Глава 18. Генетический яд

Ксотта остановилась в нескольких шагах. Работа кипела. Гриша ловко орудовал ручной пилой; с каждым взмахом от толстого бревна отделялась желтоватая доска. Саша и Данила подхватывали её с двух сторон, перекладывали в штабель. Эля и Вероника ровняли края. Еле слышно шипела голубоватая режущая кромка. Лучший инструмент, который Ксотта смогла достать, своего рода раритет, предназначенный для коллекционеров или оригиналов.

Пахло горячей смолой и озоном.

— Отличное дерево, отличные доски получаются, хозяйка! — сказал Гриша. — Признавайся, ты нашла нового поставщика.

Глупо радоваться похвале условно разумного, но Ксотте стало приятно.

— Старый, — ответила она. — Я убедила его поумнеть.

— Хорошо убеждаешь, — широко улыбнулся Данила.

— Ты посмотри, какая текстура, Ксотта, — Гриша отложил пилу, подошёл с деревянной плашкой. — Мы решили, нельзя из такой доски пол делать. Будем её стены обшивать. Будет немножко дольше, зато такой дом ты можешь продать дороже!

— Я должна видеть, как это, — заявила Ксотта.

— Конечно, хозяйка! — засуетился Гриша. — Только через окно, ладно? У входа всякая дрянь лежит, не увидишь ничего…

— Нет разницы, — сказала Ксотта, тем более, двери, в самом деле были заставлены досками, сквозь которые маячила деревянная этажерка, которую питомцы совершенно нелогично называли «козлы». Кто такие козлы, Ксотта знала и даже видела их на Земле. Ничем конструкция этих зверей не напоминала.

Ксотта изогнула шею, просунула голову в окно и огляделась. Зачем он обманывает? Изнутри дом был обшит обычной доской, безо всяких…

Резкая боль пронзила шею! Ксотта дёрнулась, лапы её подломились, и наступила темнота.

…Безголовое тело, плюясь кровью из обрубка шеи и расшвыривая гальку, металось по двору. Потом наткнулось на штабель свежих досок и тяжко завалилось на бок.

— Красная, — откладывая плазменную пилу, сказал Гриша.

— Что? — переспросил Данила.

— Кровь тоже красная.

— Да, — сказал Саша. — И её тоже можно убить.

— Глупая ящерица, — пробормотал Гриша. Его колотило.

— Мужики… — сказала, подходя с тесаком в руках, Эля. — Чего ждёте? Лапу рубить надо.

— Рубить, — повторил Гриша. — Подожди минуту.

— Не хочу ждать, — замотала головой Эля. — Чего ждать? Пора.

— Подожди…

— Да чего ждать-то?!

Эля примерилась и, что было сил, ударила тесаком. Туша попечительницы, что казалась безвозвратно мёртвой, на миг пробудилась и отмахнулась лапой. Эля отлетела, ударилась спиной о стену готового дома. На её рубашке вспухли алые пятна.

— Говорил же, подожди… — закатил глаза Гриша.

— Она мёртвая… — Эля прижала руки к груди. Рубашка под пальцами набухла кровью, тонкая струйка побежала по пальцам, по запястью, пятнала красным рукав. — Мёртвая же!

— Курицы тоже мёртвые бывают, — пробормотал Данила. — И без головы бегают.

— Курица! — с ненавистью произнесла Эля. — Как я полечу теперь?

— Никак, — сказал Гриша. — Вы с Вероникой остаётесь тут, летим только мы.

— Почему я не лечу?! — воскликнула Вероника.

— Потому что ты будешь лечить Элю, — отрезал Гриша. Он взял пилу и аккуратно отделил у трупа Ксотты правую верхнюю лапу.

— Говорил же, подождать надо, — с досадой произнёс он. — Тоже, полезла с ножиком… Сама снять сможешь?

Эля повела плечами, сморщила нос, сказала:

— Не знаю. Болит.

— Ладно.

Рубаху разрезали, стянули. Под левой грудью у Эли оказался глубокий, страшный на вид разрез, из которого сочилась кровь.

— По рёбрам прошлось, — сказала, осмотрев рану, Вероника. — Везучая ты, Элька. Таким когтем, — она кивнула на лапу в руках Гриши, — распорола бы тебя ящерица до позвоночника, не собрали бы.

— А сейчас? — тихо спросила Эля.

— Пластырь положу, — пожала плечами Вероника, — через день как новенькая будешь.

— Лететь смогу?

— Всё, хватит! — прикрикнул на неё Гриша. — Ничего ты не можешь, пока мышцы не срастутся. Я сказал.

Вероника тем временем промыла рану, сдвинула края, распорядилась:

— Фиксируйте!

Данила просунул руки и наклеил сверху раны полоску пластыря. Прозрачный лист вдоль разреза окрасился розовым. Эля зевнула, помотала головой:

— Спать хочется.

— Правильно, — сказала Вероника. — Пластырь действует. Пошли, подруга.

Она обняла Элю за плечи, помогла встать и повела их первому дому. У дверей обернулась, посмотрела на парней долгим взглядом:

— Вы… на рожон там не лезьте, ладно? А то останемся мы тут как две дуры.

— Ага, не полезем, — пробормотал под нос Данила. — Так нас там и ждут, рожоны с дороги убирают. Что такое рожон, командир?

— К попечителям твой рожон, — бросил Гриша. — Всё, пора.

***

Ваня проснулся как от толчка и понял: началось. То, что проросло в его теле, не только открывало двери, оно вело и подталкивало. Ваня прыгнул в бассейн и для вида поплавал минуты две-три, после, оставив на столе приготовленный домом завтрак, побежал в кабинет Кагрума. Он делал так часто, значит, хозяин ничего не заподозрит.

Предосторожности оказались лишними, Кагрум улетел, причём давно. Значит, в самом деле, началось.

Ваня побежал к столу, схватил какой-то фрукт. Бросил, не откусив: что завтрак, когда судьба решается? Когда надо дело делать. Разве не для дела он попал в этот дом? Не для него съел зерно, которое открывает двери?

Двери! Ваня просиял, подхватил запасную накидку и бросился в ангар. Дискоид послушно принял его в себя. Ваня упал в кресло и потянулся к близкому небу.

