Глава 11. Охота на гургуц

Так уж повелось в подземельях: о воде для себя каждый, кроме совсем маленьких, заботился самостоятельно.

Приподняв тяжёлую флягу, Маша медленно наклонила её. Вода полилась тонкой струйкой. Когда во фляге осталась примерно четверть, Маша отставила её в сторону и взяла следующую. Через полчаса такой работы дрожали руки, и ныла спина, но никто не жаловался, а Маша тем более.

Воды в подземельях хватало. Кое-где остались ещё древние арыки попечителей, но большая часть просачивалась с поверхности, собирая по пути огромное количество окислов железа. Вода эта попадала в огромные, спрятанные в толще камня цистерны. Чуть не в каждом зале или коридоре из стен выходили питавшиеся из этих цистерн патрубки. Открой — и потечёт вода…

Её приходилось фильтровать и долго отстаивать, но Маша ни за что не променяла бы её на чистый бассейн Ксотты.

Здесь никто не пытался надеть на неё ошейник и пристегнуть поводок.

В подземельях она была среди своих.

Три… шесть… двенадцать фляг встали в ряд. Маша опорожнила и тщательно промыла каждую, а затем через сложенную вчетверо мешковину наполнила заново. Обновила подписи на круглых боках: «Маша». Её фляги никто не тронет без крайней необходимости.

Осталось немного: оттащить очищенную воду в свою комнату, — и забыть о ней хотя бы на неделю. Из двенадцати фляг ржавого полуфабриката получалось девять фляг кисловатой, но вполне пригодной для питья и приготовления пищи воды.

На тележку помещалось ровно семь фляг, и ни одной больше! Маша вздохнула: хочешь, не хочешь, придётся идти ещё раз…

— Ага, вот ты где, — в помещение заглянул Максим, молодой парень, родившийся уже здесь, на Апере. — Через десять минут общее собрание.

Маша беспомощно посмотрела сначала на Максима, потом на две лишние фляги.

— Я помогу, — парень мгновенно понял её трудности.

Подхватил оставшиеся ёмкости и первый вышел из зала, Маша, толкая перед собой тележку, двинулась вслед за ним.

Его влюблённость бросалась в глаза всем. Максим ходил вокруг Маши, глядел на неё голодными глазами, но не делал особых попыток сблизиться. Хороший, симпатичный парень, и, будь это на Земле, Маша сама прыгнула бы к нему в койку. О чём вообще думать, если секс угоден попечителям? Здёсь… так было нельзя, здесь это выглядело бы предательством. Неписанное правило жителей подземелья гласило: нельзя спать с тем, кого не любишь, стыдно.

Маша не любила Максима. Ничто не замирало в груди при виде его, не пересыхало в глотке, и слова лились легко и свободно.

До Машиного отсека дошли быстро, в минуту перегрузили фляги.

— Ну, не опаздывай, — сказал Максим.

Разворачиваясь, он коснулся её ладони и вздрогнул, отдёрнул руку.

— А ты, — спросила Маша, — успеешь?

— Да, — глухо сказал Максим. — Я быстрый.

Когда Максим почти скрылся за поворотом, Маша вспомнила!

— Кто говорить будет? — крикнула в его широкую спину.

— Жан, — не оборачиваясь, бросил парень.

Жан!

Сладкая дрожь родилась под коленками, поползла вверх по внутренней стороне бёдер, выше, выше! — и лопнула в животе мятным пузырём. Маша привалилась к стене, прислонила к холодному камню разгорячённый лоб. Жан был её недостижимой мечтой с той самой секунды, как она увидела его в первый раз. Ради Жана она была готова на всё. Не только на разрешённый дурацкими попечителями секс, а на всё вообще. Только бы быть рядом, только ощущать кожей его взгляд, греться в исходящем от него неземном сиянии!

