15

Гигантская красная змея ползла на северо-запад, огибая закатные отроги горного хребта, тянущегося из самого сердца Фракии до Истмийского перешейка. Со стороны могло показаться, что змея движется неспешно, но те, кто в прошлом пытался бросить ей вызов, думая так, совершали большую ошибку. Змея покрывала в день двадцать римских миль и не было на свете силы, равной ей по мощи, способной двигаться столь же быстро.

От фессалийской Лариссы легионы шли на север, к городу Берея. Маршируя по дорогам Фессалии и Пиэрии, солдаты месили грязь: после октябрьских дождей, перепаханная копытами волов и лошадей земля изрядно раскисла. Это, тем не менее, не слишком задерживало римлян, ибо им не приходилось вытаскивать из каждой лужи обозные телеги, по причине отсутствия оных. Легионеры всю поклажу тащили на себе, развесив многочисленные корзинки и мешки на прочной палке с поперечиной, лежащей у каждого на правом плече. К этой же палке привязаны пара колов для палисада и два метательных копья-пилума. Кольчуга обтекает тело — гораздо удобнее, чем тащить ее свернутую в мешке. Щит в кожаном чехле висит на левом плече, шлем у некоторых пристегнут на груди, но многие не пожелали его снять, прикрывая голову от дождя, который то стихал, то занимался с новой силой. Каждый контуберний нес и общие вещи, равномерно распределенные между солдатами: жернова для ручных мельниц, киркомотыги-долабры, лопаты, дернорезы, котелки.

В Берее змея выползет на дорогу, соединяющую Диррахий, лежащий на адриатическом побережье, с городами у моря Эгейского и Пропонтиды — Фессалониками, Амфиполем и Византием. Движение легионов значительно ускорится. Мощеная камнем дорога появилась здесь пятнадцать лет назад, а строили ее сорок четыре года, начав прокладывать под руководством проконсула Гнея Эгнатия сразу после окончания Третьей Македонской войны. Эта важнейшая стратегическая артерия пролегала по самой границе подвластных Риму территорий, огибая с севера Орхидское озеро и проходя через Гераклею-в-Линкестиде, освобождать которую и направлялись легионы Луция Базилла.

Север, облаченный, как все легионеры, шагал во главе своей центурии, замыкавшей колонну, позади которой, на некотором отдалении, держалось тыловое охранение, шестьдесят кавалеристов. Квинт отвык от подобных переходов, с Испанской кампании перемещаясь все больше верхом, во главе конницы. Ноги натружено гудели. Особенно плохо пришлось в первые дни похода, когда он, сжав зубы, старался сохранить внешнюю бодрость и подавать пример солдатам. Необходимо было завоевать авторитет подчиненных, настороженно отнесшихся к новому командиру. Особенно непросто завязались отношения с Секстом Каром, опционом, который явно метил на вакантную должность сам и теперь ревниво поглядывал в сторону Севера. Слухи среди солдат распространяются быстро, и происхождение Квинта уже ни для кого не являлось тайной. Пожалуй, не одна пара глаз сверлила затылок командира, а все восемьдесят. Не считая нестроевых.

Квинт думал, как ему поступить. Ноющие ноги и плечи не способствовали размышлениям, но нужно было что-то срочно предпринимать: солдаты глядели исподлобья, а приказы исполнялись с показной неохотой.

Вечером второго дня марша, во время постройки лагеря, Север сделал замечание Кару за то, что руководимые им легионеры неровно и недостаточно прочно установили колья на валу. Опцион окрысился:

— Мы при Орхомене так ставили. Под стрелами варваров, между прочим. И ничего. Понтийцы только так надевались. Там нас всех орковой задницей накрыло, варвары стеной перли, а мы выстояли. Это тебе не на учебном поле палочкой поигрывать… — Секст громко хрюкнул и смачно сплюнул под ноги Квинту, — командир…

Квинт невозмутимо скосил глаза на плевок, посмотрел на опциона.