Под брюхом дискоида бежали назад скалы и барханы, между ними бродили пыльные смерчи. Где-то в этих смерчах, больше негде, прятались дома попечителей. Летучие крепости с комнатами и переходами, с ангарами и объёмами для питомцев. С нефтяными ваннами, песчаными пляжами и пресными бассейнами. С садами и умными полами, которые умели лечить сами себя. Коварный, иллюзорный мир. Ваня посмотрел вверх: с пустого рыжего неба на него равнодушно взирало светило. Звезда, которая однажды его почти убила.

Спасибо Кагруму, этого не произошло.

Впереди поднимался над пустыней силовой купол над Главным Энергораспределителем.

Спасибо Кагруму, он не забыл дорогу...

Проходить сквозь поле на машине Ваня не рискнул. Оно пропустит его, в этом Ваня был уверен, но не дискоид. Метрах в пятидесяти от границы поля Ваня опустил машину на землю и выбрался наружу, в знойные объятья звезды. Светило словно обрадовалось старому знакомому, ударило в голову, иссушило дыхание. Дурак! Ваня лихорадочно расправил вторую накидку. Идти стало легче. Когда до границы оставалось шагов десять, что-то заставило Ваню обернуться: с неба на него падал другой дискоид.

Кто это, Кагрум? Как глупо...

Второй дискоид встал рядом с первым. Ваня попятился. Что сделает с ним Наисовершеннейший? Хорошо бы просто убил, сразу и быстро.

Под брюхом второго дискоида одна за другой возникли три фигуры. Три человеческие фигуры. Ваня засмеялся, от облегчения закружилась голова.

За спиной у первого человека висел завязанный мешок. Услыхав Ванин смех, первый человек испуганно потянулся к поклаже.

— Ты кто? — хрипло спросил он.

— Постарайтесь укрыться с головой, — сказал Ваня, — иначе светило вас изжарит.

Пришельцы послушались.

— Ты кто?! — ошарашенно глядя из-под накидки, повторил первый.

— Ваня. А вы? — вернул вопрос Ваня.

— Мы… Мы хотели сбить твой дискоид, думали, летит кто-то важный, другие здесь не летают, — ответил другой. — Меня Данила зовут.

— Григорий, — представился первый.

— Саша, — сказал третий.

— Хорошо, что вы не успели меня сбить, — сказал Ваня. — Пойдёмте скорее, внутри не так жарко.

Вблизи от границы тело онемело, стало чужим и непослушным. Не чувствуя рук, Ваня упёрся пальцами в дымчатую завесу. На лицах новых знакомых отразились любопытство пополам со страхом. Поле пошло муаровыми разводами, и в нём образовалась круглая дыра.

— Скорее, — жалобно попросил Ваня. Парни не заставили себя ждать. Ваня прошёл последним и без сил опустился на плиты пола.

— Думал, ты сгоришь, — покачал головой Григорий. — Как ты это сделал?

— Неважно, — ответил Ваня. Его мутило. — Пить есть?

— Конечно! — Данила засуетился, достал откуда-то плоскую фляжку. — Пей, дружище!

Впереди из камня поднимались корпуса Главного Энергетического Распределителя.

— Нам нужно внутрь, — решительно сказал Григорий. — Наведём там шороху!

— Не надо шороху, — Ваня поднялся на ноги. Внутри всё дрожало, но силы возвращались. — Просто поверьте мне.

***

— Я неудачник, — сказал Максим. — Я никуда не годен.

— Дурачок, — вздохнула Маша. — В другой раз с ними пойдёшь.

— Не будет другого раза. А даже если и будет, что я там буду делать этими… культяпками?!

Максим сунул руки ей в лицо. С чёрной, потрескавшейся кожей, тонкими как горелые прутья пальцами. Маша откачнулась: от них гадко пахло, по краям ногтей выступил жёлто-коричневый гной.

— Вот точно дурак, — сообщила она. — Когда повязку снял, почему мне не сказал?

— Неважно, — понурился Максим. — Давно, не помню.

— Сиди смирно, обработаю.

— Зачем? — спросил Максим, но послушно вытянул руки вперёд.

Неделя проходила за неделей, месяц за месяцем, а облегчения не наступало. Стало только хуже, воспаление очень медленно, но постоянно двигалось вверх. С фаланг пальцев поражение перекинулось на ладонь, охватило запястье и теперь ползло к локтям. Мышцы распались, и Максим не мог удержать даже ложку. Что хуже всего, обожжённые ткани перестали чувствовать боль.

— Затем, — сказала Маша, обильно поливая ему руки перекисью водорода. Перекись вскипела, вспухла хлопьями рыжей пены. — Жан мне тебя поручил, уходя, я за тебя отвечаю. Представь, они возвращаются, а ты — без рук? Непорядок.

— Я и так без рук.

— Я имею в виду вообще, — строго сказала Маша. — Не будешь лечиться, придётся отрезать.

— Боюсь, — слабо улыбнулся Максим. — Пилой отпилишь?

— Топором отрублю.

Маша положила жирную мазь и сделала тугую повязку.

— Чешется, — сказал Максим.

— Значит, дело на поправку, — соврала Маша.

— Ага, — согласился Максим. — Расскажи мне про Землю.

— Я мало помню, — сказала Маша. — Жанна знает лучше.

— Жанна далеко, а ты рядом. Расскажи.

— Когда я была совсем маленькая, мы ходили на реку, — начала Маша.

— Это как океан?

— Да, только вода пресная и течёт. Вода была тёмная, почти чёрная и непрозрачная.

— Почему?

— Не знаю, — сказала Маша. — Я плескалась долго-долго, потом меня отвели домой.

— В океане нельзя долго, — вздохнул Максим. — Можно обжечься.

— На Земле можно только замёрзнуть. Даже чёрная вода не жжётся.

— Здорово. А потом?

— Потом я оказалась в интернате, — сказала Маша. — Не хочу об этом говорить.

— Я ненавижу ящеров! — закричал Максим. — Я убивал бы их голыми… голыми...

Он посмотрел на забинтованные руки и замолчал. Плечи его опустились, и Максим заплакал как маленький. У Маши защипало в глазах. Это она виновата, это из-за неё Максим лишился рук.

— Не надо! — Маша обняла Максима и прижала его голову к груди. — Ты же помнишь, я твои руки.

— Да, — угрюмо ответил Максим. — Что они могут?

— Перед отлётом… после интерната, — сбивчиво заговорила Маша, — я узнала очень… много… нового… Всё будет хорошо, я обещаю...

Она говорила ласковые, бессмысленные слова, которые могли бы быть важными, но в другое время, не сейчас, а сейчас они просто гнали прочь тишину, потому что слишком много тишины — это плохо, особенно в такие минуты.

Руки её жили своей жизнью.

Расстегнули на Максе рубашку и осторожно стащили её, сначала с одной больной руки, потом с другой.

— Что… зачем ты это делаешь? — испуганно спросил Максим.

— Лечу тебя, — коротко ответила Маша. — Говорят, это помогает.

Когда все вернутся, Максим должен быть если не здоров, то хотя бы доволен жизнью.

— Ты так смотришь на меня, — прошептала она, — когда думаешь, что я не вижу. Почему ты не скажешь? Почему ты молчишь?

— Я, — Максим запнулся, сглотнул, — я боюсь.

— Не надо, — улыбнулась Маша, — я не ящер и не кусаюсь.

Штаны отправились вслед за рубашкой. Максим покраснел, попытался закрыться.

— Я твои руки, забыл? — улыбнулась Маша. — Я уже давно твои руки.

— Это другое дело, — сдавленно проговорил Максим.

Маша в ответ пожала плечами и сказала: — По-моему, одно и то же.

Она выскользнула из комбинезона и села Максиму на живот.

Максим попытался отвести взгляд от её груди, но не смог. Сосок качнулся вверх и вниз и замер напротив его лица. Какой он на вкус? Невыносимо захотелось ухватить его губами, втянуть в рот… Максим так и сделал. Сосок был чуть солёный и одновременно невероятно сладкий. Кажется, это было лучшее для него место.

— Я не люблю… Землю. Меня… родили, м-м-м, — простонала Маша, — чтобы съесть. Потом… я попала сюда. Вы… такие странные, вы боитесь секса.

— Нет, — оторвался от неё Максим, — мы...

— Ешь меня, Макс! — прервала его Маша. — Я готова, да и ты, — она оглянулась, скосила глаза вниз и покачала бёдрами, — тоже.

Обхватила Максима за шею, притянула к себе и счастливо засмеялась.

***

Когда старейшие и советники заняли места, в центре зала, на подиуме, возникло облако, а в нём чёрный ящер — аватар Мозга, главной управляющей программы Апере, а также архивариуса и эффектора собрания старейших. Старейшие принимали решения, Мозг обосновывал и выполнял.

Трауш на подиуме в середине зала шевельнул хвостом и объявил:

— Собрание открыто!

— Собрание открыто, — эхом повторил Мозг.

Старейшие на нижнем ярусе завозились, закивали головами, защёлкали челюстями. Шум пробежал выше, по занятому советниками амфитеатру. На галерее под потолком толпились приглашённые, среди них Бранч и члены «Общества по защите прав домашних питомцев».

Кагрум со всеми вместе щёлкал челюстями, крутил и кивал головой, выделывал хвостом предписанные традицией кренделя. Злился и одновременно восхищался Траушем. Старый ящер, большой и величавый, несомненно, был на своём месте. «И в своём времени, — добавил про себя Кагрум. — Это время прошло. Но… когда же он перейдёт к делу?».

Наисовершеннейший Трауш словно угадал его недовольство.

— Благодарю, что собрались вне очереди, — прогудел он.

— Да, зачем мы собрались вне очереди? — рыкнул из нефтяной ванны фиолетовый Жортаг, Знания.

— Зачем?

— Зачем, отвечай? — раздались голоса старейших.

— Безопасность Кагрум желает сообщить важное, — сказал Трауш. — Говори, Безопасность.

Тяжело шагая, он сошёл с подиума и, пятясь, добрался до бассейна с любимым минеральным маслом.

— Благодарю, Старший над старейшими!

Кагрум слез с кучи горячего песка, взошёл на подиум, огляделся, сказал:

— Два вопроса, старейшие.

— Начинай… начинай… начинай!..

— Первый вопрос. Жизнь изменилась, старейшие, — повысил голос Кагрум. — Новые веяния, народ Апере хочет изменений.

— Предмет изменений? — потребовал Общество, кирпично-жёлтый Наисовершеннейший Шпога.

— Человеки, — ответил Кагрум.

— Питомцы и их права, — уронил Шпога. — Это моё дело, Безопасность Кагрум!

— Ты промедлил, Общество, — клацнул зубами Кагрум.

— Признаю, Безопасность, — согласился Шпога, бросив на Кагрума хитрый взгляд. — Говори.

Вряд ли от кого из старейших укрылась их мгновенная переглядка. Она не стоила внимания. Временные, ситуативные договоры были среди старейших обычной практикой. Если Безопасность и Общество решили договориться, это их дело. Двое старейших могут действовать совместно, но их голосов не хватит для действительно важного решения. Трое или более старейших, действующие в ущерб прочим? Это невозможно, слишком разные у всех интересы.

— Всем нам известный Гарпагоз освободил место советника. Им должен стать глава «Общества защиты прав домашних питомцев» растущий Брагош.

— Не рановато ли? — спросил Жортаг.

— Его решающих голосов хватает для повышения статуса, — ответил Кагрум.

— Есть другие мнения, — сказал Жортаг. — Требую голосования!

— Твоё право, — согласился Кагрум. — Старший, прошу, объяви.

Трауш приподнял голову над маслом, посмотрел на Кагрума долгим взглядом. Неужели откажет?

— Голосуем, — сказал, наконец, Трауш. — Твои голоса первые, Безопасность Кагрум.

Над правой лапой Мозга вспыхнули первые цифры. Решающие голоса Безопасности Кагрума, отданные им за то, чтобы растущий Брагош стал советником.

— Твои, Знания Жортаг, вторые, — продолжил Трауш.

Над левой лапой Мозга зажглись голоса Жортага.

Одного за другим Трауш вызывал старейших. Росли цифры голосов в объёме — и замерли в примерном равновесии, но голосов против оказалось чуть больше.

— Ты проиграл, Безопасность, — сказал Жортаг. — Растущий Брагош не будет советником.

— Не все отдали голоса, — прорычал Кагрум. — Слово Старшего Трауша последнее!

— Трауш не отдаст его за выскочку Брагоша! — засмеялся Жортаг. — Брагош лишил его доходов, странно, что он ещё жив.

— Не решай за Старшего, Знания, — сказал Кагрум.

Старший Трауш колыхнул масло, цифры в объёме сменились.

— Растущий Брагош становится советником! — объявил Трауш. — Займи своё место, растущий.

— Записано и передано в архивы, — констатировал Мозг.

На галерее возникло шевеление, Брагош, оскалясь, спустился уровнем ниже, занял место советника Гарпагоза. Жортаг злился, Шпога смеялся, Старший Трауш молча ждал.

— Ты сказал, два вопроса, — произнёс он, переждав шум. — Называй второй.

— Да, Старший, — склонил голову Кагрум. Он щёлкнул хвостом — над подиумом всплыло множество облаков.

— Смотрите, старейшие, — объявил он.

Человеки. Они были везде. Таились в узлах магистральных энерговодов, прятались между обмотками глюонных концентраторов, сновали в тёмных углах складов и хранилищ.

— Они как гургуцы, старейшие, — сказал Кагрум. — Портят всё, чего касаются.

— Где это они, Безопасность?! — закричала со своего места единственная самка среди старейших, Охлома, Потомство. — Я верно понимаю?

Повинуясь её желанию, одно из облаков укрупнилось в половину потолка и стало ярче, повисло на уровне советников.

— Ты права, Потомство, — склонил голову Кагрум. — Они ломают инкубатор.

— Сделай что-то, Безопасность! — потребовала Охлома. — Защити новое поколение.

— Непременно, старейшая, — сказал Кагрум, — я...

— Ты обманул меня! — взревел вдруг Старший Трауш. — Ты знал, и всё равно протащил Брагоша, которых их защищает, в советники! В какие игры ты играешь, Безопасность?!

Вокруг Брагоша быстро образовалась настороженная пустота. Гнев Старшего Трауша ужасен. Сам Брагош старался втянуть голову в корпус, стать маленьким, незаметным, но разве сделаешь это быстро, когда на тебя смотрят сотни глаз? Место советника вдруг стало опасным, как клетка с бешеными чургавами…

Трауш тем временем выбрался из ванны и двинулся к Кагруму, трансформируясь с каждым шагом. Лапы стали короче и толще. Голова сплюснулась, а шея почти исчезла. И без того крепкая чешуя увеличилась в размере и превратилась в непобедимую броню. Вдоль хребта вырос острый гребень, по телу, на лапах, на конце хвоста вылезли смертоносные трёхгранные шипы.

— Что ты делаешь, Старший? — удивился Кагрум. — Ты требуешь ответа, я отвечу.

— Уничтожу, — изменившимся голосом прохрипел Трауш. Оттолкнулся задними лапами и взвился в воздух.

— Зря, — сказал Кагрум, развернулся и хвостом ударил по летящему как болид Траушу. Раздались грохот и треск. Трауш словно врезался в стену и рухнул на камень, ломая шипы и гребень.

Собрание умолкло, на миг забыв про мельтешащие над головами облака.

— Глупый старик, — прорычал Кагрум. — Это с твоей подачи человеков признали всего лишь условно разумными! Это ты приучил граждан к живому желе! Сделал его престижным, сделал атрибутом статуса! Что такое человечек? Смешной, неопасный домашний питомец!

— Домашними питомцами их сделал не я! — отползая, зашипел Трауш.

— Не теряй лицо, Старший, — сказал Кагрум. — Кто ты — и кто Бранч? Всего лишь художник, — он замолчал на миг и загремел на весь зал:

— Вот мой второй вопрос! Трауш не может быть Старшим над старейшими. Требую его смещения! Советники голосуют тоже!

Старейшие и амфитеатр снова зашумели, задвигались, галерея, напротив притихла, жадно впитывая небывалое зрелище.

— Ты поклялся, Кагрум! — прорычал Траш. Он уже вернул себе и первоначальный вид, и уверенность.

— Моя клятва в силе, — ответил Кагрум. — Ты помнишь, Трауш, в чём я клялся?

Всем стало понятно: Безопасность Кагрум не отступит. Он дважды обратился к Траушу без титула, он не признаёт Трауша над собой Старшим.

— Каждый имеет права требовать смещения Старшего! — повысил голос Кагрум. — Каждый старейший. Требую именем Апере.

Чёрный ящер-аватар вновь развёл в стороны лапы. Побежали, сменяя друг друга, цифры, и снова замерли в зыбком равновесии.

— Кто-то не отдал голос, — Кагрум обвёл зал хищным взглядом. — Кто это? Я Безопасность, я узнаю.

Брагош очнулся. Наисовершеннейший Кагрум смотрел прямо на него!

— Прости, Безопасность Кагрум, — просипел Брагош. — Я забылся… я не привык. Я голосую…

— Решение принято, — подытожил Мозг. — Трауш смещён.

— Нельзя без Старшего, — напористо заговорил Кагрум. — Выдвигаю себя!

— Не торопись, Безопасность, — произнёс Знания Жортаг. — Здесь много достойных.

— Лучше меня не найти! — повернулся к нему Кагрум. — У войска должен быть командир!

— У войска? — удивился Жортаг. — Всё так серьёзно?

— Серьёзнее, чем ты думаешь, Знания, — заявил Кагрум. — Мозг!

— Спрашивай, Безопасность Кагрум, — ответил Мозг.

— Отчёт по внешним проникновениям, — потребовал Кагрум.

— Триста двенадцать за последние половину оборота, нет, уже триста четырнадцать, триста пятнадцать…

— Достаточно, — остановил его Кагрум. — Чем опасно проникновение?

— Замедление работы, отвлечение ресурсов, вторичные проникновения.

— Твои действия?

— Изолирую заражённое адресное пространство, удаляю паразитные коды.

— Хорошо, — оскалился Кагрум. — Размер заражённой области…

— Растёт, Безопасность Кагрум, — ответил Мозг.

— Запас времени?

— Невелик.

— Спасибо, Мозг.

— Что это значит, Безопасность? — спросил Знания Жортаг.

— Человеки, которые везде, атакуют Мозг, — нарочито любезно склонив шею, пояснил Кагрум. — Мозг тратит время и ресурсы на борьбу, но проигрывает. Заражение распространяется быстрее, чем он может лечить. Скоро Мозг не сможет управлять, он будет только бороться с проникновениями. Это коллапс.

— Это так, Мозг? — спросил Знания Жортаг.

— Безопасность исчерпывающе точен, — ответил чёрный ящер-аватар.

— Надо уничтожить человеков! — завопила с места Охлома. — Тогда Мозг излечится.

— Ты знаешь, как это сделать Потомство Охлома? — поинтересовался Кагрум. — Я знаю. Я требую полномочий.

Охлома отпрянула, стушевалась.

— А ты уверен, что знаешь? — рыкнул Жортаг, поднимаясь на задние лапы чтобы стать выше. Место Старшего освободилось, разве он менее достоин?

— На орбите… Клоошт… бой, — внезапно заговорил Мозг. Фигура его плавилась и искажалась, голос прерывался. — Чужой корабль… зафиксирована работа бозонного фризёра. Возмущения… гипера дают основания… полагать, что он прибыл из… Солнечной системы.

— Полномочий! — взревел Кагрум. — Не теряйте времени, его мало. Полномочий!

Старейшие сдались. Тень Мозга, его бледный абрис, подвёл итог:

— Безопасность Кагрум… избран Старшим большинством голосов. Записано и передано в архивы.

— Ты Старший, Безопасность, — подогнув передние лапы, склонился перед Кагрумом Знание Жортаг. Ему вторили Общество Шпога, Потомство Охлома и другие. Старейший Трауш, лишённый ответственности, выполз из ванны и тоже припал. Советники распластались на ярусах, стараясь не смотреть вниз, на подиум, чтобы не оскорбить Старшего взглядом свысока. Галерея, освобождённая от условностей, почти не дышала, но кому она интересна, галерея…

— Старейшие!.. Советники!.. — захохотал Кагрум. — Вы все умом не выше кхмепа. Обороты и обороты живёте вы рядом с человеками, ввели их в дома, защищаете от светила, кормите и поите, создаёте им бассейны с водой и пространства для жизни. А они!..

Он снова захохотал, от избытка эмоций приплясывая на подиуме.

— Старший! — взмолился серый от страха Жортаг. — Ты знаешь, что делать? Так делай это! Бозонный фризёр, ты слышал ли? Если они применят по планете фризёр...

— Не бойтесь чужака, — отмахнулся Кагрум. — Страх застил тебе разум, Знания. Они не успеют выстрелить. Атака на Мозг опаснее. В одном ты прав, я знаю, что делать. Я давно готов.

Он обвёл старейших взглядом. Они испуганы — и они надеются на него. Вот он, миг триумфа!

— Генетический яд, — продолжил Кагрум сухо и по-деловому, — давно доставлен всюду, где водятся человеки. Во все дома, во все подземелья, везде, где они могут появиться. Распылители уже работают. Скоро всё кончится.

***

Пространство здесь чудило. Казалось, до ГЭР ещё шагов сто, но они не сделали и десятка. Стены надвинулись, нависли — и разошлись, когда Ваня коснулся их кончиками пальцев.

— Больно? — спросил Данила. — Ты так сморщился.

— Нет, — ответил Ваня. — Странно. Трудно рассказать.

— Как ты этому научился? — поинтересовался Григорий.

— Мне передали зерно, — сказал Ваня.

— Вот оно ка-ак… — протянул Саша. — Значит, у них получилось.

— Что получилось? — удивился Ваня. — У кого? Конечно, получилось, мне передали его от отца.

— Наверное, это Жан, — сказал Григорий.

— Конечно, а вы — разве не его сыновья?

— Мы прилетели с Земли, — объяснил Григорий.

— Как Маша?

— Не знаю, кто такая Маша, — пожал плечами Григорий, — но если она тоже с Земли, то да. Знаю, технологию готовили, но она была сырая. Значит, доделали и передали сюда. Как ты говоришь, зерно?

— Да, — сказал Ваня. — Я съел его… и вот.

— Тихо!.. — шикнул Данила.

Длинный коридор, которым они шли, вывел их в огромный круглый зал. Если в коридоре, по сравнению с пустыней вокруг, было просто не жарко, то в зале уже действительно прохладно. В его центре, под прозрачным колпаком, крутились призрачные синие вихри. ГЭР. Со всех сторон к нему стремились прозрачные трубы, кабели, волноводы. Разреженный воздух гудел от напряжения.

— Сейчас мы им устроим, — пообещал Григорий и снял со спины свой мешок.

— Я же просил… — сказал Ваня.

— Извини, Иван, — ответил Григорий, развязывая мешок. — Не знаю, что они напихали в это твоё зерно. Двери оно открывает, это да, а тут… извини ещё раз, требуется сила. Это всё, — он обвёл зал рукой, — надо уничтожить… сломать, привести в негодность! А я человек простой, и средства у меня простые.

Из мешка появилось нечто продолговатое, со скруглёнными углами и двумя большими рубчатыми рукоятками.

— Это пила, — оскалился Григорий. — Хорошая, проверенная. Головы ящерам срубает только так!

От того, как просто произнёс это Григорий, у Вани дрогнуло в груди. Люди борются за свободу, это он знал с детства, этому его учили и отец, и мать. Он жаждал борьбы, жаждал освобождения, но… рубить попечителям головы? Никто из ящеров не сделал ему чего-то особенно плохого, даже Брагош, который выставил его из дома, то есть… сделал свободным?

Григорий взял пилу наизготовку, из её торца выскочило плоское плазменное лезвие.

— Готовьтесь, ящерицы, — выплюнул Григорий и с размаху ударил пилой по ближнему волноводу.

Хотел ударить. Плазма не коснулась волновода, наткнувшись на невидимую границу. Отдачей пилу отбросило назад, она просвистела совсем близко от головы Данилы, и только потом Григорий смог её укротить.

— Опа! — сказал Саша. — Не вышло.

— Ты мог меня убить, — стуча зубами, сказал Данила. — Гришка, ты едва не снёс мне голову!

— Не снёс же, — ответил Григорий. Он побледнел, руки дрожали. — Там защита, безголовые попечители, защита там!

— Давайте, всё-таки, я? — робко спросил Ваня.

— Потом! — отрезал Григорий. — Я зря ударил. Сейчас я её потихоньку...

Он сделал шаг, запнулся, уронил пилу. Схватился за горло, упал. Рядом, хрипя, повалились Саша и Данила.

— Что слу… — начал Ваня и закашлялся. На горло кто-то словно набросил удавку. Лёгкие горели, и вдобавок взбунтовался желудок. Ваню вырвало желчью, вдохнуть не получилось, в глазах почернело, он упал и умер.

***

Прилив страсти схлынул, и сейчас они просто лежали рядом, отдыхали, наслаждались недавней близостью. Запястье Максима лежало на бедре Маши. Он чуть повернулся к ней лицом, провёл по ноге снизу вверх и обратно. Гладко, влажно, тепло…

— Как жалко… — тихо сказал он.

— Что?

— Я бы хотел почувствовать пальцами твою кожу, но не могу.

— Это не страшно, — Маша лизнула его в щеку, потёрлась носом о плечо. — Всё будет хорошо, вот увидишь.

— Будет, — ответил Максим.

Не хотелось спорить. Хотелось просто смотреть на неё, на блики от лампы на коже, на капельки пота, усеявшие её грудь и живот.

Она старалась, она сделала всё сама, и Максим не знал, как за это благодарить.

Он прижался щекой к её груди. Та-там, та-там, та-та-там, Та-там, та-там, та-та-там, — стучало её сердце, потихоньку замедляя бег.

Маша приподнялась на локте, сказала:

— Я теперь всегда буду с тобой. Всегда, пока не прогонишь.

— Зачем я тебя прогоню? — испугался Максим. — За что?

— Не знаю, — пожала плечами Маша. — Не знаю, зачем я так сказала. Глупо. Вообще не хочу об этом думать. Тебя хочу. А ты?

— Да, — ответит Максим.

— Вижу, — сказала Маша.

Она склонилась над его животом. Максим закрыл глаза. Об этом он мог только мечтать, и вот сейчас…

Маша захрипела и уткнулась головой в его ноги. Руки её конвульсивно дёрнулись и замерли.

Что с ней? Что он сделал не так?! Максим рывком сел, но тут внутренности скрутил спазм, а слова застряли в горле. Что-то сдавило грудь. Максим задрожал, безуспешно разевая рот в попытках сделать вдох, а потом повалился на мёртвую подругу.

***

От жажды саднило горло. Жан наклонился над ручьём, и стайка мальков порскнула в сторону от его тени. Вода была чиста и прозрачна. Жан зачерпнул воды, поднёс ко рту.

Горечь и кислятина. Жан недоумённо отряхнул руки.

Ручей изменился. По неглубокому руслу, заросшему по берегам осокой, ползла вонючая бурая жижа, похожая на горячую нефть, которую так любил попечитель Бранч…

Жан очнулся. Он сидел на краю бархана, в пологой яме валялись осколки разбитого инкубатора и дохлая ящерица. Маленький, не выше колена, попечитель. Попечитель-младенец, попечитель-ребёнок. Всё так же, как перед внезапной дурнотой…

— Жанна? — позвал Жан. — Что это было, Жанна?

Жена не ответила. Она лежала чуть в стороне, глядя вверх неподвижными глазами на сером лице.

— Жанна… — прошептал Жан. — Что с тобой?..

Она не дышала, пульс не бился.

— Что они сделали с тобой, Жанна? — спросил он у мёртвой жены. Поднялся, подхватил её на руки и, увязая в горячем песке, побрёл туда, где светилась над выходом перламутровая плёнка силового поля.

***

— Это Клоошт, — Вадим кивнул на обзорный видеокуб, — двенадцатая планета системы.

— Я рад, — пробормотал Юрик. После выхода из гипера его подташнивало, а перед глазами плавали радужные круги. — Какого… попечителя мы вылезли так рано? До Апере восемь световых часов!

— Оружие.

У новой Управляющей системы «Мстителя» был приятный, хотя и несколько язвительный женский голос, и отвратительное обыкновение встревать в разговор без спроса. Система, установленная в линкор при рождении, такого себе не позволяла.

— Что — оружие? — скривился Юрик.

— Наше оружие бесполезно на расстояниях, меньших дистанции Лонча-Буаргоза, — любезно пояснила УС. — Сейчас Апере и Клоошт располагаются примерно на этой дистанции.

— Что ещё за Лонч с Буаргозом? — буркнул Юрик.

— Бозонная заморозка это попечительская технология, — ответила УС. — Лонч и Буаргоз — попечители, знаменитые физики третьего периода, работавшие в эпоху Внезапного врага. Именно они открыли и обосновали… Юрий Иванович, вам это точно интересно?

— Действительно, Юрик, — сказал Вадим. — Орбита Клоошт — финишная точка, это в полётном задании записано.

— И без неё знаю, — буркнул Юрик, — умная она слишком. Мы тут, кажется, вообще не нужны.

— Корабль не может без экипажа, — сказала УС и заговорила деловым тоном, нарочито сухо:

— Обнаружен следящий луч. Обнаружена группа целей. Движутся курсом перехвата. Боевая тревога, капитан?

Вот и всё, окончены разговоры. «Мститель» обнаружили почти сразу. Неудивительно, ведь кроме бозонной заморозки попечители не боялись ничего. Поэтому условная сфера с Апере в центре и радиусом, равным дистанции Лонча-Буаргоза, была усеяна оборонными станциями и средствами перехвата. Апере бежала по орбите, а вслед за ней передвигалась вся техника на поверхности сферы Лонча-Буаргоза. Вся, кроме станций на спутниках газовых гигантов, таких, как Клоошт. Попечители были расточительны, но не безумны.

— Боевая тревога! — подтвердил Вадим. — Братья, готовы?

— Да! — прозвучал в рубке голос Франца.

— Да, — отозвался Фердинанд.

— Старт, — приказал Вадим. — Задача — продержаться… как можно дольше. Удачи, парни!

Когда истребители Франца и Фердинанда сошли с направляющих, «Мститель» чуть заметно вздрогнул. УС не посчитала нужным компенсировать импульс, и Вадим был ей за это благодарен. Нельзя, чтобы война начиналась тихо и незаметно. Толчок, с которым стартовали братья, отделил мир от войны. Скоро всё решится.

Тактический куб расцвёл россыпью алых точек. Каждая — перехватчик попечителей. Среди тревожной красноты почти затерялись два зелёных огонька — дискоиды Франца и Фердинанда.

Вадим сунул руки в перчатки управления огнём и глубоко, со всхлипом, вздохнул.

— Повоюем, Юрик?

— А то, командир…

— Манёвр уклонения, — скороговоркой объявила УС. Вадима бросило вперёд и в сторону, и он от души сказал спасибо Алёне. Именно она настояла установить обычные противоперегрузочные кресла с ремнями. УС снова не стала компенсировать ускорение, ей было некогда. Бросок следовал за броском, мгновения тяжести сменялись долями секунды в невесомости.

«П23-30с», — всплыл в объёме синий транспарант. Пауза, длительность от двадцати трёх секунд до полуминуты. Это значило, что бозонные фризёры нападавших разрядились и снова будут готовы к стрельбе минимум через двадцать три секунды. УС экономила время на слова.

— Огонь! — сам себе скомандовал Вадим.

Враги окружили «Мститель» со всех сторон, УС, для простоты, свела их отметки в полусферу. Франц и Фердинант отвечали за нижние квадранты, Юрик и Вадим — за верхние.

В правом верхнем крадранте появилась прицельная рамка. Вадим захватил ею одну из алых точек. Получай!

Вместо того, чтобы стать пылью, вражеский истребитель выскочил из рамки и переместился к самому краю квадранта. Пилот-попечитель тоже знал манёвры уклонения. Вадим задавил досаду. Не время думать о неудачах, нужно нападать!

Второй захват тоже закончился неудачей, зато в рамку попал истребитель, заскочивший из левого квадранта, мигнул — и пропал.

— Готов! — не сдержался Вадим. — Гони их ко мне!

— Да, — коротко ответил Юрик.

С шестой по двадцатую секунду неприятель потерял восемь машин. За одну Вадим мог поручиться, ещё одна была под сомнением, с остальными поработали Юрик, братья и сама УС.

— Готовность ноль, — объявила УС.

На двадцать второй секунде исчезла ещё одна точка в нижних квадрантах, это поработали братья. На двадцать третьей погасла зелёная точка. Франц…

Вадим сжал зубы, стиснул локтями поручни кресла. Франц! Мы отомстим за тебя…

Второй шторм уклонений продолжался почти минуту. За это время Юрик сумел случайно зацепить ещё один истребитель противника. Потом бой кончился, тактическая полусфера опустела. Фердинанд пережил брата на шестнадцать секунд. Истребители попечителей бежали с поля боя, оставив после себя серую кварковую пыль.

— Не наблюдаю противника, — усталым голосом сообщила УС. — Не наблюдаю слежения. Частичная отмена боевого режима.

— Это всё? — недоумённо спросил Юрик. — Мы победили?

— Не понимаю, — ответил Вадим. — Ничего не закончилось, что-то обязательно должно случиться! Почему молчат орбитальные батареи? Система?

— Называй меня Марика, — ответила УС. — Ближайшая батарея находится на Дарн-7. Мы попадём в зону её поражения через двенадцать минут. Нам невероятно повезло, мы может успеть. Начинаю накачку большого бозонного фризёра, — потом она совершенно по-человечески усмехнулась и заявила: — Не скучайте, мальчики.

Юрик стащил с головы шлем, понюхал пальцы:

— Вывернутые попечители, я весь мокрый и воняю. Парней жалко. Почему она не могла просто долбануть по всей группе?

— Ты же физик, — удивился Вадим. — Как ты не понимаешь?..

— Всё я понимаю! — взвился Юрик. — Досадно, да? Она вся такая умная, всё-то у неё рассчитано, а сбивать истребители должны парни на своих лоханках! — он выдохнул. — Я вчера Францу в шашки десять жетонов продул. Теперь, как идиот, даже отдать не могу…

— Это сейчас очень важно, — сказал Вадим.

— Да! Это важно! Если хочешь знать, именно это и важно! Был человек, играл в шашки, рассказывал глупые анекдоты. Потом бац! Ты мне другое скажи. Мы что, батарею на этом Дорне…

— Дарне.

— Какая, к попечителям, разница? Дарн, Дорн, Идиорн? Мы её что, уничтожить не можем? К чему эта спешка?!

— Потому что, — вздохнув, заговорил Вадим, — через две минуты после неё будет Дарн-14, а ещё через пятнадцать — Дарн-2. У Клоошта почти сотня спутников, и на каждом, если Бранч не соврал, батарея. И скорость накачки, между прочим, куда выше, чем у нас. При каждой батарее — энергетическая станция. Уничтожив одну батарею, мы не успеем восстановиться до появления следующей. Юрик! Ты всё это знаешь, зачем эти сотрясения воздуха?

— Я же сказал, досадно, — понурился Юрик.

— Это да, — согласился Вадим и замолчал.

Потянулись минуты. Вадим с удивившим его самого равнодушием размышлял, удастся ли им выжить. С возможной гибелью он смирился, когда согласился на предложение господ директоров. Прошли долгие месяцы, а он ещё жив, и это, как верно заметила Марика, удивительное, сногсшибательное везение. Нет смысла плакать и страдать, надо подороже продать свою жизнь. Настолько дорого, чтобы у ящеров и мысли не возникло явиться за сдачей.

Юрик, похоже, думал примерно о том же. Он криво ухмылялся и время от времени сжимал кулаки.

— Уровень заряда девяносто семь процентов, — проснулась УС Марика. — Готовность две минуты, на атаку у нас восемнадцать секунд.

— Поскорее бы, — тихо сказал Юрик. — Хотя, я всё равно не догоняю, почему именно здесь.

УС Марика еле слышно хихикнула. Или это шалили нервы?

***

— Убедились? — Кагрум обвёл взглядом старейших и амфитеатр. В облаках над залом застыли неподвижные тела человеков. Ещё несколько минут назад они тщились навредить могучей цивилизации Апере. Ломали, крушили, портили и, вообще, вели себя подобно неразумным гургуцам. Погибли все. В подземельях, трубопроводах, пещерах, на станциях Трубы, в домах попечителей. Их трупы качали воды бассейнов, их трупы валялись внутри их кукольных домиков…

— Мозг? — позвал Кагрум.

— Проникновения локализованы, — отозвался чёрный ящер-аватар. — Новых проникновений не зафиксировано. Ликвидирую последствия.

— Вот и всё, — засмеялся Кагрум. — Твоё Общество, советник Брагош, можно распускать. Нет питомцев — нет и прав, которые необходио защищать. Аннулирую твои решающие голоса, Брагош. Ты больше не советник, Брагош.

— Записано и передано в архивы, — отозвался Мозг.

— Я выполнил свою часть договора, старейший Трауш? — поинтересовался Кагрум.

Трауш не ответил, но масло в его ванне взволновалось. Старый ящер вымещал злость на её ни в чём не повинных стенах.

— Что это, Старший? — сказал Знания Жортаг.