Но… До Жана Маше было дальше, чем Максу — до неё. В глазах Жана, когда он касался её взглядом, не отражалось ничего, кроме ровной приязни. Жан любил всех, не выделял никого, а принадлежал только Жанне, и это было смертельно обидно. Умом Маша понимала, что иначе никак, потому что он — отец всей молодёжи подземелья и муж всех женщин постарше, и не имеет права дарить кому-то особое внимание, но… она-то иная! Она молода и притом не его дочь, значит, может быть ему женой. Почему это до сих пор не так?

— Ты плачешь? Что случилось?

Максим стоял рядом и с тревогой вглядывался в неё.

— Ты точно быстрый, — прошептала Маша. — И в кого ты такой быстрый?

— Я… — начал Максим.

— Не отвечай, — остановила его Маша. — Это не вопрос. Я просто устала. И дай мне, наконец, руку!

На собрание они, конечно, опоздали. Жанна при их виде покачала головой, а Жан улыбнулся, и у Маши заныло в груди. Мест уже не осталось, и они устроились в дверях. Стоя, но так даже лучше, никто не загораживал ей Жана.

Жан, всё так же улыбаясь, оглядывал людей. И совсем он не старый, седина почти не заметна. И правильно, пятьдесят — не возраст для мужчины. Крепкий, живота нет, а плечи-то, плечи!.. Маша невольно сравнивала Жана с отцом и, увы, сравнение это было не в пользу родителя.

— Нас стало гораздо больше, друзья, — без предисловий начал Жан. — С нами теперь и маленькие, а им нужны витамины.

И не только маленьким, вспомнила Маша, и постарше много детей. Кроме них, с Жаном пришли его молодые жёны, каждая с пузом.

— Да, да… витамины — это точно, — вполголоса отозвались люди.

— Нужна зелень, нужны фрукты, — продолжил Жан. — Синтезатор не справляется, он не рассчитан на такое количество едоков. Значит, надо расширять огороды. Но… мало вырастить, надо и сохранить.

— Давай уж короче, Жан, — сказала Жанна, и Маша почувствовала к женщине мгновенную и острую неприязнь. Зачем она встревает? Зачем перебивает Жана, пусть он говорит дольше, пусть говорит что угодно, лишь бы слышать его голос!

— Да, да, конечно, — улыбнулся Жан. — В общем, так, друзья. Гургуц в округе развелось — ужас просто. Бросаем все дела, объявляем внеочередную охоту! Боря, Аркадий, Миша, назначаю вас старшими групп. Подходите, подумаем, как лучше, распределим направления.

Люди вставали, двигали крышки и коробки. Названные старшими молодые мужчины пробирались вперёд, к отцу.

— Беременные и няньки остаются дома! — перекрикивая поднявшийся шум, уточнила Жанна. — Дети младше семи лет тоже.

— Тётя Жанна! — прозвучали сразу несколько обиженных детских голосов.

— Брысь отсюда! — отрезала Жанна. — Вы мне здоровые нужны, не покусанные. Лечи вас потом.

Решали недолго. Дело было знакомое, на гургуц охотились не реже, чем раз в четыре недели. Всего набралось шестнадцать троек, Маша попала в тройку к Аркадию, туда же, — а как иначе! — напросился и Максим.

— Наш участок, — объявил Аркадий, — заброшенный бассейн на верхнем уровне и соседние тоннели. Ходим вместе, если кто хочет исследовать какой тоннель или зальчик, предупреждаем. Тебя, Маша, в первую очередь касается!

— Ты уж за глупую её не держи, — встал на Машину защиту Максим.

— А ты не лезь, Макс, — посоветовал Аркадий. — Я старший и хочу обойтись без дурацких проблем. Гургуцы сейчас на яйцах сидят, а ей, между прочим, рожать ещё.

— Ладно, Максим, — пожала плечами Маша, — не надо. Не полезу я никуда, делать мне больше нечего.

