Совершенный объект желания

— Привет, дорогая! — голос любимой подруги в телефонной трубке был угнетающе бодрым и жизнерадостным. — Хочу напомнить, что сегодня у нас выезд на природу, поэтому с тебя и твоего Железного дровосека — мангал. Чего сопишь?

— Ты снова обзываешься, — грустно отметила я.

— Могу сделать тебе приятное и называть его Железным человеком, — любезно предложила Ирка, но, спохватившись, передумала, — хотя… нет, даже ради тебя не могу.

— Это уже не имеет никакого значения, — голос мой дрогнул, несмотря на все попытки держать себя в руках.

— Это не значит почти ничего, кроме того… — не слушая меня, запела Ирка, но вовремя заткнулась и продолжила сердито, — кроме того, что твой парень ведёт себя, как железяка бесчувственная!

Она помолчала немного, подумала и решила попробовать сначала.

— Я извиняюсь. Я извиняюсь за все сказанные обзывательства — и за те, которые скажу сегодня. Но мы всё равно поедем на шашлыки с ночёвкой. Твой Желе…пардон, Женя обещал мангал. Значит, так: ты берёшь Женю, Женя берёт мангал; я беру Гарика, Гарик берёт мясо. Палатка у меня в багажнике, хотя ставить её не будем — мама говорит, что в ночь на Ивана Купалу спать нельзя — надо от нечистой силы отбиваться.

— Твоя мама мудра, — вздохнула я, — и она надеется, что ты отобьешься от Гарика. Но в твоей логической цепочке есть слабое звено — это я.

— С каких это пор ты слабое звено? — изумилась Ирка. — Из таких людей как ты, Маяковский хотел делать гвозди!

— Маяковского давно нет. Гвоздей нет. И Женьки тоже… нет…— призналась я, наконец.

— А ехать всё рано придется — надо же куда-то тело девать, — попыталась пошутить Ирка.

— Тела тоже нет…

— А что у тебя вообще есть? А ну, быстро рассказывай!

— У меня охапка роз есть, — я посмотрела на подаренный Женькой букет и вытащила его из вазы, — но сейчас я её выброшу.

Я потащилась на кухню; розы кололись, вода с цветочных стеблей капала мне на ноги. Со злорадным облегчением я засунула цветы в мусорное ведро.

— Всё в порядке, теперь уж точно совсем ничего нет. Ой, а это что?..

Посреди кухонного стола на листе бумаги лежал какой-то ключ с брелоком автомобильной сигнализации. Иркин голос в трубке взвыл, требуя подробностей.

— Это записка и ключ, вроде как от машины… — я растерянно покрутила его в руках.

На бумагу я только взглянула, трусливо решив прочитать её когда-нибудь потом. Лучше всего — на следующий день после никогда.

— От какой машины? — настаивала Ирка.

— Не знаю…

— Ну, так узнавай скорее! — рявкнула она. — Ты читать умеешь?

— Умею… — под таким напором всё-таки пришлось взять записку в руки.

— «Прости. Я безнадёжный Железный дровосек. Хочу оставить тебе кое-что на память — надеюсь, пользы будет больше, чем от меня. Твой Ж.» — прочитала я упавшим голосом.

— Шоб я так жил! — сказала Ирка потрясённо. — Не буду бросать Гарика первой: подожду, когда сам сбежит. Вдруг тоже оставит какой-нибудь полезный сувенир… Ну что ты молчишь?!!! Какая машина? Женькина? Где она?

— Не знаю, — растерялась я. — Он говорил, у него нет машины.

— Значит, так. Бери ключи, выходи во двор и жди меня, — решительно скомандовала она.

— Слушай, тебе ещё Гарика будить надо…— заныла я, пыталась её угомонить.

— К чёрту Гарика! — отрезала Ирка. — У тебя личная драма и новая машина, я не могу бросить подругу одну в такой беде!

Когда я вышла на улицу, она уже нетерпеливо кружила вокруг подъезда.

— Дай сюда! — она выхватила у меня брелок и нажала на какую-то кнопочку.

На узкой полоске газона, которую жители нашего дома гордо называли вип-парковкой, в ответ вспыхнул фарами один из автомобилей.

Я отлично разбираюсь в дорогих машинах — как и большинство людей, которые ездят в метро и автобусах. Можно было с уверенностью сказать, что это чудо не встречалось мне раньше ни на страницах журналов, ни тем более, в жизни. Я медленно обошла вокруг него, завороженно поглаживая тёплый матовый металл.

