Глава 8. Контингент

Перед сном Вадим твёрдо пообещал себе не удивляться, и не зря: утром за рулём мобиля его ждала лично директор Алёна. Алёна Игоревна, напомнил он себе.

— Поторопись, Вадим, — сказала она, откровенно забавляясь его смущением. — Не хватает, чтобы меня за рулём увидел ещё кто-нибудь. Представляешь, какие пойдут слухи? Самый безобидный будет про то, что ты мой новый любовник.

— Да уж, действительно, — пробормотал Вадим.

Примерно в километре от свечки, в которой обитали Ференц и его супруга Мария-Антуанетта, начинался парк, заросший старыми клёнами и ясенями. В своё время Вадим часами пропадал на его укромных аллеях.

— Конечно, — сворачивая в ворота парка, заметила директор, — я могла назначить тебе встречу сразу здесь, но так хуже.

— Почему?

— Скоро увидишь, — пообещала Алёна Игоревна.

Они проехали мимо пруда с задумчивыми золотыми карасями. Утки, не привыкшие к мобилям, бросились врассыпную. Дорожка совсем сузилась, ветви ольховника и ивы зашуршали по крыше и бортам машины. Мигнул на панели тревожный огонёк: потеря несущей, подключение аккумулятора. Впереди открылась прогалина среди зарослей. Алёна Игоревна первой выбралась наружу, Вадим поспешил за ней. Стоило дверцам захлопнуться, мобиль попятился и скрылся в кустах.

— Реверс, — зачем-то сообщила госпожа директор.

Летний лес никогда не молчит. Кричат птицы, зудят комары, но как только шум мобиля стих, опустилась неестественная тишина.

— Я не понимаю, — прошептал Вадим. — Так и должно быть, госпожа директор?

Оп собрался, было, шагнуть к середине прогала, но Алёна Игоревна удержала его за плечо:

— Осторожно, они уже здесь.

Воздух в двух шагах от них замерцал, и на фоне светлеющего неба, как на древней фотографии, проявился чёрный диск. Попечительский катер висел метрах в двух над травой, морозный, неподвижный, незыблемый.

— Как ты узнала?

Вадим обернулся: попечитель Бранч тоже был здесь.

— Теряешь хватку, — невозмутимо сказала Алёна Игоревна и постучала пальцем по наручным часам. — Масс-детектор, всего лишь.

— Это запрещённая технология, — засмеялся Бранч.

— Напиши донос, — сказала госпожа директор.

— Это называется иначе, — Бранч совершенно по-человечески покачал головой.

— Но суть не меняется.

— Конечно, — снова засмеялся попечитель. — Милости просим на борт, господа заговорщики!

Из днища катера ударил столб света. Алёна Игоревна спокойно шагнула в него — и пропала. «Ничему не удивляться!» — напомнил себе Вадим и последовал за ней.

…Он стоял над прогалиной, через дымчатую платформу под ногами просвечивала трава, а вокруг был парк: осины и берёзы, ольха и бузина — и больше ничего: ни крыши, ни стен.

— Не стойте как неродные, — сказал Бранч, возникая рядом с Алёной Игоревной. — Садитесь, в ногах правды нет!

Воздух впереди сгустился, Вадим осторожно опустился в получившееся кресло. А что, вполне удобно, мягко и надёжно… Госпожа директор заняла место рядом с ним.

— Пускаешь пыль в глаза? — усмехнулась она.

— Имею право, — ответил из-за спины Бранч.

Не удивляться, только не удивляться! Происходящее не укладывалось в голове. Алёна Игоревна, директор она или кто, не могла так говорить с всесильным попечителем. Не должен попечитель Бранч им помогать, это нелогично, это даже противоестественно! Сам разговор пах странно, присутствовало в нём двойное дно.

— Агхм… — откашлявшись, произнёс Вадим, — я прошу прощения… Мне объяснят, что происходит?

— Меньше знаешь — лучше спишь, — объявил Бранч.

