Глава 10. Экскурсанты

Ничто не тревожило узкий коридор, освещённый мертвенным светом ламп. Но вот раздался звук шагов, заскрипели, словно от изрядной тяжести, плиты пола. Смутная множественная тень побежала по стенам, снизу, у пола, и вверху, почти под самым потолком, как если бы свет загораживал кто-то большой, идущий со стороны лифта. В том месте коридора, где проходил этот невидимый некто, тени густели и позволяли угадать его истинную природу.

Охотников на это не нашлось. Служители минус третьего и прочих этажей с отрицательными номерами занимались положенными делами; любопытство не относилось к числу их достоинств. Хозяйка и так знала, кто её гость.

Двери бесшумно распахнулись, Бранч шагнул внутрь, остановился в двух шагах от пустого бассейна. Скрываться далее не имело смысла, Бранч принял обычный вид и огляделся.

Здесь многое изменилось со времени последнего визита. Место капсул с телами внутри заняли серверные блоки, высокие, под потолок, стопки модулей памяти. Неизменными остались только шланги и трубопроводы, только внутри были не питательные составы или фекалии, а жидкий гелий — или кабели высокого напряжения. Главное, здесь не пахло больницей. Безразличные попечителю Бранчу ароматы безмерно раздражали Марику.

Плиты перед лапами ящера поменяли цвет, бегущие огоньки, словно приглашая, подсветили прямоугольный контур. Марика хмыкнула про себя, сделала два шага вперёд. Едва кончик хвоста оказался внутри контура, пол под её ногами рухнул вниз.

Лифт! Он сделал в полёте несколько поворотов и замер в маленьком зале где-то под фундаментом Управы.

— Зачем это всё? — спросила Марика.

— Переехали, — ответил синтетический голос. — Слишком просто попадали ко мне некоторые любопытные ящеры.

— Глупо, — сказала Марика. — Попечители развивались в норах. Вестибулярный аппарат развит сильно. Маршрут запоминается рефлекторно.

— Здесь нет свободных коридоров, — теперь в голосе слышалось злорадство. — Придётся проламываться. У меня будет время.

— Всё равно глупо. Зачем им ломать Управу? Они развеют её в пыль вместе со всей защитой. У тебя нет ничего действительно важного.

— Экскурсанты довольны? — перевела тему Алина. — Я записала в их память множество интересных вещей.

— Они полны планов и они довольны, — ответила Марика. — Бранч повысил статус и получил много решающих голосов.

— Это хорошо.

— Это плохо, — не согласилась Марика. — Я с трудом его сдерживаю. Я устала, а он становится всё сильнее.

— Тебя не за что жалеть, — сказала Алина.

— Мы делаем одно дело!

— Поэтому я тебе помогу, — ответила Алина. — Хотя, будь моя воля… За годы я изобрела множество кар. Для тебя, для Рудольфа, для всей вашей братии.

— А для Бранча? — осведомилась Марика.

— Глупо ненавидеть зверя, даже если он людоед.

— Ладно, мне же лучше, — сказала Марика. — Что дальше?

Раздвинулась дальняя стена зала, открыла комнату с бассейном в полу.

— Опять вода, — пробормотала Марика. — Бранч не любит воду.

— Мне так удобнее, — ответила Алина. — Проходи, погружайся. Для начала слепим ему правильные воспоминания…

***

Бранч проснулся незадолго до прибытия, когда яхта уже миновала внешнее контрольное кольцо. В сознании не хватало чего-то привычного, само собой разумеющегося. Бранч погрузился в себя. Досадно… Психика человеческой самки Марики всё-таки не выдержала нагрузки. Она распалась, так и не вернувшись в нормальное состояние, оставила лишь обрывки воспоминаний. Ненужные, бессмысленные обрывки. Бранч их уничтожил, память — не место для мусора.

Последний рейс оказался удачным. Иногда полезно менять маршруты, Земля велика и не кончается городами и интернатами. Бранч перешёл в грузовой отсек, где в стазис-люльках пребывала его добыча. Шестеро, три мальчика и три девочки. Он сам, не доверяя никому, особенно существу по имени Алина, воспитал их, вложил в их головы правильные знания и понятия. Человечки выглядели измученными, измождёнными. Что же, образование — нелёгкий труд. На Апере их ждёт отдых и карантин, так что заказчики будут довольны.

