Глава 9. Запретные знания

Юрик потянулся, так, что хрустнули суставы, отхлебнул горячий глоток, откинулся на спинку кресла. Лучшая вещь на свете — настоящий, правильно сваренный кофе! Спасибо Вадиму Ференцевичу, он привозил хороший кофе. Вадим Ференцевич… Юрик покатал на языке непривычное именование. Интересно, сожри его попечитель! Он, значит, получается Юрий Иванович, а Герасим-Галактион…

— Гера! — крикнул он в гулкую огромность ангара. — Ты… по батюшке кто?

Тоже древнее выражение и древний, давно умерший смысл. Почему было принято именно «по батюшке», а «по матушке» — нет? Юрик прикрыл глаза: встречалось ему где-то и «по матушке». Что-то крутилось в памяти, а что?.. Попечитель разберёт.

— Демидович, — сообщил, падая в кресло напротив, Герасим-Галактион. Взял чистую чашку, нацедил из кофейника; ноги забросил на стол.

— Ты бы аккуратнее, Демидович, — проворчал Юрик, отодвигая в сторону распечатки. — Бумаги помнёшь.

— Смысла в твоих бумагах… — отмахнулся Герасим-Галактион. — Третий день развёртку по корпусу дать не можешь.

— Форма сложная, — с досадой проговорил Юрик, — трудно считается.

— Чего там трудно? — удивился Герасим-Галактион. — У тебя машина — зверь! Не знаю даже, где они мощности берут…

— Ты не понимаешь, — ответил Юрик. — Машина-то, в самом деле, зверь, посчитает что угодно, только ей надо правильные данные на вход подать.

— Не понимаю, — согласился Герасим-Галактион. — Давали нам основы свёрток, там просто всё. Одна формула…

— Одна, — усмехнулся Юрик. — Должна описать сразу весь объект, какой бы сложной формы он ни был. Это про загон я сейчас всё знаю, спасибо начальникам, а тут — целый линкор! Вот, сижу, рожаю.

— Р-родитель! — с чувством произнёс Герасим-Галактион. — Задерживаешь! Из-за тебя я не могу ультраоптику положить.

— Что-то ты темнишь, Гера, — сказал Юрик, наливая ещё кофе. — Поля на ультраоптику не влияют. Это во всех учебниках написано.

— Больше учебникам верь, — Герасим-Галактион погрозил Юрику пальцем. — Для чего, по-твоему, я нужен?

— Не знаю, — сказал Юрик. — А для чего?

— Для того, — оскалился Герасим-Галактион, — что ни одна программа сеть правильно не рассчитает! Не сумеет! А я — чувствую, как правильно класть. Для этого мне нужна форма поля. Так что шевелись…

— Драные попечители! — не выдержал Юрик. — Зачем тебе конфигурация поля, если оно не влияет ни на что?!

— Не кипятись, — неожиданно спокойно ответил Герасим-Галактион. — Теорию свёрток нам ящерицы дали?

— Ну, — пожал плечами Юрик.

— Схитрили они! — торжествующе произнёс ультраоптик. — Влияют поля на ультраоптику, это я точно знаю. А ящерицы знают, как. И как посчитать, знают. Мы не учитываем и не считаем, а они считают!..

— Не считают.

Только что рядом было пусто, но словно ветром повеяло, и из воздуха соткался попечитель Бранч. Он ударил хвостом и добавил: — Это запретное знание.

Юрик поперхнулся кофе, а Герасим-Галактион торопливо снял ноги со стола.

Попечитель наклонил голову, посмотрел сначала на Юрика, потом перевёл взгляд на Герасима-Галактиона. Видимо, удовлетворившись их замешательством, протянул чешуйчатую лапу, взял кофейник и опрокинул себе в пасть.

Заявил:

— Ну и гадость вы пьёте!

И невозмутимо удалился, скрепя когтями по полу ангара.

— Ненавижу, когда он так появляется, — сказал Герасим-Галактион. — Надо думать, он всё слышал?

— Наверное, — дрожащим голосом сказал Юрик. — Вот ведь скотина! Без кофе оставил!

