5

Подумать ему не дали. Минуты не прошло, как снаружи палатки раздался радостный крик Дециана:

— Ха! Вы посмотрите, кого сюда ветром принесло! Квадригарий, дружище! Какими судьбами здесь?

Лидон поднял голову, встал и выглянул наружу. Дециан обнимался с не слишком высоким, но широкоплечим человеком лет пятидесяти. Его коротко стриженные седые волосы резко контрастировали с загорелой почти дочерна кожей и производили странное впечатление. Вроде серебряный шлем на голове. На самом деле шлема, конечно, не было, но когда Дециан, наконец, отстранился, стало видно, что на человеке по имени Квадригарий надета кольчуга. На груди его красовалось восемь серебряных фалер, благодаря которым в нем с высокой долей вероятности можно было определить центуриона[1]. Один из легионеров вел к коновязи смирную гнедую кобылку, на которой, судя по всему, центурион и приехал.

— Ты зачем железку нацепил? — спросил Дециан, — у нас тут тихо, как на кладбище.

— А Серторий?

— Дал деру, только пятки засверкали.

— Ну вот, — притворно огорчился Квадригарий, — а мы вам, бездельникам, подкрепление привели.

— Подкрепление? — удивился Дециан, отступил на шаг, оглядев Квадригария с головы до ног, — это ты, что ли, «подкрепление»?

— Вторая когорта из легиона Луция Базилла. Уже на подходе. Я вперед прискакал.

— Один?

— Нет, конечно. С одной турмой[2]. Возле ворот ребята ждут.

Дециан посерьезнел.

— Как тебя впустили в лагерь?

— Я назвал пароль.

— