18 / Дезертир / Токтаев Евгений
 

18

0.00
 
18
18

Лес уснул, затих. Смолкли птичьи голоса и треск оленьих рогов. Всех звуков теперь — завывание ветра да сдавленный кашель часового на башне.

Со всех сторон открывался один и то же унылый вид: грязно-бурые склоны с нерастаявшими снежными островками в тени стен. Вдали, на расстоянии трех полетов стрелы, крепость кольцом охватывал черный лес. Снег пытался укрыть землю плотным ковром уже не один раз, но ему не хватало сил и он, с ночи заявив о своих правах, к полудню сдавался и исчезал. Зиме никак не удавалось столкнуть с трона осень, но попыток она не прекращала, вот и сейчас в промозглом воздухе неспешно пропархивали невесомые хлопья.

Погода нагоняла тоску, добавляя темных красок к мыслям Квинта, и без того мрачным. Центурион стоял на стене, кутаясь в теплый шерстяной плащ, натянув на уши войлочную шапку, выменянную у варваров. В последние дни непрерывно шел дождь со снегом. Промозглая слякоть. Кашель выворачивал наизнанку, солдаты все в соплях, человек десять лежат пластом. Ноги практически все время сырые. Не крепость — болото. Весной лягушки заквакают.

Вновь согнул кашель. Где-то в глубине глотки сидит какая-то зараза и никак от нее не избавиться. Север перегнулся через частокол и склюнул противную на вкус кислую слизь.

«Начинаем гнить. Снаружи и изнутри».

Последние дней десять почти ничего не происходило. Даже Злой Фракиец куда-то исчез. Перестали лететь стрелы в спину, фуражиры и разведчики, рыщущие по округе, возвращались в крепость невредимыми. Покой, как в могиле. Может на охоту сходить, развеяться? Ага, давай, вперед. Они там только того и ждут, что римляне расслабятся. Доставят назад вместо кабаньей туши твою собственную.

«Что я здесь делаю?»

Этот вопрос, еще совсем недавно совершенно невозможный для него, осознанно выбравшего военную стезю, теперь жег мозг каждый день.

Служи, Квинт, исполняй свой долг.

«Да какой долг? Перед сулланцами?»

День и ночь из головы не шла картина той бойни в пограничной деревне. Головы, подвязанные к попонам рослых кельтских лошадей. Он всегда отличался впечатлительностью, с раннего детства. Легко мог, к примеру, дорисовать человеческие черты замшелому пню, превратив его в прилегшего отдохнуть козлоногого сатира, чудо лесное. Однако богатое воображение вполне мирно уживалось с холодной головой. Окружающие плохо знали младшего отпрыска семьи Северов. Даже собственные родители иной раз немало бы удивились, узнав, о чем думает их немногословный сдержанный сын. Это внешнее хладнокровие нравилось Серторию и он сразу стал выделять молодого трибуна из компании нацепивших доспехи мальчишек, только вчера оторвавшихся от титьки.

Квинт немало насмотрелся на смерть и кровь, тем удивительнее было его нынешнее состояние. Впрочем, вовсе не глаза мертвецов мешали ему спокойно спать, а ощущение бессмысленности происходящего. Зачем Республике эти гниющие соломенные крыши, когда она сама балансирует на краю пропасти? Север понятия не имел, где сейчас Фимбрия, что он делает, но только круглый дурак в нынешней ситуации не поставил бы на Суллу.

«Консул сместит Суллу».

«Это заблуждение, сын. Даже больше — это ошибка и она может стать роковой!»

Сердце замирает при мысли о том, что же будет дальше. К гадалке не ходить — Сулла со своими закаленными ветеранами высадится в Италии. Гражданская война. А он, Квинт Север, сгниет в этих диких горах.

«Мы предотвратим гражданскую войну».

Бесславный конец глупого самоуверенного мальчишки.

«Что я здесь делаю?»

И все же он продолжал честно и ответственно исполнять свой долг. По привычке, настолько глубоко укоренившейся, что она заменила собой часть сознания, по краю которого, время от времени, все чаще, пробегала мысль:

«Надо бы выбираться отсюда».

 

Дороги, ведущие к Браддаве, меньше чем за месяц превратились в реки грязи, перемешанной солдатскими калигами, конскими копытами, тележными колесами. Не пройти, не проехать. Перспектива очередной вылазки за пределы стен порождает ропот в солдатских рядах. Наружу никто не хочет, все жмутся поближе к печкам, стонут и ноют. Дисциплина падает. А тут еще Злой Фракиец, будь он неладен.

Ублюдок за месяц отправил к праотцам почти тридцать солдат, по одному в день, выходит. Стрела из кустов — труп. В основном стрелами бьют, двоим горло перерезали. И ведь до сих пор никто разбойника не видел. Любого варвара в пору подозревать. Да те и не пытаются ласково смотреть, глядят исподлобья, хоть всех их на кресты прибивай, начиная от мальчишек. Квинт уже отнимал у одного сопляка самодельный лук. Простой, слабосильный, а с десяти шагов пустят стрелу, даже без наконечника, заточенный прут, на костре отожжённый — мало не покажется.

Ловля Злого Фракийца превратилась в навязчивую идею. Квинт выслеживал варвара с таким рвением, что солдаты шептались по углам:

— Юпитер, защити от этого безумца. Носимся по горам, как угорелые, по уши в говне. Этак к Орку на огонек забежим и не заметим.

— Дался ему этот варвар…

— Выслуживается, может?

— Похоже на то.

— Слышали, чтобы кто-нибудь смог поймать призрака? То-то. А этот ловит…

Гоняясь за Злым Фракийцем, Квинт старался не обижать селян, не провоцировать. Сложно было добывать продовольствие. Коматы при виде обчищаемых амбаров, не скрывали ненависти. Квинт и здесь пытался действовать, как можно мягче. Не помогало. Даже пузатые беременные бабы волчицами смотрели.