— Ещё сваришь, — сказал Герасим-Галактион. — Что ты с этим кофе? Ты его, вообще, слушал? Ящера?

— Ну?

— Ну! Они не обсчитывают влияние полей на ультраоптику… Почему? — Герасим-Галактион внимательно посмотрел на Юрика и сам себе ответил: — Потому что им запрещено! Попечителям запрещено! Интересно, кем?

— Мало ли, сами запретили, — пробормотал под нос Юрик. — Опасно. Защита природы, ещё чего.

И замолчал, понимая, насколько неубедительны его слова.

***

Франц шевельнул пальцем в тактической перчатке, и в полутысяче километров ниже вспухло серое облачко. Камень, который крутился вокруг Солнца невесть сколько миллионов, а то и миллиарды лет, распался в пыль в одно мгновение. Виной тому была не ядерная боеголовка и не лазерный луч чудовищной мощности. Просто разнообразные силы, которые склеивали нуклон-бозонный коктейль в ноздреватый обломок, внезапно перестали действовать.

На панорамной стене дискоида зажглись новые цели: такие же ничем не примечательные осколки в астероидном ожерелье между орбитами Марса и Юпитера. Впрочем, обучающая программа и выбирала именно такие незаметные, не состоящие ни в каких каталогах объекты.

Франц уничтожил их одну за другой, экономно, без лишних движений ориентируя излучатель. Или не излучатель, или лук Аполлона, или молот Тора, или вообще что угодно, потому что никакие слова не передавали сути происходящего. Древнее пороховое оружие имело ствол, из которого вылетали пули, и летели он только туда, куда их ствол направлял. Силовой бич, будучи многократно сложнее, повторял внешность предка из бычьей кожи. То же касалось любого метательного или холодного оружия. Посмотри на лук или арбалет, шпагу или рапиру, топор или межконтинентальную ракету — и сразу скажешь, что причиняет вред. Фасолина боевого генератора лежала между креслами, наполовину утонув в пол боевой рубки, и не имела внешних эффекторов. Она просто разрушала. Песчинку, камень или планету, на расстоянии вытянутой руки, в соседней комнате или в миллионе километров. Хватило бы энергии накачки…

— Неплохо, брателло, — похлопал близнеца по плечу Фердинанд. — Ещё полторы секунды в минус. Так и меня догонишь.

— И перегоню, — упрямо сказал Франц.

— Эт вряд ли, — оскалился Фердинанд. — Ты младшенький, слабенький.

— Всего на шесть минут! — взвился Франц. — Какая, к попечителям, разница?!

— Никакой, брат, — засмеялся Фердинанд. — Уже и пошутить нельзя!

— Можно, — сразу успокоился Франц. — А ты заметил?..

— Да.

Они замолчали. Слова не нужны, когда понимаешь с полувзгляда. Они смогли оттаять. Прошло совсем немного времени с памятного разговора в пещере, а они уже научились шутить и понимать шутки. Ненависть в попечителям никуда не делась, она сидела в сознании, стояла за плечом, таилась за дверью, но уже не сжимала сердце ледяной лапой. Близнецы снова могли думать о чём-то кроме мести.

— Будь у нас это оружие тогда, — сказал наконец Франц, — Встреча закончилась бы по-другому.

Фердинанд только хмыкнул. Что толку думать о несбывшемся?

— Что это? — Франц подался вперёд. — Да вон же, на стене, смотри!

Вдоль условной, нарисованной тактической программой орбиты Марса ползло тёмное пятнышко.

— Ну и скорость! — присвистнул Фердинанд.

Стену заполнили данные: расстояние, скорость общая и по проекциям координат, масса, объём. В отдельном окне — увеличенное изображение.

— Это он!.. — страшным шёпотом сказал Франц. — Попечитель Бранч! Это его катер!

Отметка катера на стене позеленела — программа согласилась считать его целью…

— Ты что? — дёрнулся к брату Фердинанд. — Он союзник!

— Хотя бы одного… — мёртвым голосом сказал Франц. — Получай.

