Ксотта. — Найдём хорошего, ласкового мальчика, раз уж тебя не устраивают заменители!

— Ну, уж нет, никаких заменителей, — пробормотала Маша.

От воспоминания её передёрнуло. Ксотта всегда хотела как лучше, а «как лучше» в её понимании было — «точно по инструкции». Ксотта, когда забрала Машу у Бранча, сразу кинулась перечитывать «Наставление по уходу за питомцем». Страшное было время. Маша едва отбилась от рекомендованного «регулярного секса»! Маша была молодой, здоровой девушкой. Процедура Алины разбудила её, объяснила смутные чувства, которые пробивались через интернатское отупление. Маша хотела, она была не прочь, да ещё как не прочь! Сладкий и желанный, но неиспробованный плод тянул и манил, но впервые сделать это с ящерицей?! Скакать на попечительской спине, а именно там, в основании хвоста, Ксотта вырастила нужный орган? Сначала Маша понаблюдала, как проклёвывается, наливается кровью и заманчиво распрямляется это, а потом, неожиданно для себя самой, устроила истерику.

— Никогда, слышишь! — топала она ногами. — Хоть мы и подруги!.. И не принуждай меня! Я не смогу… Я не выдержу… Ты пользуешься моей слабостью, пользуешься положением...

Ксотта обиделась. Долго облизывала глаза, а это был первый признак, что попечительница нервничает, потом сказала:

— Не собиралась никого заставлять. Но, Маша… Я знаю вашу анатомию и физиологию, я сделала всё точно. Ты боишься пораниться? Попробуй, он мягкий, и он сделан в точности под тебя. Ты моя подруга, и я старалась...

Пришлось подлизываться и извиняться, и объяснять, сбивчиво и путано, что главное в сексе, всё-таки, не это. На прямой вопрос: «а что?» Маша только развела руками и призналась, что не знает. Но не это. И это точно. То есть, процесс важен, но не достаточен. И что куда важнее, с кем, как и при каких обстоятельствах. Ксотта задумчиво клацнула челюстями и спросила:

— Кажется, я поняла. Ты думаешь, что не сможешь размножиться. Я могу это устроить.

— Как?.. — опешила Маша.

— В генетике человеков нет ничего особенного, — сказала Ксотта и свила хвост в кольцо. Это, Маша уже знала, как если бы человек пожал плечами. — Поверь, я сумею. Ты оплодотворишься и родишь, — загоревшись интересной идеей, она заговорила быстрее. — Представь, появится маленькая Маша, маленькая копия тебя самой! Это возможно, образец генов — ты сама. Можно и мальчика, хотя это сложнее.

— Нет, я так не хочу, — отказалась Маша.

— Зря, — Ксотта снова изобразила хвостом кольцо — и более не приставала. Но не забыла…

— Так что собирайся, — объявила Ксотта, — и пойдём.

— Куда?!

— На собрание нашего общества, — рассеянно ответила Ксотта. — там все наши будут. С питомцами. Сама посмотришь, выберешь мальчика.

— Какого общества, Ксотта? — не поняла Маша.

Ксотта обернулась к ней, несколько раз беззвучно открыла и закрыла пасть, потом обошла несколько раз вокруг Маши, кося на неё глазом. «Как цирковая лошадь», — всплыла у Маши в сознании непонятная фраза.

— Ты же не знаешь! — сказала, наконец, Ксотта. — Ты не знаешь самого главного! Мы, прогрессивная молодёжь Апере, организовали «Общество защиты прав домашних питомцев»!

— Права… питомцев?

Маша помнила, что такое права. Пакет знаний, который загрузила в её голову Алина, содержал и это. Этот же пакет учил, что питомец — вещь. Он целиком и полностью принадлежит хозяину, тот вправе его убить, уморить голодом, продать, выгнать на верную смерть. Права это дело хозяина, единственное право питомца — надежда на хозяйскую доброту.

— Да! — воскликнула Ксотта. — Старейшие постановили: питомцы, человеки — условно разумны. Но ведь это несправедливо! Ты мыслишь — я мыслю. Мы должны быть равны! Мы же подруги, одна подруга не может командовать другой!

«Но может водить её на поводке», — хотела сказать Маша, но удержалась.

