Глава 3. Труба

— Всё, не могу больше, — сказала Жанна, — дай отдохнуть, пока спина не отвалилась.

Она отбросила лопату и села, откинувшись на мягкий песок. Жан обрушил очередной пласт и устроился рядом, вытянув ноги. Ныли икры и колени, тоже ломило спину. Он посмотрел на жену. Жанна постарела. И дело было не в грязи и не в усталости от работы. Постоянные роды измучили её, две последние беременности закончились выкидышами.

— Страшная? — спросила Жанна, перехватив его взгляд.

— Красивая, — совершенно не покривил душой Жан, обнял её и уткнулся лбом в её щёку.

Да, Жанне не тягаться с молодыми девчонками, которых исправно поставлял Бранч, ни статью, ни чистотой кожи. Но житейской мудростью, силой характера и добротой она оставляла их всех позади.

— Врёшь, — сказала Жанна. — Успокаиваешь старуху.

— Дура ты у меня, — ответил Жан. — Ничего в мужчинах не понимаешь!

— Не понимаю, — согласилась Жанна. — Как мне в них понимать, если у меня только один мужчина, и то — ты?

Жан притушил головной фонарь и лёг. Колено жены жгло сквозь штаны и рукавицу. Жан подавил вспыхнувшее, было, желание: не до того. Никого он не хотел больше, чем Жанну! И пусть фигура её расплылась, и грудь уже не такое наливное яблочко… Утолить страсть могла любая из жён, понять и поговорить на равных — только Жанна.

В воздухе запахло жжёной резиной, пол тоннеля, который они расширяли, мелко задрожал.

— Кхмеп, — сказал Жан, поднимаясь и протягивая жене руку, — очень кстати!

Жанна не заставила себя упрашивать. Они выбрались на середину пещеры и затихли в ожидании. Скоро запах усилился настолько, что запершило в горле. Одна из стен, совсем рядом с тем местом, где они копали, вспучилась и обрушилась. Дюжина похожих на лапы медведя копательных челюстей остановилась, гигантский кхмеп наполовину высунул голову из нового тоннеля и замер. Костяные пластины, защищавшие рот, разошлись в сторону. Червь выпустил изо рта толстый и влажный язык-нюхало и после секундной паузы уверенно пополз в сторону людей.

— Учуял, — шепнул Жан. Жанна быстро сунула в его ладонь прохладный пластиковый пакет. В пакете лежали стрекательные железы местного моллюска, в изобилии водившегося в зоне прибоя. Это было лучшее оружие против червей, они от яда моллюска быстро погибали. Человеку, по счастливой случайности, яд не вредил.

Кхмеп был уже в нескольких шагах. Он готовился напасть, из зева выдвинулись острые и колючие хватательные крючья. Когда они разошлись веером, Жан метнул пакет червю прямо в глотку. Кхмеп вздрогнул и сократился, словно со всей дури врезался в бетонную стену. Потом червь ударил головой вниз и стал быстро-быстро закапываться. Он уже умер, но ещё не знал этого.

Проскрежетали мимо бронированные сегменты десятиметрового тела, скрылся в свежей дыре в полу обрубок хвоста.

— Что-то он быстро, — недовольно сказала Жанна. — Долго поднимать придётся.

— Ничего, — ответил Жан. — Своя ноша не тянет.

Попечители давно выбили на поверхности хищников и вообще всех достаточно крупных животных. Сначала охотились ради пропитания, потом из интереса. Подземные твари их не привлекали, поэтому кхмепы в толще гор пережили куда более совершенных и смышлёных наземных монстров.

Кхмепы оказались настоящей находкой для Колонии. Во-первых, они были очень вкусны. Жанна поначалу воротила от их желтоватого мяса нос, но, распробовав, уплетала за обе щёки. Жану и его остальным жёнам мысль о брезгливости даже не пришла в голову: после пищевых брикетов, а Бранч не баловал их разнообразием, жареное и варёное филе кхмепа казалось царским яством!

Во-вторых, кхмепы копали норы. Они изрыли горы ходами, длинными, широкими, чрезвычайно удобными. На один из них Жан и наткнулся в тот день, когда Жанна родила в первый раз. Здесь, втайне от попечителя, Жан обустраивал жильё для самых старших жён. Пройдёт немного времени, они уже не смогут рожать и станут бесполезны для Бранча.

Едва попав на Апере, Жан поклялся, что никто из его людей не станет пищевым брикетом, и он не собирался от своей клятвы отступать.

Каждый день по двое, по трое взрослые колонисты расширяли систему кхмеповых ходов. Запасали продовольствие, оружие, вернее, всё, что могло послужить оружием, лишние или подсевшие батареи. Жан даже смог притащить в гору пищевой синтезатор. Бранч отмахнулся от его пропажи, посчитал её маловажной и вскоре привёз новый. Видимо, для попечителя этот прибор не имел никакой ценности.

Для Жана он стал находкой.

…Присев над дырой, Жан посветил фонариком. Бугристая труба загибалась вбок. Червя не было видно. Видимо, кхмеп издох за поворотом.

— Подожди, я сейчас, — сказал Жан и полез в тоннель.

За поворотом червя не оказалось. Тоннель обрывался свежим провалом.

— Куда-то вниз свалился, паразит! — крикнул Жан. — Жаль, если совсем глубоко…

Жан лёг на край, свесил голову вниз. Из-под рукавиц просыпались мелкие камешки, прочертили дорожку в свете фонаря. Кхмеп лежал неподалёку, метрах в трёх внизу на куче скальных обломков.

— Жанна! — позвал Жан. — Верёвку тащи! Только близко не подходи, обрушится ещё…

Подошла жена, протянула моток. Один конец верёвки уже тянулся назад, за угол. Жан благодарно кивнул, ухватился, подёргал: верёвка держала. Через минуту он уже стоял внизу, возле червя. Осмотрелся.

Луч фонаря выхватил из темноты покатую, странно гладкую стену. Наверху, из дыры, выглядывала Жанна. Жан улыбнулся, помахал рукой. Противоположная сторона пещеры терялась в темноте. Он подошёл к стене, провёл ладонью. Проклятье, не может у пещеры быть таких ровных стен!

— Огого, — негромко сказал Жан.

— …го, …го, — прилетело эхо.

— Большая пещера, — уважительно сказала сверху Жанна.

— Подожди-ка.

Жан подтянулся и, перебирая по стене ногами, взобрался почти до самой дыры. Нормально! Спрыгнув, он вынул свой моток:

— Тоже привяжи хорошенько, — сказал жене, — и сама спускайся. С двумя верёвками я и сам вылезу, и тебя потом подниму.

— Уверен? — засомневалась Жанна.

— Да, — ответил Жан. — Кажется, здесь может быть что-то интересное. Лови!

Жанна укрепила второй фал, осторожно спустилась вниз — прямо в объятья мужа.

— Вот так и съел бы, — сказал Жан, прижимая её к груди.

— Не говори так, — не поддержала она шутки. — Это совсем не смешно, про съедение.

— Ты права, — согласился Жан, — а я дурак.

Они пошли вдоль стены. Свет фонарей отражался от гладкой, будто полированной поверхности. На середине второй сотни шагов стена вспучилась, выгнулась внутрь пещеры.

— Стой, — сказал Жан.

Он отошёл на несколько шагов, посветил на стену.

— Иди сюда, — позвал жену изменившимся голосом.

— Ох, — Жанна встала рядом с ним, обернулась, закашлялась. — Я уже видела такое!

Из стены пещеры — нет, не пещеры, огромного искусственного зала! — вырастал исполинский цилиндр, длился и уходил в темноту на другой стороне. Через каждый двадцать-тридцать метров цилиндр разрывали более тёмные пятна. Очень правильной формы пятна, похожие на арки входов.

