4Г17 Земелька. Негуманность ненасилия

8. Закрепление

Колонисты восстанавливали остатки смытых ураганом «полей и огородов». Несчастных морских свинок сразу же съели. А теперь вынужденно питались в значительной степени горьким мясом ящериц и мякотью папоротничков. Дождь длился ещё сутки. На следующие опять выглянуло красное солнце планеты-пристанища. Трупы местных животных, принесённые течением, размололи в муку и использовали для удобрения почвы под земными растениями.

Вездеходы патрулировали территорию вокруг базы, на случай, если опасные животные из более влажных местностей окажутся потенциальной угрозой. В одном из них выехали Фаридун Рафсанджани, бывший главный навигатор, со своей женой Изабеллой Морелос. Они должны были контролировать сторону, обращенную к морю.

Видимость была отвратительной: низкие облака и сильный дождь. Своих теплокровных животных на Земельке ещё не было, но инфракрасный детектор был на всякий случай включен. Вдруг на нём появилась светящаяся точка.

— Интересно, что это? На пожар не похоже, слишком маленький источник, — сказала Изабелла. — Посмотрим?

И они раскаялись в этом решении. Это была замёрзшая несчастная Фрида. Укрыться от дождя ей было абсолютно негде, срывать листья местных растений она боялась, поскольку не знала, какие безвредны, вот она и ёжилась в маленькой нише большого камня.

— Бедная! — сказал Фаридун. — Подъедем к ней, дадим горячего попить из термоса.

— Нет! Изгнанный не существует. — неожиданно жёстко возразила Изабелла. — Едем мимо, как будто её не заметили.

Фрида поднялась было навстречу вездеходу, но тот даже не повернул в её сторону и не посигналил. Значит, она действительно изгнана. Она действительно не существует для колонии. Ей предстоит на своем опыте понять за двое местных суток, то есть почти за шесть земных, может ли человек выжить в одиночку в этом абсолютно чужом и равнодушном к нему мире. И Фрида заплакала.

В колонии продолжались споры, правильно ли изгнали Фриду. Когда от Мухаммеда узнали, что ее видели около моря, многие стали требовать съездить за ней и простить ее.

Феодор Псахис, включив громкую связь, сказал:

— Мы что, не люди? Мы продемонстрировали, что готовы применить закон, так почему же теперь не смилостивиться? Давайте вернём Фриду. Ей это и так будет уроком.

Но тут произнесла целую речь консул Софья.

«Колонисты! Мы вчера первый раз судили одну из нас за нападение и агрессивность. Заметим, что атакованная Жанна строго придерживалась законов. Если бы она тоже вела себя так, как хотелось бы, а не так, как нужно, то Фрида была бы покалечена, и в колонии начало бы утверждаться право сильного. Вот тогда бы мы превратились хуже, чем в дикарей: в выродившихся цивилизованных эгоистов, неспособных к выживанию и способных лишь вырывать последние куски друг у друга вместе с глоткой. Вот тогда бы мы перестали быть людьми».

«Если уж мы поняли, что единственный способ выживания здесь: взаимопомощь и строжайшее избегание агрессивности по отношению к человеку, то мы должны придерживаться этого неуклонно. Я чувствую, что случившийся у нас эпизод только первый. И если мы в первом же проявим слабость, то худшие из нас поймут, что законы нарушать нельзя, но если очень хочется, то можно: всё равно пожалеют и простят. На Земле, где мы просто купались в ресурсах, это ещё было позволительно, и то такой подход привёл к систематическому регрессивному отбору и в конце концов к гибели нашей цивилизации».

«А теперь поймите, что изгнанный перестает быть членом колонии. Он для нас не существует, и реагировать на него можно, лишь если он создает нам помехи. Я даже представляю случай, когда мы вынуждены будем применить насилие к изгнанному в ответ на его насилие либо опасные действия. Но что ж поделаешь: таков закон выживания. Человек здесь лишь тот, кто подчиняется законам и обычаям. Тот, кто хочет быть свободным, изгоняется и перестаёт для нас быть человеком. Мы всё равно должны пытаться избегать насилия по отношению к изгнанному, но он уже не под защитой никаких законов и обычаев».