Поляна под ногами рухнула вниз, за нею промелькнули и стянулись в пятнышко парк и город. Горизонт завернулся вверх, формируя чашу. Ненадолго. Чаша одним прыжком превратилась в сферу, исчерченную грядами облаков. Катер завис ненадолго, потом планета под ним, ускоряясь, покатилась назад. Забрезжило Средиземное море, миг — и внизу мерцала вода, а впереди уже зеленели берега Африки. Скоро зелень была везде, куда не посмотри, только далеко слева и справа отсвечивали океаны. Их воды сошлись вместе, и суша оборвалась. Солнце внизу догоняло своего двойника над головами. Розовые в закатном солнце крошки айсбергов возвестили приближение Антарктиды. Серый купол ледяного континента прорвал пелену туч, а сами тучи вдруг прыгнули вверх. Катер на мгновение утонул в их рыхлой вате — и снова замер, сел.

— Надень, — сказала Алёна Игоревна, протягивая Вадиму серебристую куртку с капюшоном. — Снаружи почти пятьдесят. И сапоги, они под креслом.

— Идите, — сказал Бранч. — Я подожду здесь.

— Почему? — набрался смелости Вадим.

— Надо, — щёлкнула зубами рептилия.

Они вышли в антарктическую ночь. Ветер вгрызся в незащищённые щёки и лоб. Онемели пальцы рук и ноги под тонкими брюками. Вадим с завистью посмотрел на госпожу директора: высокие тёплые сапоги и дутые штаны прекрасно защищали женщину от холода.

— Могли и предупредить, Алёна Игоревна! — с обидой сказал он.

— Терпи, казак, — непонятно ответила госпожа директор.

Небо затянули тучи, и тьму рассеивали только редкие прожектора. Неровное пятно света на снегу прорезала белая трещина. Из наста поднялся стакан лифта, приветливо распахнул стеклянную дверь…

Лифтовый зал встретил ярким светом и шумом механизмов за стеной. От тёплого воздуха защипало щёки, по коже потекли струйки мурашей. На глаза навернулись слёзы. Когда Вадим проморгался, рядом с директором Алёной стоял старик с шестью нашивками на шевронах.

— Здравствуй, дядя Федя, — сказала Алёна Игоревна. — Вот, сменщика тебе привезла.

— Здорово, Алёнка, — ответил дядя Федя. — За сменщика спасибо, конечно. Смотрю, всё ты не успокоишься никак. Совсем всерьёз взялась?

— Ты думал, шутила?

— В том и дело, — ответил дядя Федя, — что не думал и не надеялся. Съедят они нас.

— Едят, сто лет скоро, — сказала директор. — Показывай уже.

Они прошли тамбуром и коротким коридором, во втором тамбуре на миг заложило уши.

— Опа… — только и смог выговорить Вадим.

Из конца в конец обширного ангара расположился остов огромного диска. Впрочем, уже не остов, корпус корабля был почти готов, лишь кое-где не хватало броневых сегментов. Поблёскивали разряды молекулярной сварки, там, где внешний обод касался стен ангара, искрила полевая защита.

— Это что же? — побежал к диску Вадим, загремел листами пола. — Это что за чудо?

— Красавец? — спросил дядя Федя.

— А то сам не видишь, — сказала Алёна.

— Двигатели-то, двигатели где? — обернулся Вадим. — Такую штуку оторвать, это же чудовищная тяга нужна! Или не поставили ещё? А куда?

— На своих местах всё, — сказала Алёна. — Это запрещённая технология. Считается, что у нас её нет.

— Мне нужны детали, — сказал Вадим. — Зачем я нужен?

— Достроить, — коротко ответила директор. — Установить и опробовать оружие. Набрать экипаж, лучших людей, которых можно найти. И ждать сигнала.

— А они захотят, лучшие люди? — спросил Вадим. — Зачем им смертельный риск?

— Убеди, — сказала Алёна. — Ведь ты захотел. Мы с Рудольфом поможем.

