Глава 1. Маша. Примерно кужль спустя

Последнее время Маша жила как в тумане. Все события свелись к сигнальным огням над дверями палаты. По сигналу она вставала, по сигналу жевала солоноватые пищевые брикеты, по сигналу вставала в очередь на медосмотр. Что происходило между? Квадраты и звёзды на экране в спинке кровати? Джойстики в потных ладошках? Сон, серая пелена.

Поэтому, когда сигнал позвал на медосмотр, Маша вяло слезла с кровати и вместе с остальными поплелась в коридор. Мальчишки уже стояли в унылой очереди, никто из них не обратил внимания на девочек, не повернул головы.

Маша тоже не удивилась. Встала, упёрлась взглядом в стриженый затылок и замерла.

— Следующий! — донеслась команда. Очередь качнулась. Питомец перед Машей сделал шаг, — кажется, это был мальчик, — потом шагнула и она.

— Следующий!

— Следующий!

Неровная вереница юношей и девушек втягивалась в гофрированную трубу. В минуту шаг, а то и чаще.

— Следующий!

— Следующий!..

Наконец мальчик перед Машей шагнул вперёд, щелчок — и Маша очутилась перед закрытой дверью. Слабое удивление коснулось её сознания: она не видела таких дверей в интернате. Потом дверь скользнула в сторону, голос над головой крикнул «Следующий!», и Маша забыла о своём удивлении.

В комнатке, куда она попала, было пусто, ни воспитателей, ни медиков, только большое зеркало во всю стену. Маша стянула пижаму, бросила в угол, в кучу мятого тряпья и вытянулась лицом к зеркалу.

— Мария четыре-шесть нулей-восемь! — доложила она отражению.

… Перед большим экраном стояли двое.

Первый — мужчина в синем мундире, лет шестидесяти или старше, высокий, прямой, с ёжиком коротких седоватых волос. Губы его были плотно сжаты, на лице — выражение не слишком старательно скрываемой досады и смирения. Второй — вставший на задние лапы геккон в полтора человеческих роста. Оливково-зелёная шкура его тускло блестела. Кривые когти левой лапы терзали спинку кресла. Что выражала морда попечителя Бранча, о чём он думал и какие переживал эмоции, не взялся бы угадать самый умелый физиономист.

— Нет, — сказал Бранч.

Мужчина тронул клавишу на пульте слева от кресла. Голый юноша на экране вздрогнул, словно услышал громкий звук. Пустота в его глазах сменилась недоумением, и он повернулся направо. Стена перед ним разошлась, и юноша вышел.

На его место встала девушка в серой пижаме. Она равнодушно стянула штаны и куртку, и вытянулась перед экраном.

— Эльза семнадцать-двадцать пять-четырнадцать, — объявила она и замерла, неподвижно глядя перед собой.

— Повернись! — приказал Бранч.

— Повернись, — эхом отозвался мужчина.

Девушка послушно развернулась спиной к экрану.

— Она меня не слышит? — спросил Бранч. — Почему она слушает только тебя, человек Рудольф?

— Микрофон фильтрует твой голос, совершенный, — ответил Рудольф. — Я подумал, зачем им слышать лишнее? Наш разговор она тоже не услышит. Отменить фильтры?

— Нет, пусть так, — согласился попечитель. — Но не принимай такие решения без меня. На будущее. Ты понял?

— Да, совершенный.

— Надеюсь. Следующий!

Юноши и девушки стояли, приседали, крутились перед ними. Во их движениях не было ни капли эротики — и не могло быть. Не для того готовили проходящих перед Рудольфом и попечителем подростков. Животные чувствуют влечение, но они внеэротичны.

…— Мария четыре-шесть нулей-восемь, — сообщила девушка с экрана.

Попечитель сделал движение вперёд, едва не коснувшись ноздрями светящейся плёнки, повернул голову и посмотрел девушку сначала левым глазом, потом правым, удовлетворённо клацнул зубами.