— Так что собирайся, — повторила Ксотта. — Мы идём на собрание.

— Подруга! — удивилась Маша. — Но у меня ничего нет, что мне собирать? Бассейн?

— Бассейн? — удивилась Ксотта. — Что за странная идея? Бассейн собирать не надо, сделаю на месте. Зачем он тебе нужен?

Маша задумалась. Бассейн был ей не нужен, она вспомнила о нём просто так, для примера, но раз Ксотта спросила, требовалось что-то ответить. Ксотта не любила бессмысленных вопросов.

— Мы сможем посмотреть друг на друга, — нашлась она наконец. — Я на мальчиков, а мальчики — на меня. В воде это очень удобно.

— Да? — попечительница в сомнении склонила набок голову. — Почему не поставить их в ряд и не посмотреть просто так?

— Вдруг они не захотят становиться в ряд?

— Почему?! Надо им просто…

Ксотта замолчала. Питомец может не захотеть? Хозяйка прикажет, а он — откажется выполнять? Идея о защите прав питомцев обернулась иной стороной.

— Хорошо, — решила она. — Сделаем бассейн. Купайтесь, знакомьтесь, смотрите друг на друга. Это ничего не стоит.

Маша кивнула и вытянула вперёд шею — под поводок.

Пока молодые попечители строили планы, их питомцы плескались в прохладной, подсвеченной пустыней снизу воде. Три парня и пять девушек купались вместе, веселились, брызгались. Никого из них Маша не знала, поэтому тихонько плавала в отдалении. Потом один из парней, высокий и рыжий, нырнул и под водой поплыл прямиком к ней. Маша засмотрелась: она давно не видела людей, тем более молодых, тем более мужчин.

Парень вынырнул рядом с нею — вода, разбуженная его движением, щекотно облизала её тело — и сказал:

— Привет, я Ваня. Ты кто такая?

— Маша.

— Ты красивая. Почему я тебя не помню?

Маша не ответила. Ваня вёл себя странно, избегал касаний, держался к ней вполоборота. Щёки и лоб его покраснели… Маша глянула сквозь воду: парень возбудился и старался это скрыть.

— Ты меня стесняешься! — догадалась она. — Почему? Секс угоден попечителям.

— Ты не наша, не из Колонии! — воскликнул Ваня. Он побледнел, всплеснул руками и ушёл под воду.

Что с ним? Маша недоумевала: сначала стесняется самого естественного, потом кричит и хочет утопиться.

— Почему ты так решил? — потребовала ответа Маша, когда Ваня всплыл и отфыркался.

— У нас так не говорят, — сказал парень. — Папа Жан и мама Жанна учили: «Надо быть другими. Секс — это всё, что принадлежит только вам. Попечители тут ни при чём». Откуда ты взялась?

— С Земли, — радостно призналась Маша. Внутри стало тепло и свободно: они знают Жана и Жанну, они помогут ей с ними встретить!

— Скорее плывите сюда! — закричал Ваня своим. — Она с Земли!

Парней звали Фёдор и Илья, девушек Зоя, Ира и Марина. Они смотрели на Машу с таким искренним любопытством и доброжелательностью, что ей стало неудобно. Почему она не познакомилась с ними сразу, чего боялась?

Её засыпали вопросами. Какая она, Земля? Чем пахнет воздух? Какого цвета трава и листья, неужели действительно зелёные? Зимой очень холодно?.. И множество других. Маша говорила, пока не охрипла.

— Прости нас, — сказал Илья, самый старший на вид. — Отец и мама Жанна рассказывали нам про Родину, но они улетели оттуда так давно, что многое не помнят. А нам интересно всё, ты понимаешь?

— Да, конечно! Но я знаю не всё, я выросла в интернате. Только однажды была в городе, когда Али...

Маша испуганно замолчала. Она чуть не проговорилась! Рудольф строго-настрого запретил ей упоминать при посторонних имена сестёр Алины и Алёны и самого Рудольфа. Кто знает попечителей, может быть, именно сейчас они внимательно слушают, о чём болтают наивные питомцы.

Ваня подумал о том же. Он приблизился вплотную к Маше, нос к носу, и прошептал:

— Если хочешь сказать что-то важное, говори сейчас.