— Глядят волчицы на волчицу. Ждут, у которой первой начнут зубы сыпаться, — скалился Марк Аттий.

Только у него одного, похоже, осталось настроение шутки шутить. Правда, они с каждым днем становились все злее.

Аттий командовал одной из двух центурий, оставленных Базиллом в Браддаве. Утренние построения он начинал с одной и той же фразы в небольших вариациях:

— Здорово, лешаки! Сколько мха на ногах за ночь наросло? Как там у тебя, Нумерий, конец еще не сгнил? Когда отвалится, скажи. Я его в местной бормотухе замариную и потом своей бабе в Клузии покажу. Она такого длинного отродясь не видела.

Легионеры довольно давно были лишены женского общества и поначалу все шутки вращались вокруг баб. Жениться солдатам не позволялось, но все знали, что на родине Аттий сожительствовал с какой-то вдовой. Сошелся с ней, уже завербовавшись в легионы, потому законный брак оказался невозможен. Над центурионом часто подтрунивали, а он радостно подхватывал, состязаясь в остроумии. Правда, такое случалось все реже.

После приветствия центуриона из строя выходил опцион.

— Третья центурия. По списку семьдесят три человека, больных шестеро, за ночь умер один, в караулах десять.

За ним докладывал Барбат.

— Шестая центурия. По списку шестьдесят шесть человек, больных четверо, в караулах десять.

День за днем одно и то же. Как и сегодня.

— Жалобы есть?

— Холодно! Ноги мерзнут! — жаловались солдаты, подгибая грязные, синие от холода пальцы, торчащие из калиг.

— А у меня хер вообще в прыщ превратился и льдом покрывается!

— А ты его руками потри, как следует, он и согреется! — растянул улыбку до ушей Аттий.

Отпустив солдат, Марк пожаловался Квинту, скорчив страдальческую рожу:

— Не, я так больше не могу. На охоту надо. Завтра же. Если никого не убью, своих ведь начну резать!

— Фракийцы там шныряют, — напомнил Север.

— Да какие фракийцы? Все давно по норам, по берлогам завалились, как медведи.

— Десять дней всего спокойных, а ты уже расслабился. Он того и ждет.

— Да и насрать! Я тут скоро в мухомор превращусь. Со мной пойдешь?

— Знаешь ведь, что не пойду. Запрещено. На кого крепость оставим? Базилл узнает, головы снимет.

— Как головы снимать, так он первый… — пробурчал Марк, — а как сменить нас в этом болоте… Эх, Квинт, позабыты мы с тобой, позаброшены.

— Так говоришь, будто Базилл сейчас в бане кости греет, а остальные под пуховыми одеялами на перинах спят.

— Может и на перинах. Интересно, у этих дикарей есть хоть одна баня? Я еще в Фессалии, как узнал, куда идем, насторожился. Про немытых дарданов пословицу слышал?

— Кто ее не слышал…

Аттий потянулся до хруста в костях.

— Нет, точно завтра на охоту пойду. Ничто меня не остановит.

— На кого хоть? — спросил Север.

— Да мне все равно, кто попадется.

— Заяц выскочит, на него с рогатиной кинешься? — усмехнулся Квинт.

— Зачем? Рогатину вообще не возьму. Я, брат, пострелять люблю. Видал мою игрушку?

— Какую игрушку? — удивился Квинт.

— Что, мои балбесы не растрепали? Меня же весь легион зовет — Аттий-Выбей-Глаз.

— Такое слышал, — кивнул Север, — да только подумал…

Он показал Марку кулак. Аттий засмеялся.

— Да нет, тут смысл в другом. Пошли, покажу.

 

С Марком Аттием Квинту исключительно повезло. При всей своей показной грозности, командир третьей центурии десятой когорты оказался чуть ли не единственным начальником в легионах Базилла, кто ни разу не плюнул в сторону Севера прозвищем «поганый марианец» или иным подобным.

После того, как дарданы сдали крепость, и Базилл оставил в ней небольшой гарнизон для охраны дороги, легионы двинулись дальше, на Скопы. Аттий, простой служака, лет на пять старше Севера, не заморачивался сулланской ксенофобией и два центуриона, оставшись без высшего начальства, мигом нашли общий язык.

За месяц по дороге на юг проскакали трое гонцов, везших Сулле донесения легата. От них гарнизон, казалось, всеми позабытый, узнавал последние новости о ходе войны. Собственно, к середине декабря войны никакой уже и не было.

Дарданы собрали чуть больше десяти тысяч воинов и рискнули затвориться в каменном кольце стен своей столицы. Среди тарабостов не было согласия. Часть из них еще до подхода римлян предлагала князю Кетрипору покинуть Скопы:

— Это мышеловка, — говорили они, — только не для римлян, а для нас.

Одни советовали дать сражение в чистом поле, другие предлагали уйти в горы. Впрочем, и среди последних начались раздоры. Всякий тарабост считал, что защищать нужно именно его гнездо. В конце концов, князь склонился к мнению тех, кто предлагал защищать Скопы. Дарданы решили пересидеть за стенами. Не нашлось никого, кто бы им рассказал, какие города брал Луций Базилл. Так, по мелочи, всего-то два — Рим и Афины.

Легионные машины отстали от армии на несколько дней, обоз с ними застревал буквально на каждом шагу. Когда до города оставалась пара переходов, Базилл вызвал Асдулу, которого держал при себе. Переговоров не состоялось. «Посол», едва добравшись до римлян, согласился служить им добровольно.

— Скажи-ка мне, какое войско могли собрать твои соплеменники.