— Да, — объявил он.

Девушка скорчила недовольную гримаску и передёрнула плечиками, словно не согласилась с попечителем. Потом на её лицо вернулась бесстрастная, даже туповатая мина.

… — Следующий!

Маша повернулась и вышла в коридор. Через десять шагов он закончился помывочной. Маша села на скамейку, потёрла правое плечо. Кожа горела, но уже не так сильно, как минуту назад. Рука заболела почти сразу после того, как она встала перед зеркалом.

Щёлкнула, закрываясь, дверь. К тому времени, как ударили первые струи, девушка забыла и осмотр, и короткую боль.

Вода пахла лекарством, так резко, что запах на минуту смыл пелену безразличия. Маша увидела соседей, обнаружила, что стоит совсем рядом с мальчиком из соседней палаты. Мальчик, приоткрыв рот, шарил глазами по её телу, потом протянул руку, тронул пальцем её грудь.

Стало щекотно и как-то дрожко внизу живота.

— Я тебя видел, — сказал мальчик. — Забыл, как тебя зовут.

Маша хотела ответить, но не успела. Ледяная струя сбила её с ног, рядом, на ребристом полу, ворочалась, пытаясь подняться, соседка по палате. Её имя Маша не помнила так же, как мальчик забыл, как зовут саму Машу. Потом вода стала снова тёплой. Она пахла покоем и смывала мысли.

На выходе из душа Машу обожгло сухим горячим ветром. Капли воды на коже мгновенно высохли. Девушка подхватила со скамейки новую пижаму, на ходу оделась. Питомцы вокруг одевались и один за другим исчезали в гофрированной трубе перехода.

Перед дверью в палату стоял воспитатель. Он взял Машу за локоть и, не говоря ни слова, повёл за собой, на улицу.

От морозного воздуха заныла не успевшая просохнуть голова. Под ногами лежало белое и обжигающе-холодное. Кажется, это называется снег, с трудом вспомнила Маша. Они остановились перед мобилем. Из него вышел старый воспитатель с множеством звёзд на шевроне.

— Мария четыре… — начала, было, Маша.

— Садись, быстро! — прервал её человек и открыл заднюю дверь мобиля.

Внутри Машу окружили незнакомые запахи — и тепло. Кресло, ковёр, подлокотники, — всплывали в памяти слова. Виляли хвостиками из букв и снова уплывали в никуда. Она знала их, не знала только, для чего они нужны.

Под ногами мягко заурчало. Мобиль качнулся и поплыл над заснеженной дорожкой к воротам интерната. Когда-то давно, Маша забыла когда, другой мобиль привёз её сюда. Что с ней теперь будет? Мысль не удержалась в голове, Маша отвыкла размышлять последовательно и логично. Она откинулась на мягкую уютную спинку, поджала ноги и безмятежно уснула.

Рудольф вырулил на шоссе и снял руки с рычагов. Движения на этой дороге почти нет, дальше мобиль доберётся сам. Рудольф оглянулся: Маша номер какой-то там мирно спала. Её судьба изменилась. Попечитель Бранч выбрал девушку среди сотни мясных питомцев, и теперь её ждёт долгая дорога на Апере, его родную планету.

Но сначала ей надо проснуться. Побег Ивася, и всё, что за ним последовало, заставил напрячься синих психологов и диетологов, да и Бранч лапу приложил. Последний свой год питомцы проживали в полусне; специальные добавки в пищу и финальные уровни образовательной игры постепенно отключали их сознание, превращали в животных.

Не до конца. Сознание не умирало, оно спало под спудом простых реакций. Бранч ещё двадцать лет назад предусмотрел, что новым хозяевам понравятся живые, активные и смышлёные домашние любимцы, а скучные, сонные и глупые, наоборот, не понравятся. Уродский ящер, попечителей ему, гм… в глотку!