— Ты думаешь о том же, что и я? — спросила Жанна.

— Вакуум-труба, — ответил Жан. — Я ездил на такой. Только меньше.

— Меньше, — согласилась Жанна.

Жан вспомнил свою последнюю поездку в центр развлечений. В день окончания лицея управления Бранч удвоил премию выпускникам, и половина курса дёрнула туда на трубе. Они даже придумали какое-то оправдание — чтобы не платить за билеты. Чистая казуистика, но всё прошло как по нотам. Кто с ним был тогда? Девочка, кажется, её звали Марина и парень, имя которого он забыл. Марина очень хотела его соблазнить, а он героически держался. Дурачок…

— Я думала, это наше изобретение, — сказала Жанна. — Человеческое.

— Не знаю, — ответил Жан. — Какая сейчас разница? Кажется, попечители забыли про свою трубу. Здесь давно никого не было, чувствуешь, какой сухой здесь воздух?

— Да, — Жанна облизала губы. — Но чистый. Значит, вентиляция работает.

— Не знаю, — покачал головой Жан. — Попечители это, знаешь ли, попечители. Может, им не нужна вентиляция? Попечителей им в глотку.

Он вернулся к трубе, к одной из арок, коснулся рукой трубы рядом с проходом…

Тень арки прорезали ломаные, ослепительно-яркие трещины, разделили её на неровные, неодинаковые зубцы. Расширились и открылись. После темноты подземелья Жан на несколько секунд ослеп. Когда зрение восстановилось, Жанна стояла рядом с ним и жадно заглядывала в вагон.

— Иногда хочется быть молодым и глупым, — пробормотал Жан и первым шагнул внутрь трубы.

Все вагоны примерно одинаковы, и неважно, катятся они по рельсам, парят на магнитной подвеске или летят в вакуумной трубе. Вагон — средство для перемещения пассажиров. Они могут сидеть, лежать или даже стоять, и только этим один вагон отличается от другого.

Здесь вдоль вагона тянулся ряд вогнутых овальных кушеток. Скорее всего, попечители ложились на них брюхом и поджимали ноги. Способ сидеть не хуже прочих…

Жан прошёлся взад и вперёд. Под ногами мягко пружинил ковёр с очень длинным и широким ворсом. Жан нагнулся, захватил в горсть десяток ворсин. Холодные поначалу, они быстро стали тёплыми, даже горячими.

Надо же, работает…

— Ой, смотри!

Жан обернулся: жена забралась с ногами на одну из кушеток, а в воздухе над ней повисла большая полупрозрачная, чуть сплюснутая с полюсов сфера — планета Апере. Фиолетовый океан, желтовато-красные материки, россыпи больших и малых островов. Геоид в разных направлениях пересекали серебряные линии. Одна из них словно приподнималась над поверхностью планеты и горела золотом. Стартовала она вблизи полюса, среди рельефных гор, на берегу большого залива, и шарик, который обозначал начало, пульсировал: раздувался попеременно и опадал.

— Это мы! — показав на шарик, объявил Жан. — Здесь первая станция трубы!

— А это, наверное, следующая станция?

Жанна погладила ладонью островок в середине залива. Золотая линия пересекала его почти посередине.

— Нет! — крикнул Жан. — Только не…

Он не успел. С тихим шорохом закрылись двери. Шарик дрогнул и пополз по линии как костяшка счётов по спице. Островок всплыл над океаном; его контур окрасился лимонно-жёлтым.

— Мы что, — не поверила Жанна, — едем?! А назад, как мы вернёмся назад?

— Так же, — коротко ответил Жан.