— Ну, я не орда варваров, но на вал поднимусь, и ты меня не остановишь. Так что все тут переделать. За неисполнение приказа получишь ивовой каши и распрощаешься с должностью.

— Не ты меня на нее ставил, — заулыбался Кар.

— Но я сниму.

Легионеры-землекопы из команды опциона зароптали, никто не сдвинулся с места.

— Выполнять! — рявкнул Север.

Солдаты нехотя подхватили опущенные кирки и лопаты, но опцион остановил их жестом.

— Слова бы делом подтвердить, командир, — Кар, стоявший на вершине вала, скосил глаза вниз, а потом насмешливо посмотрел на центуриона.

Квинт выдержал его взгляд.

— Меч при тебе, опцион? Часовой! Отдай опциону свой щит и пилум.

Север повернулся и спустился на дно рва.

— Убей меня.

Глаза Кара округлились от удивления.

— Ну, чего встал, как столб? — спросил Квинт, — обгадился что ли? Убей меня!

Секст выдавил из себя:

— Да как два пальца обоссать. Только меня потом на крест приколотят. Дурака нашел?

— Ты идиот, Кар? Только что хотел, чтобы я за слова ответил. Ты убил марианскую свинью-дезертира при попытке к бегству. Марианец сопротивлялся и не оставил тебе выбора. Все тебе поверят. Эти овцы, — Квинт кивнул на легионеров, — хором в твою защиту блеять будут.

Опцион медлил.

— Ну, тогда я тебя убью, — Квинт носком калиги ковырял рыхлую землю, готовя себе ступени для удобства подъема. При себе у него была палка из виноградной лозы, символ власти центуриона, и меч, который Север даже не потрудился достать из ножен.

— Погоди, командир! — крикнул один из легионеров, — а если ты Секста одолеешь, что тогда?

— Шкуру спущу.

Опцион решился, перехватил пилум посередине древка, чуть присел, прикрывшись щитом, скорее инстинктивно, чем из опасения противника и изготовился для броска.

Север почти уже вылез изо рва, когда Кар метнул в него копье, целясь в плечо. Квинт взмахнул палкой так быстро, что половина легионеров не успела увидеть ее встречу с пилумом, отлетевшим в сторону. Деревянный штифт, крепивший наконечник к древку, не выдержал удара и сломался. Кар, вывернув кисть привычным движением, выхватил меч из ножен, висевших на правом боку. Центурион бегом взбирался на вал, лавируя между кольями, один из которых он на ходу выдернул из земли. Секст выждал, когда противник подберется на расстояние удара, и сделал выпад в его левое плечо. Квинт принял клинок колом, а палку обрушил на запястье опциона. Кар взвыл и выронил меч. Не давая ему опомниться, Север, отбросив уже ненужный кол, рванул щит за край на себя и с удовольствием выбил опциону передние зубы, вогнав конец палки ему в рот. Следующий удар поверг Секста на землю. Опцион прохрипел нечто нечленораздельное, его рот и подбородок заливала кровь. Центурион повернулся к остальным легионерам.

— Марш за работу!

Солдаты вздрогнули и бросились выполнять приказ. Они немало повидали на своем веку, но, хотя избиение Кара и не претендовало на звание самого впечатляющего зрелища, легионеров все же проняло.

На вечернем построении Север объявил, что не потерпит в центурии ни трусов, боящихся атаковать врага, ни мятежников, нападающих на своего командира. Солдаты молчали. Новым опционом Квинт назначил Барбата. Это вызвало недовольство среди тех, кто при экзекуции не присутствовал. Квинт понимал, что решение рискованное, но авторитеты среди солдат, которых он мог бы поставить на эту должность, были настроены враждебно. Выбор кого-то из них мог дать им повод считать, что центурион прогибается, однако Квинт не исключал и ошибочность такого предположения.