Асдула Скорый в нынешней ситуации сориентировался мгновенно, и с тех пор всячески старался показать свою полезность. Непривычно было ему, важному тарабосту, лебезить и унижаться, но римляне ведь все равно когда-нибудь уйдут, даже если не все, а противостоящие им, считай, скоро богов увидят. Такой шанс в князья угодить, раз в жизни выпадает. Вот и сейчас он недолго губами жевал, прикидывал.

— Десять тысяч могут собрать, пятнадцать — вряд ли.

Базилл кивнул, такая точность его устроила.

— И все здесь сидят?

— Того мне не ведомо, однако, Лангар всех скликал сюда и, вроде бы, согласились. Разве что, кто-то не успел подойти.

— Понятно. Какие там воины?

Асдула покорно отвечал. Легат внимательно слушал. Потом спросил:

— Ты большой вождь своего племени, Асдула?

— Совсем маленький, мой легат, — ответил тарабост.

— Пока не твой, — хмыкнул Базилл, — хочешь возвыситься, послужив Риму?

— Хочу, господин, — склонил голову Асдула.

— Сделаешь, что прикажу, награда не замедлит.

— Что прикажешь, господин?

В тот же день тарабост беспрепятственно покинул лагерь римлян вместе со всеми своими людьми, и ускакал в Скопы.

— Если обманет? — спросил Базилла Гортензий.

— Посажу на кол, по их обычаям, когда доберусь. Он это знает.

— Ты так уверен в успехе, Луций? Что если варваров гораздо больше? Даже те десять тысяч о которых он говорил — серьезная сила.

— Этот мерзавец мать родную продаст. Я его страхом не ломал, за выгоду служить станет.

Все прошло по задуманному. Асдула без труда проник в город, рассказал, что переговоры провалились, но римляне отпустили его, уважив священное звание посла. В условленную ночь люди Асдулы, перебив стражу ворот, распахнули их перед римлянами.

Базилл вступил в Скопы к полудню. К этому времени резня на улицах почти сошла на нет. Горстка дарданов, ведомая Лангаром, смогла прорваться из города. Большая часть тарабостов сложила оружие, несколько непримиримых — свои головы. Скопы горели три дня и превратились в груду углей. Голову Кетрипора Асдула водрузил на копье. У нового князя мигом сыскалась тысяча и одна обида на тех, кто еще вчера был равен ему по положению. Асдула упоенно мстил. За неосторожное слово, косой взгляд. Все-все припомнил, любую мелочь.

Базилла резня, которую учинил «друг римского народа», не заботила совершенно. Враг наказан, награбленное возвращено и готовится к отправке в Македонию. Солдаты получили Скопы на три дня, поменьше станут вздыхать, что с Митридата добычи мало досталось. Пленные горячо валили свои грехи на Дромихета и синтов, соседнее фракийское племя. Дромихет, главный виновник кровопролития, бегал по горам. Найти его пока не удавалось.

«Я предпочитаю заниматься захватом и удержанием крепостей».

Один легион Базилл распределил по ближним крепостям вокруг спаленной столицы варваров, так, чтобы сторожить основные дороги. Нужно перезимовать здесь, а весной вернуться к Сулле.

Второй легион под командованием Гортензия Базилл отправил в земли синтов и медов. Налегке, без машин и обозов. Грабить. Даже если эти синты не нападали на Гераклею, ну и что? Солдатам нужна добыча. Пусть возьмут. Здесь, как показал пример дарданов, ее взять довольно просто. Сулла прислал с гонцом весть, что тоже двинулся в земли медов. Не усидел император на зимних квартирах. С ним был один легион и союзная фракийская конница, которую вел Амадок, родственник царя одрисов Садала.

Несмотря на разгром знати в Скопах, замирить дарданов оказалось непростым делом. Они нападали исподтишка малыми отрядами. Как волки караулят отбившуюся от стада овцу, так варвары азартно резали небольшие группы римлян, когда те запасались провиантом, обчищая амбары коматов, валили лес на дрова или за другими надобностями выходили за стены.

Большинство коматов тайно поддерживало налетчиков. Осторий, отряд которого Базилл оставил при себе, носился по горам, но изловить разбойников префекту пока не удавалось. Потери римлян росли. Кто действовал против них столь успешно? Вряд ли это были люди Дромихета. Дарданы гетов недолюбливали и припасами с ними не делились. Должны же пришлые что-то жрать зимой? Они хлеб не сеяли, не убирали. Им оставалось, как и римлянам, грабить коматов. Однако деревень, сожженных гетами, Осторию не попадалось, и он предположил, что Дромихет убрался куда подальше.

— Да и пес с ними, — махнул рукой легат.

Значит, все нападения — дело рук кого-то из местных. Асдула заявил, что, скорее всего, гадит Лангар. Осторий наведался во владения непримиримого разбойника и спалил там все дотла. Он замучил несколько десятков человек, пытаясь вызнать местоположение убежища Лангара. Ничего не добился. Да и было ли оно вообще, убежище? Разбойник внезапно появлялся то там, то тут, ни на одном месте не оставался подолгу. Иногда Осторию почти удавалось схватить неуловимого варвара за хвост, он отставал на полшага. Каратели находили стоянки отряда, численность которого определили в сто человек. Может немного меньше.

Осторий объявил, что за одного убитого римлянина будет сжигать целую деревню и слово сдержал, да не один раз. Особо «отличились» в этом деле люди Асдулы. Базилл распорядился, чтобы половину карательного отряда составили воины новоиспеченного князя, чтобы именно они наказывали своих соплеменников. Разделяй и властвуй.

Селяне поначалу решили, что римляне наказывают тарабостов вполне справедливо и старались остаться в стороне, но террор Остория чрезвычайно ожесточил их. Никакие зверства карателей не возымели действия. Стрелы продолжали лететь из-за каждого куста.

 

— Это что, «скорпион»? — удивился Север.

— Ага, вроде того, — ответил Аттий.

— Чего-то он какой-то небольшой.