От силы и уверенности, скрывающейся за атлетичными линиями корпуса, перехватывало дыхание. Выпуклый объём рёбер жесткости прослеживался от переднего крыла до заднего, обещая безопасность и защиту. Перед суровым дизайном обводов лобового стекла, больших фар и мощной решетки радиатора устоять было невозможно. Мускулистый рельеф задних бамперов…

— Выдыхай, бобёр, выдыхай! — Ирка с размаху хлопнула меня по спине, разрушая очарование момента. — Я не знаю, что это за тачка, но можешь быть уверена, что моральный ущерб тебе полностью компенсировали. Теперь тебе стало легче?

Я прислушалась к своим ощущениям и поджала губы:

— Нет. Я по-прежнему чувствую, что от меня сбежал мужчина, оставив взамен железяку.

— Тоже мне, мужчина… — пробурчала себе под нос Ирка. — Да тебе легче будет от этой железяки добиться взаимности, чем от того мужчины…

Она плюхнулась на переднее пассажирское сиденье и приглашающее похлопала по водительскому месту. — Как ты думаешь, это мальчик или девочка?

Ирке было недостаточно разговаривать с комнатными цветами, ругаться с телевизором, и советоваться с холодильником. Автомобили она делила на мальчиков и девочек и никому не доверяла любимую лапочку-Ласточку — даже мне. Страшно злилась из-за того, что я всегда считала свою машину просто машиной, полгода назад одолжила её бывшему мужу «на недельку покататься» и ни разу не пыталась вернуть обратно.

Иркин вопрос вдруг вызвал у меня неожиданный внутренний протест.

— Какая ж это девочка?!!

— Значит, мальчик.

— Это не мальчик, это мужчина! — горячо возразила я, удивляясь при этом сама себе,

Водительское сидение, казалось, было создано специально для моего тела. Округлившимися глазами Ирка следила за тем, как я погладила светлую обивку салона, обтянутый кожей руль, провела по торпеде, кончиками пальцев скользнула по магнитоле…

— Фуу, механика! — неожиданно вмешалась она в интимный процесс моего знакомства с автомобилем.

— Это тебе фу, а мне — то, что надо! Ты же знаешь, я люблю процесс управления.

Я сначала легко коснулась ладонью рычага переключения передач, а потом плотно обхватила его и вдруг почувствовала, как сладко заныло внизу живота, и волна удовольствия прокатилась по моему телу.

— А документы? — вдруг забеспокоилась дотошная подруга. — Тебя не интересуют такие мелочи?

Я равнодушно пожала плечами:

— Могу ездить вообще без документов — ты же знаешь, меня никогда не останавливали. Но мне кажется, Женька это предусмотрел, и всё лежит в бардачке.

Ирка немедленно полезла смотреть и, радостно ойкнув, вытащила небольшую папку.

— Я интересуюсь, что это за машина и кто записан как собственник, — пояснила она своё любопытство.

— К чёрту подробности, — быстро сказала я. — Убери обратно и не вздумай мне ничего говорить! Меня это не интересует… — первый раз со вчерашнего вечера я заплакала.

Ирка послушно убрала документы обратно, хмыкнув, вытащила упаковку бумажных носовых платков и подала их мне.

— Если он настолько предусмотрительный, — размышляла она вслух, вылезая из машины — то где-то здесь должен лежать мангал.

— Ты не поверишь! — закричала она, открыв багажник. — Тут мангал, а рядом с ним — шампуры, пакет угля, и коробка длинных спичек!

В зеркало было видно, как Ирка стояла, удивлённо покачивая головой.

— Ладно, подруга, — наконец, сказал она, — пойду-ка я домой. А ты долго не грусти...

— А чем мне ещё заниматься? — огрызнулась я.

— Ну…. Прими вааанну, выпей чашечку кооофэ…

Ирка сочувственно посмотрела на меня и жёстким голосом добавила:

— И не думай сказать, что никуда не поедешь, потому что у тебя болит голова!

Я закрыла рот, проглотив заготовленные слова про больную голову, посмотрела, как она уходит к своему подъезду. Решив, что мне тоже пора домой, я поразилась своему внутреннему нежеланию куда-то идти. На водительском месте я всегда ужасно нервничала, потому-то и одолжила свой источник беспокойства бывшему супругу, и ни разу не попросила вернуть. Слёзы высохли, сейчас мне было спокойно и уютно. Я потянулась, откинувшись на спинку сиденья, и пристегнулась. Стало ещё лучше — словно я сидела на коленях у Женьки, а он меня обнимал.