***

За радужной завесой шёл настоящий ливень, вода стекала по плёнке поля и собиралась в лужи. У самой земли она поднялась уже на два пальца, но внутрь загона не попадало ни капли. В иных обстоятельствах было бы даже забавно понаблюдать за висящей в воздухе водой, но только не сейчас. Мало весёлого в мясном загоне, а будет ещё меньше.

В горле саднило, а язык распух. Третьи сутки без еды и питья! Сейчас Юрик отдал бы всё на свете, чтобы оказаться под дождём. Пусть холодный, пусть он промокнет до нитки, зато можно просто пить. Запрокинуть голову и ловить губами восхитительно свежую влагу!

В животе заурчало. Юрик скосил глаза на круглый пятачок в середине загона. Четыре пищевых брикета, каждый грамм по двести. В них, Юрик знал точно, довольно воды, напиться хватит. Универсальное питьё и одновременно еда. Все нужные соли, белки и жиры, а ещё — сильный психотропный яд. Четыре брикета, и ты не человек, ты мясная скотина. Юрик застонал от ненависти… К попечителям с их проклятыми номерами вместо фамилий и к миру, в котором возможно такое!

И к себе. За глупость, которая привела в загон. Позарился на блестящую побрякушку, не подумал… Юрий с размаху ударил кулаком в силовую плёнку. Руку прострелило болью, сердце ухнуло куда-то к коленям. Он зашипел от боли, спрятал обожжённую кисть между ног.

Что же делать-то? Чтобы отвлечься, Юрик решил посчитать сам загон. Что такое мясной загон? Тривиальная полевая свёртка, только непонятно как устроенная. Даже синие не знают, как она работает, пользуются — и всё. Итак, обычная сфера с необычными граничными условиями. Её нельзя проколоть, разрушить изнутри, но любой человек запросто откроет её снаружи. В общем, есть над чем подумать. Почему он раньше не интересовался мясными загонами? Обнаружив новую задачу, Юрик, было, увлёкся и даже прикинул в уме варианты уравнение, но… Вода, которая текла по плёнке, была такая прозрачная и даже на вид холодная, а от брикетов распространялся такой дразнящий запах!..

Ему всё одно крышка. Так не лучше ли покончить дни в довольстве и безмятежности? Испытать, попечитель его дери, блаженство? Почему нет, если всё равно умирать?

Брикет перед глазами чуть ощутимо подрагивал. И никакой это не пищевой брикет, это кусок мясного желе. Юрик ел такой на недавнем юбилее начальника. Разваренная свинина с мелко нарезанным чесноком и специями, залитая тугим бульоном. Сверху белый жир. Сам по себе он на любителя, но если намазать хреном или горчицей, то очень даже ничего. А потом запить ледяным шипучим квасом. А-ах!

Юрик моргнул. Проклятые брикеты ничем не напоминали мясо или желе, они просто нагло торчали перед глазами. Серые, похожие на лежалые бруски прессованных опилок. Словно во сне он протянул здоровую руку, взял липкий, но при этом колючий брикет, поднёс ко рту…

— Зря.

— А ш-хто делать? — вяло огрызнулся Юрик. — Что? Кто здесь?!

Он отбросил брикет, резко развернулся. За спиной, разорвав грудью и лицом поле, стоял незнакомый человек в форменном кителе и с пустым шевроном.

— Кх-то вы такой? — прохрипел Юрик.

— Глупый вопрос, — сказал человек. — Ваше спасение, нет?

— Но… зачем? Если я, — Юрик запнулся. Очень не хотелось говорить «украду», — нарушу опять, вы же пойдёте в загон вместе со мной?

— Юрий, вы, никак, торгуетесь? — округлил глаза человек. — Но я отвечу. Если вы украдёте снова, я просто выставлю вас за дверь. Вам это не понравится, поверьте, — он протянул руку. — Вы идёте или нет?

— Глупый вопрос, — не удержался Юрик. — Конечно, иду.