За сотни и тысячи лет попечители буквально источили тоннелями недра родной планеты. Неизвестные ходы обнаруживались в самых неожиданных местах, в самых надёжных, монолитных на вид стенах. Общинники нашли убежище в узком слое на глубине примерно двухсот метров, а коридоры и галереи коммуникаций уходили гораздо ниже. В этих норах прятались от зноя, охотились, выводили детёнышей мириады существ. Микроскопические, которые делили жильё с людьми и огромные, обитавшие глубоко внизу, с которыми люди старались не встречаться.

Видом и повадками гургуца напоминала обычную земную крысу, только яйцекладущую. Аркадий был прав. Обычно при встрече с более крупным хищником гургуца старается убежать, скрыться, но, защищая кладку, бьётся до последнего. Не убьёт, но ранит, порвёт и, что самое плохое, заразит какой-нибудь дрянью.

Драться с отчаянными родительницами Маша не собиралась, поэтому, вооружённая мешком для яиц, шла последней. Первым шагал Аркадий с тонкой пикой в руке, за ним Максим с крепким рюкзаком и ловчей сетью. Свет налобных фонарей разгонял мрак коридора.

— Далеко не пойдём, — прошептал Аркадий, — их тут сколько не поймаешь, всё равно придут из дальних коридоров.

— Но проредим, — так же шёпотом сказал Максим.

— Это точно, — согласил Аркадий. — Тс-с-с!..

Они замерли. Сначала Маша не слышала ничего, потом различила стук капели и едва различимый шорох.

— Впереди и чуть слева, — сказал Аркадий. — Не убегает, ждёт. Это кладка.

Он нагнулся. Стало видно, что стена не сплошная, сверху до пола и наискосок её пересекает узкая, в палец, трещина. У самого пола края её дробились, расходились в стороны как устье реки на географической карте.

— На!

Аркадий ударил пикой прямо чёрный треугольник, вынул извивающуюся на острие чешуйчатую тварь. Жало пики вошло в один бок и вышло из другого. Несмотря на рану, гургуца яростно раздувала красный кожистый капюшон на шее, шипела, скалила зубы, пыталась дотянуться лапами с острыми кривыми когтями.

— Когда мама Жанна привела нас сюда два года назад, — задумчиво сказал Аркадий, — гургуц здесь не было. Слишком глубоко и холодно для них. Они пришли вслед за нами.

Гургуца пискнула последний раз и издохла. Максим рукой в толстой перчатке стащил её с пики и сунул в рюкзак.

Гургуца съедобна, не дело разбрасываться свежим мясом.

Максим присел у дыры, посветил внутрь, сказал довольно:

— Хорошая кладка. Забирай, Маша.

Стараясь не выдать страха, Маша просунула руку в гнездо, нащупала яйца. Один за другим двенадцать мягких шариков перекочевали в мешок. Они были живые и тёплые, и Маша на миг даже пожалела несчастных гургуцят, которые уже никогда на появятся на свет.

— Всё, пошли отсюда, — сказал Аркадий.

И они пошли по пыльным коридорам и залам, и скоро Маша не думала о жалости, а только о том, как ноют натруженные ноги, и как оттягивает плечо тяжелеющий мешок. Аркадий бил пикой, Максим кидал сеть, а Маша шарила руками в гнёздах и уже не боялась.

Человек сильнее крысы, даже инопланетной.

Гургуцы упорно не бросали кладок, шипели, сверкали глазами в лучах фонарей, но не нападали первыми. Не охота, а собирательство какое-то. Вроде как по грибы пошли…

— Берегись!

Максим, убаюканный темнотой и однообразием, едва не опоздал. Клыки гургуцы щёлкнули в миллиметрах от его ноги. Максим отшатнулся, ударился спиной о стену; посыпались мелкие камни и песок. Гургуца бросилась снова, Максим вжался в стену, одновременно приподнимая ногу. Опора позади его внезапно пропала, и Максим завалился назад, поэтому удар гургуцы пришёлся на подошву ботинка, после чего Аркадий хладнокровно насадил хищницу на пику. Всё произошло так быстро, что Маша не успела испугаться. Только что царила тишина, и вдруг шум, суета, крики, грохот! Аркадий брезгливо снимает с пики гургуцу, а Максим, чертыхаясь сквозь зубы, барахтается в чёрном проёме с неровными краями.