— Болел в детстве, — усмехнулся Марк, и пояснил, — это гастрафет.

— Гастра… Брюшной лук?

— Ну да, греки так назвали, потому что тетива натягивается животом. Смотри, чувствуешь, какой тугой? Руками не натянуть. Эта деталь, к которой он крепится, называется сирикс[1]. Видишь, в нем проделан паз? Здесь ходит диостра[2], цепляется зубцами. Упираешь ее в землю, а сам пузом наваливаешься на сирикс. Вот эта рогатая дуга на конце специально сделана, чтобы давить ловчее. Диостра остается на месте, а сирикс идет вниз. Тетива натягивается. Потом укладываешь стрелу в желобок, целишься, жмешь этот крючок. Понял?

— Понял, чего тут сложного. Интересная штука.

— А то! На охоте знаешь, как удобно? На птицу или зайца — самое то!

— Можно ведь не только на охоте, — сказал Север.

— Ну да, — кивнул Аттий, — его изобрели для войны. Говорят, лет триста назад. Бьет дальше, чем лук. Ну, правда, я слышал, что скифы могут с ним в дальнобойности поспорить. Сам не видел, врать не стану. А эта игрушка мечет стрелы на четыреста шагов. Если не больше. За двести шагов щит насквозь прошивает, какой лук сравнится?

— Интересно, — протянул Квинт, — если это такое грозное оружие, что ж за триста лет им повсеместно не вооружились?

— Не знаю. Сложен, дорог. Мне знаешь, в какую сумму обошелся? Жалование за полгода!

— Не слабо, — хмыкнул Квинт, — для развлечения.

— Э, да ты, брат, не охотник! Пошли, что ли, во двор. Постреляем.

— Как ты постреляешь? — спросил Квинт, разглядывая лук гастрафета, усиленный роговыми пластинками и сухожилиями, — он же без тетивы.

— Я ее снимаю на хранение, чтобы лук не уставал, а то портится.

— А как надевать, смотри, рога наружу вывернуты? — Квинт попробовал согнуть один из рогов, — тугой, тут человека четыре надо.

— Любую силу пересилит хитрость, — прищурился Аттий, — учись, пока я жив!

С этими словами центурион накинул на концы рогов лука пару деревянных хомутов, связанных кожаным витым шнурком, зацепил его за крюк на диостре, навалился животом. Несколько щелчков и рога выгнулись в нормальное, боевое положение.

— Ишь ты! — восхитился Квинт, глядя, как Марк ловко надел тетиву и снял уже ненужную вспомогательную.

— То-то! Ну, пошли.

Стрелять из «брюшного лука» оказалось довольно просто. Куда проще, чем из лука обычного. Квинт все присматривался к устройству гастрафета.

— Да, сложная игрушка, но если наделать таких тысячу штук, да вооружить стрелков — поди, подойди. И выучиться гораздо быстрее можно. Греки горазды на придумки, а все равно мы их бьем.

Аттий не стал развивать эту тему. Ему льстило, что во всей сулланской армии, он единственный обладатель гастрафета, даже у легатов и трибунов такого нет. Приятно же производить впечатление на лопухов, вроде Севера, которые трактат Герона о метательных машинах не читали. Правда, Аттий его тоже не читал. Он вообще читал с большим трудом. Зато мог глаз выбить с легкостью.

 

Как ни отговаривал Аттия Квинт — без толку. Следующим утром старший центурион все же ушел на охоту. Ладно, хоть взял с собой двоих солдат, устав от северова зудения над ухом. Если бы знал Квинт, во что выльется эта охота, как круто повернет его жизнь…

Весь день Север проторчал на стене, бесцельно обозревая окрестности. Уже смеркалось, а Марк так и не появился. Легкое беспокойство давно уже сменилось все нарастающей тревогой, а та, в свою очередь, превратилась в уверенность: что-то случилось.

«Ну, давай же, возвращайся».

На северо-западе над лесом в свинцовых облаках сгущалась черная клякса. Дым, что ли? Центурион потер глаза, всмотрелся. Орк его знает, что это. Темнеет, облака низко спустились, воображение и чудит в очередной раз. От душевного напряжения. Только бы Марк вернулся, вот уж он ему по роже съездит за это бдение.

Квинт первым, раньше часовых, заметил обоз, показавшийся из леса. Он полз по северной дороге, со стороны Скоп. Пять под завязку груженых телег с трудом преодолевали вязкую жижу. Сопровождали обоз человек десять легионеров во главе с центурионом.

Квинт, взвинченный долгим отсутствием Марка, расставил на северной стене почти всех караульных, два десятка солдат. Этого ему показалось мало, и он приказал Барбату собрать еще столько же бойцов. Телеги сопровождали римляне, издалека видно. Римляне? А ну как ряженые варвары?

Обоз приблизился. Север потребовал назвать пароль. Удовлетворившись ответом, приказал открыть ворота и телеги вползли внутрь.

— Децим Лонгин, — представился пришлый командир, — пятая центурия второй когорты.

Квинт назвал себя.

— Куда направляетесь?

— Никуда, — ответил Лонгин.

— Как это? — удивился Квинт.

— Приманка мы. Ловим варваров на живца. Ездим между крепостями, изображаем обоз. У меня приказ всем начальникам гарнизонов — оказывать содействие.

— Как же вы вдесятером собираетесь с теми разбойными справиться? — Север прошел вдоль телег и вдруг споткнулся: на одной из них лежали три тела.

— Ваши? — мрачно спросил Лонгин.

«Юпитер… Как же это…»

Аттий казался спящим, глаза закрыты, набегался по лесам, прилег отдохнуть… Лицо белое-белое, как снег. И спокойное. Никогда у него не было такого спокойного лица…

— Недалеко от крепости. У самой дороги. Похоже, их убили не здесь. Подбросили.