Приполярная ферма встретила пустотой. Бунтовщик Ивась ушёл сам и увёл жён и детей. Неблагодарное животное, ведь Бранч спас его от смерти, продлил бесполезное существование. Неблагодарное… Бранч рассмеялся вслух. Долгое общение с условно разумными плохо на него повлияло! Он обижается на домашнего питомца? На неразумное, нерациональное, хаотическое существо, каким, несомненно, был Ивась?

Ничего, так даже лучше. Теперь человечки, засевшие в старой транспортной системе, забота заносчивого Кагрума. Вспомнив Наисовершеннейшего, Бранч рефлекторно принял позу покорности — и рассмеялся ещё раз.

Он переправил люльки под купол, в первое свободное помещение, а свободны теперь были все, отключил стазис и вернул человечков к жизни. Теперь они будут спать, долго, пока автоматика фермы не сочтёт, что они достаточно окрепли, чтобы пробудиться. После Бранч вернулся на яхту.

Он завис над побережьем и расплавил гору, издырявленную ходами человечков, из теплового деструктора. Они никогда не вернутся на поверхность здесь, и никто не посмеет обвинить Бранча в непредусмотрительности.

***

На вызов Ксотта ответила не сразу, Брагош даже отхотел отложить разговор на потом, но решил дождаться. После возвращения с родины человечков Общество собиралось всего один раз, у каждого появилось откуда-то множество важных дел. Как будто они привезли их с Земли.

— Равный? — ответила, наконец, Ксотта из открывшегося облака.

— Хочу видеть тебя, совершенная, — произнёс Брагош предписанные церемониалом слова. — Хочу встретиться с тобой.

Это было формальное предложение зачать совместное потомство. Ксотта облизала ноздри и долго всматривалась в Брагоша через облако. Что она хотела увидеть? За кого она его принимает, за шутника? Церемониал не предполагает шуток, размножение — слишком серьёзное дело.

— Совершенный Брагош оказывает мне честь, — ответила Ксотта.

Наконец-то. Как давно Брагош ждал этих слов, как он опасался услышать любые другие! Оказывать честь… Только так можно согласиться, иные слова означают отказ.

— Благодарю, совершенная, — сказал Брагош и отключился.

Он нашёл свою избранницу на одном из островов нижнего приполярного архипелага. Ксотта строила из камней и дерева какую-то коробку. Блажь. Брагош удивился, но не сказал ни слова. После исчезновения питомицы Ксотта стала странной, он надеялся, что экскурсия на Землю её развлечёт, но, похоже, всё зашло слишком далеко. Будет обидно, если эмоциональные нарушения помешают ей выносить яйца.

— Что это будет? — просто спросил он. Теперь, когда самка согласилась на размножение, церемониалом можно пренебречь.

— Дом для человечков, — ответила Ксотта. — Кажется, наши дома их пугают.

— Не замечал, — сказал Брагош.

— Ты не любил своего человечка, — возразила Ксотта. — Маша, пока была жива, рассказывала мне.

— У него было всё, — сказал Брагош, — и он плохо на неё влиял.

— Ты думаешь?

— Конечно, — рассмеялся Брагош. — Это после знакомства с ним она сбежала от тебя! Ты делала для неё всё, а она всё равно сбежала. Не бывает таких совпадений. Считай, я наказал его вместо тебя.

— Может быть, — сказала Ксотта. — Всё равно, он был безобидный.

— Прости, Ксотта, — ответил Брагош, — он не стоит разговора. Ты согласилась, и вот я здесь. Дом доделаешь в другое время.

— И бассейн, — сказала Ксотта.

— И бассейн. И даже стол для понга.

Они выпустили языки и долго стояли, наслаждаясь согласием и покоем, и вместе начали гормональную перестройку.

***

Четыре декады Ксотта занималась новой усадьбой. Она построила ещё два дома и устроила тенистую рощу и пруд. Три дома стояли полукругом, между ними расположился бассейн с океанской водой. Ей было холодновато, значит, человечкам в самый раз.