— Сдуревшие попечители!.. — высказался Максим, вылезая из дыры. Он был весь в пыли, а с плеч свисали какие-то неопределённые лохмотья. — Холостая попалась!

— Или кладку съели, — пожал плечами Аркадий. — Бывает. Даже странно, четвёртый час ходим, а только первая такая…

— Лучше бы вообще ни одной, — проворчал Максим. — Комбинезон испортила, скотина!

Он оттянул штанину, демонстрируя следы зубов.

— Ерунда, — отмахнулся Аркадий, — главное, нога не задета.

— Я ладно, я понимаю, — ответил Максим. — Всё равно обидно.

Голос его дрожал. Маша заметила, как блеснула на его виске капля пота. Разъярённая гургуца — опасный противник, такого не грех испугаться. Но Максим на редкость держался хорошо. По осторожному, брошенному на неё исподлобья взгляду, Маша поняла, что он больше опасается, как он воспримет его конфуз, не засмеётся ли.

— Ну и тоннель ты, Макс, пробил! Спина железная прямо, — сказала она чтобы перевести тему. — А что там такое?

Маша надавила на край дыры. Камень, который казался таким прочным и надёжным, рассыпался под её пальцами.

— Осторожно! — воскликнул Максим. — Не лезь туда, мало ли что.

— Не полезу, — согласилась Маша. Она было сама покладистость. — Полезешь ты.

— Почему? — удивился Максим.

— Потому что там неизвестно что, — недовольно объяснил Аркадий. — Нельзя уходить, не выяснив, что там на самом деле. Нельзя оставлять неизвестность за спиной. Тут до общины всего ничего.

— Но почему я?

— Машку пошлёшь? — прищурился Аркадий. — Ты что, в самом деле не понимаешь?

— Понимаю я всё, — сказал Максим, — уже и пошутить нельзя.

Он обвязался шнуром, вручил второй конец Аркадию и нырнул в проход. Захрустели под каблуками мелкие камешки, заскрипел песок. Маша заглянула в дыру из-за спины старшего.

Тоннель как тоннель, ничего особенного. Максим стоял в нескольких метрах и крутил головой. Круг света от его фонаря скользил по серым камням.

— Справа завал, — доложил Максим, — слева можно пройти. Иду туда.

Максим шагнул влево и сразу пропал из вида, потом крикнул из темноты:

— Тоннель поворачивает! Пройдусь, гляну.

— Осторожнее там! — отозвался Аркадий, разматывая шнур.

— Обяза… но, — невнятно ответил Максим.

Его шаги стихли. Потянулись минуты, их оживлял лишь шорох шнура по камню. Потом шнур натянулся и бессильно обвис.

— Что это значит? — почему-то шёпотом спросила Маша.

— Дошёл до конца, — сказал Аркадий. — Смотрит, что и как.

— А если бы… — начала Маша.

— Тогда дёрнул бы два раза, — сказал Аркадий и недовольно поджал губы. — Это нужно знать.

— Забыла, — призналась девушка.

Шнур снова натянулся — и снова обвис. Аркадий улыбнулся и заметно расслабился.

— Возвращается, — объяснил он.

Через минуту Маша услышала шаги Максима. Быстрые, уверенные. Скоро и сам Максим показался в дыре:

— Кольцевой коридор, — доложил он. — Сухой, пустой, стены крепкие. На том конце тупик, там кое-что интересное. Пойдёмте, покажу.

— Стоит ли? — усомнился Аркадий.