Они въехали в пригород, и Рудольф вернул управление себе. Мобиль доедет до места и сам, в городе нет недостатка в направляющих и маяках, но Рудольф не хотел создавать неудобств жителям. Его мобиль запросит наивысший приоритет и открытую дорогу, и районная диспетчерская покорно всё обеспечит. Директор Рудольф должен прибыть вовремя и с максимальным комфортом, — для программы это закон. Он въезжает по семнадцатому радиусу, значит, программа перекроет все концентрические улицы в непосредственной близости от семнадцатого радиального проспекта. Возникнут заторы и затруднения, слухи и пересуды. Но Рудольфу не нужна огласка. Во-первых, он никуда не торопился. Пусть девочка выспится, ей предстоит не самая приятная процедура. А во-вторых, никто не должен знать, что директор Департамента порядка и интернатов посещает Департамент управления именно сегодня, в неурочный и несогласованный день. Особенно их с Алёной подчинённые.

Кроме тех, кто посвящён.

Господин управленец девятого ранга Рудольф перехватил управление мобилем и снизил приоритет до среднего. Ординарный синий чиновник возвращается на службу. Ну и что? Мало ли по городу шастает управленцев обоих Департаментов. Пусть шастают, это их работа.

Свечка Департамента управления, или просто Управа, как называли её горожане, была видна издалека. Рудольф направил мобиль не к центральному, а к одному из боковых ангаров. При его приближении ворота бесшумно распахнулись, Рудольф въехал внутрь, и ворота без звука закрылись.

Не выходя из мобиля, Рудольф вместе с пассажиркой спустился на грузовом лифте на минус третий этаж. Там он разбудил девушку и повёл вглубь здания. Широкий коридор под ногами светился мягкой зеленью: Алина узнала его.

Рудольф криво ухмыльнулся. Он называл это Алиной, но только по привычке, потому что это надо как-то называть. Он сам в молодости передал Алину её сестре. Не просто так, Алёна выкупила её за малую мзду. Тогда это казалось незначительным нарушением. Кто же знал, что Алина не только выживет, но и станет этим!

Внезапно Рудольф поймал себя на том, что замедляет шаг. Очень не хотелось идти вперёд. Уж больно непростое дело они задумали. Однако, снявши голову, по волосам не плачут, — так говаривали предки.

Он пошёл быстрее. Мария, как привязанная, побежала за ним. Сейчас, особенно после сна, её разум не сильно отличался от разума собаки. Очень смышлёной дрессированной собаки, обученной называть собственное имя.

И так же, как собака, Маша первой учуяла Алину. Она сморщила нос и заозиралась по сторонам. Пахло здесь… своеобразно. Рудольф — из-за возраста или в силу привычки — принюхался и почти не замечал амбре, которое пробивалось сквозь фильтры и вторгалось в холл и ближние коридоры. Пахло комой — тонкой границей между существованием и скорой смертью.

Маша встала и беспомощно посмотрела на Рудольфа.

— Не бойся, — сказал тот. — Поздно бояться.

Двери разошлись, Рудольф подтолкнул Машу внутрь и сам зашёл следом.

Огромный зал казался тесным от множества прозрачных капсул, в каждой из которых сидел опутанный трубками человек. Их были сотни и сотни, и все вместе они были Алина. Генеральный диспетчер, послушный исполнитель воли попечителей.

Да, запашок тот ещё!.. Рудольф скривился и стал дышать ртом.

Девушка запнулась и попятилась, прижалась к Рудольфу. Её взгляд застыл на ближней к входу капсуле. В ней вяло шевелилось измождённое человеческое тело. Голову человека закрывал глухой, похожий на морского ежа шлем, кисти рук прятались в толстых подлокотниках кресла. Сероватая кожа туго обтянула рёбра, живот прилип к позвоночнику, и уже нельзя было сказать, мужчина это или женщина.

Внезапно человек задрожал и напрягся в кресле, будто пытаясь привстать. Живот и грудь его затрепетали, руки и ноги конвульсивно задёргались. Движения ускорились, стали размашистыми — и вдруг прекратились. Человек замер.