Я снова сжала рычаг переключения передач, удивляясь тому волнующему ощущению, которое охватывало всё тело. Каждый раз, когда я касалась Женьки, меня так же сладко томило, перехватывало дыхание и замирало сердце. Только вот жаль, что этими ласками приходилось и ограничиваться… После каждого свидания я звонила Ирке пожаловаться на свою безответную страсть, а она обзывала Женьку Железным дровосеком за его бессердечное отношение к моим чувствам. Учитывая романтические обстоятельства нашего знакомства, эта морально-нравственная стойкость противоречила человеческой природе…

Несколько дней назад тёплой майской ночью я тащилась домой из офиса, пытаясь обнаружить в сверхурочной работе хоть какие-то положительные стороны.

— Тяжкий труд до полуночи — это мой единственный шанс услышать песни соловья, — неубедительно пробубнила я себе под нос и решила свернуть в парк, чтобы сократить дорогу.

Подслушав меня, соловей — если это, конечно, был он, — залился такой трелью, что я, впечатлившись, застыла на месте. Однако проезжая часть — не самое подходящее место для взволнованных слушателей. Когда к пению птицы добавился какой-то неблагозвучный визг, я испуганно обернулась. Наверное, именно внезапный диссонанс света и музыки заставил меня потерять сознание. Очнувшись, я обнаружила, что лежу на траве, и какой-то человек судорожно ощупывает мои шею и руки.

— Надеюсь, это вы так пульс ищете, — пробормотала я и медленно села.

— Как вы себя чувствуете? — спросил встревоженный мужской голос.

— А почему вы интересуетесь?

— Вы упали на дорогу.

— Я не валяюсь на дорогах без повода, — обиделась я, — это вы меня задавили?

Бесполезно задавать такие вопросы в тёмное время суток, когда поблизости нет ни одного целого фонаря. По его голосу, подчёркивающему каждое слово, было непонятно — смутил его мой вопрос, или нет.

— У меня нет машины. И я уверен, что вы не пострадали.

Я пересчитала конечности, подержалась за голову и согласилась, что отделалась лёгким испугом.

— Я провожу вас до дома, — мужчина протянул мне руку и помог подняться, — можно?

— Нужно, — всегда хотела узнать, что чувствуют старушки, когда их переводят через дорогу.

Через несколько минут мы вышли из парка разбитых фонарей. Я рассмотрела своего спутника и ужасно огорчилась от своей ошибки — не стоило разрешать ему провожать меня до дома. Надо было требовать понести на руках — ему было бы совсем не трудно, а мне — и приятно и полезно. Принципиальный вопрос — кто же меня сбил — потерял своё первоначальное значение.

— В следующий раз сразу начинайте оказывать первую помощь с искусственного дыхания, — посоветовала я, не в силах отвести взгляда от его лица.

— Я не умею, — растерялся он.

— Тогда я просто обязана вас научить! Но, как честный человек, предупреждаю — первое время нужно будет ежедневно тренироваться для закрепления навыков.

С тех пор он каждый вечер встречал меня у офиса и провожал до дома, оберегая от случайных дорожных происшествий. К сожалению, форменного халатика медсестры у меня не нашлось. Я надевала короткие юбки, закидывала руки за голову, чтобы обтягивающие майки соблазнительно обрисовывали грудь. В ветреную погоду носила разлетающиеся юбки и требовала переносить меня через лужи, чтоб декольте легкомысленных блузок не оставалось незамеченным. Женька довольно быстро освоил искусство дыхания «рот-в-рот», но почему-то не спешил выйти за границы сердечно-лёгочной реанимации.

Вчера я решила, что длительность нашего знакомства уже позволяет перейти на следующий этап отношений — к непрямому массажу сердца. Уложив Женьку на ковёр, я оседлала его. Медленно расстёгивая рубашку, попыталась напомнить про важность искусственного дыхания, но скоро сбилась с ритма. Мои короткие торопливые поцелуи спускались вниз по шее, груди, животу. Я застонала от нетерпения, наткнувшись на застёгнутый ремень брюк. Женька отвёл мои руки, поцеловав, принялся посасывать, легонько кусая, каждый палец. Зарычав от возбуждения, я настойчиво дёрнула пряжку ремня, и вдруг он глухо сказал:

— Извини…

Обхватив мою талию руками, он легко снял меня, посадил рядом.

— Ты не поймёшь… Ты мне не поверишь… — прошептал он.

— Жжжелезный дровосек! — всхлипнув, я сбежала в ванную, чтобы дать время одуматься — или придумать подходящее объяснение.