— Точно стоит, — убеждённо заявил Максим. — Говорю же, тоннель пустой и совершенно безопасный. Ну, — смутился он, — на вид безопасный. Совсем как в Общине. Решай, старший!

Аркадий скорчил гримасу, отчаянно заскрёб подбородок. Ему очень хотелось согласиться.

— А тут почему обрушилось? — спросил он.

— Водой подмыло, — сказал Максим. — Давно уже, высохло всё.

— Ладно, — махнул, наконец, Аркадий рукой, — веди, разведка! Мария — между нами шагаешь.

Максим не обманул. Безо всяких приключений они прошли по широкому сухому коридору, который широкой дугой заворачивал направо. Коридор закончился монолитной стеной. К её середине прилип толстый металлический блин примерно в рост высотой. Из него, ближе к краям, торчали металлические штыри.

— Вот, — гордо заявил Максим. — Знаете, что такое?

— Никогда такого не видел, — сказал Аркадий.

— Что это? — Маша тронула один из штырей. Длинный, с ладонь, как раз ухватиться…

— Это дверь от диких животных, — сказал Максим. — Мой хозяин, — он криво усмехнулся, — жил в старом доме. Его дом стоял на земле и никуда не летел. Очень старый дом. Хозяин был тоже очень старый, зачем я ему понадобился, неизвестно. Он везде поставил такие двери, чтобы я не мог пройти, куда не положено.

— А почему от диких зверей? — спросила Маша.

— Считается… раньше считалось, что зверь не догадается, как её открыть, — объяснил Максим.

— Поняла! — догадалась Маша. — Надо повернуть, да?

— Как ты быстро… — сказал Максим. Похоже, его немного расстроила Машина догадливость. — Да, надо повернуть, направо или налево, всё равно. Я тоже догадался, не так быстро, конечно.

— Ну, — усмехнулся Аркадий, — тебе же никто не объяснял, что это дверь от недогадливых зверей!

— Да, — сказал Максим. — Когда хозяин узнал, что я запросто открываю его сложные двери и хожу, где хочу, он сразу выгнал меня на улицу.

— Да уж, — сказал Аркадий, — иногда выгоднее прикинуться тупым.

— Интересно, что они здесь прячут от зверей? — сказала Маша и взялась за один из штырей.

— Стой, не надо! — закричал Аркадий, но было поздно. Маша успела надавить, и блин неожиданно легко провернулся и отъехал в сторону…

За дверью начиналась и уходила вверх ярко освещённая узкая шахта. Из её стен на разных уровнях торчали внутрь широкие разновеликие брусья. Пологой спиралью они уходили вверх.

— Это лестница, — без затей сообщил Максим. — Такая старая попечительская лестница. У моего…

— …хозяина в доме были такие, — закончила за него Маша. — Нетрудно догадаться, смотрите, как ступеньки исцарапаны! Идём?

Взгляды Максима и Маши скрестились на Аркадии.

— Решайся, старший, — сказал Максим. — Завал старый, тут давно никто не ходит. Это безопасно.

— Пошли, — согласился Аркадий. — Должны же мы знать, что такое находится рядом с Общиной?

Самое сложное — себя уговорить, потом уже легче. Аркадий первым заскочил на лестницу, протянул руку Маше.

— Должно быть невысоко, — сказал Максим. — У моего, ха-ха, хозяина такие лестницы вели с этажа на этаж. Несколько метров.

Так и оказалось. Лестница под ногами сделала три витка, и охотники выбрались в центре небольшого зала.

Рядом с лестницей они увидели люльку-кресло и несколько вогнутых невысоких шкафов вокруг него. Стены зала опоясывал ряд белёсых панелей. Больше ничего.

— Ну? — спросил Аркадий у Максима. — Узнаёшь? Видел что-то похожее у своего хозяина? Ты же у нас спец по древней технике ящеров.