Маша не отрываясь следила за происходящим. Рудольф знал, что будет дальше, но тоже не отводил глаз. Картина чужой смерти завораживает, и не в последнюю очередь потому, что знаешь — это ещё не ты.

Нечаянный спектакль продолжился. Шланги и трубопроводы ожили. Первой выскочила из гнезда кишка питания в шлеме; голова мертвеца качнулась вперёд и назад. Отсоединились и втянулись в пол анальный шланг и мочеприёмник. Тело дёрнулось и осело в кресле. Последним разделился надвое и спрятался в потолке шлем.

Мужчина… Закрытые глаза запали, тонкогубый рот открыт, зубы почернели и наполовину выкрошились. Седые волосы упали на щёки и лоб неопрятными сальными прядями. Мертвец выглядел очень старым, даже древним, хотя Рудольф точно знал, что ему никак не больше сорока. Рудольф мог даже уточнить и сказать точно, как его звали при жизни, и из какого интерната, и в каком возрасте он попал к Алине. Все они прошли через Департамент порядка и интернатов и, значит, через него, директора Рудольфа.

Загудел невидимый насос, из отверстий в полу капсулы хлынула прозрачная жидкость и быстро поднялась до колен трупа. Плоть почернела, жидкость забурлила. Через минуту мутная кипящая жижа скрыла мертвеца с головой.

Один из элементов органического компьютера пришёл в негодность, и Алина утилизировала отходы. Скоро тело растает, и капсула будет готова принять нового постояльца.

— Директор?

Рудольф обернулся на голос: Алёна прибыла сама, не доверилась никому.

— Директор, — Рудольф вежливо склонил голову. — Вы отлично выглядите.

— Ерунда, Рудольф, — ответила Алёна. — Комплименты делайте этой девочке, когда она проснётся, а мне уже ни к чему. У нас всё готово. Не будем терять времени.

— Да и у нас, — пожал плечами Рудольф, — собственно, тоже. Да, Маша?

Маша равнодушно посмотрела на Алёну, потом её губы тронула слабая улыбка:

— Мария четыре-шесть нулей-восемь, — внезапно произнесла она.

— Бедная, — сказала Алёна севшим голосом. — Пойдём со мной, Машенька. Это не будет больно.

— Да… — сказала девушка с тенью интереса в голосе.

Алёна развернулась и повела их через лес капсул. Рудольф мельком отметил, что с последнего визита Алина расширилась, появились капсулы новой конструкции, да и сам зал, кажется, вырос ещё больше. Кое-где им пришлось пройти по решётке из металлических прутьев; этажом ниже оказался такой же зал. Алина не теряла времени даром, гребла под себя все ресурсы, до которых могла дотянуться.

В центре зала была отгорожена небольшая комната. Резиденция Алины, — Рудольф увидел ярко-рыжие вихры женщины в капсуле посредине комнаты. Она осталась такой же, как и двадцать, и десять лет назад, и даже месяц назад, когда Рудольф видел её последний раз. В отличие от прочих, на голове Алины не было шлема, лишь толстый обруч, открывавший лицо. От обруча тянулся в потолок толстенный витой кабель. При их появлении Алина не мигнула и не повернула головы, продолжила буравить взглядом стену, но плиты в полу разошлись, и оттуда поднялась пустая открытая капсула. Их заметили.

— Тебе туда, — сказал Алёна Маше. — Раздевайся.

Всё-таки, мы правы, думал Рудольф, наблюдая, как девушка стаскивает пижаму и садится в кресло. В самом деле, послушное домашнее животное, не знающее ни собственных чувств, ни стыда. Попечители перестарались, нельзя опускать человека так низко, он начинает упираться. И не эти несчастные мальчики и девочки, наоборот, бунтуют люди, облечённые властью. Люди, имеющие всё, у которых внезапно проснулись совесть и достоинство. Идеалисты, попечителем их по голове!