Он обернулся и что-то сделал. Маша не заметила, что, но остальные питомцы прекрасно его поняли. Илья с плотоядным выражением на лице бросился на Иру, Ира завизжала, Фёдор, Зоя и Марина тоже добавили шума и совсем скрылись за стеной из брызг.

Маша обняла Ваню за шею, прижалась к нему и тихо проговорила в самое ухо:

— Мне надо встретиться с Жанной. Это очень-очень важно.

— Посмотрела мальчиков? — поинтересовалась Ксотта на обратном пути.

— Да, — кивнула Маша. — Только не выбрала пока. Они такие симпатичные!

— Выберешь, — пообещала Ксотта. — Мы будем вместе на каждом собрании. Общество решило, что держать питомцев без общения со своими сородичами жестоко. Ты согласна, подруга?

— Да! — обрадовалась Маша. — Конечно, это правильно!

Ночью, свернувшись калачиком на мягкой подстилке, Маша думала о событиях прошедшего день. Вспоминала мальчиков, и в животе становилось холодно и дрожко. Они были замечательные, хотелось любить их сразу всех и одновременно, но больше всего — Ваню. Ничего, скоро они увидятся снова, тем более, Ваня пообещал помочь с Жанной. Маша не представляла, как питомец может это сделать, но ей так хотелось в это верить! Потом Маша подумала о Ксотте. Наверное, если планы Трио — так называли себя Алина, Алёна и Рудольф — осуществятся, Ксотте будет обидно. «Ты предала меня, — скажет, наверняка, Ксотта, — а ведь мы подруги! Разве плохо тебе живётся? — скажет ещё попечительница. Разве я хоть в чём-то тебе отказывала?» Правильно ли они делают? Маша села на постели...

От воды пахло солью и йодом. Тихо шелестел листьями сад, цветы источали едва заметную сладость. Приятный ветерок холодил разгорячённую кожу. У неё, у Маши, есть всё! Наверняка Зоя и Илья, Марина, Фёдор и Ваня живут не хуже, ведь, как сказала Ксотта, это ничего не стоит! Но не нужно себя обманывать. Их райская жизнь кончится в любую минуту, как только они прискучат хозяевам. Что тогда? Ребят — в Колонию, а её — в пустыню? А есть ещё интернаты, и есть контейнеры с живым желе. Рудольфу и Алёне незачем врать, у них и так есть всё.

Не надо глупых мыслей, Трио обо всём давно подумало и всё решило. Ей надо встретиться с Жанной — во что бы то ни стало.

Шли дни. Теперь Ксотта без раздумий брала Машу на встречи Общества. И там всегда был Ваня, но все вопросы он только качал головой.

— Пока нет, — говорил он. — Но я ищу. Мы все ищем.

Маша злилась, но не подавала виду. Ваня нравился ей всё больше, и было понятно, что она ему тоже по душе. Иногда Маша с трудом удерживалась от смеха: Ваня, так очаровательно смущался в ответ на её взгляды или случайные касания. Уж так мужчины устроены, им трудно скрыть свой интерес. Особенно без накидки, а какой в ней смысл в бассейне или в саду? Вот только Маша не понимала, почему он ничего не делает, и это немножко злило и даже обижало. Правда, она тоже не делала шагов навстречу. Почему, спрашивала она себя, и тоже не могла найти ответа. Её как будто что-то останавливало. Может быть, то, что попечители были совсем рядом, за стенкой, на расстоянии ладони. Ваня родился и вырос в Колонии, и не считал, что секс угоден попечителям...

В этот раз Маша решила сделать всё сама. Нет сил терпеть — и будь что будет.

Оставила попечителей за стеной-перепонкой, сбросила накидку, встретилась с Ваней глазами, — и поняла, что он тоже решил. Взявшись за руки, они пошли в глубину сада. Шагали близко, касаясь бёдрами, и Ваня впервые не отстранялся, и каждое касание бросало Машу в сладкую дрожь. Скоро они слились, и это вышло просто и естественно, и время остановилось...

Потом Маша лежала и гладила его грудь и живот, поросший мягкими рыжими волосками, и вдруг заметила, что он тихо плачет.