Губы Лонгина шевелятся, а слова еле слышны, словно доносятся из невообразимой дали.

— Где-то поблизости ублюдки. Караулят. Ну, ничего. Теперь-то уж мы их прищучим.

— Как?

Это что, он, Квинт, произнес? Голос совсем чужой, охрипший и безжизненный. Весь гарнизон высыпал во двор. Солдаты молчали. Тишину с треском разорвало воронье карканье, громкий шепот из задних рядов:

— Так тебе и надо, гад… Все спину мне раскровил ни за что…

— Заткнись, урод, — одернули дурака.

Север без замаха впечатал кулак в большое колесо телеги. Оно скрипуче застонало от боли и обиды.

— Как вы собирались бить этих тварей?

Голос новоиспеченного начальника гарнизона не дрожал, к воронам бабские слезы. Совсем мало было в жизни Квинта Севера друзей, но Марка Аттия, пожалуй, безо всяких натяжек можно записать в их число. Можно было… Что же, остается одно — поймать убийц.

— Позади нас прикрытие. Полсотни ауксиллариев.

Скордиски? Опять скордиски, будь они неладны…

— Где они?

— Префект Осторий, как покойников увидел, в ярость пришел. Помчался в деревню варваров, что ближняя к крепости, видать побывал уже тут, знал дорогу. Выведывать, поди, у косматых будет, где убийцы прячутся.

И Осторий здесь? Вот радость-то. Выведывать поехал… Квинт вдруг встрепенулся, вспомнив подозрительную темень в облаках.

— Куда он поехал?

— Туда, — ткнул Лонгин рукой на северо-запад.

Проклятье…

— Барбат, шестой центурии построиться во дворе! Все в доспехах и с оружием. Выступаем немедленно.

— Куда ты собрался? — забеспокоился Лонгин.

— В эту деревню. Остановить Остория, иначе он ее вырежет. Может уже поздно, я видел дым в той стороне. Этому ублюдку на все насрать, но мы только-только утихомирили варваров, он добьется лишь новой вспышки безумия. Он или дурак, или предатель!

— Никуда я тебя не пущу! — резко возразил Лонгин, — я старший и у меня приказ легата. Ты поступаешь под мое начало.

— Децим, — сквозь сжатые зубы прорычал Квинт, — промедление смерти подобно! Будет только хуже, поверь мне! Я сижу тут уже месяц, на нас местные волками смотрели, но мы с Марком не резали никого, селянам не мстили, это не они против нас воюют, я им в глаза смотрел!

— В глаза смотрел? Покой тут, значит, у вас, как на богатой вилле в Байях? — вскипел Лонгин и ткнул пальцем в трупы, — это твой покой?!

— Слушай, Децим, ты мне приказами перед носом не маши. Меня сюда определил Марк Лукулл и не тебе тут командовать.

— Это ты ведь у нас марианец? — прошипел Лонгин, — все понятно с тобой, скотина предательская!

«Как вы мне все надоели…»

Может, оставить тут Барбата? А то ведь, кот из дома — мыши в пляс. Пока Квинта не будет, этот индюк, у которого только десять человек сейчас, всю центурию Марка к рукам приберет. Нет, Луций нужен, его борзый язык может сгодиться против Остория. Квинту очень не хотелось доводить до драки с ауксиллариями, хотя он понимал — шансов избежать ее, учитывая их взаимную «любовь» с префектом, почти нет.

— Секст! — позвал Север опциона третьей центурии, которого смерть Аттия сделала временным командиром, — я возьму половину твоих людей и половину своих.

— Отставить! — рявкнул Лонгин, — опцион, слушай мою команду! Этого бунтовщика арестовать!

Секст колебался, глядя Квинту в глаза. Лонгин перевел взгляд на Барбата.

— Тебя тоже касается. Ты теперь командуешь центурией! Забери у него меч!

Барбат медленно покачал головой.

— А вот хрен тебе! — Север хлопнул ладонью по локтевому сгибу правой руки, — Луций, Авл, ребята, выступаем!

Квинт не давал себе вздохнуть и задуматься, что же он творит. Ведь все мосты жжет. Сулланцы не простят. Север словно прыгнул в стремительный горный поток, в котором некогда предаваться пространным размышлениям о добре и зле — надо бороться за жизнь. Холодная голова, взвешенные решения, за которые его так ценил Серторий… Стоило увидеть на миг голубые бездонные глаза ребенка, грязного, голого, сидящего возле мертвой матери, на одно мгновение поддаться чувствам, и вот уже крепость под названием «невозмутимый и расчетливый Квинт Север» рассыпалась по кирпичику.

Пятьдесят легионеров (Квинт все же не стал брать всех) вышли из ворот и быстрым шагом двинулись по северной дороге. В сумерки. В спину неслась брань Лонгина, обещавшего над каждым предателем сотворить изощренное насилие.

«Сам себя трахни, урод».

Квинт посмотрел на лица солдат — бледны, напряжены. Все понимают, что произошло. Вообще-то, им наказание не грозит, они выполняют приказ непосредственного начальника, но все же страх есть: как оно там повернется? Только Юпитер ведает.

— Шире шаг!

Квинт почти бежал. Он еще не знал, что бежит прочь от привычного уклада жизни, наполнявшего смыслом все его существование в последние восемь лет. Прочь от ежедневной солдатской рутины, легионных лагерей, похожих на муравейники, крепостей, переходов, бесконечной стройки дорог — всего того, что призвано расширять и преумножать жизненное пространство его родины. Ему посчастливилось родиться римлянином, не каким-то фракийцем, но именно ради них, косматых варваров, пускающих ему стрелы в спину, он готов был отказаться от всего того, что составляло его мир. Единственный из возможных, другого он просто не знал. Почему?

Остановись он сейчас, задумайся об этом — не ответил бы. Опомнись, Квинт Север, что ты творишь?!

— Шире шаг!

…Мертвые руки Инстея Айсо, самнита…

…Маленький копошащийся сверток среди горы трупов…

Ишь ты, жалостливый какой нарисовался! Ну, давай, Квинт, спасай немытых варваров, которые убили Марка! Если уж мерить зло, так ты вспомни римских граждан на колах перед воротами Гераклеи!

«Помню. Шире шаг, ребята. Быстрее. Все я помню».

 

— Смерть ждешь? Нет, я не убить тебя. Кожу вывернуть. Анадеро[3]. Понимаешь? Скажешь все.

Варвар молчал, нагнув голову, глаза жгли ненавистью.

Осторий ждал недолго, повернулся к одному из своих людей.

— Давай ее.

Двое скордисков подтащили упирающуюся женщину, поставили на колени перед пожилым дарданом привязанным к бревну, которое было заготовлено для распила на дрова и лежало на козлах. Осторий поднес к горлу женщины широкий кривой нож и, мешая греческие слова с фракийскими, коих успел нахвататься за время службы в войске наместника, спросил.

— Думаешь, старый? Биос ануо. Надо умирать уже?

Варвар, глядя в расширившиеся от ужаса глаза женщины, прохрипел:

— Я принес клятву… Не вредить римлянам… Я не нарушал ее…

— Просмено аллотрио айнос[4], — Осторий вытащил из-под подбородка женщины нож.

Кровь брызнула в лицо старика, тот закричал и рванулся. Безуспешно.

— Еще тащи, — сказал префект кельту.

— Я не знаю, кто они и где! Волчье ты семя! Я не лгу!

Скордиски поставили перед варваром новую жертву, совсем еще девчонку, зареванную, бледную, в располосованном платье, дрожащую от холода и страха.

— Не тронь! Я скажу!

— Я весь превращался в уши, — оскалился Осторий.

— Девчонку отпусти…

— Я ждал другой речь.

Девушка вскрикнула и дернулась. Из-под ножа побежала вниз темная струйка, уносящая жизнь.

— Я скажу, будь ты проклят, скажу все! Не тронь ее!

— Говори.

— Это Лангар! Тарабост Лангар! — старик заторопился, тяжело дыша и сбиваясь на кашель, не отрывая безумного взора от мечущихся глаз девушки.

— Нет быстро, — поморщился префект, — не понимаю.

— Воины тарабоста Лангара были здесь. Заезжали в село. Муки выменять на дичину.

— Сколько их?

— Трое было.

— Ночлег давал?

— Нет… Они бьют римлян… Я поклялся…

— Хорошо. Где искать?

— Я не знаю.

Девушка захрипела.

— Не знаю! — в отчаянии заорал варвар.

Осторий толкнул девушку к старику, она судорожно вцепилась в его разорванную рубаху. Голова ее запрокинулась назад, из горла хлестала кровь.

— Не знаю… Я не знаю, — шептал старик, в ужасе глядя в стекленеющие глаза.

Девушка медленно сползала на землю.

Осторий повернулся к одному из людей Асдулы, стоявшему за спиной со скрещенными на груди руками, и сказал на латыни:

— Сжечь все.

Варвар не двинулся с места и даже бровью не повел.

— Ты глухой или слов человеческих не понимаешь, скотина тупая? Анайто! Зажигай!

Через несколько минут деревня полыхала. Старик, привязанный к бревну, истошно выл. Этот налет стоил Осторию десяти человек: не получив ответов на свои вопросы, префект принялся резать варваров, но те не хотели подыхать, как овцы. Скордиски и переметнувшиеся дарданы перебили мужчин, заплатив за это жизнью каждого пятого. Потери взбесили Остория, но одного человека дважды не убьешь.

Дальше что? Осторий не узнал ничего нового. Неуловимый ублюдок Лангар терроризирует округу. Сюда приходило трое варваров из его отряда. Значит, остальные поблизости? Не обязательно. Коматы валят на Лангара все без исключения убийства римлян. Сами придумали или разбойник так велел? Не важно. Но далеко не все нападения дело его рук. Префект ясно видел, что Лангар стал молнией, от которой разгорается лесной пожар. Все больше варваров бросают свои дома и бегут в горы, чтобы истреблять римлян. Скифская война.

Нет, совсем необязательно мертвецов подбросили люди Лангара. На обоз Лонгина так и не клюнули. Значит их совсем мало.

Ладно, чего метаться, на ночь глядя. Надо передохнуть. Осторий взглянул на предводителя людей Асдулы.

— Эй, как там тебя… Козинта, идем в Браддаву.

 

Север поднял руку, приказывая остановиться.

— Тихо, — Квинт даже повернулся вполоборота, вслушиваясь в ночь, — кажется, всадники.

— Приближаются, — согласно кивнул Барбат, — вот только кто? Осторий или варвары?

— Варвары Остория, — оскалился Авл.

«Проклятье, неужели не успели?»

Из-за поворота доносилось конское фырканье и чавканье дорожной грязи.

Луна спряталась за тучами, но с тьмой продолжали бороться несколько факелов в руках солдат. Вздрагивающее пламя обдавало лицо жаром.

«Увидят огонь».

Квинт быстро огляделся. Справа от дороги тянулась длинная яма, почти овраг. Центурион отдал факел Авлу.

— Всем, кроме Авла, огонь затушить, а ты спускайся в яму и держи факел ближе к земле, чтобы не видно было. Всем рассредоточиться по кустам вдоль дороги. Без приказа не нападать, может это люди Остория.

Сказать «наши» язык не повернулся.

Солдат повиновался. Никто не спросил, зачем один факел оставили, всем и так понятно: затушить легко, а зажги-ка их снова.

Легионеры спрятались за деревьями и скользкими ото мха гранитными валунами, что во множестве громоздились вдоль дороги и в глубине горного леса.

Хлюпанье копыт в вязкой жиже становилось все отчетливее. Север поудобнее перехватил древко пилума. Он уже видел всадников. Они ехали шагом, неторопливо. Сколько их всего? Впереди двое с факелами освещали путь, и дальше угадывалось несколько огней.

Щеки Севера коснулось что-то влажное. Снежинка. Еще одна. И еще. Бывает так: только что обволакивающий всепроникающим холодом воздух был чист и прозрачен, как вдруг, в одночасье, из ниоткуда соткались мириады крупных мокрых хлопьев, словно над головами кто-то вспорол набитый снегом мешок. Не объявляя войны, зима начала вторжение. Вернее, повторила попытку.

Лица, одежда и снаряжение всадников различались скверно, но вроде бы… Квинт прищурился. Не блестят в рыжем рваном свете факелов кольчуги, на головах всадников войлочные шапки, плащи с фракийскими узорами…

Злой Фракиец. Все-таки он. Ну что же, по крайней мере, не Осторий. Как вести себя с префектом, если тот уже спалил деревню, Квинт так и не придумал.

Север медлил с сигналом к атаке, всадников оказалось довольно много и центурион уже начал сомневаться в своих силах. Неизвестно, чем бы это могло закончиться, но один из варваров вдруг как-то странно дернулся и, раскинув руки, выронив щит, полетел с коня.

— Давай! — заорал Квинт и метнул пилум.

Крики и конское ржание взорвали ночь. Лошади вставали на дыбы и падали, давя седоков, пораженные копьями римлян. Несколько варваров, спасаясь, не разбирая дороги, рванули галопом вперед, но наткнулись на стену щитов, стоптать которую не смогли. Факелы падали в грязь и гасли. Всадники, сбившись в кучу, что-то орали на незнакомом языке, рубили тьму мечами, отмахиваясь от невидимого врага.

Пустив в ход пилумы, римляне высыпали на дорогу и атаковали колонну в плотном строю. Варвары попытались прорваться, некоторые бросились врассыпную, натыкаясь на массивные еловые лапы и хлесткие нагие ветки придорожных кустов. Всадники гнали коней на римские щиты и рубили, направо, налево, почти не видя врага за плотнеющей на глазах снежной завесой.

Легионерам приходилось не легче. Внезапность принесла плоды, но молниеносной победы не получилось. Солдаты увязли, начали нести потери. Кому в образовавшейся свалке приходилось тяжелее? Конному или пешему? Тьма, снег, огненные росчерки факелов, рубящих ночь. Лошадиный храп, крики со всех сторон, ни слова не разобрать. Каша.

Многие варвары уже бились пешими. Квинт дрался спина к спине с Кезоном, ветераном, помнившим войну с Югуртой. Просто махал мечом наудачу и каким-то чудом умудрялся подставлять щит под вражеские клинки. Он уже успел съездить массивным яблоком рукояти по зубам одному из своих солдат, не разобравшему, кто перед ним.

Слева, справа, отбить щитом, выпад, снова на щит, ударить с колена, взмах, опять слева, на щит.

— Ах-р!

Тяжелый скутум трещит, едва не рассыпаясь в руках. Чья-то брызжущая слюной рожа.

— Н-на!

Булькающий хрип за спиной.

— Кезон, держись!

Быстрый взгляд назад. Клинок, летящий в спину. Пригнуться! Кезон стоит на коленях, заваливается на бок.

Удар краем щита в голову сбил Севера с ног. В глазах потемнело, Квинт упал лицом в грязь, но не потерял сознания. В трех шагах от центуриона какой-то варвар ловко отбивался сразу от нескольких легионеров, орудуя длинным клинком и факелом, зажатым в левой руке. Гудящее пламя чертило замысловатые фигуры, на краткие мгновения выхватывая из тьмы лица людей. Падая, Квинт выпустил щит и, пытаясь подняться, наткнулся рукой на труп в кольчуге, лежащий в луже спиной кверху. Между лопатками торчала стрела. Стрела? Откуда? Кто здесь мог стрелять? Точно не его люди. Варвары? В своих? Не мудрено, вообще-то, в таком месиве… Север перевернул тело, подтянул ближе, пытаясь в рваных бликах пламени различить черты лица и первое, что ему бросилось в глаза — длинные висячие усы.

Скордиск!

«Это не дарданы! Осторий, твою мать, оглоблю тебе в жопу! Это же он там, с факелом, шлем с гребнем, кованый мускульный нагрудник! Где были мои глаза?! Но кто же стрелял? У моих нет ни одного лука!»

— Осторий, — заорал Квинт, срывая голос, — остановись!

Рядом грохнулось тело, плеснув во все стороны грязью, кувыркнулось через голову и вскочило. Какое живучее. Квинт поднялся на колено, и едва не опрокинулся навзничь, извернувшись всем телом. Кельтский клинок на длину ладони не долетел до шеи Севера. Быстрым ответным выпадом, центурион отправил варвара-ауксиллария к праотцам.

Осторий дрался один против четверых и… одолевал. Квинт провел ладонью по лицу, стирая липкий снег, моргнул пару раз, а Осторий за это время успел уменьшить число своих противников. Теперь только трое. Вообще, ряды сражающихся с обеих сторон изрядно поредели, по крикам судя, и заметно уменьшившейся толкотне на дороге. Вот только не понять, кто побеждает.

— Префект, остановись! — закричал Север, понимая, что это бесполезно.

Осторий стремительно перемещался, не давая своим противникам нападать всем вместе. Они бестолково наскакивали на него, мешая друг другу, а его клинок метался с быстротой жалящей змеи. Вздох, взмах, всхлип. Второй легионер, пораженный в живот, согнулся пополам. Север заскрипел зубами: одним из двух схватившихся в префектом легионеров оказался Барбат. Он что-то кричал. Очевидно, тоже призывал Остория прекратить бой. Безрезультатно.

Квинт вскочил на ноги, рванулся на помощь, но столкнулся с очередным скордиском. Тот, нечленораздельно вопя, размахивал щитом, который держал двумя руками за край. Квинт отшагнул в сторону, сделал короткий и точный выпад, всадив клинок до середины в грудь варвара, оттолкнул нежелающее падать тело, бросил взгляд на Остория и в отчаянии закричал:

— Луций!

В то же мгновение префект прикончил последнего своего противника. Барбат стоял, прислонившись к мокрому, лишенному коры стволу мертвой сосны и, сползая на землю, смотрел невидящим взором в пустоту.

— А-а-а!

Квинт бросился к префекту, не глядя раскидал оказавшихся на пути скордисков.

— Так это ты, сучара?! — взревел Осторий, узнав Севера и отразив удар, в который тот вложил всю переполнявшую его ненависть, — сдохни, ублюдок!

Одной ненавистью мастерство не пересилишь: правое бедро центуриона обожгла холодная сталь.

— Катись… — взмах, лязг, — к Орку!

Брызги крови. Чьей? Нет боли, вообще нет никаких чувств, только ненависть. Лязг, взмах. Шаг вперед. А, пятишься, тварь!

Закругленный кончик кельтского меча вспорол кольчугу на правом боку центуриона, а через мгновение едва не рассек ему шею. Квинт отшатнулся, уклоняясь от очередного удара, и упал на спину.

— Командир! — голос Авла, откуда-то из-за спины, — держись!

Осторий, уже занесший меч над поверженным центурионом, вынужден был отступить: на него опять насели сразу несколько легионеров.

Квинт, морщась от боли, приподнялся на локте и вдруг, как перуном Юпитера пораженный, вздрогнул. Выползшая из-за туч луна осветила тусклым серебром фигуру всадника, дравшегося с двумя легионерами. Всадник рубил ромфайей, а за спиной его висело нечто, напоминающее…

Северу кровь залила глаза, он снова закричал. Страшно, дико. В этом крике уже не осталось ничего человеческого. За спиной конного варвара висел гастрафет Марка.

Злой Фракиец расправился с легионерами, поворотил коня. Огляделся по сторонам, высматривая новых врагов. На мгновение замер, посмотрев на Квинта, потом толкнул пятками бока жеребца и помчался прочь.

Север, позабыв обо всем на свете, не видя более Остория и бьющихся с ним легионеров, не замечая собственных ран, бросился следом. Боковым зрением увидел коня, смирно стоящего над телом мертвого ауксиллария и одним прыжком взлетел ему на спину.

— Пошел!

Он не видел дороги, по которой летел галопом, рискуя свернуть шею и себе и жеребцу. Ветки хлестали по лицу, рассекая кожу до крови, он не замечал и их. Фракиец был не один, к нему присоединилось еще несколько всадников, но Квинт окончательно утратил способность трезво мыслить, без остатка отдавшись во власть всепоглощающей ненависти.

— Стой!

Сколько длилась безумная скачка, он не знал. Конь храпел под ним, но Север, всегда заботливый и внимательный к лошадям, и ухом не вел.

 

…Край какого-то оврага. Все вокруг белым-бело. Снег облепил ветви деревьев, укрыл землю вязким ковром. Он светился еле-еле, словно пытался преумножить бледное сияние луны, краешек которой отпихивал прочь от себя темно-серые косматые клочья облаков.

Воин с гастрафетом за спиной повернул коня.

— Тестим, стой! — крикнул один из всадников.

— Он же один!

Взмах ромфайи. Короткий опережающий выпад.

Север хищно оскалился. Сочлись. Ты отмщен, Марк.

Время остановилось.

Воин, недоуменно уставившись на рану, сползал с конской спины на снег.

— Тестим!

Еще один всадник вскинул лук. Квинт натянул поводья, поднимая коня на дыбы. Загудела тетива. Стрела не летела — плыла среди замерших в воздухе снежинок, так и не достигших земли. Ребенок играючи увернулся бы, да вот только мышцы, словно свинцом налились.

Летящая смерть угодила в капкан бесконечного круга мгновений, царства застывшего времени, но, рассекая его стальным отточенным острием, неумолимо продолжала свой путь. Сердце словно чья-то жестокая рука сжала. Жеребец Квинта вздыбился и заржал, пронзительно, жалобно: выпущенная с десяти шагов стрела вонзилась в его грудь на треть длины древка. Конь переступил задними ногами на самом краю обрыва и, не удержавшись, сорвался вниз, ломая кусты.

 


 

[1] Сирикс — ложе.

 

 

[2] Диостра — ползун.

 

 

[3] Анадеро (греч.) — «сдирать кожу, вывернуть наизнанку, рассказывать до конца».

 

 

[4] «Я ждал другую речь» (греч.).

 

 

  • 2 / Солнечный песок / Редькин Александр
  • Роберт Фрост «Остановка в лесу снежным вечером» / Лонгмоб "Истории под новогодней ёлкой" / Капелька
  • Артемка / Вад Thronde
  • Рассказ "МодифАтом" в стихотворении / Уна Ирина
  • Олимпиада 2010 / В созвездии Пегаса / Михайлова Наталья
  • Фаталисту / Дневниковая запись / Сатин Георгий
  • Посмотри мне в глаза. / Сборник стихов. / Ivin Marcuss
  • Отважные дети (6+) / "Зимняя сказка - 2013" - ЗАВЕРШЁННЫЙ КОНКУРС / Анакина Анна
  • Переброди кровь... / Раин Макс
  • Темы для разговоров / «LevelUp — 2016» - ЗАВЕРШЁННЫЙ КОНКУРС / Лена Лентяйка
  • Просто / БЛОКНОТ ПТИЦЕЛОВА  Сад камней / Птицелов Фрагорийский

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль