4

— И что, вас снабдили деньгами за красивые глаза? — спросил Лидон.

— Может и так, — без тени улыбки ответил Аристид, — но, думаю, скорее всего, Эвдор тряхнул своих старых должников.

— Скорее всего?

— Он не делился подробностями дела.

— Это какие же у него были должники, что вот так запросто денег хватило на судно?

— Не сразу и не запросто. Эвдор встретил старого знакомца, с которым прежде вел совместное дело.

— Такого же разбойного?

— Ну что ты заладил, почтеннейший? — поморщился Аристид, — торговца вином. Некоего Филиппа из Истрии. У того дела шли неважно, он попал в большие убытки, часть команды разбежалась, он даже не мог покинуть остров.

— И тут ему несказанно повезло, — усмехнулся Лидон.

— Именно так, — серьезно кивнул Аристид, сделав вид, что сарказм не заметил, — повезло. И команда пополнилась. За нами еще несколько человек увязались из безработных моряков.

— Стало быть, вы нанялись к этому Филиппу? — уточнил Лидон.

— Примерно так, — уклончиво ответил Аристид.

— А недавно ты сказал, будто корабль вы купили.

— Ловишь на слове, уважаемый? — улыбнулся Пьяница.

— Ну что ты, конечно же нет, — протянул Тиберий с ехидной ухмылкой, — но сию непонятность все же разъясни. Дабы я проникся к тебе еще большим доверием.

— Это несложно, — ответил Аристид, — Эвдор выкупил долю в навклерии. Равную часть. То есть, мы как бы и корабль купили, но не совсем. Вроде как составили эту… как там, по-вашему? Коллегию. Да, торговую коллегию.

— На деньги, выбитые из должников?

— Филипп и сам был ему должен.

— Что-то я смотрю, вашему Эвдору кто только не должен, — проворчал Тиберий, — не потому ли его постарались убрать туда, откуда не возвращаются?

Аристид молча развел руками.

— Ладно, складно звонишь. Надеюсь, твои слова подтвердят другие.

— А как же, — после недолгой паузы ответил Аристид.

Ждать пришлось долго. Гундосый весь извелся и Аристиду даже пришлось рявкнуть на него (подобное Пьянице было несвойственно), чтобы перестал ныть.

Они второй час качались на волнах в паре стадий от берега на своей протекающей посудине и изрядно нервничали. Было с чего — совсем недавно неподалеку прошла триера.

— Родосцы, — сказал Аристид, — красная роза на парусе.

Патрульные на их суденышко внимания не обратили, еще не хватало отвлекаться на рыбаков. Ну не пираты же там, в самом деле? Так близко от города, на такой утлой лоханке, среди бела дня, когда в море не протолкнуться от кораблей морской стражи…

Триера удалилась на запад, а еще через некоторое время Гундосый увидел приближающееся с востока судно.

— Вроде идет.

— «Меланиппа?» — уточнил Аристид.

Гундосый отчаянно щурился.

— Да, она самая.

— Все под рогожу. Пошевеливайтесь. Гундосый, ты куда полез? Забыл? Мы с тобой тонем.

Одноухий Акаст, спрятавшись под рогожу, шевелил рулевым веслом, словно рыбьим хвостом и судно худо-бедно сопротивлялось волнам. Эвбеец Телесфор невозмутимо пробовал пальцем острие меча, а сириец Датамихр что-то беззвучно бормотал. Не иначе — молитву. Остальные молчали.

К ним действительно приближалась «Меланиппа». На борту ее, как позже узнал Аристид, в это время происходило следующее:

— Тонут, что-ли? — высказал предположение один из матросов Филиппа, глядя на двух рыбаков, отчаянно машущих руками. Их небольшое беспалубное суденышко сидело в воде так низко, что уже и борта было непросто разглядеть.

— Поможем? — спросил Эвдор.

Костяшки его пальцев, сжимающие рукояти рулевых весел, побелели от напряжения.

— Нет, — отрезал купец, — некогда.

— Потонут ведь.

— Сами виноваты, пусть рыбу за борт выкидывают. Вон сколько наловили, по самые борта.

— Где рыба-то? — спросил один из матросов.

— Да вон, видишь, рогожами укрыта.