— Что случилось? — испугалась она. — Я сделала что-то плохо? Неправильно?

— Ты золотая, — Ванея повернулся и лизнул её в кончик носа. — Ты всё сделала верно, а я дурак.

— Тогда почему ты плачешь?

— Мы не принадлежим себе, — сказал Ваня. — Ты помнишь, ты хотела...

— Я...

Ваня взял её голову в ладони, прижал к груди и прошептал:

— Я сообщил, и мне ответили. Тебя встретят сегодня, на выходе. Постарайся снять поводок.

— Спасибо, спасибо, милый! — Маша принялась покрывать поцелуями его лицо, и глаза, и губы, и ниже, ниже. — Я… я должна, но я к тебе обязательно вернусь! А сейчас… у нас же есть ещё немножко времени?

— Капелька, — ответил Ваня. — Но нам хватит.

— Мы подруги, — спросила Маша, когда они вышли из дома собраний.

— Конечно, — ответила Ксотта.

— Докажи.

— Как? — удивилась попечительница.

— Сними с меня поводок.

— Ты не понимаешь! — сказала Ксотта. — Поводок — это не просто так! Это для тебя, для твоей безопасности!

— Сними! — потребовала Маша.

— Ты можешь погибнуть.

— Сними. Я хочу увидеть твой мир. Мы же подруги? Почему ты не позволяешь мне такой мелочи?

— Бранч написал верное Наставление, — задумчиво сказала Ксотта. — Секс плохо на вас действует. Вы перестаёте думать.

— Ты снимешь поводок?

— Да, — сказала Ксотта. — Познакомься с моим миром, подруга.

Неощутимая тяжесть на шее пропала, ошейник исчез.

Горячий ветер ударил Маше в лицо. Воздух был полон песка и пах битумом. Колючие песчинки засыпали глаза, наждаком прошлись по голеням и предплечьям. Маша застонала, кинула руки к лицу.

Ветер был всюду. Сверху, спереди, сзади. Он задувал снизу, поднимал колоколом накидку. Маше показалось, что её по пояс окунули в раскалённый бархан. Она упала на колени, попыталась закутаться в невесомую ткань. Это помогло, но не сильно. Родной мир попечителей жёг её со всех сторон. Сколько могла, Маша постаралась оглядеться.

Тени, её окружали горячие тени пустыни. Хрустальные здания, которыми она любовалась совсем недавно, превратились в бурые скалы, изглоданные вечным ветром.

— Тебе… нравится?.. — прорвался сквозь треск и вой голос Ксотты. — Так и пой… шь без… оводка?.. Ы… наешь, куда… ти?

— Нет, — ответила Маша и мучительно закашлялась: мельчайшая пыль с готовностью устремилась в приоткрывшийся рот.

— Нет… — промычала Маша и шагнула во мглу.

— Глупая человечка, — сказала попечительница совсем рядом. — Я не позволю тебе погибнуть так глупо.

— Нет! — закричала Маша и побежала в сторону.

Острые камни обожгли ступни. Справа и сверху надвинулась тёмная стена — скала! Она защитит от песка и ветра, хотя бы несколько минут!.. Маша прижалась спиной к нагретому камню.

Сильные руки схватили её за плечи, дёрнули назад и вниз. Маша закричала, больно ударившись лодыжкой. Стало темно.

— Не бойся, ты у друзей, — раздался незнакомый голос.

— Я… не вижу...

Маша слепо шарила руками. Глаза, засыпанные песком, горели.

— Стой, — сказал тот же голос. — Наклонись вперёд и постарайся не закрывать глаза. Смелее, смелее! Это просто вода.

Скоро Маша смогла осмотреться. Она была в небольшой комнате с куполообразным потолком. Перед ней стояла лохань с водой, а напротив — молодой землянин, лет двадцати с небольшим, черноволосый, с раскосыми глазами. Он был одет в нелепый, дурно сшитый комбинезон. Она не смогла сдержать улыбку.

— Зато это наша одежда, — верно истолковал её поведение мужчина. — Мы сшили её сами, ящеры не имеют к ней отношения.

— Извини, — смутилась Маша. — Где мы?