Фердинанд зажмурился. Всё кончилось, планы мести пошли прахом. Директора их уничтожат и будет правы.

— Дохлые попечители… — выдохнул Франц.

Фердинанд открыл глаза. Излучатель не сработал. Катер Бранча никуда не делся, и он рос, приближался.

Бежать. Бежать куда угодно и как можно скорее. Хотя…

Фердинанд вынул руки из перчаток и сложил их на коленях. Дискоид предал их, дискоид знает, кто его хозяин, он не послушает.

Катер Бранча надвинулся и занял весь экран. Звёзды вокруг исчезли, стена побелела.

— Он взял нас на абордаж, — криво усмехнулся Франц.

— Идиоты, — раздался сзади голос попечителя.

— Хотя бы одного, — снова сказал, оборачиваясь, Франц. — Жаль, не удалось.

— Идиоты, — повторил Бранч. — Излучатель не должен работать непрерывно. Катер обнаружил следящий луч и прыгнул сам, уходя от удара.

— Глупое оружие, от которого легко уйти! — закричал Фердинанд. — Бесполезное! Зачем нам такое оружие?!

— Дурак, — попечитель взял Фердинанда за подбородок, развернул к себе. — Катер убежал легко. Планеты убегать не умеют.

— Планеты… — пробормотал Фердинанд. — Отпусти, оторвёшь мне голову.

— Я так и сделаю, если ты не поумнеешь, — сказал Бранч, но когти разжал.

— Объясни, если я дурак, — сказал Фердинанд. Кожу саднило. Он тронул лицо — на пальцах осталась кровь.

— Их нельзя победить, от них нельзя откусывать по кусочку, — ответил Бранч. — Они слишком горды. Они не простят. Их можно только уничтожить.

— Проклятье! — не выдержал Франц. — Они, они! Почему ты так говоришь? Ты сам попечитель!

— Надо, — ответил Бранч.

Всхлипнул шлюз, и Бранч убрался. Снова появились звёзды, катер Бранча секунду висел рядом с дискоидом, потом схлопнулся и пропал.

— Всё равно, ничего не понял, — сказал Фердинанд. — Почему он нас не тронул, ведь ты его чуть не убил? Почему он тебя не тронул?

— Попечитель, — выплюнул Франц. — Ящерица холодная. Как можно его понять?

— Больно, — пожаловался Фердинанд. Заклеил пластырем горло и кожу под челюстями, откинулся на спинку кресла: — Чуть не обгадился, веришь? Пальцы холодные, словно у лягушки, а когти… Тебе когда-нибудь голову в тиски зажимали?

— Спасибо, нет и знать не хочу, — помотал головой Франц.

— А я теперь знаю, — сказал Фердинанд. — В голове одна мысль крутится: «Неужели это всё?» И, главное, ничего сделать нельзя, вообще ничего. Глаза у него странные, — в голосе Фердинанда внезапно появилось восхищение. — Ни злости в них, ни радости. Но красивые жутко, как в бриллиант заглянуть, в огромный чёрный бриллиант…

— Когда это ты стал знатоком алмазов? — удивился Франц. Его передёрнуло. — Бр-р-р!.. В глаза ему заглядывать… Нашёл время!

— А куда деваться? — сказал Фердинанд. — И знаешь, бери управление. Меня до сих пор трясёт, в Землю промахнусь, не то что в Антарктиду.

Ближние камни, приближенные оптикой дискоида, превратились в пылинки и убежали за спину. Франц, одновременно набирая скорость, развернулся к Земле. Фердинанд позавидовал брату: сам он так и не научился столь виртуозно управлять вектором тяги, по-простому — лететь не туда, куда смотришь. Земля, неотличимая поначалу от ярких звёзд, выросла многократно и повисла над головой, медленно оборачиваясь вокруг своей оси. Выглянуло из-под облаков второе, отражённое водами Тихого океана Солнце, выползла из-за крутого бока планеты снежная шапка Антарктиды. Фердинанд задохнулся от восхищения и испуга: они могли ничего это не увидеть! Так бы и просидели остаток жизни в пещере, в копоти и грязи…

Антарктида упала на дискоид, ещё один переворот, — мелькнули белая до рези в глазах равнина, — и дискоид замер на причальной площадке.