Вскоре после построения, в палатку Квинта зашел, вернее, ворвался, разъяренный Публий Гарса, старший центурион десятой когорты.

— Ты что творишь, марианец?!

— Воспитываю подчиненных, — спокойно ответил Север.

— Кто дал тебе право ставить на должности своих ублюдков?! Какого рожна ты калечишь людей?! Да я тебя распну!

— Может быть, и распнешь. Если очень постараешься. «Ублюдками» и «марианцами» нас называть не стоит. Следи за языком, Публий. Мы направляемся на войну, где от нас требуется сплоченность, а не собачья грызня. Центурион волен назначать людей на должности в своем подразделении, как ему угодно. Центурион имеет право охаживать палкой нерадивых солдат. Или вы вчера эти правила отменили, а меня забыли предупредить?

Гарса, красный, как вареный рак, дернул щекой.

— Смотри, марианец, доиграешься. В спину свои же ударят.

— Ты уж определись, в конце концов, кто я — «марианец» или «свой», которого «свои же в спину ударят».

Гарса не ответил, резко повернулся и вышел вон.

Север понимал, что преподанного урока недостаточно. Он приобрёл репутацию «шкуроспускателя», но не стал «своим». Сейчас ему, пожалуй, действительно копьем спину пощекочут. Охотники в очередь выстроятся. Нужно еще одно подобное происшествие, причем выход следует найти более изящный.

Очевидно, кто-то из богов усиленно пекся о бывшем префекте конницы — случай переломить отношение к себе представился совсем скоро.

Еще в Фессалии, неподалеку от границы Пиэрии, армию догнал большой конный отряд варваров со штандартом вспомогательной части. Три сотни всадников галопом промчались вдоль колонны, подняв фонтаны грязи и окатив крайних в строю солдат с головы до ног. Легионеры Севера обрушили на обидчиков потоки брани, но те пропустили ее мимо ушей. Все, кроме нескольких замыкающих всадников, которые поворотили коней и наехали прямо на марширующих солдат, облаяв их на непонятном языке и едва не потоптав. Удовлетворившись наказанием, варвары бросились догонять своих.

Возмущению легионеров не было предела, и после остановки армии на ночлег десятка два наиболее обозленных отправились искать обидчиков. В числе обиженных оказался Тит Милон. Лапа, испытывавший почти те же трудности, что и все его товарищи по фимбрианскому посольству, в компанию мстителей был принят без разговоров, благодаря своим внушительным габаритам. Впрочем, те и не заморачивались вопросом деления на «своих-чужих», организовавшись стихийно.

Обидчиками оказались варвары-скордиски, ауксилларии Бруттия Суры, приданные наместником в помощь Базиллу. Римлянам они показались похожими на галлов, да собственно, так оно и было, разве что на Балканах, с легкой руки эллинов, эта нация именовалась кельтами.

Скордиски пришли в северные области Фракии три столетия назад, выгнав соседей фракийцев, скифов-сигиннов, и присвоив себе их столицу — Сингидун[1]. Как и их западные собратья, это были люди высокого роста, крепкого телосложения, светловолосые, храбрые и чрезвычайно воинственные. Вместе с другими кельтскими племенами, обосновавшимися на Нижнем Дунае, Данубии на их языке, скордиски поучаствовали в великом походе на Элладу, а позже активно поступали на службу македонским царям. Два года назад отряд скордисков совершил лихой набег на Македонию, но был окружен силами Сципиона Азиатика, тогдашнего наместника. Азиатик предложил варварам выбор: смерть или служба в римской армии. Как раз тогда на востоке зашевелился Митридат, а подкреплений наместнику никто не торопился слать. Скордиски выбрали второе. В Рим Азиатик отправил победную реляцию об успешном отражении варваров, которых он «гнал, аж до самого Сингидуна», а из удачного приобретения сформировал несколько подразделений конницы, в которой испытывал особенную нужду, благо скордиски пришли верхами. Римляне в ту пору не сильно разбирались в отличиях дунайских кельтов от их западных собратьев. А галлы имели репутацию отличных кавалеристов. Особенно эдуи — давние союзники Республики.