— Ты хотела увидеть Жанну, — заговорил мужчина. — Мы сейчас отправимся к ней. И давай торопиться, люк не удержит её долго.

Словно в подтверждение его слов раздался сильный удар. Где-то рядом загудел потревоженный металл.

— Твой хозяйка старается, — объяснил мужчина. — Иди за мной. Кстати, я — Аркадий. Я сын Жанны, младший брат Ивана.

Он повернулся и нырнул в жерло узкого полукруглого тоннеля. Маша бросилась за ним.

Тоннель петлял, поворачивал под самыми разными углами. Иногда ширины хватало, чтобы идти рядом, иногда он сужался так, что они едва протискивались. Несколько раз им попались такие же залы; из них выходили по три или четыре тоннеля. Аркадий без раздумий выбирал нужный. Очевидно, он ходил здесь не раз.

— Ты старше его, — тяжело дыша, бросила Маша в спину Аркадия. — И ты на него вовсе не похож!

— Здесь трудно жить, — не оборачиваясь, сказал тот. — Осторожно, сейчас колодец. Там темно.

Впереди под ногами Маша увидела круглый люк. Аркадий нагнулся и с натугой — мышцы взбугрились под комбинезоном! — отодвинул его в сторону.

— Извини, — сказал он с улыбкой, — автоматика не предусмотрена. Здесь лесенка. Ты первая, я за тобой.

Маша осторожно опустила ногу в темноту, нащупала шершавую скобу.

Спускаться оказалось легко, только она чуть не испугалась, когда Аркадий закрыл над головой люк. Показалось, что их окружает кромешная тьма, но вскоре глаза привыкли, Маша обнаружила, что света вполне достаточно. Во всяком случае для того, чтобы не пронести ногу мимо скобы.

— Ты сказал, — медленно спускаясь, спросила Маша, — что здесь трудно жить. Где это — здесь?

— В заброшенных коммуникациях, — усмехнулся Аркадий. — Мы здесь вроде крыс.

— Крыс?

— Есть на Земле такие грызуны, — объяснил Аркадий. — Ну, или были раньше, не знаю, как сейчас, я никогда не бывал на Земле.

Голос его дрогнул.

— Хотела бы я показать тебе Землю, — тихо сказала Маша, — только я её тоже плохо знаю. Я выросла в интернате.

— И ты знаешь… — начал Аркадий.

— Да, — прервала его Маша, — я знаю. Ты обещал, что я увижу Жанну. Скоро?

— Да. Осталось немного.

Снизу подуло свежим ветром, потом Маша увидела под ногами светлое пятно. Спуск, казавшийся бесконечным, завершился.

Если Маша рассчитывала, что путь их окончен, то ошиблась. Они оказались ещё в сферическом помещении с множеством выходов.

— Теперь мне придётся завязать тебе глаза, — сказал Аркадий, вынимая из кармана чёрный лоскут.

— Зачем?

— Ты могла запомнить дорогу, — пожал он плечами.

— Но я сама… — голос Маши дрогнул.

— Безопасность Жанны важнее обид, — сказал Аркадий. — Отвести тебя назад?

— Ну, нет!

Видно, судьба её такая: ходить с поводырём…

Они шагали ещё с полчаса, трудно сказать точнее. Когда глаза завязаны, время течёт иначе. Аркадий мягко придерживал Машу за плечо и тихо командовал: налево, направо, пригнись…

Стало холоднее. Жар дневного Апере в подземелье и так не чувствовался, но теперь приятная прохлада сменилась промозглой сыростью. Маша начала замерзать. Она куталась в накидку, но тщетно. Тонкая ткань защищала от жгучих лучей светила, но не грела.

— Стой, — приказал, наконец, Аркадий и развязал Маше глаза.

Как же не походило это место на всё, виденное Машей раньше! Сырой камень стен расчертили рыжие дорожки, в стыках плит и углах скопилась грязь. Низкий потолок слегка просел, с него свисали какие-то неопределённые лохмотья. От странного запаха запершило в горле. Маша закашлялась.

— Заморозишь девочку, Аркаша. Чем ты думал?

Маша обернулась на голос. Позади, у стены, сидела на низеньком стульчике женщина, одетая в такой же комбинезон, что и провожатый. Её волосы побелели, в углах рта и вокруг глаз собрались морщинки, щёки слегка отвисли.