— Потонут, — уверенно сказал проревс-впередсмотрящий.

— До берега недалеко, доплывут.

— Лоханку жалко. И улов пропадет. По миру люди пойдут.

— Я что, — огрызнулся купец, — всех страждущих обязан одарить своей добротой? Потонут — сами дураки. Еще от Родоса не отошли, а то один остановит, то другой…

Полчаса назад их догнала патрульная триера. Ничего подозрительного родосцы не нашли и проследовали прежним курсом, но бесцеремонный досмотр совершенно вывел купца из душевного равновесия.

Утром Филипп восхищенно цокал языком, глядя, как Эвдор лихо вел акат по запруженной большими и малыми судами Торговой гавани. Тогда он радовался ценному приобретению, ныне же внезапная сердобольность нового кормчего купца раздражала.

К Филиппу нанялись четверо. Одного из них, именем Дракил, кормчий отрекомендовал, как опытного проревса. Двое поступили в команду гребцами. Сейчас они отдыхали — «Меланиппа» шла под парусами с попутным ветром. Мрачный сириец Фраат сел играть в кости с дугими гребцами. Четвертый из новичков, Койон, сидел на палубе рядом с Дракилом и от нечего делать наматывал вокруг левой руки канат.

Суда между тем, повинуясь воле Эвдора совершенно сблизились.

— Помогите! — закричал один из «рыбаков», — тонем!

Филипп, наконец, обратил внимание на то, что кормчий правит к рыбакам по собственной инициативе.

— В сторону! В сторону отваливай! Чего ты к ним прицепился? Левее уходи!

Второй «рыбак» бросил на «Меланиппу» конец каната, а Койон машинально его поймал. Один из матросов двинулся к Койону по банкам для гребцов, соединявшим борта аката вместо палубы, настеленной лишь на носу и корме.

— Бросай его, чего схватил?

Койон проигнорировал его слова, подтягивая рыбаков к акату.

— Ты, как там тебя, придурок? Бросай канат! Хозяин не велел помогать им!

Проходя мимо Фраата, матрос неожиданно споткнулся и упал, разразившись бранью. Филипп бросился к Эвдору.

— Кормчий, ты что, оглох?! В сторону давай!

Эвдор рванул рукояти, заваливая судно вправо, по направлению к «рыбакам». Последовал глухой удар, от которого многие на акате потеряли равновесие. «Рыбаки», напротив, несмотря на то, что их лоханка, казалось, вот-вот пойдет ко дну, словно ждали столкновения.

Аристид, как кошка, взлетел на борт «Меланиппы», вцепившись в хитон одного из матросов. Рывок, и тот полетел в воду. Мгновением позже на борту оказался и второй «рыбак», которому помог забраться Койон.

Сириец приложил сразу двоих гребцов об скамьи, одним прыжком оказался возле мачты, у подножия которой на специальной стойке висели несколько перевязей с мечами. Фраат выхватил из ножен клинок и полоснул им еще одного гребца по животу. Тот жутко заорал, вцепившись в края раны, и упал на колени. Филипп попытался отпихнуть Эвдора, но как-то безвольно обмяк и сполз на кормовую палубу, привалившись к борту.

Еще не все на «Меланиппе» успели сообразить, что происходит, как рогожи, укрывавшие рыбачье судно, полетели прочь и полтора десятка пиратов, прятавшихся под ними, с ревом устремились на борт аката.

Аристид и Гундосый, первыми перебравшиеся на «Меланиппу», уже вовсю рубили матросов мечами. Те, очнувшись от оцепенения, бросились к оружию. На носу Дракил проломил голову одному из них рукоятью якорного ворота, ударил второго, тот увернулся и вцепился критянину в горло. Сириец безнаказанно зарубил двоих, но теперь бился с дюжим гребцом, успевшим вооружиться. Другого гребца Койон, напав сзади, душил толстым канатом, но противник ему попался сильный, ловкий и сумел вывернуться. Они упали, Койон треснулся затылком о край банки и потерял сознание. Эвдор, бросивший рулевые весла, ловко перехватил вооруженную мечом руку помощника Филиппа и вывернул ее так, что хрустнул локтевой сустав. Помощник взвыл. Эвдор подхватил меч, выпавший из разжавшихся пальцев, и рубанул следующего противника.