Обиженных легионеров происхождение варваров интересовало в последнюю очередь. Они пришли бить морды и немедленно претворили свое желание в жизнь. Варвары в долгу не остались, тем более, что каждый из них превосходил большинство римлян ростом, самое меньшее, на полголовы. Драка вспыхнула молниеносно, без предварительных толканий и взаимных поносительств. Очень скоро стало ясно, что ударной силы в виде Лапы и еще пары крепких ребят, легионерам не хватает и тогда в расположение шестой центурии десятой когорты помчался гонец с возбуждающей вестью: «Наших бьют!» Подкрепление прибыло во главе с центурионом, который для начала своротил челюсть первому попавшемуся светловолосому верзиле, а уж потом, отбив у противника наиболее пострадавших подчиненных, зарычал ливийским львом, требуя отставить беспорядки. К месту побоища явилось начальство: примипил, центурион Гарса и пара трибунов, одним из которых оказался Клавдий Глабр.

Зачинщиков драки повязали и упекли в яму, а Северу приказали проследовать под очи легата. Глабр предложил провести открытое разбирательство возле претория, но Базилл его не поддержал, мотивируя тем, что сбежится весь легион, а «нечего устраивать зрелища, раздувая обычную драку до масштабов Троянской войны».

Алой[2], пришедшей к Базиллу, командовал префект Гней Осторий, прослывший первым мечом в армии наместника Гая Сентия. Его слава гремела далеко за пределами Балкан, многие ветераны были наслышаны об искусстве префекта, а некоторым довелось лицезреть Остория в деле. Именно он, как командир «пострадавшей» стороны, выступил обвинителем.

Легат обвел взглядом собравшихся в палатке командиров, задержавшись на «марианце», и приступил к разбору происшествия. Тратить на это занятие много времени он не собирался. Собственно, причина драки его не интересовала. Дисциплина нарушена? Нарушена. Виновные будут наказаны. Вмешательство командующего в таких случаях не требуется, младшие командиры знают, что делать. Легат посмотрел на Гарсу.

— Смутьянов сечь розгами, — решение Базилл обдумывал недолго, — по десять ударов.

Командующий посмотрел на Севера. За этим следовало приглядывать. Драку начали солдаты его центурии, среди зачинщиков, как доложили, есть марианцы. Бардак творится в шестой центурии, десятой когорты и командир пресечь его не может. С другой стороны, центурион действовал правильно, драку прекратил, восстановил порядок.

— Центуриону выговор. Квестор, урезать центуриону выплату на двадцать денариев.

— Единовременно? — поинтересовался квестор.

— Да. Свободны, — легат вернулся к свитку, который изучал до разбирательства.

Месячное жалование центуриона. Север даже не поморщился, он уже и не помнил, когда последний раз задумывался о деньгах.

Квинт не стал оспаривать решение командующего, признавая его справедливость: хороший командир всегда знает, что на уме у его подчиненных и случаев, подобных этому, не допустит. Однако кое-кому из присутствующих озвученного наказания показалось мало.

— Легат! — вскричал Осторий, — это же марианец!

— И что? — командующий поднял глаза на префекта.

— Он мятежник! Подрывает дисциплину в легионе! Эти марианцы…

— Какой ты ретивый, префект… — поморщился Базилл, — копытом землю роешь. Сулланцы, марианцы… Тебя даже не было в Риме, когда случился этот досадный раскол. Чего ты громче всех орешь?

— Вообще-то, мой легат, я поддерживаю Остория, — сказал Глабр, — центурион с нами всего несколько дней, а уже дважды отличился.

— Дважды?

— Он покалечил своего опциона.