В одном из облаков двигался человек. Наклонялся над телами, вглядывался в лица. Смотрел, потом, сгорбившись, шёл дальше. Переходил из отсека в отсек, и везде видел одно и то же: трупы, трупы, трупы…

Кагрум в раздражении ударил хвостом.

— Кто-нибудь может объяснить мне, почему эта особь осталась жива? — лязгая зубами, спросил он.

— Разреши мне, Наисовершеннейший?

— Ага. Растущий Бранч, — язвительно сказал Кагрум. — Правильно, кому как не тебе это знать. Спускайся, предстань!

В воздухе от галереи к подиуму возникла силовая дорожка. Бранч торопливо пробежал по ней и склонился перед Наисовершеннейшим Кагрумом.

— Говори! — приказал Старший.

— Это Ивась, — глядя снизу вверх на Кагрума, сказал Бранч. — Больше кужля назад я защитил его от любого генетического яда.

— Зачем?!

— Э-э-э… Для своих целей, — серея от страха, прокаркал Бранч. — Он был нужен мне живым. Потом я привёз его сюда.

— То есть, он первый человек на Апере? — вкрадчиво поинтересовался Кагрум.

— Да, Наисовершеннейший.

Кагрум обошёл вокруг Бранча, втягивая ноздрями воздух. Кончик языка трепетал в его пасти.

— Ты не лжёшь, — объявил Старший и засмеялся: — Это даже интересно. Он не только первый, но и последний! Ты можешь идти.

Он отвернулся, потеряв к Бранчу интерес.

— Прости, Наисовершеннейший, но… — начал Бранч.

— Что ещё?

— Возможно, осталась самочка… — скороговоркой заговорил Бранч. — Её покупали, чтобы съесть. Будущий хозяин сказал мне это прямо. Я не стал сообщать… Думаю, она давно мертва…

— Кому ты её продал?!

— Некоему Штроггу с Дарна-7, смотрителю энергостанции и бомбардиру.

***

Иногда Штрогг завидовал человечке. Её уши, если верить Наставлению, слабы и она не слышит Оповещений системы безопасности. У самого Штрогга от ультразвукового воя раскалывалась голова. Хотелось найти того умника, который придумал столь противный сигнал, и медленно разодрать на части.

В этот раз оповещатель вопил особенно долго и настолько противно, что у Штрогга не осталось сомнений: это не учебная тревога. Это чужак, который оказался достаточно силён, чтобы посягнуть на Апере. И столь же глуп, вернее, глупость его неисчислима.

Он бежал в боевую рубку, и когти его высекали искры из металлических плит. Когда всё кончится, мимолётно подумал Штрогг, придётся пройтись, заново отполировать коридор. Энергетическая станция на орбите Дарн-7 — не самое подходящее место для умных полов.

…В тактическом облаке кипел бой. Истребители вились вокруг чужаков, одного большого, похожего на многократно увеличенный дискоид, и двух маленьких, которые от дискоида не отличались уже никак. Те тоже не стояли на месте, прыгали по пространству как шкрипы по гургуце.

Штрогг скрипнул зубами: один из истребителей распался облачком невесомой пыли, потом ещё и ещё. Чужаки использовали бозонный фризёр, и это было плохо. Даже хуже, если вспомнить взаимное расположение Апере и Клоошт…

С другой стороны, для того он здесь и сидит, чтобы никто не посмел…

Свои отметки гасли одна за другой, чужак тоже терпел потери, но поле боя всё равно осталось за ним. Штрогг вник в диспозицию: враг выбрал цель — Апере, и сейчас заряжал аккумуляторы. Штрогг потребовал ответа боевой системы — и его обнадёжили. Скоро враг окажется в…

— Что это, хозяин?

Штрогг повернул голову. Девочка Леночка уже заняла любимое место на его спине. И когда она успела?

— Не бойся, Леночка, — сказал он как мог нежно, — тебе ничего не грозит. Я позабочусь.

— Я не боюсь, — послушно ответила Леночка, — хозяин позаботится обо мне. Что это, хозяин?

— Это мелочи, Леночка, — ответил Штрогг. — Отдыхай.

— Хорошо, — сказала человечка. Она слезла со спины и прижалась к его груди. — Холодно. Согрей меня, хозяин.

— Да.

Чешуя на груди ящера пришла в движение, расползлась как живая, в стороны, открыла покрытую нежной кожицей плоть. Кости подвинулись, и в ней возникло уютное углубление. Тёплое убежище, для которого Штрогг создал особый контур кровообращения.

— Спасибо, хозяин.

Штрогг не ответил. Нельзя отвлекаться, вражеский корабль приближался к зоне действия батарей Дарна-7. Ещё немного...

В груди стало неуютно, колко, словно мягкая человечка обросла острыми шипами.

— Что происходит, Леночка? — спросил Штрогг.

— Всё хорошо, хозяин, — ответила человечка.

Она выбралась наружу, вся перемазанная кровью, с двумя ножами в руках. Кровь хлестала из открытой груди на пол, на пульт, пронзала тактическое облако алыми метеорами. Сначала Штрогг удивился, потом ему стало больно, — и он ошибся. Вместо того, чтобы сначала откусить питомице голову, он принялся сращивать разорванные сосуды и дыры в мышечной стенке.

— Зачем ты это сделала, Леночка? — спросил Штрогг, делая свою ошибку фатальной.

— Надо, — ответила человечка, посмотрела на хозяина огромными круглыми глазами, отпрыгнула от Штрогга спиной вперёд и пропала за тактическим облаком.

ГЭР станции, как решили конструкторы, прикрывал металлический кожух. Силовое поле — это лишнее время и хлопоты, а кожух, если потребуется, можно быстро снять. Узкие — случайно не протолкнуть ни лапу, ни хвост — прорези служили для вентиляции.

Узкие — для попечителя.

Облако погасло, и Штрогг увидел, что дело совсем паршиво. Леночка сидела перед ГЭРом, по локти погрузив в него руки. Они горели, жёлтые огоньки бежали от локтей к плечам, и кожа на их пути чернела и сморщивалась. Чтобы не кричать, Леночка закусила губу, и кровь частыми каплями падала с подбородка на колени.

— Ты… не выстрелишь, — прошептала она, заметив Штрогга. — Больше… никогда.

Обмякла и откинулась назад. Выгоревшие локти обломились, и питомица упала на спину, гулко ударившись об пол головой.