Изначально матросов «Меланиппы» было больше, чем пиратов, но те, за счет внезапности, в первые мгновения боя успели существенно сократить численность противника и теперь склонили чашу весов в свою пользу. Бой продолжался совсем недолго. Еще остававшиеся в живых матросы и гребцы, быстро осознав, что смерть уже дышит им в затылок, попрыгали за борт. Здоровяка-северянина, теснившего Фраата и легко ранившего его в бедро, убил Аристид ударом в спину.

Вскоре все было кончено. Дракил спихнул с себя неподвижное тело и вытер узкий кинжал об полу хитона убитого. Матрос со вспоротым животом корчился под ногами и выл, пытаясь засунуть внутрь выпадающие кишки. Гундосый прикончил его, после чего наклонился над Койоном, похлопал его по щекам. Тот промычал нечто нечленораздельное, мотнул башкой и разлепил веки. Гундосый помог ему сесть. Сбежавшие матросы плыли в сторону берега, некоторые из пиратов свистели и улюлюкали им в след.

Аристид прошел на корму, направляясь к белому, как мел Филиппу, все еще неподвижно сидящему у борта.

— Нет, — протянул руку раскрытой ладонью вперед Эвдор, — не трогай его.

Пьяница хмыкнул, но отступил в сторону. Подошел Дракил.

— Что ты собираешься делать с ним? — спросил критянин.

Фраат красноречиво провел большим пальцем у горла и цокнул языком.

— Нет, — повторил Эвдор, — пусть живет.

— Сдался он тебе, — хмыкнул Дракил.

Аристид присел рядом с Филиппом на корточки и внимательно посмотрел на него.

— Не жилец. По любому, — вынес вердикт пират, — так плакался о своей тяжкой доле у Посидея, а тут такой удар. Посадим его в нашу лоханку, а Эвдор? Все равно нам не нужна. У нас теперь какая лошадка есть!

Аристид похлопал ладонью по красной от крови кормовой палубе «Меланиппы». Дракил хохотнул.

— Дай ему, Аристид, пару амфор его кислятины, пусть на Делосе толкнет! Вдруг, снова поднимется?

Филипп молчал, сжав зубы.

— Помогите ему, — сказал кормчий.

Двое пиратов из тех, что присоединились к команде на Родосе стараниями Трифены, подняли Филиппа и помогли ему перейти на рыбацкое судно, которое все еще болталось возле аката, сцепленное с ним канатом. Купец не сопротивлялся и не говорил ни слова, но шел еле-еле, ноги не держали. Пираты оттолкнули посудину шестом. Эвдор подошел к борту.

— Ты неплохой человек, Филипп, хоть и собирался бросить несчастных рыбаков на произвол судьбы, — сказал кормчий, — жаль, что тебе так не повезло. Но ты слишком легковерен, для купца. Такое отличное судно, как «Меланиппа», не для растяпы, подобного тебе. Я бы даже отдал тебе твои амфоры, но ведь не продашь…

— Будьте вы прокляты, ублюдки! — прорыдал купец.

— Не беспокойся, — невозмутимо ответил Аристид, — мы уже прокляты. Всеми богами. Утешься тем, что пираты долго не живут. Но перед тем как отдать концы, мы на твоей лошадке немного погуляем.

— Да чтоб вы все упились моим вином и потонули в собственной блевотине, проклятые!

— А вот это вряд-ли, — усмехнулся Эвдор, — лично у меня другие планы.

— Давай, лови своих «дельфинов», пока не разбежались, — крикнул Дракил и, сунув два пальца в рот, засвистел.

«Меланиппа» удалялась, уходя на северо-восток, против ветра на веслах, с убранными парусами.

— Вены вскроет, — предположил Койон, работая веслом.

— Повесится, — возразил Гундосый, сидевший сзади.

— Заклад? — спросил Койон.

— Как пгавегишь?

— Ну да…

Теперь их было восемнадцать. При захвате судна трое погибли и уже отправились на корм рыбам, вместе с покойниками из числа команды Филиппа. Никто особенно не сожалел. Эти люди присоединились на Родосе и еще не были крепко спаяны с командой Эвдора. Обычные бродяги, еле сводившие концы с концами и ухватившиеся за возможность нажиться морским разбоем. Ни боевых навыков, ни хорошего оружия, смерть в первой же драке — так кончали очень многие из тех, кто стремился пополнить ряды алифоров[1]. Но в желающих сделать этот столь опасный промысел своим образом жизни, никогда не было недостатка.