Алёна тем временем надела девушке на голову закрытый шлем, а запястья и лодыжки прижала к креслу фиксаторами. Капсула беззвучно закрылась, отгородила Машу от мира непобедимой плёнкой силового поля. В поддоне капсулы открылись форсунки, и внутрь рванула парящая зеленоватая жидкость. Рудольф сглотнул: картина тающего в кислоте трупа ещё стояла перед глазами.

— Зачем это, директор? — спросил он у Алёны.

— Расслабляет, — пожала плечами Алёна. — Помогает сосредоточиться. Откуда мне знать, директор? Я же не Алина.

Девушка в капсуле задрожала и передёрнула плечами.

— Всё, — сказала Алёна, — проснулась.

Она прижалась лбом к капсуле и заговорила медленно, чётко, тщательно выговаривая слова и расставляя акценты:

— Слушай меня, девочка. Твоя судьба изменилась не просто так. Ты — наше тайное оружие, наша бомба, наш стилет. Запоминай главное. В твоё сознание загружены специальные знания. Ты уже сейчас знаешь, что они есть, но не помнишь деталей. Не нервничай и не торопись вспоминать. Это нормально, всё придёт в своё время, — Алёна глубоко вздохнула и продолжила: — Ты должна сохранить эти знания и передать их Жану или Жанне на планете Апере, обоим вместе или кому-то одному, как получится. Слушай их как меня, их слово — закон. И последнее… — Алёна помолчала. — Помни, что попечители твои и наши враги. Они не должны ничего заподозрить, и если тебе придётся для этого умереть — умри!

Пальцы девушки крепко сжались на подлокотнике кресла.

Снова загудели насосы, откачивая воду из капсулы. Поле пропало, в комнату ворвался запах моря. Алёна освободила Машу, сняла с её головы шлем и помогла подняться, бережно поддержав за плечи.

Маша открыла глаза и посмотрела на Рудольфа, на его синюю форму и звёзды на шевронах. Её лицо перекосила гримаса отвращения:

— Ты… — выдохнула она. — Вы… Вы все звери!

Она всхлипнула и, путаясь в штанинах, торопливо натянула пижаму, а потом разрыдалась на груди у Алёны.

Женщина ласково погладила Машу по голове и заговорила: — Ты одновременно и права, и не права, девочка. Он виноват, и я тоже не ангел, но… дай нам шанс? Здесь, кроме тебя, собрались три самых могущественных — и самых бессильных человека на Земле. Это можно изменить, только помоги нам.

Маша судорожно втянула воздух, оторвалась от Алёны и кивнула.

— Да, госпожа управленец девятого ранга…

Потом, стараясь держаться подальше, обошла Рудольфа и остановилась возле капсулы с Алиной. Долго смотрела на неё, глаза в глаза, покрутила головой и сказала:

— Мне снилось, что она говорит со мной. У неё красивый тихий голос. Наверное, она могла бы быть мне подругой, но… Она ничего не слышит и не видит?

— Ты не представляешь, как много она видит и слышит, — ответила Алёна. — Как много она знает и о тебе, и обо мне, и вообще о любом человеке.

— Да, вы знаете лучше, госпожа директор, — сказала Маша. — Но она так страшно смотрит… Мне её жалко.

— У нас мало времени, — обратил на себя внимания Рудольф. — Бранч не любит ждать. Пойдём, Мария.

— Пойдёмте, господин мясник девятого ранга, — вскинула голову Маша. — Покажите мне ваше чудовище.

***

— Что ты думаешь обо мне, маленькая самочка?

Бранч обошёл Машу кругом, остановился напротив лица и присел, чтобы быть с нею на одном уровне.

— Ничего, совершенный, — ответила девушка. — Я про вас ничего не знаю.

— Про тебя, — поправил её попечитель. — У нас нет глупого обычая умножать того, кто выше. Запомни это.

— Про тебя, совершенный, — отозвалась девушка. — Запомню.

— Ты боишься меня?

— Немножко, совершенный, — Маша посмотрела в янтарные глаза рептилии, каждое размером с её кулак. Глубина за вытянутыми чёрными зрачками слабо отсвечивала алым. Как странно… Инопланетный зверь, чудовище, а кровь — красная!

Бранч прислушался: сердце девушки частило, но уже не так, как минуту назад. Первый страх самочки утих, она сказала правду.

— Тебе повезло, — сказал он. — Ты увидишь вселенную и мир совершенных. Я подберу тебе лучшего компаньона. Будь благодарна.

— Благодарю, совершенный, — с непонятным ей самой вызовом сказала девушка.

Бранч засмеялся. Отважная человечка пыталась дерзить! Ксотта будет довольна, она любит смелых.

— Не бойся, маленькая самочка, — сказал он. — Скоро мы отправимся. Дорога будет долгая, но ты будешь спать, и не заметишь её.

— Я не боюсь, совершенный, — ответила Маша.

Ящер сказал «спать». Глаза у девушки слипались: слишком долгий был и день, слишком много всего обрушилось на её бедный ум. Помещение, попечитель, странные вещи вокруг, — всё завертелось и пропало.

Бранч лизнул воздух над самочкой и тихо засмеялся. Любой опыт, любое новое знание меняет конфигурацию нервных связей в мозгу, а значит и его вкус. Те, кто настраивал обучающие машины для интернатов, знали своё дело, не зря живое желе ценилось так дорого. Чтобы питомец мог стать компаньоном или домашним любимцем, эту настройку пришлось изменить, и Бранч занимался этим делом лично. Так вот, было в спящем сознании девушки нечто, чего он не предполагал и на что не рассчитывал. Кто-то изменил настройку ещё раз. Настолько тонко, что гурманы на Апере не заметили подмены. Бранч знал лишь одно существо, умеющее подобное. Главный диспетчер Алина затеяла собственную игру.

Интересно, чего она хочет добиться?

***

Маша проснулась и некоторое время лежала с закрытыми глазами. Неизвестно, что проделал с нею ящер, но она замечательно выспалась. Она вспомнила прошедший день, каждую минуту, каждое событие, каждое чувство. Порадовалась за себя, погоревала за подруг. Решила, что им, наверное, не будет больно, иначе как может жить седой Рудольф?

Открыла, наконец, глаза и увидела бирюзовый потолок. Заурчало в животе. Странное ощущение, непривычное. Это же… Она голодна и хочет есть!

Маша села. Её ложем служило нечто, напоминающее корыто с мягкими шелковистыми стенками. Рядом стояло ещё одно такое корыто, но пустое, а возле него сидела незнакомая девушка.

— Ты кто? — спросила Маша.

Девушка не ответила. Кажется, она даже не услышала вопроса. Её глаза смотрели в одну точку и не двигались. Даже моргала она редко и лениво. Интересно, за чем она так пристально следит?

Маша покрутила головой. Бирюзовый потолок над головой имел форму купола и незаметно переходил в такого же цвета стены. Кроме неё, странной девушки и двух корыт, очевидно, кроватей, в помещении никого и ничего не было. Матовый серый пол под ногами слегка пружинил. И что здесь рассматривать?

— Ты кто? — повторила Маша. — Меня Маша зовут, а тебя?

Девушка медленно перевела на неё взгляд.

— Дарья двадцать семь-триста сорок восемь, — сказала она.

— Здравствуй, Даша, — улыбнулась ей Маша. — Будем знакомы.

— Знакомы, — повторила Даша и отвернулась.

Бедная, её не разбудили!.. Маше на секунду стало страшно: неужели она была такой же? И почему Дашу не разбудили? Забыли?

Голод напомнил о себе громким бурчанием.

— У тебя есть что поесть? — снова спросила Маша.

— Хочу есть, — внезапно сказала Даша. — Это можно есть?