Три дома. Она заведёт три пары, трёх мальчиков и трёх девочек. Ксотта даже зажмурилась от удовольствия: у человечков обязательно появятся детёныши, они маленькие-маленькие, правда, больше, чем новорожденные попечители.

У человечков детёныши живут вместе с родителями, она станет для них ещё одной родительницей, раз уж ей нельзя заботиться о своих.

Ксотта прошлась вокруг бассейна, тяжело переваливаясь с боку на бок. Яйца почти созрели, скоро срок.

Пришёл вызов, Ксотта открыла облако.

— Ты готова? — спросил Брагош.

— Да, совершенный.

Конечно, он тоже считал декады, ведь это его потомство.

Когда-то предки попечителей откладывали яйца прямо по берегам рек, в горячий песок. Детёныши вылуплялись разом, и первые дни проводили в жестокой схватке друг с другом. Выживал лишь один детёныш из множества, самый сильный, самый умный, самый приспособленный. Прошло время, от диких полей вылупления осталось одно лишь название.

— Наш сектор, — зачем-то сказал Брагош, останавливая диск у одного из бесчисленных входов.

Силовые поля делили огромное пространство под защитным куполом на множество изолированных частей. В каждой — бархан из горячего песка, заросли колючего лилового кустарника и клочок болота. Ксотта разрыла основание бархана задними лапами и отложила кучку яиц в плотной кожистой оболочке, после чего тщательно засыпала их песком. Детишки вылупятся скоро, всего через три декады. К их появлению на свет в болоте заведутся толстые белые черви.

Первая добыча. Червей будет немного, на всех их не хватит. Черви — просто стимул, который должен разбудить в новорожденных волю к борьбе.

— До сих пор помню этот вкус, — сказала Ксотта. — Особенная добыча, ничто с ней не сравнится.

Брагош согласно клацнул зубами. Первая живая пища запоминается навсегда. Он мало что понимал, когда разорвал оболочку яйца. Юные попечители не очень разумны, ими управляют голод и чувство опасности. Получилось так, что он выполз из песка последним, его браться и сёстры вовсю пировали, и когда он добрался до болотца, всех червей уже сожрали. Он страшно хотел есть, и тогда инстинкт принял решение за него. Неудача начала жизни стала преимуществом…

— Пойдём, совершенная, — сказал он и куснул Ксотту за шею. — Он вырастет сильным и умным.

— Или она, — сказала Ксотта.

***

Исполнив долг перед видом, Ксотта с жаром принялась обустраивать будущее обиталище человечков. Окружила остров силовой завесой, разбросала по островку и в окрестных водах звуковые ловушки. Человечкам они не помешают, у них слабые зрение и слух, зато ни один хищник не пересечёт невидимую границу. Укоренила там и сям настоящие земные деревья, из тех, что могут выдержать климат Апере. Истыканные иглами сверху донизу, зато зелёные, как и любят человечки. Раскидала по островку всяких мелочей, которые должны напомнить человечкам о родине…

Дом пуст без жителей. Едва закончив работу, Ксотта сорвалась к Бранчу, даже не подумав связаться и договориться о визите.

— Мне нужны человечки, три пары, — сразу перешла она к делу, как только Бранч переступил порог гостевой пещеры. — Но чтобы настоящие, давно знакомые пары!

— Только две, — тоже не стал церемониться Бранч, — и одиночка. Он тоже был с парой, но самочку я отдал.

— Нельзя разрывать привязанности! — возмутилась Ксотта. — Они так страдают от этого!

— Слишком сложно для меня, — равнодушно ответил Бранч. — Две пары берёшь?

— Беру, — решила Ксотта. — И прошу, не отдавай никому самца-одиночку? Хотя бы несколько дней.

— Хочешь вернуть его самку? — догадался Бранч. — Не выйдет.

— Я попробую, — сказала Ксотта.

— Это твоё право.

***

Связаться со Штроггом удалось не сразу. Станция на периферии системы — не соседний континент. Прошло порядочно времени, прежде чем в облаке проявился адресат — молодой жёлто-коричневый ящер. Маленькая человечка с безволосой головой сидела на его спине, в основании шеи, и с интересом поглядывала на Ксотту.

— Совершенный Штрогг? Я — Ксотта.

— Мы знакомы, совершенная?