Их знали под разными именами: сицилийцы, иллирийцы, киликийцы, но принадлежность к какому-либо народу среди них чисто условна. Эллины, любители все раскладывать по полочкам, позабыв про свою обычную дотошность, не мудрствуя, распространили дурную славу морских разбойников на всех обитателей тех частей мира, где алифоры процветали.

Обширный берег, тянущийся от Ликии на восток на четыре с лишним тысячи стадий[1], до Антиохии-на-Оронте, претендовавшей на звание крупнейшего города мира, после Рима и Александрии Египетской, именовался Пиратским. Страна, которой этот берег принадлежал, именуемая Киликией, считалась пиратским гнездом, а все киликийцы — разбойники. Вот он еще только до чеки тележной дорос, а уже будущий пират, потому что киликиец. Кто-нибудь видел честного киликийца? Правильно, не бывает честных киликийцев. Три худших слова в греческом языке есть на букву «К» — каппадокиец, критянин и киликиец.

Отчасти так и было, но, как и все в этом мире, раскрашенном отнюдь не в одни только черные и белые цвета, лишь отчасти. Нацию Пиратского берега уже столетия составляли не одни лишь родившиеся здесь, но многие пришлые, люди без родины, объединенные общим делом, которое в их глазах было источником пропитания не хуже мирного земледелия или скотоводства, разве что более опасным. Они носили имена сотни разноязыких племен, но объединяющим языком был греческий, давший им, помимо прочего, и общее название — алифоры.

Такая сомнительная честь досталась Киликии, конечно не случайно. Издревле здесь проходил один из главнейших торговых путей, из Египта и Финикии в Элладу. Где овцы, там и волки, а кое-кто из овец при определенной удаче и сам был не прочь показать клыки, ограбив более беззащитного собрата.

Море бурлило жизнью. Дельфины-белобочки, вечные спутники кораблей, легко обгоняя медленно ползущую «Меланиппу», весело выпрыгивали из воды, в прозрачной толще которой виднелись темные спинки тунцов, частых спутников дельфиньих стай. Над волнами носились крикливые чайки, ссорящиеся из-за добычи. Солнце, висящее в ослепительно-голубом небе, отражаясь в миллионах мягких зеркал, слепило глаза любому, кто рисковал бросить взгляд на сверкающую дорожку.

В проливе между Родосом и Ликией все лето дули этесии, северные сухие ветры. Морякам это было прекрасно известно и всякий, кто шел этим путем, стремился держаться ближе к малоазийскому берегу, прикрываясь им от неудобных ветров, как щитом. Знал об этой особенности пролива и Эвдор, но не только это вынуждало его держаться северного берега: родосская триера, остановившая «Меланиппу», была не единственным кораблем Морской стражи, на который можно нарваться в этих водах, а еще можно встетить корабли Ласфена или киликийцев, которые не погнушаются сожрать собрата. На фоне крутых берегов Ликии акат менее заметен, а встречаться с кем бы то ни было, в данный момент пиратам не с руки.

Несколько торговых парусников прошли навстречу, чуть кренясь на левый борт, с туго натянутыми парусами, наполненными встречно-боковым ветром. Хотя кое у кого из алифоров, окрыленных успехом и ослепленных жадностью, уже вовсю чесались руки, Эвдор совсем не собирался грабить кого бы то ни было прямо сейчас. В дымке на горизонте то и дело проявлялись длинные низкие силуэты боевых кораблей и Дракил, обладавший самым острым зрением, влезал на мачту, стараясь получше их рассмотреть. Нанявшийся к Филиппу впередсмотрящим, критянин продолжал играть эту роль. Эвдор правил, остальные сидели на веслах, которых как раз хватило на всех.

Круто зарываясь носом в волны, «Меланиппа» шла вперед, а всех пиратов шилом в заднице мучил один и тот же вопрос: «А что же дальше?» Первым его высказал Койон, продолжая ворочать веслом:

— Дальше-то что, Эвдор? В Коракесион[1] идем?

— Далековато, — прикинул Аристид.

— Нет, — коротко ответил Эвдор.

— Почему?

— А что там делать?

— Как что? Ты что, один охотиться будешь?

— Да.

— Совсем из ума выжил? Сосчитай, сколько нас!

— Я умею считать, Койон.

— Да ну? И много ты добычи возьмешь с такой командой, а? Пару рыбаков ограбишь?

— Людей еще наберем, охотники всегда найдутся.

— Ну, так и я о том же! Идем в Коракесион.

— Что тебя туда так тянет, Койон?

— К Зеникету он хочет, под крылышко, — сказал Аристид.

— Да! — важно заявил Койон, — хочу к Зеникету. Он человек уважаемый. И кораблей у него немало. Пристанем к нему, всегда будем в доле, всегда в выигрыше. Зеникета и Ласфен боится, и Эргин. Все боятся. А если в одиночку, сгинем без толку.

— Сомневаюсь, чтобы Волк кого-то боялся, — возразил Дракил.

— А чего он с римлянами связался?

— Из страха, да, — покивал Дракил.

— Чтобы Зеникета боялся Эргин — давняя мечта самого Зеникета, — сказал Эвдор.

— Да вы… — задохнулся от возмущения Койон, — да сам Митридат его равным считает!

— Эдо во бдогом пгавда, — подал голос Гундосый, — Зедикед, почти цагь. У дего людей и когаблей — уйма.

— Скажи еще, Зеникет почти бог, равный Посейдону, — усмехнулся Эвдор.

— Я слышал, что он обосновался сейчас вовсе не в Коракесионе, — задумчиво сказал Аристид, глядя на горные пики Ликии, — а на горе Феникунт. Там теперь его резиденция. Сидит себе на вершине, орел наш, и все море до Кипра, как на ладони.

— Я тоже это слышал, — сказал Дракил.

— Эдо какой глаз дада ибеть! — позавидовал Гундосый.

— А я слышал, что он в Корике, — сказал один из новичков, но на его слова не обратили внимания.

— Феникунт называют Ликийским Олимпом! — запальчиво выкрикнул Койон.

— А ты угадал, Эвдор, — усмехнулся Аристид, — он, похоже, считает себя богом. Ты, Койон, думаешь, что надо держаться поближе к богам? Уж они-то не обидят. Ты ведь ходил раньше под Зеникетом? Помогло тебе его божественное провидение рудников избежать?

Койон, набычившись, замолчал.

— Так ты не ответил, Эвдор, — напомнил критянин, — что ты собираешься делать. Мутный ты какой-то.

— Да я прозрачен, как вода за бортом, — не согласился кормчий, — глянь, если не веришь, дно видать. Разве я вас в чем-то обманул? Все, как говорил, так и вышло!

— Ну да, — кивнул Дракил, — только я не помню, чтобы ты хоть раз сказал, что дальше будем делать, когда разживемся кораблем.

— Честными купцами станем. Богатыми и толстыми. На фракийском вине разбогатеем. Вон его сколько.

— Все шутишь…

— А что, кто-то не догадывался, чем мы займемся?

— Ну, возможны разные пути… — протянул Аристид.

— Например? — раздраженно спросил критянин.

— Например, сделаться навархом[1] Митридата.

Эвдор сверкнул на щеголя глазами.

— Кишка не лопнет? — хохотнул Койон.

— Как боги присудят, — Аристид пристально глядел в глаза кормчего.

Тот взгляд выдержал.

— Если кто и станет навархом Митридата, так это Эргин. Я — птица куда меньшего полета.

— Ой, ли? — усомнился Аристид.

— Вы что, серьезно? — глаза Койона расширились от удивления, — с этой лоханкой и двумя десятками бойцов?

— С каких это пор «Меланиппа» сделалась лоханкой? — обиделся Аристид, — да, не гемиолия, так то для начала. Сдается мне, наш друг весьма не прост.

— Ответь на вопрос, Эвдор, — упрямо повторил Дракил.

— Хорошо, — согласился кормчий, — отвечу. Идем в Патару. Поближе, чем Коракесион, в котором делать нечего. Людей в Патаре наберем. А вот, что дальше… Не знаю.