Он ухватился за крепкую шершавую ладонь посетителя и рывком поднялся на ноги. В голове зашумело, перед глазами заплясали чёрные кляксы. Он пошатнулся, и человек подхватил его под локоть.

— Идёмте, — повторил он. — Выйти вы должны самостоятельно.

— Я знаю, — прошептал Юрик.

Сейчас, когда его держал человек снаружи, касание границы было мягким и ласковым.

Новая жизнь встретила пронизывающим холодом и ветром. Колени ослабли, Юрик совсем завалился на своего спасителя.

— Извините… Совсем я расклеился, — попытался пошутить он.

— Пейте, — коротко ответил тот и протянул чашку с парящим взваром.

— Что это?

— Пейте, — повторил спаситель. — Зачем мне вам вредить? Проще было оставить внутри.

— Да-да…

Юрик припал губами к чашке. Бульон, настоящий куриный бульон! Горячий, но не слишком, такой, что можно пить не обжигаясь.

Горячая волна побежала по пищеводу, следом напала сонливость. В ушах застучали, ускоряясь, сотни тихих молоточков. Лицо человека, который вывел его из загона, стало расплываться перед глазами. Потом оно чудесным образом превратилось в морду попечителя.

«При чём тут ящеры?» — успел подумать Юрик, и мир пропал.

***

Ультраоптика — штука тонкая и, как оказалось, с трудом исчисляемая. Хоть и миновало после Встречи попечитель знает сколько десятилетий, и теория шагнула далеко вперёд, а разводку без человека всё равно не сделать. Вернее, сделать-то можно, только машинную схему придётся сразу отложить и пригласить настоящего специалиста. Машинная разводка хороша, когда точек сопряжения не больше четырёх, приемлема, если их от пяти до двадцати, — и никуда не годится во всех остальных случаях. Потери растут нелинейно, надёжность падает, а сигнал теряется. Не обойтись без человека — и всё тут! Или без попечителя, только кто рискнёт его попросить?

Словом, всякий разводчик — человек, но не каждый человек — разводчик.

Герасим-Галактион был одним из лучших ультраразводчиков.

Знакомые Герасима-Галактиона давно привыкли: нет проще способа испортить с ним отношения, чем обратиться по правилам. «Привет, Герасим-Галактион-одиннадцатый!», например, или «А не посидеть ли нам после работы, Герасим-Галактион-одиннадцатый?». Свой номер Герасим-Галактион презирал и даже ненавидел. «Какой, — ругался, — я вам к попечителям одиннадцатый? Я первый и единственный. А не согласны, идите, делайте разводку сами!».

У всякого начальника есть предел терпения, и никакого начальника нельзя посылать вечно. Герасим-Галактион об этом забыл и зарвался. И как зарвался! Лицо ему разбил, и теперь сидел и с недоумением рассматривал мясной загон изнутри.

То, что сейчас происходило, напоминало дурной сон. Подрался, бывает, но бить по голове и тащить? Сахарные они? От расквашенного носа пока никто не умирал… Ну и что, что начальник, если глупости болтает?

Герасим-Галактион фыркнул и покрутил головой, словно воротник ему жал. О чём они, вообще, думают? Завтра объект сдавать, а с ультраоптикой беда! Четыре сегмента — вкривь и вкось, кто их делать будет? «Гриша-смежник, — вспомнил вдург Герасим-Галактион, — босс его вызвать грозился!»

Герасима-Галактиона разобрал смех. Кому, если он в сознании, придёт в голову сравнить его с Гришей? Рядом поставить? Гриша парень хороший, но счёт таким как он на сотни идёт! У него и номер… Герасим-Галактион задумался. Какой у него номер? Значков семь или даже восемь, хотя это и не важно, всё равно Герасим-Галактион лучший. Ничего, прибегут, как припрёт. Гриша им наразводит, он им так наразводит! Ну, не идиоты же они?

Натянув на лицо обиженную мину, Герасим-Галактион принялся ждать.