Штрогг явно ждал кого-то другого. В дрожании кончика его хвоста Ксотта прочитала удивление.

— Прости, совершенный, мы незнакомы, — сказала Ксотта и снова не стала ходить вокруг да около, сразу приступила к делу: — Отдай мне человечку, взамен я дам много голосов.

У попечителей для выражения эмоций есть язык и хвост. Человечков же эволюция одарила чрезвычайно подвижными лицевыми мышцами. Это неспроста, ведь их язык очень короток и не достаёт даже до ноздрей, а хвоста нет вовсе. Маша долго жила рядом, и Ксотта научилась распознавать выражения человеческих лиц. Услыхав её слова, питомица Штрогга не на шутку испугалась. Она пискнула и спряталась за шеей хозяина, благо, её размеры это позволяли.

— Почему? — удивился Штрогг.

— У меня ей будет лучше, — заговорила Ксотта. — Я создам… создала все условия! Ты, наверное, слышал о нас. Мы — «Общество за права домашних питомцев».

— Всё равно, — сказал Штрогг, — зачем мне отдавать её? Леночку не надо защищать.

— Она будет жить, как на родине, — объяснила Ксотта. — И у меня её партнёр.

— У тебя был партнёр? — Штрогг развернулся к человечке. — Ты скучаешь по нему?

— Да… Нет… — заплакала Леночка. — Не отдавай меня им!

Она зарыдала совсем уже безутешно, потом прижалась к Штроггу, обхватив его шею руками. Штрогг смотрел на человечку не отрываясь, зрачки пульсировали в такт её всхлипываний, потом снова повернулся к Ксотте.

— Ей не надо твоей защиты, совершенная.

Облако опустело. Ксотта в недоумении пялилась на шершавый камень стены, туда, где миг назад было изображение человечки. Юная, привлекательная для самцов их вида особь. Почему она отказалась? Маша очень радовалась встречам с другими питомцами, с нетерпением ждала их и не хотела уходить, особенно после знакомства с Ваней. Эта самка, — Леночка, так назвал её Штрогг? — уже достигла возраста размножения, Ксотта не могла ошибиться. Конечно, достигла, ведь у неё был партнёр! Почему она отказалась?!

Ксотта разозлилась: Штрогг тоже хорош, он мог приказать питомице. Просто приказать! Ему не нужны голоса? Голоса не бывают лишними, хоть в столице, хоть в пустыне, хоть на космической станции.

Ксотта ударила хвостом. Вот так мысли… Да, как много у них ещё работы, как много нужно менять в обычаях и мыслях, если даже ей — члену «Общества по защите прав питомцев»! — кажется, что приказать проще. Стало стыдно. Она неправильно построила разговор. Требовалось сказать всего-то: «Позволь переговорить с твоей питомицей, совершенный», а она… Сама виновата, напугала человечку.

***

Кагрум сердился.

Брагош был очевидно испуган, но держался прямо и почти независимо.

— В старые времена я бы просто откусил тебе голову, растущий, — рыкнул Кагрум.

— В старые времена я бы сопротивлялся, — сказал Брагош, — и нанёс тебе урон, Наисовершеннейший.

— Дерзишь?

— Никогда, Наисовершеннейший, — почтительно ответил Брагош. — Лишь напоминаю. Любая группа имеет право на представительство. Я хочу стать советником при старейших, Наисовершеннейший!

— А потом — старейшим?

— Высший почёт и вершина стремлений, Наисовершеннейший, — сказал Брагош. — Каждый хочет повысить свой статус. Иначе остановится развитие.

— Вы безумны! — Кагрум остановился прямо напротив Брагоша, впился взглядом в его зрачки. Большие глаза означают большого хищника, заставляют опасаться. Поэтому безмозглые насекомые носят на крыльях большие глаза.

Брагош тоже знал, но всё равно чуть сдал назад.

— Вы безумны, — тоном ниже повторил Кагрум. Брагош неизбежно станет советником, неумно иметь его во врагах. Множить неприятелей и обиженных непредусмотрительно. Можно справиться с каждым по отдельности, но нельзя со всеми вместе. — Вы смущаете умы, это опасно.

Кагрум хлестнул хвостом, и умная автоматика зала развесила вокруг облака с информацией.