Он был совершенно спокоен, даже холоден. Ничего уже не изменить, и нет смысла бегать по вагону и колотить о стены головой. Жанна тоже ни в чём не виновата, кто же знал, что древняя дорога работает? Оставалось надеяться, что на следующей станции найдётся труба, ведущая в обратную сторону. Что обратный путь свободен. Не затоплен водами океана, не завален оползнем и не повреждён давним землетрясением. Что обратная труба финиширует в том же зале, а если в другом, то они смогут из него выбраться.

— Что я наделала… — Жанна подошла к нему, уткнулась лицом в грудь. — Я тоже такая дура!

— Ну, дура, ну и ладно, — усмехнулся Жан, обнимая её за плечи, — Ничего страшного ещё не случилось. В конце концов, что мы можем потерять, кроме, гм… жизни? Зато сколько можем приобрести. И вообще…

— Что?

— Нет, ничего, — ответил Жан. — Рано об этом думать.

Вагон летел совершенно бесшумно, и казалось, что он неподвижно стоит на месте. Жан заподозрил даже, что схема врёт, но тут шарик дополз до островка и замер. Над схемой появились объёмные символы из попечительского алфавита. Они рождались над островком, поднимались вверх облачками пара и лопались под потолком вагона.

— Красиво, — сказала Жанна.

— Да, — согласился Жан. — Красиво. Мы приехали, смотри.

Двери вагона открылись. С первого взгляда стало понятно: это совсем другое место! Всё было иначе. Здешнюю станцию построили под водой, на мелководье. Напротив выхода из вагона, за прозрачной стеной было море. Теснились, прорастая друг сквозь друга, древовидные кораллы, сновали разноцветные рыбы. Из норы в основании другого коралла, похожего на шипастый шар, вылез рак с огромным числом ног. Постоял, поводя глазами на длинных стебельках, мгновенным движением клешней схватил мелкую рыбку — и ретировался.

Сиреневые блики светила дрожали на песчаном дне.

Жан посмотрел вверх. Через потолок зала перекатывались волны, то и дело открывая небо, закручивались водоворотиками, плевались пеной. Картина завораживала. Жан настолько увлёкся, что услышал Жанну не сразу.

— Что? — переспросил он.

— Здесь никого нет, — сказала она. — Никого и ничего, одни мы — и труба.

— Да, — проговорил Жан. — И труба. Надо найти трубу, которая ведёт в обратную сторону. Она должна быть где-то поблизости.

Сквозь прозрачные стены и потолок проникало достаточно света, чтобы не плутать в темноте. Они обошли зал несколько раз. Тщетно. Станция была плотно закупорена, заброшена забыта. Ни дверей, ни просто проходов в другие помещения. Жан даже простучал стены — там, где не было океана, но не нашёл ни единой пустоты. Везде одинаковый глухой звук.

— Рваные попечители! — выругался Жан. — Как они сюда попадали?! Какой смысл в этой станции, без входов и выходов?

— Поехали дальше, — предложила Жанна. — Не может же быть, чтобы везде было так?

Жан усомнился, но промолчал. Вывод напрашивался сам собой: попечители давно закрыли эту транспортную систему. Законсервировали и забыли. Почему труба действует до сих пор? Кто его знает, попечители могли посчитать, что так — дешевле или проще. Кто их поймёт, попечителей? Сам Жан, к своему стыду, за прошедшие годы так и не научился угадывать, что в голове у Бранча, а ведь они знакомы долго, очень долго!

— Поехали, — только и сказал он.

Вдруг станции, где пересекаются две или больше линий, устроены иначе?

Они вернулись в вагон, заняли соседние кушетки. Снова появилась схема. Ближайшее пересечение было почти на экваторе. Жан уже почти выбрал нужную станцию, но…

— Чем попечитель не шутит, как думаешь? — спросил он у Жанны.

— Чем?

Жан молча коснулся стартовой точки. Двери сомкнулись, шарик на схеме покорно пришёл в движение.