Легат посуровел.

— Почему не доложили? Центурион, какова причина?

— Неподчинение приказу.

— Какой был приказ?

— Исправить небрежную установку палисада.

Легат поднял бровь.

— Не вижу ничего противозаконного. Центурион пекся об обороноспособности лагеря. Его прямая обязанность. Насколько серьезны увечья?

— Зубы выбил, — буркнул Гарса.

— И все?

— Ну, синяков наставил.

— То есть, опцион остался в строю и просяную кашу есть может. Инцидент исчерпан.

Командиры вскинули руки в салюте, и вышли из палатки. Снаружи Севера поджидали его легионеры.

— Ну что? — спросил Барбат.

— Выговор.

— И все?

Квинт усмехнулся.

— И все.

— Ну, вот и хорошо! — Расплылся в улыбке Барбат, — я наслышан о Базилле. У него репутация уравновешенного и справедливого человека. Не то, что некоторые здесь…

— Ты что там гавкаешь, пес смердящий? — поинтересовался Осторий из-за спины Севера.

Квинт обернулся.

— Попридержал бы ты язык, префект.

— Что ты сказал, ублюдок?

— Рот закрой, говорю! — повысил голос Север.

Подошел Глабр.

— Центурион, тебя недостаточно наказали? Снова нарываешься?

— Никак нет, трибун.

— Тебе невероятно повезло сегодня. На твоем месте я был бы ниже травы.

«Я запомню, Клавдий Пульхр, каким бы ты был на моем месте».

— Всем разойтись! — крикнул трибун.

Легионеры потянулись к своим палаткам.

На следующий день, вскоре после начала марша, Квинт увидел, что из головы колонны приближается несколько всадников. Скордиски, во главе с Осторием.

Поравнявшись с Севером, префект остановил коня. Квинт не замедлил шага, не обращая внимания на непрошеных гостей, и вся центурия протопала мимо скордисков. Солдаты подозрительно поглядывали на варваров. Те восседали на рослых конях, укрытых двойными попонами. Нижняя, широкая, служившая потником, притянута троком, нагрудным ремнем и подхвостником. Верхняя, узкая, пристегнула к нижней. Варвары одеты в кольчуги, за спинами на ремнях овальные щиты и высокие конические шлемы. На поясе мечи, в полтора-два раза длиннее солдатских гладиев. У Остория два меча: на правом боку гладий, а ножны с галльским пристегнуты к переднему краю верхней попоны.

— Эй, марианец! — крикнул префект, поигрывая плетью, — мы с тобой не закончили.

— Чего ты хочешь? — Север отошел в сторону от продолжающих движение солдат.

Префект пустил коня шагом, неторопливо приблизившись к центуриону.

— Восстановить справедливость.

Свистнула плеть, рассекшая пустоту: центурион умудрился увернуться, словно был налегке, не обремененный тяжестью поклажи. Квинт скинул фурку[3] с мешками и щит на землю и, когда префект размахнулся снова, подставил под удар руку. Плеть намоталась на голое предплечье, нарисовав на нем красный браслет. Север рванулся и Осторий, не ожидавший от центуриона такой прыти, слетел с коня лицом в грязь. Самовольно остановившиеся легионеры захохотали. Осторий вскочил, выхватил гладий и сразу же сделал выпад. Квинт отпрыгнул и тоже обнажил клинок.

— Командир! — С варварским акцентом пролаял один из скордисков, — не надо. Видоков много. Донесут легату.

— Да плевать! — рявкнул префект.

Несколько легионеров во главе с Барбатом бросились к Северу, выхватывая мечи.

— Стойте! — поднял руку центурион, — я сам разберусь.

— Это Гней Осторий, — мрачно сказал один из солдат, — он был первым мечом в легионе Гая Коскония.

— Хочешь сказать, он столь же вероломен[4]?

— Он один из лучших бойцов в Риме, — сказал другой легионер, — я бы не стал с ним связываться, командир.

— Что ты предлагаешь, Авл? — спросил Север, разминая кисть, — позволить выпороть себя? Может, сразу раком стать? Плетью порют лишь рабов!

— Мы не допустим.

— И розгами уже не отделаетесь.

— Он тебя убьет, — обеспокоился Барбат.

— Значит, судьба.

— Попрощался со своими козлами, скотоложец? — оскалился Осторий.

Север не ответил.

Префект атаковал с показной небрежностью. Квинт с первых секунд понял, что громкая слава Остория — не пустые разговоры. С трудом отразив пару ударов, Север купился на обозначенный укол в бедро и, реагируя на него, подставился. Кончик клинка префекта, разрывая звенья кольчуги, впился под левую ключицу. Центуриона выручило лишь то, что спасаясь, он отшатнулся, и Осторию не хватило длины руки для того, чтобы пронзить Квинта насквозь.

Рана была незначительна и центурион немедленно контратаковал. Ему удалось заставить префекта пару раз шагнуть назад, вот и весь успех, а потом роли опять поменялись. Снова финты, глубокий выпад, центурион смог уклониться, но потерял равновесие и едва не упал, коснувшись земли рукой. Однако развить преимущество префект не смог и Север, уйдя из-под удара, вновь занял удобную позицию.

Осторий увертку оценил. Он опустил меч и пошел кругом, огибая Севера. Тот поворачивался вслед.

— Кто тебя учил?

— Раб.

— Оно и видно.

Губы Остория искривила злорадная усмешка, однако в его последующих действиях пренебрежительного превосходства больше не прослеживалось. Меч префекта замелькал с быстротой молнии и не успел Север вздохнуть трижды, как уже был ранен в правую руку чуть выше локтя. Стиснув зубы, Квинт попытался отдарить гостинец выпадом в лицо. Клинки столкнулись, а спустя мгновение префект сбил центуриона с ног подсечкой. Падая, Квинт взмахнул мечом, в попытке дотянуться… Префект еще раз ударил Севера ногой, заставив распластаться на спине, и наступил ему на правую руку.

— Осторий!

Полдюжины легионеров во главе с Барбатом дружно шагнули вперед, еще с десяток схватились за мечи. Префект бросил быстрый взгляд на них, посмотрел на поверженного центуриона и, плюнув ему в лицо, шагнул к своему коню. Под копытами лошадей зачавкала жижа.

Север поднялся на ноги, утираясь. Префект и варвары стремительно удалялись прочь.

— Командир… — Барбат смотрел на меч центуриона.

Квинт поднял клинок и успел увидеть, как с его кончика сорвалась рубиновая капля.

— Первый меч Гая Коскония… — потрясенно проговорил легионер Авл.

— Кому-нибудь удавалось раньше достать Остория? — спросил другой солдат.

— Я не слышал, — покачал головой Авл.

Поморщившись, Север осмотрел руку, провел пальцами по разорванным кольцам под ключицей.

— Интересно, командир, — спросил Барбат, перевязывая руку центуриона, — кто из богов так ловко играет за тебя?

— Не знаю, — ответил Квинт.

Лицо его цветом было немногим розовее выбеленного льна. В тот день у него не осталось сил обдумать происшедшее. Вечером шестая центурия строительством лагеря не занималась — согласно очереди стояла в охранении. После смены, измученный Север, спихнув оставшуюся рутину на опциона, завалился спать. А на утро, по глазам солдат Квинт понял, что от оппозиции не осталось и следа.

[1] Современный Белград.

[2] Ала (лат) — «крыло». Подразделение римской конницы из трехсот человек.

[3] Фурка — палка с поперечиной, к которой подвешивались вещи легионера.

[4] В Союзническую войну легат Гай Косконий дал слово италику Требацию, что поступит благородно и не станет нападать на него во время переправы через реку. Слово он нарушил.