Сначала затекли ноги и спина. Как ни хотелось встретить челобитчиков этаким скорбным изваянием, но позу пришлось менять. Потом ещё и ещё раз, а потом снаружи стемнело, и стало ясно, что рабочий день кончился, и никто сегодня не придёт, и страшную месть придётся отложить до завтра.

Напомнил о себе мочевой пузырь, и Герасим-Галактион вдруг испугался, что гордость его за ночь может рассеяться как дым. Стенки мясного загона прозрачны, внутренность ярко освещена, а ни ширмы, ни загородки вокруг туалета не предусмотрено, да и туалета как такового нет, просто дыра в полу. Скот стыда не знает, ширма ему не нужна.

Лишь глубокой ночью, когда кончились силы терпеть, Герасим-Галактион облегчился. Чуть не упал, такая навалилась слабость, так и стоял, придерживая спущенные штаны. Тут завеса лопнула, и в получившуюся дыру наполовину влез попечитель с янтарными глазами.

— Пардон, я не вовремя? — осведомился попечитель, деликатно прикрывая глазищи когтястой лапой.

— Кхм… Кха!.. — закашлялся Герасим-Галактион и подтянул штаны. Сюрреализм происходящего взвился в горние выси. Надо было соответствовать: — Чем обязан, шевалье?

— Да по твою душу, — попросту ответила рептилия.

От переживаний Герасима-Галактиона понесло.

— Я, право, не знаю… заслуживаю ли?..

— Выходи, давай! — прорычал попечитель. — Честное слово, будешь ерепениться, откушу тебе голову.

— Я, собственно… — Герасим-Галактион пожал плечами и юркнул в протаявшее в завесе отверстие. — В общем, премного благодарен, шевалье! Я пойду теперь?

— Пойдёшь, — подтвердила рептилия. — Прямиком в мой катер пойдёшь. Вон он стоит. Бегом марш, раз — два! И имей в виду, ты теперь моя собственность.

Шутки кончились. Ультраоптик кивнул и потрусил в указанном направлении.

***

Тихо потрескивали сучья в костре, от огня по стенам пещеры прыгали причудливые тени. Франц, вооружившись ветошью, протирал лук. Снятая тетива и откупоренная бутылка с маслом расположились на почерневшем от времени снарядном ящике.

Его брат-близнец Фердинанд сидел рядом и отрешённо смотрел на языки пламени. Взведённый арбалет лежал на его коленях.

— Твой болт смотрит мне в бок, — сказал Франц, — и мне это не нравится.

Фердинанд скосил глаза на колени и чуть поменял позу, теперь остро заточенное жало было направлено прямо на выход из пещеры.

— Шкуру попечителя не пробить из арбалета, — вдруг произнёс он.

— Да, — ответил Франц. — Говорят, автомат её тоже не берёт.

— Откуда знаешь?

— Рассказывали, — Франц отложил ветошь, намаслил чистый лоскут и принялся втирать масло в плечо лука, — тогда ещё, дома.

Домом Франц называл не место, а, скорее, время. Время, которое кончилось три года назад, когда их родителей отправили в мясной загон. Ни Франц, ни Фердинанд не стали выяснять, за что. Ни когда синие заперли их в опустевшей квартире, чтобы они не смогли попасть к загону, ни потом. Они не кричали и не стучали в стены, они не требовали сей же час проводить их к начальству. Просто, когда караул сняли, близнецы собрались и ушли.

Тогда был сентябрь, они шли, даже бежали налегке, потому что Фердинанд настоял: не брать с собой ничего, что может навести на их след. Ни тёплой одежды, к которой легко прикрепить жучка, ни вещей — по той же причине. Только самое необходимое — огнеупорные спортивные костюмы из синтелита, синтелитовые сапоги, простые стальные ножи. На первом же привале они прокалили костюмы и обувь в костре, а потом удалили друг другу чипы. Больно, но что поделаешь: так их позже найдут. Или не найдут вообще.