— Как это, не знаешь? — удивился Дракил.

— Так. Не знаю. Как говорит Аристид: «Возможны разные пути».

Сириец, молчавший весь разговор, мрачно усмехнулся, бросив взгляд на Аристида, который сидел на одной с ним банке и греб веслом противоположного борта.

— Значит, правда?

— В чем?

— Ты служишь Митридату.

— Чем плоха служба Митридату? — уклонился от прямого ответ Эвдор.

— Думаю, ничем, — согласился Аристид, — я просто люблю ясность.

— А чем плохо ходить под Зеникетом? — спросил Койон.

— Тем, что Митридат — великий царь. А Зеникет — самозванец. И есть другие причины…

Фраат смачно сплюнул за борт.

— Беду накличешь, варвар, — злобно зашипел на него Дракил, — Посейдон не простит!

— Плевал я на вашего Посейдона, — пролаял сириец.

Критянин рванулся к нему, сжав кулаки, но Гундосый, поймал его за ногу, бросив при этом весло. Критянин упал, а весло Гундосого скользнуло в воду, ударилось о другие, и поломала весь стройный темп гребли. Акат ощутимо повело в сторону.

— По местам все! — рявкнул кормчий.

Пираты, кроме Аристида и Фраата, вздрогнули и быстро восстановили ритм.

— Идем в Патару. Там набираем команду, — тоном, не терпящим возражений, отчеканил кормчий, — а дальше, как я скажу, так и будет. Скажу, купцов грабить — примемся грабить. Скажу, за Митридата воевать — станем воевать. В любом случае тот, кто пойдет за мной, в накладе не останется. А кто не хочет, пусть валит на все четыре стороны. К Зеникету или куда там еще…

— А почему это кто-то пусть валит? — сквозь зубы процедил критянин, — это уже твой личный корабль? Ты один его взял?

— Да! — с вызовом бросил Эвдор, — это мой корабль. Нужно будет, возьму гемиолию! А пока на этом вот…

— Много жизни себе намерил, — спокойно констатировал Аристид.

— Кто-то хочет оспорить? — кормчий оглядел команду, задержав взгляд на критянине и щеголе.

Первый отвел взгляд. Его в любом случае никто не поддержит, он это понимал. Кербер разорви, связался с этими «киликийцами»…

Второй глаз не спрятал.

— Я бы поспорил с тобой, Эвдор. Но не буду. Я просто люблю ясность.

— Я это уже слышал.

— В Патагу, так в Патагу, — сказал Гундосый после недолгого общего молчания, — по бде так одид хъен.

— Значит, вы сделались толстыми и важными виноторговцами, — Лидон сложил пальцы в замок, опершись о подлокотники кресла, — полагаю, раз дела пошли в гору, а на вино спрос оказался плохим, вы покинули Родос?

— Совершенно верно, — кивнул Аристид.

— И куда, позволь полюбопытствовать, направились?

— В Патару.

— Куда? — переспросил Тиберий, — что это за место?

— Ну-у, — Аристид изобразил крайнюю степень удивления, — я уж думал, ты, уважаемый Тиберий, осведомлен обо всем на свете.

— Жаль разочаровать тебя, почтенный Эномай, но это, к сожалению, не так, что меня невероятно огорчает. И где находится эта Патара?

— В Ликии.

— В Ликии? — поднял бровь Лидон, — сдается мне, вы направились прямиком в пиратское…

— Гнездо, — закончил Аристид, — да-да, именно так.

— И ты так спокойно говоришь об этом? — Лидон посмотрел на подследственного, чуть повернув голову вбок и скосив глаза.

— Ну да. А что тут такого? Или ты хочешь сказать, что дела с пиратами меня самого превращают в пирата? Мы ведь не грабили корабли, не захватывали для выкупа людей.

— И какие же дела вы там вели?

— Какие еще мы могли вести там дела, если судно забито амфорами с вином? Продавали его, конечно!

— Логично, — усмехнулся Лидон, — а почему, собственно, там?

— Потому что там можно было навариться. А в других местах нельзя. На Родосе уже были, а Делос разорен Митридатом. В Элладе война, в Вифинии и Эолии война. На островах цены сбили хиосцы, а мы, как ты помнишь, везли дешевую кислятину. Ну и куда с ней?