— Ага, — широко улыбнулся Максим. — Отсюда наблюдали. Вот пульт управления, — он опёрся на ближний к люльке шкаф. — На стенах — экраны. Их осталось только включить.

— И что тогда? — спросила Маша.

— Тогда мы узнаем, за чем тут наблюдали, — сказал Максим. — Вот, кстати, выключатель. Да вот же, сбоку!

Тут и остальные заметили на торце шкафа, который Максим назвал пультом управления, простой рычаг-качалку.

— Не понимаю, — удивилась Маша. — Мы глубоко под землёй, за чем тут наблюдать?

— Мало ли… — задумчиво произнёс Аркадий. — Фабрика какая-нибудь. Или склад.

— Или военная база! — осенило Машу. — А на ней — древнее могучее оружие! Попечители давно забыли о нём, а тут мы — раз! — и предъявляем: «Подвиньтесь-ка, зубастые! Теперь мы главные».

— Ерунда, — скривился Аркадий. — Военные базы или оружейные склады гораздо лучше охраняют.

— Им некого было бояться! — настаивала Маша. — Ну, кого им было бояться?

— Тем более, — сказал Аркадий. — Нет тут никакого оружия. Возвращаемся. Надо доложить о находке. Пусть Жан разбирается. Он старше и умнее.

— Тебе, что, совсем не интересно? — удивился Максим. — Достаточно просто включить. Раз…

Палец его повис над рычагом.

— Не вздумай, — покачал головой Аркадий.

— Я и не думаю, я вообще, — ответил Максим.

Раздался треск. Это место, действительно, было очень старым и износилось от времени. Максим стоял над самой лестницей, и покрытие пола под ним не выдержало, лопнуло. Максим охнул, заваливаясь назад, и ухватился за первое попавшееся — за рычаг включения.

Зал преобразился. Шкафы брызнули огнями, из их глубин всплыли панели с клавишами, переключатели, индикаторы. Под каждым экраном возник проход, затянутый перламутровой силовой завесой, а сами экраны вспыхнули, осветились.

За ними лежала пустыня, вернее, куски разных пустынь, ограниченные полотнищами силовых полей. Разный песок: мелкий и крупный, красный, почти кирпичного цвета и ослепительно белый; куски скал или плоская равнина; светило в небесах, где в зените, а где практически закатившееся за горизонт. Но было и общее на каждом экране: невысокий бархан в центре, а у его подножия — парящая низина, затянутая нефтяной плёнкой…

***

Среди прочих важнейших и неотложнейших дел Наисовершеннейший Кагрум курировал поля вылупления. С одной стороны, не было у него и не могло быть дела важнее. Каждый из них пришёл оттуда, и каждый ляжет в их глубину, когда придёт его срок. Поля вылупления — это связующее звено между прошлым и будущим, между жизнью и небытием, между славой и забвением.

С другой стороны, не существовало на планете мест тише и безопаснее. Предки позаботились, чтобы у новорожденных попечителей не было конкурентов кроме их самих.

Когда в части рабочей поверхности, отвечающей за поля вылупления, загорелся лишний огонёк, Кагрум удивился. Проникновение? Автоматика не может пропустить туда посторонних, это невозможно в принципе, только если…

Кагрум раскрыл облако и долго вглядывался в его глубину. Смотрел и размышлял о том, что в консерватизме есть здравое зерно. Бранч совершил ошибку. Достаточно было и мозгов, как поступал Трауш. С отдельными частями тела меньше хлопот, а в целом виде люди слишком непоседливы. Итак, что дальше? Первое побуждение — вызвать службу зачистки — Кагрум задавил сразу. Потому он и занял своё место, что не следовал первым побуждениям, они — для существ попроще. То, что произошло, уже произошло. Простое существо примется бороться с последствиями. Тот, кто сложнее, обратит внимание на причины. Существо мудрое найдёт им применение.

Никто не рискнул бы усомниться в мудрости Наисовершеннейшего Кагрума.