— «Отменить поводки»! — язвительно выплюнул он, ткнув в первое же облако. — Глупейшая инициатива, растущий. Питомец без поводка не выживет, ты знаешь?

— Семь тысяч, Наисовершеннейший, — ответил Брагош.

— Что?!

— Эта инициатива принесла нам семь тысяч решающих голосов, — оскалился Брагош. — И не отменить вообще, только заменить материальный поводок на силовой.

— Смысл? — заинтересовался Кагрум.

— Материальный поводок оскорбляет питомца, Наисовершеннейший, — с готовностью пояснил Брагош, — а, значит, оскорбляет и владельца.

— Это чушь!

— Семь тысяч, — напомнил Брагош.

— Не все ваши инициативы столь безобидны, — Кагрум увеличил другой объём. — Что вы сделали с почтенным Ожоргом? Вы затравили старика, он боится показаться из пещеры. Забился в нору и сидит!

— Прости, Наисовершеннейший, — возразил Брагош. — Это не мы, это возмущённые граждане. Они узнали, что он съел питомца.

— Об этом знали немногие, и они молчали! — возмутился Кагрум. — Вы, ваше общество раздуло скандал. Разве сделал он плохо? Питомцы — условно разумны, обычные животные.

— Ты прав, Наисовершеннейший, — поклонился Брагош, — но подумай сам… Питомец лишь немного дороже порции живого желе, и если любой станет брать питомца лишь для того, чтобы пожрать его, что станет с торговлей живым желе?

— Ты в своём уме, растущий? — удивился Кагрум. — Обычный мозг и живое желе! Их спутает только невежа.

— Знатоков мало, — ответил Брагош, — невеж много. Решающие голоса одинаковы.

— Иди, растущий, — Кагрум одним движением свернул все облака. — Не буду вам мешать.

— Спасибо, Наисовершеннейший, — Брагош склонился демонстративно глубоко и вышел.

На ходу думалось легче. Стена зала приёмов скользила перед глазами Кагрума, не напрягая сознания. Пол едва успевал залечивать раны от когтей.

Умён этот Брагош. Умён и практичен. Конечно, разговоры о правах питомцев — чушь невероятная, но Брагош обратил их к своей пользе. Развил и улучшил. Скоро у него будет довольно голосов, чтобы войти в число советников. Ему одному точно, а возможно, и кому-то второму из их общества. Он мог бы быть полезен.

Кагрум остановился. Зал услужливо сформировал люльку для сидения.

Он и будет полезен. Будет скоро и не так, как рассчитывает. Глава старейших Трауш одряхлел, ему пора на покой. Старейшим нужен новый глава, более молодой и энергичный.

***

У Светила шестнадцать планет. Энергетическая станция, на которой служил Штрогг, вращалась на орбите Дарн-7, седьмого спутника Клоошт, газового гиганта, двенадцатой планеты системы. Старейшие щедро вознаграждали одиночное дежурство в этой дыре, но никакие голоса не добавляют веселья. Штроггу было скучно, а от скуки в голову приходят странные мысли.

Например, Штроггу захотелось живого желе. Те, кто может позволить себе этот деликатес, не служат на энергетических станциях, они живут на Апере и приближены к старейшим. Голосов Штроггу хватало с избытком, он статусом не вышел.

Когда желание испробовать статусное яство превратилось в навязчивую идею, Штрогг связался с известным заводчиком Бранчем и заказал питомца. Мозги они и есть мозги, а сохранённые внутри живого существа даже лучше, свежее.

Питомец его не впечатлил.

— Уж больно маленький, — сказал он Бранчу.

— Это самка, — объяснил заводчик, — они мельче. Могу привезти самца, но придётся подождать.

— Хочу сравнить, — заявил Штрогг.

— Имеешь право, — сказал Бранч и открыл рядом облако с изображением самца.

Штрогг посмотрел на спящую в коконе самочку, потом на самца в облаке, и не стал менять заказ. Головы у питомцев были примерно одинаковыми, у самочки даже чуть больше. Лишнее полкогтя желе не сделают его счастливее, да и голосов жалко.

Вкушать решил позже, когда самка придёт в себя и адаптируется. Потом навалилась работа, и он забыл и свою глупую идею, и человечку.