Недолго поразмыслив и успокоившись, решила подарить ему ещё один шанс. Из ванной я вышла одетая в одно лишь купальное полотенце, которое развернулось и соскользнуло с меня, едва я вошла в комнату. Только вот оценить моё эффектное появление было некому — Женьки там уже не было…

Рядом раздался какой-то звук и я, вздрогнув, вернулась к действительности. Заглядывавшая в окно Ирка ещё раз присвистнула и, я покраснела, осознав, что она смотрит на мою засунутую в джинсы руку. Дёрнув вниз футболку так, чтобы она скрыла расстёгнутую молнию, я открыла окно.

— Главное, ты жива и с тобой всё в порядке, — быстро сказала она. — Я тебе звоню-звоню, чуть с ума не сошла.

— Телефон дома остался…

— Ну и ты иди домой собираться, — подхватила она, демонстративно не замечая моего смущения, — нам выезжать скоро. С нами поедешь, как мы раньше планировали? — с надеждой спросила она. — Ты ведь сама давно не ездила за рулём.

Чувствуя, как кресло словно прижимает меня к себе, я покачала головой.

— Не волнуйся, машину водить — это как велосипед, никогда не забудешь.

— Я так и подумала, что теперь тебя отсюда не выгонишь, — вздохнула Ирка. — Держи карту, я нарисовала тебе весь маршрут, ты же всегда пассажиром ездила. И чтобы через три часа вместе с мангалом была на водохранилище!

Благодаря карте, я сбивалась с дороги реже, чем могла бы. Настойчиво возвращаясь на путь истинный, часа через три я действительно доехала до полянки на берегу водохранилища, которая была нашим многолетним местом для пикников и шашлыков. Кресло неохотно выпустило меня из своих объятий.

Ещё через час я собрала мангал, натаскала сухих веток, развела костер, на котором совершенно нечего было готовить, и съела завалявшуюся в сумке шоколадку.

Ирка с Гариком приехали, когда ветки уже прогорели.

— Прости, дорогая! Извини, что долго — представляешь, пришлось менять колесо!

— На что меняла? — с интересом спросила я — Ты колесо можешь менять только на деньги, у тебя же запаски с прошлого года нет!

— У меня и денег с прошлого года нет, — согласилась Ирка, — поэтому получилось так долго. Угадай, чем я буду заниматься этой ночью?

— Ночью ты будешь заниматься Гариком, — предположила я, глядя на того, кто был в ответе за приготовление шашлыков и Иркину постоянную жизнерадостность.

— Это потом. Сначала я должна буду найти цветок папоротника, и ты мне поможешь!

— Даже не надейся, — фыркнула я. — Незабудку от берёзы я ещё отличу, а на большее и не рассчитывай.

Объевшись шашлыками, мы развалились на травке. Ирка без разбору дергала травы и цветы, растущие вокруг её лежбища.

— По словам мамы, правильный венок плетётся из двенадцати трав, — поучительно говорила она, вплетая туда всё, что подворачивалось под руку. Когда Ирка закончила, Гарик с опаской взглянул на гербарий, истекающий одуванчиковым соком. Она дошла до воды и бережно отпустила венок в плаванье, сопровождая его театральным шепотом:

— Если потонет — замуж в этом году не выйду!

Венок медленно исчезал под водой. Раздираемый противоречивыми чувствами Гарик вздохнул и полез его спасать.

Наблюдая за Иркиной бурной реакцией, я почувствовала себя лишней на этом празднике взаимной любви и противным голосом громко сказала:

— Правда хорошо, что я сейчас уеду и не буду вам мешать?

Всполошившись, Ирка отлепилась от Гарика:

— Куда ты поедешь, непутёвая, сейчас стемнеет!

— Ты оскорбляешь своими словами праздник летнего солнцестояния, — возмутилась я и торопливо попрощавшись, уехала, чтобы не расстраивать её своими завистливыми слезами.

Занятая оплакиванием своей несчастной любви, я пропустила поворот в сторону трассы. Постепенно лес вокруг стал гуще, а дорога — совсем незаметной, несмотря на яркий свет фар. Когда под колёсами начал похрустывать мелкий кустарник, пришлось признать, что я немножко заблудилась, и выйти осмотреться. Самый длинный день в году заканчивался, и поднимавшаяся луна щедро осветила небольшую полянку, на которой я остановила машину — всего в нескольких метрах от воды. Я обошла вокруг этого пятачка в поисках признаков дороги. Под моим озадаченным взором примятая шинами лесная поросль упруго выпрямлялась. Через пять минут нельзя было даже угадать, с какой стороны я сюда приехала.

Вокруг было пугающе тихо, и, чтобы отогнать надвигающуюся панику, я принялась разговаривать вслух сама с собой.

— Самым разумным поступком будет забраться в машину и проспать до утра, — голосом хорошей девочки продекламировала я.