— Я не догадался, — виновато сказал Аркадий.

— Мог взять одеяло, — продолжила женщина. — Посмотри, она вся дрожит.

— Прости, мама.

— Перед ней извиняйся…

Мама? Он назвал её мамой? Жанна! Сколько же ей лет? Но, да… теперь, увидев Аркадия и Жанну вместе, Маша убедилась, что Жанна действительно мать Аркадия. Разрез глаз, волосы, если забыть про седину, овал лица… Но Ваня совсем другой. Почему?

Пока Маша рассматривала Жанну, та, в свою очередь, изучала её. Потом сказала:

— Сейчас принесут тёплое. Не такое красивое, как твоя накидка, зато мёрзнуть ты перестанешь.

— С-спасибо… — сказала Маша. — Чем так пахнет?

— Плесень, — ответила Жанна. — Знаешь, что такое плесень?

Маша помотала головой. Что такое плесень, она знала — из пакета, внедрённого в её сознание Алиной. Но это было чисто теоретическое знание. Так маленький ребёнок знает, что огонь горячий, но не понимает, как это. Чтобы понять, надо обжечься.

Скрипнуло железо, рядом с Жанной в стене образовалось отверстие — ещё один проход. Из него выглянула девушка, подала Жанне свёрток.

— Это тебе, — Жанна протянула его Маше. — Одевайся и поговорим, зачем ты хотела меня видеть.

— Д-да, — проговорила Маша и развернула свёрток. Выскользнула из накидки и торопливо влезла в комбинезон. Аркадий при этом почему-то отвёл глаза, девушка тоже отвернулась. Да что с ними случилось? Что она особенного сделала?

На лице Жанны не дрогнул ни один мускул.

— Я слушаю, — предложила она.

— Да, сейчас, — сказала Маша, засовывая ноги в тяжёлые, но тёплые сапоги. А ничего, уютненько!

— Итак? — подалась к ней Жанна.

— Я… — растерялась Маша. — Не могу при них. Это секретно.

— У меня от соратников нет секретов, — сказала Жанна. — Но… хорошо. Оставьте нас одних!

Аркадия как ветром сдуло. Скрежетнул, закрываясь, люк, раздался топот и хлопки.

— Мы одни, — потребовала Жанна. — Говори. У меня много дел.

Все слова внезапно вылетели у Маши из головы. Она так давно и так часто представляла эту встречу, что теперь ничего не могла придумать. Хотя… если не знаешь, что сказать, или молчи, или говори правду, причём самыми простыми словами. Молчать смысла не было. Маша глубоко вздохнула и проговорила:

— Мне приказали найти Жана или Жанну.

И замолчала, беспомощно глядя на старую женщину, сидевшую напротив неё.

— И это всё? — удивилась Жанна. — А дальше?

— Не знаю, — развела Маша руками. — Приказали. Сказали, что это важно.

— Кто приказал?

— Существо по имени Алина.

Жанна стремительно встала, но тут же побледнела, ухватилась рукой за стену.

— Наконец-то, — прошептала она и откинулась на мокрые камни.

— Тебе плохо?.. — испугалась Маша.

— Теперь мне хорошо, девочка, — слабым голосом ответила Жанна.

Всё так же опираясь о стену, она поднялась на ноги.

— Садись, девочка, — сказала она, — садись на моё место, Машенька. Тебе это сейчас нужнее. И прости, но мне придётся позвать других людей. Я боюсь не запомнить того, что ты расскажешь.

— Но я не знаю ничего такого особенного, — растерялась Маша. — Я знаю про интернаты, я знаю, что меня послали сюда с какой-то целью. Но не помню, — голос её дрогнул, — с какой!

— Ты вспомнишь, — пообещала Жанна.

Вокруг снова появились люди. Черноволосый Аркадий, девушка, которая принесла одежду, еще несколько молодых парней и девушек. Все они очень внимательно и серьёзно смотрели на Машу.

— Приготовились, — сказала Жанна, посмотрела пристально на Машу и громко и отчётливо произнесла: — Тонна франция.

— Что? — удивлённо спросила Маша… и тут её накрыло.