Аврал закончился так же внезапно. Штрогг вынырнул из блока, который тестировал, и обнаружил, что других нет и не предвидится. Ещё он обнаружил, что человечка сидит рядом с ним, и что выглядит она плохо.

— Ты была больше, — сказал Штрогг, нависая на самочкой. — Что случилось?

— Не знаю, — тихо ответила питомица. — Ты устал, хозяин?

Она попыталась встать; ноги подкосились, и питомица упала на ребристый пол. Штрогг удивился. Когда заводчик Бранч привез человечку, она уверенно держалась на ногах, была крепенькая и розовая; Штрогг пожалел даже, что пропадёт столько мяса. Он принюхался: самочка пахла слабостью и безнадёжностью.

Да она голодна!

Штрогг подхватил самочку за живот и побежал в бытовой отсек; человечка безвольно болталась в лапе…

— …Почему ты не сказала, что хочешь есть и пить?

— Хозяин был занят, я не хотела мешать.

— Но ты могла умереть!

— Не могла, — Леночка ласково погладила Штрогга по чешуйчатой шее. — Хозяин спас меня.

Штрогг открыл и закрыл пасть. Простодушие Леночки обезоруживало, она и мысли не допускала, что Штрогг забыл про неё, и терпеливо ждала. Она доверяла безоговорочно.

Штрогг не понял, как это может быть. Нельзя доверять тому, кто сильнее и главнее, от кого зависишь. Доверять можно только тем, кто зависит от тебя, ведь он старается сделать лучше, чтобы понравиться.

Ситуация выбила Штрогга из колеи, нарушила его покой. Человечка называла его хозяином, но вела себя как главная. Умом Штрогг понимал, что правильнее всего — съесть её, но не мог заставить себя сделать это. Сама мысль, что Леночку можно съесть, неожиданно показалась ему безумной.

Человечка ходила за ним везде, как второй хвост. Старалась всегда быть рядом, как можно ближе, вплотную, кожа к коже. Это удивляло. Штрогг сознавал, что кажется Леночке холодным, зато ему были приятные прикосновения её горячего тела.

Изредка Леночка забивалась в свой угол, куталась в подстилку, никуда не выходила часами. Причин Штрогг не знал, но был уверен, что человечка совершенно здорова. Может быть, её одолевали мысли. Не такие сложные и глубокие, как у него, поскольку она разумна лишь условно. Эти мысли, коротенькие и простые с точки зрения попечителя, наверняка казались ей важными и значительными, ведь она обладала разумом, хоть и условным. Штрогг в такое время бродил по станции один, размышлял о лукавстве самого понятия — условный разум, и ему было неуютно от этих мыслей и одиночества.

В один из таких дней, обходя станцию, Штрогг не увидел Леночку на её подстилке, бросился искать и обнаружил её у резервуара с горячей водой. Человечка нашла где-то его старый, сброшенный при линьке коготь. Острой кромкой когтя Леночка скоблила голову. Комки мокрой шерсти валялись рядом на полу, а голова у человечки уже наполовину была гладкой и почти голой.

Леночкина рука сорвалась, человечка ойкнула, а на коже появилась длинная царапина. Запахло кровью.

— Что ты делаешь? — спросил Штрогг.

— Буду гладкой, как хозяин, — тихо сказала Леночка.

Капелька крови упала со лба на нос человечки. Она тронула царапину пальцем, тихо зашипела от боли.

— Ты ранила себя, — сообщил Штрогг.

— Нет зеркала, — виновато сказала Леночка. — Это пройдёт.

— Да, — согласился Штрогг.

Одним движением языка он убрал остатки шерсти и остановил кровь. Биохимия не относится к сильным сторонам человеков, по правде говоря, они не имеют о ней представления. Они даже не умеют создать в теле нужные вещества и быстро залечить рану.

Леночке это ни к чему, пока он рядом…

— …Почему ты не захотела возвращаться к партнёру? — спросил Штрогг, разорвав связь с Ксоттой. — Он обижал тебя? Ты его боишься?

— Не обижал, не боюсь, — ответила Леночка.

— Почему тогда?

— Я должна быть с хозяином… — всхлипнула Леночка. — Не прогоняй меня, хозяин. Не отдавай меня им!