***

— Вы никуда не торопитесь, Алёна Игоревна?

Вадим, одетый в широкий дутый комбинезон, словно собирался выбраться наружу, остановился в дверях.

— Ты же знаешь, до начала целый час, — сказала госпожа директор. — Никуда.

— Тогда я предлагаю вам маленькую экскурсию, — загадочно сказал Вадим. — Клянусь, вы такого не ещё видели!

— Что я могла тут не видеть? — удивилась Алёна.

— И всё же.

— Хорошо, я готова.

— Тогда через десять минут у второй лифтовой шахты, — улыбнулся пилот, развернулся и вышел.

Алёна с минуту смотрела в закрытую дверь, как будто та могла дать ответы, потом пошла одеваться. Делать, действительно, было нечего, она прибыла заранее, и образовалось окно.

Монтажный комплекс в толще Антарктиды был огромен, но большую его часть занимал сам ангар, мастерские и склады. Второй лифт располагался здесь же, в жилом сегменте, крошечном и тесном, и это было удивительно. Что там можно смотреть?

Вадим ждал в оговоренном месте. На лице его играла всё та же улыбка, загадочная и одновременно печальная.

— Иногда, вы не поверите, здесь бывает скучно!

Он подхватил Алёну под руку и повлёк за собой в узкий коридорчик между столовой и гостиницей.

— Поверю, — сказала директор. — Человек не робот, не может ежеминутно выдумывать себе новые занятия.

— У вас так же? — Вадим улыбнулся ещё шире и стал похож на мальчишку. Да он и был мальчишкой — по сравнению с нею. — Извините, но иногда вы кажетесь мне железной.

— Спасибо, приласкал, — хмыкнула Алёна.

— Извините ещё раз, — сказал Вадим. — Так вот… Здесь, прямо под нами, древнее озеро, вы знали?

— Я слышала, — осторожно сказала Алёна.

— В свободное время и чтобы не скучать, мы пробили к нему тоннель, — сообщил Вадим. — Идите за мной, Алёна Игоревна.

Шагов через пятьдесят они остановились в тупичке. Здесь было тихо, как в погребе. Тусклая панелька под потолком освещала грубо отёсанные стены и люк стандартного мини-лифта, впаянного в зелёный лёд.

— Здесь тесно, — ещё раз извинился Вадим, — но мы поместимся.

В кабине, в самом деле, оказалось тесновато, так что пилоту пришлось буквально вжаться в стену для того, чтобы люк захлопнулся. Зашумел механизм, и люфт пополз вниз.

— Всё на живую нитку, — объяснил Вадим. — Мы торопились.

— Надеюсь, оно того стоит, — сказала Алёна.

— Надеюсь, вы не пожалеете, — в тон ей ответил Вадим.

Через минуту лифт замер.

Они вышли в естественном гроте. За спиной оказалось скала, значит, сверху было почти четыре километра льда. Бугристый потолок давил на психику, казалось, он каждую минуту готов обрушиться и раздавить непрошеных гостей. Под ногами хрустела ледяная крошка вперемешку с гравием. Вдоль ледяных стен змеились провода…

Алёна Игоревна запнулась и не смогла сдержать вздоха.

Впереди, под колпаком силового поля, освещённое несколькими прожекторами, замерло озеро. Вода была настолько чистой и прозрачной, что казалась чёрной пропастью с каменистой осыпью на дне. Их шаги, тихие и совсем незаметные в большом мире, сотрясли водную поверхность, и по ней пошла мельчайшая рябь. Камни на дне словно потеряли резкость. Алёна остановилась — и озеро скоро вернуло неподвижность.

— Красиво, — прошептала директор.

— Миллионы лет его защищали километры льда, — тихо сказал Вадим. — И вот пришли мы…

Он замолчал.

— Признавайся, Вадим, — сказала Алёна, — ты привёл меня сюда не просто так. Не только ради этой красоты.