Полнейшие чушь и ерунда! По одной трубе невозможно движение одновременно в обе стороны. Никто, даже могучие попечители, не стал бы строить транспортную систему для одного вагона. Это как дорога для мобилей, должно быть минимум две полосы, иначе не езда, а мучение!

Шарик, как ни в чём не бывало, катился в сторону приполярного залива. Через несколько минут он добрался до места и замер. Открылись двери; в вагон заглянула тьма знакомого зала.

… Мяса взяли много, а осталось куда больше. Они шли, согнувшись под весом пакетов, и до купола было рукой подать, когда Жан остановился.

— Смотри-ка, — сказал он, — что это?

Жанна сбросила груз и сама села рядом в пыль.

— Что бы ни было, — тяжело дыша ответила она, — ты правильно остановился. Надо отдохнуть.

— Бежит кто-то...

Жан тоже стащил с плеч пакеты, пошёл налегке вперёд. У Жанны тоскливо сжалось сердце: что-то случилось! Походы в норы червей давно стали в Колонии привычным делом. Никто не знал, что они добыли червя, значит, никто не посылал носильщиков. В чём же дело?

Жан успел уйти метров на сто, сейчас он разговаривал с посыльным. Кажется, седьмой сын Марины, Виталик? Мальчишка размахивал руками, оглядывался, показывал то на купол Колонии, то на горы, то на небо. Жан выслушал, развернулся и быстрым шагом пошёл к Жанне. Виталик побежал назад.

— Рассказывай, — потребовала Жанна, едва Жан вернулся. — На тебе лица нет.

— Прилетал Бранч, — хмуро сказал Жан. — Спрашивал тебя.

— Меня? — удивилась Жанна.

— Да, — ответил Жан. — Это очень плохо. Он никогда не спрашивал никого из женщин. Никогда, понимаешь? А ты — особенная, ты — доброволец. Ты знаешь что-то такое, что про тебя вспомнил всесильный попечитель. Что это, Жанна? О чём ты мне не рассказала двадцать пять лет назад?!

— Не вовремя, как не вовремя! — Жанна неожиданно заплакала. — Мне надо уходить. Бранч не должен меня достать.

— Что тогда будет?

— Тогда… — Жанна утёрла слёзы. — Тогда всё будет напрасно.

— Ты расскажешь?

— Потом. Когда-нибудь.

Жанна обняла Жана и поцеловала его долгим-предолгим поцелуем. Потом прошептала ему на ухо: — Приходи ко мне в гору, хотя бы иногда.

Жан смотрел ей вслед, пока Жанна не скрылась среди деревьев. Он ждал, что она обернётся, но Жанна так и не повернула головы.

Жан посидел, тоскливо глядя в сторону гор, потом обвешался мясом и медленно пошёл в сторону океана, в Колонию.

***

— Не надо вставать, — сказал Бранч.

Здесь были все взрослые, от юных, впервые беременных девушек и подростков, которые ждали распределения, и до самых старых жён Жана. Все они были печальны, некоторые плакали. Сам Жан сидел в голове вытянутого круга людей. Рядом с ним, на возвышении, лежало блюдо с окровавленными тряпками и клочком волос.

Кровь и волосы принадлежали самке по имени Жанна.

— Как это случилось? — спросил попечитель.

— Мы охотились на кхмепа, — ответил Жан. — Она не успела увернуться.

— И это всё, что осталось? — продолжил допытываться Бранч.

— Да, совершенный, — сказал Жан.

Бранч обошёл сидящих людей. Они верили, что самка погибла. Каждая эмоция имеет свой запах, а молекулы не умеют врать.

Жан был неспокоен. Он делал вид, что скорбит, но на самом деле боялся, потому что знал, что Жанна жива. Запах Жанны на коже его рук и лица не успел рассеяться.

— Хорошо, — сказал Бранч. — Прощайтесь.

Если бы не досада, Бранч бы смеялся. Глупая надежда — обмануть попечителя. Чего Жан хотел достичь своей ложью? Если человек Жанна жива, а ещё цикл назад она была жива, то ей не скрыться.