***

Маша никогда ещё не виде Жана таким злым, даже не думала, что это возможно. Жан всегда представлялся ей скалой, незыблемым утёсом, который никто и ничто не в силах потревожить. Как же она ошибалась!

Жан бушевал.

— О чём ты думал?! — кричал он на Аркадия. — Ладно — они, а ты? Старший, взрослый, и, я считал раньше, умный! Ты раскрыл нас, понимаешь? Надо срываться с места и уходить. Куда, скажи пожалуйста?! На пустое место? Без воды и без еды? Чем ты думал?!

— Это старые тоннели, отец, — защищался Аркадий. — Там много лет никто не появлялся, там древний обвал. Если бы им был интересен тот пункт наблюдения, они бы всё расчистили!

— Мальчишка! — побагровел Жан. — Что ты знаешь об их интересах? Об их возможностях? Об их мыслях, наконец?

— Я не знаю, — ответил Аркадий, — но, папа! Мы столько лет сидим тут! Если они следят за своими тоннелями, то давно пришли бы сюда! Но ведь никого нет, они не знают о нас.

— Ты уверен? — неожиданно спокойным, даже вкрадчивым голосом поинтересовался Жан. — Откуда ты знаешь, что за нами не следят? Что даже сейчас нас не слушают? Что, например, в нём, — Жан схватил за плечо Максима, тряхнул, — не спрятан микрофон?

— Этого не может быть! — запротестовал Максим.

— Может быть всё, ты понимаешь? — Жан снова тряхнул парня, так, что у того мотнулась взад-вперёд голова. — Мы ничего не знаем об их возможностях на самом деле, и это значит, может быть всё!

— Оставь мальчика в покое, — сказала из угла мама Жанна. — Ему и так несладко пришлось.

— Пусть умнеет, — сказал Жан, но Максима отпустил.

Маша задрожала. Пришла её очередь отвечать за глупости, которые она сотворила…

Но Жан только посмотрел на неё долгим взглядом, в котором не было ни зла, ни призрения, но только странное любопытство и усталость.

— Как ты решилась, девочка? — внезапно спросил он.

— Я… — не сразу нашлась Маша. Ей было страшно. Нет, не наказания, а того, что Жан посчитает её глупой и вовсе потеряет к ней интерес. Жан спокойно ждал ответа, и она заставила себя собраться с мыслями и не дрожать: — Там поле было не страшное, слабое очень. Я знаю такое, оно просто отпугивает, но не задерживает. Оно от зверей.

— И ты прошла через завесу, — спокойно констатировал Жан.

— Да.

— Расскажи, что ты увидела и почувствовала.

— Там было жарко, — ответила Маша. — Песок обжигал ноги даже сквозь сапоги. И ещё… там пахло.

— Чем?

— Машинным маслом? — неуверенно сказала Маша. — Каким-то жиром. Наверное, от болота.

— Это было болото?

— Да, Жан, — уверенно сказала Маша. — Это странно, болото в пустыне, но это было именно болото, и оно шевелилось. Я побоялась туда идти.

— Дальше. Что ты сделала потом?

— Мне показалось… — Маша закрыла глаза, вспоминая. Было жарко, светило пекло прямо сверху, и волосы стазу стали горячими, такими, что тронь — и обожжёшься. Воздух не шевелился, и лишь тихо шуршал песок на бархане. Он осыпался, заполняя, заравнивая впадины, но на нём ещё можно было угадать следы трёхпалых попечительских лап.

— Мне показалось, — повторила Маша, — что песок шевелится, как будто под ним кто-то сидит, пытается и не может выбраться наружу.

— И ты решила ему помочь, — с лёгкой усмешкой сказал Жан.

— Да. Я раскопала песок, неглубоко, на ладонь. Там были они! Такие же, как яйца гургуц, только больше! Они то чуть сжимались, то надувались как пузырь, словно дышали.