— Да, — сказал пилот. — Вы… мы, — поправился он, — затеяли такое опасное дело. Озеро… это просто символ неизменности. Оно останется? Вы верите, что мы победим, и что ящеры не сотрут Землю в пыль?

— Сомневаешься?

— Трудно не сомневаться.

— Ты не хочешь лететь? — спросила Алёна. — Боишься?

— Боюсь, конечно, — пожал плечами Вадим, — а кто не боится? Но дело не в этом.

— В чём тогда?

— На Земле сейчас, — медленно заговорил Вадим, — живёт почти десять миллиардов человек. Если у нас не получится, — он побледнел, судорожно сглотнул, — погибнут все. Все, Алёна Игоревна, все десять миллиардов!

Опираясь о стену, Алёна нагнулась над водой. Прожектора освещали маленький кусок дна перед лифтом, остальная толща воды была черна как космос. Чернота завораживала, тянула к себе. Против воли Алёна подалась вперёд, поскользнулась и упала бы, не подхвати её Вадим под руку. Потревоженный её рукой иней осыпался со стены прямо на силовую плёнку, без препятствий прошёл её насквозь, мигнул на миг серебристой пылью и растаял, пропал.

Перешёл в иное состояние.

Так и они, подумалось Алёне, бьются, пытаются сделать хоть что-то, а вокруг — десять миллиардов инертной массы. Они не думают, не знают и не хотят знать, и их даже нельзя за это винить…

— Ты можешь отказаться, — сказала Алёна. — Молчи! — движением руки она остановила готового возражать пилота. — Ты можешь отказаться, я могу отказаться. Директор Рудольф побушует и успокоится, и тоже откажется.

— Но?..

— Моя сестра провела несколько лет в мясном интернате, — тихо сказала Алёна. — Мне хватило ума и власти забрать её оттуда. Она — не откажется.

— Алёна Игоревна! — воскликнул Вадим. — Госпожа директор! Не может один человек решать за всё человечество!

— Она — может, — твёрдо сказала Алёна. — Вадим, — она пристально посмотрела на пилота, — ты уверен, что оно существует, это самое единое человечество?

— Как? — опешил Вадим. — Для чего тогда всё?!

— Стыдно иначе, — сказала Алёна.

Пилот хотел переспросить — и не решился.

***

Рабочий шум в ангаре стих в один миг — словно выключили. Звякали клеммы и разъёмы — это отсоединялись от линкора монтажные автоматы, бесшумно отлетали, выстраивались вдоль стен, гасили огни, замирали. Они сделали свою работу и больше не нужны, со всем остальным линкор справится сам.

Как ни настаивал Вадим, Алёна Игоревна устроилась позади всех, рядом с дядей Федей. Впереди, на самом краю помоста, замерли двое: Юрик в зеркальной робе и Герасим-Галактион. Юрик осунулся и почернел, глаза его ввалились, и плескался в них страх пополам с торжеством. Герасим-Галактион, напротив, был непривычно благодушен: он-то, в отличии от соратника, ни в чём не сомневался. Франц с Фердинандом стояли чуть в стороне и что-то вполголоса обсуждали.

— Начали? — Вадим вопросительно обернулся к Алёне.

— Ты командир, — улыбнулась госпожа директор.

— Начали! — объявил пилот.

Стало совсем тихо, даже близнецы умолкли. Потом родился еле слышный гул. Стометровая линза линкора задрожала и оторвалась от пола. На зрителей повеяло тёплым ветром; скоро он стал горячим. Застучали спрятанные в стенах насосы, внутрь ангара потёк ледяной воздух с поверхности.

Обшивка линкора раскалилась докрасна.

Люди на помосте отошли к стене. Юрий Иванович остался на краю, только заслонил лицо ладонью, но потом и он не выдержал, сделал шаг назад.

— Что происходит? — спросила у пилота Алёна.

— Полевая свёртка набирает энергию, — объяснил Вадим. — Можно спросить Юрия, это его детище. Я так, постольку — поскольку… Юрий Иванович, можно тебя, пожалуйста?