«Поэтому я готова пойти на единственное смягчение, и только на первый раз. Изгнанный имеет право вернуться в колонию после срока изгнания. Поскольку я не уверена, что та, кто звалась и, надеюсь, скоро будет зваться опять, Фрида Биршерна, хоть чуть-чуть владеет навыками ориентировки, я очень опасаюсь, что, пытаясь вернуться, она окончательно заблудится. Поэтому на полчаса раньше конца срока изгнания я предлагаю послать за ней вездеход. Как мы уже установили, её легко найти инфракрасным экраном. Если сразу не найдут, можно послать и флайер. Но одновременно я прошу проголосовать, чтобы на следующий раз изгнанный обязательно сам искал дорогу в колонию. Иначе многие из нас так и не научатся ориентироваться и в результате погибнут нелепо и страшно. Карты окрестностей у нас есть, но мало кто, кроме нас, первых вышедших, их изучает. Заодно я попрошу Сигрид научить всех ориентироваться по солнцу и звёздам».

Потом Фрида хвалила себя за мудрость, что пошла по течению ручья. Когда на следующее утро дождь кончился, основной проблемой стала жажда. Из ручейка хоть можно было напиться. Над нею пролетал флайер, вдали иногда проходили вездеходы, но никто не обращал на нее внимания, даже местные животные: видимо, один её запах вызывал у них отвращение. Так что она с некоторой самоиронией подумала, что место для колонии действительно было выбрано безопасное: нет вокруг монстра, который прекратил бы ее мучения. На второе утро она двинулась к базе, и вдруг поняла, что ручеёк не тот. Карта окрестностей давно уже была составлена, но Фрида такими вещами никогда не интересовалась. Куда приятнее было разговаривать с женщинами, заниматься хозяйством и соблазнять мужчин. Она даже не помнила, в какой стороне от базы море: то ли на запад, то ли на восток. Да и как найти запад и восток здесь без приборов? Даже навигатора ей не оставили, хотя геодезические спутники были запущены. Но она понимала, что нового навигатора колонисты не сделают ещё столетия, так что это — невосполнимый ресурс.

Постепенно у неё накапливалась злость на всех колонистов. Её, бедную, несчастную, бросили помирать от голода и жажды. Все ноги у неё сбиты в кровь, она ослабела от голода, потеряла ручеёк и теперь бредёт неизвестно куда, к ужасной смерти. Но тут Фрида услышала гудение вездехода. Вездеход подъехал к ней, из него выскочил Мухаммед с пледом, закутал Фриду и повел в кабину.

— Твоё изгнание закончилось. Двое суток истекли. Добро пожаловать. Вот тебе ячменный кофе и суп из червяков. Не обижайся, что мало, ведь ты голодала чуть не земную неделю и сразу много есть нельзя. А может, нашла, что поесть? Тогда ты была бы нашим героем.

В этом роде Мухаммед продолжал болтать, пока вез её обратно в колонию. А Фрида оттаивала душой, и когда её высадили, бросилась всех обнимать, просила прощения у тех, кого обижала, и плакала от счастья, что вновь среди людей. Все ей улыбались и не отталкивали её, хотя на её коже было довольно много эпифитов, похожих на лишаи. Как и было сказано в законе, никто никогда её ни словом не попрекал за то, что она сделала, и не вспоминал её изгнание. А когда она чуть-чуть успокоилась, та же Жанна ласково сказала ей:

— Садись, ты запустила свою кожу. Мы её обработаем. Даже в таких условиях надо было оставаться женщиной и всё время мыться и чиститься.

К счастью, в конце концов всё обошлось несколькими маленькими шрамами.

Так что конец первой истории с преступлением против ненасилия оказался счастливым. Фрида после этого стала энтузиасткой выживания, апологетом ненасилия, вовсю тренировалась в том, как прожить без земной еды и одежды и как ориентироваться. Она стала проситься в экспедиции по исследованию и обустройству Калахари, и скоро стала очень полезным членом таких групп. Но ещё до этого она вновь оказалась центральным участником очередного инцидента.