Главный плюс разумных поступков — их скучно обдумывать и можно сразу выбросить из головы, чтобы перейти к более интересным вариантам.

— Скоро полночь, можно пойти в лес — поискать цветок папоротника. Если повезёт — заблужусь окончательно и погибну там во цвете лет. Стану привидением, буду пугать грибников.

Я немного приободрилась — ничто так не помогает справиться со страхом, как глупая болтовня.

— Ещё можно пойти купаться. Это тоже открывает хорошие перспективы: утону, стану русалкой, буду пугать рыбаков.

Оба доступных мне развлечения выглядели одинаково увлекательно. Как на грех, вокруг не случилось ни одной ромашки, чтобы погадать, на чём остановить свой выбор. Тогда я решила включить радио: если музыка будет романтическая — пойду купаться, если же бодрая и энергичная — пойду ломать ноги и папоротник.

Я включила магнитолу и быстро, словно барабан револьвера, крутанула колёсико настройки. Динамики эротично замурлыкали песенку из фильма про Эммануэль. Раздеваясь, я медленно кружилась в свете фар, небрежными движениями бросая на машину футболку, джинсы, лифчик.

— О, мон дьё! — взволнованно выдохнула Эммануэль, когда трусики мои повисли на зеркале.

Я послала ей воздушный поцелуй, сделала реверанс и пошла к воде.

Прежде я никогда не купалась ночью одна. Было немного боязно входить в тёмную воду, но она оказалась необыкновенно тёплой, и страх покинул меня, когда я поплыла по дорожке, созданной светом фар.

Отплыв недалеко от берега, перевернулась на спину и принялась рассматривать яркие звёзды, надеясь, что от моего тяжёлого взгляда хотя бы одна из них упадёт. Недобрая мечта сбылась, и я успела загадать своё заветное желание. В нём не было ни слова об утопленниках, поэтому, когда моей ноги коснулись чьи-то мокрые волосы, а потом и цепкие пальцы, я с отчаянным визгом рванулась в сторону берега. Разумная мысль о водорослях догнала меня, только когда я выскочила из воды и остолбенела от ужаса, увидев метнувшегося ко мне из темноты человека.

— Что с тобой? Что случилось? — закричал он Женькиным голосом.

Ноги задрожали, и я осела на траву, глядя на него снизу вверх, не веря своим глазам, не понимая, откуда он здесь взялся, не понимая, куда исчез освещавший берег автомобиль. Понятным было только одна: упавшая звезда исполнила желание. Женька упал рядом со мной на колени и, обняв меня, вдруг отшатнулся:

— Ты же мокрая!

Его тёплые руки оставили меня. Я закрыла глаза от отчаянья и твёрдо решила вернуться к утопленникам. Когда снова открыла их — просто убедиться, что он опять исчез, и можно идти топиться, — он уже расстегнул рубашку и торопливо снимал её. Закутав, словно в полотенце, он обнял меня и прижал к себе, лихорадочно целуя. Подхватив на руки, отнёс подальше от воды — туда, где валялась моя разбросанная по траве одежда. С каждым поцелуем реальность отступала прочь, и скоро вода, лес, ночь исчезли, оставив нас наедине в звенящей пустоте.

Срывая ставшую ненужной рубашку, я задыхалась от нахлынувшего желания, разгоравшегося с каждым движением его горячих ладоней. Ошалев от контраста холодного воздуха и обжигающего мужского тела, я вцепилась в него, требовательно царапая, кусая и целуя, и поцелуи мои спускались всё ниже и ниже. Но вот я добралась до ремня брюк и замерла от испуга, вспомнив свою неудачную попытку преодолеть этот последний рубеж обороны.

— Не останавливайся… Пожалуйста, не останавливайся, — прошептал Женька, и через несколько мгновений все слова стали ненужными.

Я так и не смогла воплотить всё, о чём мечтала, потому что у него оказалось слишком много своих фантазий. Когда скрылась луна, и край неба посветлел, стало мокро и холодно от выпавшей росы. Я вздохнула:

— Вот и кончилась самая короткая ночь в году.

— Я уже понял, что рядом с тобой все ночи будут короткими, — пробормотал Женька, целуя меня в ухо.

Сердце замерло от страха и надежды.

— Ты больше не будешь исчезать, оставляя мне в качестве компенсации свою истинную сущность?

— Никогда, — подтвердил он. — Но ты очень скоро об этом пожалеешь…

Не поверив услышанному, я заглянула ему в лицо. Виновато улыбнувшись, мой Железный дровосек пояснил:

— Даже не представляю, куда ты меня вчера зарулила… Нам теперь полдня пешком выбираться придётся. Но я обещаю всю жизнь носить тебя на руках.