Бранч пошёл по следам. Их было много: вот Ивась-Жан, вот один из детёнышей, вот самка Юля, её следы пахли скорыми родами, похоже, последними. Люди вообще недолговечны, их самки приносят мало потомства. Приходится часто мотаться на Землю за материалом. С самцами проще, репродукция меньше разрушает их организм.

Скоро появился запах Жанны. Они шли с Жаном-Ивасем со стороны гор и несли мясо кхмепа, терпкий запах которого пропитал, казалось, всё вокруг. Одна цепочка её следов повторяла следы Жана, другая пролегала чуть в стороне, и чем дальше от колонии, тем запах был сильнее.

Этим путём Жанна возвращалась в горы.

Бранч рассмеялся. Какое примитивное мышление, какое простое дело. Глупый Жан так хотел скрыть от него свою самку! Примитивные существа, они даже не могут уразуметь собственную примитивность.

Следы привели Бранча к пещере. В неё вел узкий, извилистый проход. Бранч вызвал катер, расширил дыру до нужного размера. Дождавшись, пока камни остынут, Бранч проник внутрь и неподалёку от входа обнаружил ещё одно отверстие, промытое за тысячи оборотов дождевыми водами. Оно вело вглубь горы. Да, здесь катер не поможет… Ему не хватит энергии взорвать гору, кроме того, природные объекты под защитой Старейших. Ему не хватает статуса, как же ему не хватает статуса!

Бранч лёг на камни рядом с промоиной, замедлил пульс, успокоил дыхание. Повинуясь мысленной команде, кости черепа вокруг глаза разошлись в стороны, глаз вывалился и повис на жгуте нервов. После короткого раздумья Бранч добавил к глазу обонятельный рецептор. Нервные жгут оброс кожей и стал расти, удлиняться...

***

Ожорг принял Бранча быстро, будто ожидал его визита.

— Спасибо, что вспомнил старого ценителя твоего искусства, равный, — сказал он. — Ты редко навещаешь меня теперь.

— Прости, совершенный, — сказал Бранч и сложил передние лапы в позе почтения. — Дело занимает всё моё время. Не поверишь, я забросил картины, я...

— Знаю, равный, — перебил его Ожорг. — Если хочешь правды, лучше бы ты продолжил творить. Человеки теперь везде, от твоей рекламы нет покоя.

— Как я и обещал, ты получил первого щенка, — напомнил Бранч. — Кстати, как он? Если надоел, могу забрать назад. Я подумываю о новом производителе, а он был неплох.

— Гхм… — старый Ожорг неожиданно смутился. — Я его съел.

— Съел? — удивился Бранч. — Зачем?

— Не помню, — ответил Ожорг. — Он сделал глупость, а я разозлился. Я понимаю, глупо злиться на питомца, но… Я его съел, равный. Мне неудобно, я удивлён и этому неудобству, но это так.

— Они бывают несносны, совершенный, — сказал Бранч. — Наверняка ты имел все основания. Мне нужна твоя помощь, совершенный!

— Помощь? Тебе моя помощь? Тебе, который называет меня совершенным только из уважения? Я отошёл от дел, Бранч.

— Я знаю, Ожорг, — сказал Бранч. — Но я знаю ещё, что Наисовершеннейший Кагрум твой давний знакомый и друг.

— Я стар и выжил из ума, — заклокотал горлом Ожорг. — Я забыл самое главное. Тебе нужны мои связи.

— Да, совершенный.

Ожорг щёлкнул хвостом, слез с кучи горячего песка.

— Это непросто, — сказал он. — Кагрум очень недоверчив.

— Поэтому именно он занимает то место, которое занимает, — сказал Бранч.

— Конечно, — согласился Ожорг. — Расскажи, какое у тебя дело к Наисовершеннейшему, а я подумаю, что можно сделать.