…Яйца покрывала полупрозрачная скорлупа, и под ней что-то двигалось. Перетекало с одного места на другое и обратно, как будто под мягкой скорлупой прятались прозрачные стеклянные трубки и резиновая груша. Нажимаешь на грушу, отпускаешь — и окрашенная вода бежит по трубкам взад и вперёд. От яркого света скорлупа быстро мутнела, защищая нежное содержимое.

— Машка! — закричал от входа Максим. — Назад!

Маша обернулась. Плёнка, затянувшая выход, висела в полуметре над песком и тревожно мерцала. Она то наливалась перламутром до полной непрозрачности, то почти исчезала, и тогда можно было увидеть Аркадия в глубине и Максима, стоящего вплотную к ней. Он панически размахивал руками.

Тревога? Когда Маша входила, выход выглядел совсем по-другому, мирно и безмятежно. Маша одним движением засыпала яйца песком и бросилась бежать…

От выхода тёк раскалённый воздух. Маша закусила губу: её поймали. Силовая плёнка не пустит её внутрь, и она скоро умрёт от жары и жажды!

Наверное, ужас отразился у неё на лице, потому что Максим схватился за голову, а потом отчаянно ударил по завесе сжатыми кулаками. И закричал, объятый пламенем! Но плёнка на миг потеряла плотность, стала снова прозрачной, и Маша ввалилась внутрь, в блаженную прохладу…

— Ты чудом спаслась, девочка, — сказал Жан. — Нет, не чудо благодари, его, — он кивнул в сторону Максима, прижимающего к груди забинтованные кисти. — Ты теперь его руки.

— Я справлюсь, — запротестовал Максим. Кровь прилила к его лицу.

— Отставить разговоры, — повысил голос Жан. — Считайте, это вам наказание, тебе и ей. Чтобы в другой раз думали. А с тобой, Аркадий, я поговорю отдель…

— Отец! — в кабинет ворвался один из старших, Михаил. — Ходульники! Три штуки, вошли через южный шлюз!

— Дождались… — мёртвым голосом уронил Жан. Постоял длинную секунду, замотал головой, отрывисто заговорил: — Детские отсеки закрыть! Всё закрыть, где мы есть. Насыпать песка и пыли. Всем прятаться, ни звука! Далеко они?

— Только вошли, отец, — доложил Михаил.

— Можем успеть, — сказал Жан. — Всё, быстро за работу! Мария! — он обернулся к Маше. — Хватай своего Макса — и за Жанной, она покажет куда.

— Но я… — вскинулась, было, Маша.

— Без яков! — рявкнул Жан. — Сами справимся. Ты уже… сама.

Сами попечители старались под землю не лезть и, кажется, вообще забыли древние тоннели. Ходульников, странные паукообразные машины, они привлекали обычно для мелкого ремонта. Так, во всяком случае, было заведено сверху. То, что первыми появились именно ходульники, было и хорошо и плохо одновременно. Хорошо потому, что попечители посчитали происшествие мелким, не заслуживающим особого внимания. Ремонтных роботов не отправляют на облавы. Плохо потому, что никто доподлинно не знал, на что способны ходульники и чего от них ожидать…

Бригада из трёх ходульников невозмутимо прошла через территорию Общины, не заметив или не посчитав нужным замечать человеческого присутствия. Поднялись уровнем выше, и, примерно повторив маршрут бригады Аркадия, добрались до найденного пункта управления.

Отступая, Аркадий догадался оставить там камеру наблюдения. Бранч не считал такие камеры чем-то важным или опасным, их было много в Колонии. Жан, убегая, прихватил не один десяток. Камера показала: ходульники постояли, шевеля суставчатыми лапами, над обугленными тушками гургуц, отключили пульт и покинули пультовую. Наружу они выбрались тем же путём, каким и пришли. Пролом в стене, через который общинники попали в пункт наблюдения, оказался заделан.

Более в жизни Общины не изменилось ничего.

Пронесло.