Юрий Иванович досадливо сморщился, но оторвался, наконец, от созерцания линкора, подошёл, коротко кивнул:

— Госпожа директор…

Пахнуло горелым. Стоя на краю, Юрий Иванович успел подпалить волосы и брови.

— Объясните, Юрий Иванович, — повторила Алёна, — при чём мы присутствуем?

— Лучше просто Юрик, — сказал физик, — так мне привычнее.

— Хорошо, Юрик, — согласилась госпожа директор. — Итак?

Юрик покрутил головой, словно воротник робы натёр ему шею, потом спросил:

— Вы, госпожа директор, знакомы с теорией полевых свёрток?

— Нет, конечно, — улыбнулась Алёна. — И можно просто — Алёна.

— Хорошо, я попробую, — сказал Юрик, — тем более, сколько-то минут, пока свёртка не наестся, у нас есть.

— Наестся? — приподняла брови Алёна.

— Да. Полевая свёртка, Алёна, — сказал Юрик, — это сложная суперпозиция, э-э-э…

— Я знаю это слово, — сказала Алёна.

— …полей, — благодарно кивнул физик. — Чем больше объект, на который мы натягиваем свёртку, чем он сложнее, тем сложнее и свёртка. Она стремится сохранить структуру, поэтому поглощает энергию и противостоит внешним воздействиям. Уф!.. Вы, Алёна, заставили меня целую речь сказать, я сам не ожидал! — он широко улыбнулся. — Фактически, это живое существо. Простое, вроде бактерии.

— То есть, сейчас она ест… — задумчиво сказала Алёна.

— Именно! Она только родилась и очень голодна. Условно, конечно. Вот она и «поедает» сегменты обшивки.

— Надеюсь, — улыбнулась Алёна, — она не проголодается в полёте и не сожрёт экипаж.

— Нет, разумеется, — засмеялся Юрик. — Это совершенно исключено. Это, если хотите, абсолютный императив существования свёртки. Ей хватит пищи снаружи. Здесь есть воздух, в космосе достаточно пыли и излучений. В любом микрометеоре море энергии.

— Зачем тогда эти эффекты?

Алёна показала на линкор. Обшивка шипела, испарялась, таяла на глазах.

— Впрок нажирается, — ответил Юрик, и Алёна услыхала в его словах настоящую родительскую нежность. — И, Алёна… не воспринимайте мои слова совсем уж буквально. Утилизация обшивки предусмотрена программой. Линкор вылупился и поедает скорлупу яйца.

— Всё, — дрогнувшим голосом сказал Вадим и добавил торжественно: — Нарекаю тебя «Мститель»!

«Мститель» поглотил обшивку и висел, непроницаемо чёрный, вплотную к помосту. Насосы отключились, и стало очень холодно и тихо. Пилот остановился рядом, положил руку на гладкий бок линкора. От касания ладони поверхность разошлась двумя волнами, открыла проход в широкий, ярко освещённый коридор.

— Прошу на борт, — пригласил Вадим.

***

Щёлкал, поскрипывал механизм, мелькали под пальцами цветные квадратики. Кант-Эммануил думал. Для чего директор Рудольф играет его втёмную? Неужели не понимает, что у Канта-Эммануила есть глаза и уши, и что он умеет наблюдать и сопоставлять? А фактов для сопоставления накопилось достаточно. Странные шашни с директором управленцев, всяко выходящие за рамки обычного общения. Неожиданно, словно из ниоткуда появившийся пилот-диссидент. Спасённые из мясных загонов преступники — обладатели специфических, высокотехнологичных профессий. Списанные, а затем пропавшие строительные роботы. Мощные и современные, из одной партии, тщательно проверенные роботы оказались настолько фатально испорчены, что не починить, а только списать… Словно этого мало, Бранч, необъяснимый и несусветный.

Заподозрить начальника в недостатке ума Кант-Эммануил не смел: недалёкие люди не поднимаются до высот. Руководство может быть злым, вероломным, беспринципным, жестоким, наконец. Каким угодно, но только не глупым! Из этого следовало, что — Кант-Эммануил рассеянно покрутил в пальцах полностью собранный рубик, зажмурился и быстро порушил только что созданную красоту, — так вот, из этого следовало, что директор Рудольф хочет подтолкнуть его к некоторому решению. Хочет, чтобы он принял его сам, а не был простым исполнителем приказов. Исполнителей приказов вокруг полно, хоть черпай, а ему нужны соратники.