— Н-да. Убедительно излагаешь, — согласился следователь, — и дальше что?

— Ну а что дальше? Удивляешь ты меня, почтеннейший, прямо такие прописные истины приходится тебе рассказывать… Толкнули товар, взяли другой да и дернули восвояси.

— Это какой другой? — подался вперед Лидон, — полагаю, в пиратских городках загрузиться можно только награбленным добром и рабами. Для перевозки рабов ваша посудина слишком мала.

— Теперь скупку краденного шьешь? — оскалился Аристид, — ай, нехорошо!

— Я как-нибудь сам решу, что хорошо, а что плохо.

— Не занимались мы этим. Эвдор сговорился с одним человеком, коего следовало срочно отвести в одно место. Он заплатил хорошие деньги. Окупившие затраты на путешествие с лихвой.

— Что за человек?

Аристид выдержал театральную паузу, явно наслаждаясь моментом, и со снисходительной улыбкой ответил:

— Некий римлянин.

— Римлянин? — не смог сдержать удивления Лидон.

— Ага.

— Что римлянин делал в этом осином гнезде?

— Ну, уж я не знаю. Хотя, сдается мне, то был лазутчик.

— Почему ты так решил, уважаемый?

— Потому что отвезти его надо было не в какое-то определенное место, а к Луцию Лукуллу, корабли которого стояли на Родосе в наше там пребывание, но после ушли на другие острова. Отыскался Лукулл на Косе.

Лидон недоверчиво покачал головой.

— Ты говоришь невероятные вещи. Предлагаешь поверить, что ты и твоя братия оказывали услуги Риму. Чем можешь это доказать?

— Спроси у Лукулла, — предложил Аристид.

— Мы оба прекрасно знаем, что это сейчас невозможно, — фыркнул Тиберий, — я надеюсь услышать что-то более весомое.

— Ну, уж извини, почтеннейший. Расписки от того римлянина у меня не сохранилось. Но ты можешь спросить моих людей, бывал ли на борту «Меланиппы» некий римлянин и где мы его высадили. Спроси, и убедишься, что я не лгу. Даже эта критская свинья, которая поет тебе, что мы пираты, подтвердит. Римлянин был, высадили его на Косе.

Лидон некоторое время молчал, покусывая нижнюю губу.

— Как его звали?

— Понятия не имею, — ответил Аристид, — такие не называют имен. Надеюсь, ты не станешь расспрашивать меня, что он делал в Патаре?

— Не стану, — задумчиво проговорил Лидон, разглядывая свои пальцы.

В эту минуту Тит Варий втолкнул в палатку Квинта.

— Что случилось? — спросил Тиберий, удивленно подняв глаза на центуриона.

— Что случилось?! — прорычал Дециан, — этот ублюдок устроил драку, почти сумел освободиться!

— Даже так? — поднял бровь следователь.

— Он может, — усмехнулся Аристид, покосившись на Севера.

— Разговорчики! — прогремел Дециан.

— Тит, уведи его, — попросил Лидон.

— Кого из них?

— Обоих уведи. Я пока не стану допрашивать фракийца. Мне нужно кое-что осмыслить.

— И куда их посадить? Опять привязать к телеге? Одну уже разломали.

Лидон поморщился.

— Тит, не приставай ко мне со всякой ерундой. Это твое дело, содержать задержанных. Думаю, сам догадаешься, что в клетку к остальным их сажать нельзя.

Тит Варий, бранясь семиэтажно, вытащил Квинта за локоть из палатки, следом солдаты увели Аристида.

Лидон сел за стол и сжал виски пальцами. Он практически не сомневался, что Эномай лжет, привык доверять своей интуиции, благодаря которой слыл одним из лучших сыскарей в Городе, но поймать «купца» на противоречиях пока не мог.

«Спроси любого, был ли римлянин и где мы его высадили…»

Неужели они успели продумать легенду в таких деталях? Конечно, он спросит. Что-то подсказывало Лидону — Эномай балансирует на лезвии бритвы. Достаточно малейшего толчка и он полетит вниз. Но как его подтолкнуть?

Что же, чем запутаннее дело, тем интереснее.

[1] Алифор — в древнегреческом языке синоним слова «пират».