На исходе второй недели скитаний им несказанно повезло, они наткнулись на пещеру. Когда-то, не очень давно, в ней обитали люди. Пещера носила следы поспешных сборов и выглядела на первый взгляд пустой, потом близнецы обнаружили в ней схроны с утварью и оружием. То ли хозяева про них забыли, то ли рассчитывали вернуться и поэтому часть вещей оставили…

— Из гранатомёта можно, — сообщил Фердинанд. — А ещё есть специальные разрывные пули. С кумулятивным эффектом.

— Да, — кивнул Франц и замолчал.

Близнецы не вели отвлечённых разговоров. Дом и город, спорт и родные, когда-то любимые девушки и сборная по стрельбе, — всё было табу. Кроме простейших бытовых тем братьев волновало только одно: как убить попечителя? Это стало целью, это стало смыслом и единственным оправданием их существования.

Франц и Фердинанд обсудили этот вопрос многократно, с разных сторон, но не боялись повторяться. В час икс, когда объявится рядом отвратительная зубастая тварь, они должны быть готовы. И плевать, что ни один попечитель про них знать не знает, он объявится, будьте уверены.

— Автомата, жаль, нет, — снова заговорил Фердинанд.

— Жаль, — согласился Франц.

— Ещё как, — сказал Фердинанд, — но можно закрепить пулю на болте.

— А сработает? — заинтересовался Франц. — Скорость не та.

— Приделать перед пулей ещё заряд, например капсюль? — задумчиво сказал Фердинанд. — Если попасть точно в лоб, то может получиться…

— Не получится. И чешую не пробьёт.

Франц и Фердинанд повернули головы разом.

Цонг! — стальной болт ударился об оливковую грудь ящера и бессильно отскочил. Второй болт, который Фердинанд выпустил почти сразу, попечитель поймал в воздухе в сантиметрах от морды.

— По глазам стрелять тоже не надо. Прозрачное веко держит автоматную пулю, не то, что эту железку.

Бранч смял и отбросил в болт в сторону.

— Но ты быстр и ловок, — продолжил он, — и умеешь стрелять. Предлагаю тебе другие мишени!

— Ты моя мишень! — выдохнул, выхватывая нож, Фердинанд. Рядом с таким же оружием встал брат.

Они сплоховали. Попечитель оказался хитрее, он избежал в изобилии устроенных близнецами волчьих ям и проволочных сигналок, и пришёл за ними. Осталось умереть с честью.

— Это даже не смешно, — сказал попечитель.

Фердинанд начал свою самоубийственную атаку. Он прыгнул с места… и словно попал в густую сметану. Рядом с ним так же медленно ворочался Франц.

— Ограниченное стазис-поле, — любезно пояснил Бранч. — Обездвиживает, но частично. Не останавливает и не замедляет процессы обмена. Блокирует макродвижения, но не препятствует работе сердца. Рекомендую дышать медленно.

— Зачем это? — прохрипел Фрац.

— Нужно поговорить, — из-за спины ящера появился человек в незнакомой форме и без шевронов. — Поверьте, он, — человек кивнул в сторону попечителя, — сейчас на нашей стороне.

— Так не бывает! — выплюнул Фердинанд. — Ящерица не может быть на стороне человека!

— Бывают варианты… — загадочно оскалился попечитель.

— В общем, так, — решительно сказал человек. — У вас есть выбор. Мы уйдём. Через несколько минут поле иссякнет, и вы освободитесь. Не советую нас преследовать, это, во-первых, глупо, а во-вторых, крайне опасно. Бранч может и обидеться. Бегайте по лесу, вынашивайте дурацкие планы мести. В конце концов вас схарчит медведь-шатун или банальная простуда.

— Или что? — буркнул Франц.

— Или Бранч снимает поле прямо сейчас, мы садимся и говорим. А потом вы уходите с нами.

— Почему?

— Потому что не сможете иначе, — твёрдо сказал человек.