Или, наоборот, не принял…

— Можно, босс?

Кант-Эммануил отбросил рубик в сторону, посмотрел на вошедшего человека. Трофим, номер из семи цифр, работал под его началом недолго, месяца три или четыре, причём подбирал его не сам Кант-Эммануил. Отдел статистики подсиропил. Всемерные учёт и контроль, защекочи их попечитель, как будто им ресурсов недостаёт! Кстати, списание роботов обнаружил именно он. Обнаружил и доложил по команде. Спасибо, выводов никаких не сделал.

— Почему же нельзя, раз ты уже зашёл? — усмехнулся Кант-Эммануил. — Давай, чего у тебя на этот раз?

— Да я всё о тех монтажных автоматах, — сказал Трофим-номер из семи цифр.

Кант-Эммануил сделал в памяти зарубку: выводы статистик сделал.

— Так, — произнёс он вслух. — Неужели откопал, куда они делись?

— Так точно, босс! — разулыбался Трофим.

— Ну, излагай, — разрешил Кант-Эммануил.

— Автоматы строительные, — начал Трофим. — Предположим, они не сломаны. То есть, это я так предположил.

— Дальше.

— Если они не сломаны, то исправны, и могут строить и монтировать!

Трофим старался держаться, хотя его распирало от радости.

— Какое интересное наблюдение, — подбодрил его Кант-Эммануил.

— Так точно, босс, — обрадовался Трофим. — Оставалось выяснить, где возводят или монтируют что-то настолько крупное, что потребовалось украсть целых шестнадцать штук из одной партии!

«Да, в этом вы дали маху, господа заговорщики, — подумал Кант-Эммануил. — Маскироваться нужно лучше. Или привлекать специалиста по безопасности. Впрочем, чего сейчас-то…»

— Извини, Трофим, отвлёкся, — нахмурился Кант-Эммануил. — Где, говоришь, ты их нашёл?

— Антарктида, босс! — доложил Трофим. — Спутники георазведки засекли инфракрасные вспышки вблизи южного магнитного полюса. Как будто открывается дверца в тёплое помещение, понимаете? Темно-темно, потом мигает теплом.

— Интересно…

— Очень, босс! — подскочил на месте Трофим. — Ой, извините…

— Ничего, — махнул рукой Кант-Эммануил. — Что ты сделал?

— Стал следить, босс, — отрапортовал Трофим. — Замкнул один спутник на себя и стал следить. И вот вчера…

— Хватит уже драматургии, — скривился Кант-Эммануил. — Что ты резину тянешь?

— Так точно, — вытянулся Трофим. — Вчера окошко открылось в очередной раз и выпустило из-подо льда крупный объект. Признаков работы двигателей нет, — вы же знаете, босс, винтолётные движки горячие, фонят в инфракрасном диапазоне только ой!

— Выводы?

— Запретные технологии, босс, — подытожил Трофим. — Явно попечительские.

— Похоже, — согласился Кант-Эммануил. — Отчёт на платформу попечителей отправил?

— Я сначала к вам, босс, — сказал Трофим. — Вернусь и сразу отправлю.

— Молодец! — не покривил душой Кант-Эммануил. — Считай, нашивочку заработал.

— Да я, собственно, не ради нашивки, — смутился Трофим.

— Это зря, — строго сказал Кант-Эммануил. — Головастые не должны прозябать внизу, головастым прямая дорога наверх. Иди, давай! А то подумаешь, что я на приоритет твой претендую…

— Я… никогда…

— Кру-гом! — скомандовал Кант-Эммануил. — Шагом… арш!

Трофим молча раз развернулся и двинулся к выходу из кабинета. Когда он был в метре от двери, Кант-Эммануил разнёс ему череп из силового пистолета.

Изобретение двадцатипятилетней давности, времён мятежа. Всё честно, никаких запретных знаний…