Она достала из-за спины и подала Маше два закрытых плёнкой пластиковых лотка. В каждом лотке в окружении кусочком овощей и гречневой каши лежала толстая, подрумяненная с одной стороны сарделька. Рядом, в специальном отделении, одноразовые вилка и нож. В третьем отделении — пузатая бутылочка с тёмно-красной жидкостью.

— Конечно!

Маша разорвала плёнку и принялась за еду. Сарделька оказалась вполне ничего, как и каша. Овощи проскочили внутрь незаметно, а в бутылочке был отличный клюквенный морс. Удручённые попечители, хорошо-то как!

Даша испуганно следила за ней, потом тоже вскрыла лоток, откусила маленький кусочек сардельки и принялась осторожно жевать.

— Ешь, ешь, подруга! — весело сказала Маша. — Это вкусно.

— Вкусно… — неуверенно согласилась Даша.

Маша отложила посуду в сторону. Половина дела сделана. Организм напомнил, что хорошо бы исполнить и вторую.

— Даша, ты не… — начала Маша и замолчала на полуслове.

Обеденная тара растворялась. Лоток оплыл и растёкся прозрачной лужицей, та же участь постигла нож и вилку. Дольше всех держалась бутылка из-под морса; скоро от неё осталась только крышечка, потом и она пропала. Маша провела по полу ладонью. Сухо, шершаво. Пусто.

Ага.

Маша выбрала самый уединённый и тёмный угол — хотя какие углы в круглой комнате… — и присела, спустив штаны. В глазах у Даши появился интерес, она встала и выбрала место напротив, с другой стороны комнаты.

— Вот так, подруга, — сообщила ей Маша. — Думать надо.

Стены и потолок исчезли. Маша охнула и торопливо привела себя в порядок. Даша так и замерла, осветив Вселенную голой попой.

На них упал свет тысяч и тысяч звёзд. Одна из них росла и скоро превратилась в кружок, потом в багрово-фиолетовый диск. Диск вырос и стал планетой, сверху на которую словно набросили сети. Одну, вторую, третью… Маша сбилась со счёта. Сети не упали на поверхность, задержались в небе. В узлах сети висели… Художник нашёл бы для них имена. Маша увидела и шары, и шипастые звёзды, совсем как в интернатской игре, и что-то, похожее на стручки фасоли, и прозрачное нечто, сквозь которое просвечивали нижние слои. Эти сооружение перемигивались огоньками, обменивались искорками. Одна искра приблизилась и пролетела мимо. Секунду, две, три… десять тянулся тусклый бугристый бок, мелькали огни прожекторов или иллюминаторов; наконец чудовищное судно отдалилось, снова превратилось в искорку и пропало среди звёзд.

Половину Вселенной затмила ослепительная арка двери, в комнату шагнул попечитель Бранч.

— Апере! — торжественно сообщил он. — Центр мира, средоточие мощи. Станции обороны, солнечные мосты, — его хвост скользил на фоне звёзд и показывал то одну, то другую точку космоса, — энергетические накопители, орбитальные заводы...

Зажёгся свет, и Вселенная исчезла. На морде попечителя, Маша могла поклясться, было нарисовано невероятное самодовольство. Как же он рад произведённому эффекту! Пустил пыль в глаза, и кому? Двум девчонкам, из которых одна неразумна, а вторая разумна, но лишь условно...

— Мы прибываем, — сказал Бранч. — Сначала я завезу тебя в Колонию, — он повернулся к Даше, — а тебя...

— Господин управленец девятого ранга Рудольф говорил, что меня тоже в Колонию, — испуганно сказала Маша.

— Ты забыла добавить «Совершенный», — клацнул зубами Бранч. — Зачем тебе в Колонию?

— Он сказал, что на карантин, совершенный, — со слезами в голосе ответила Маша. — Иначе я умру.

— Не бойся, — засмеялся Бранч. — Ты дышала одним воздухом со мною, ты не заболеешь и не умрёшь, если будешь правильно себя вести, маленькая человеческая самочка.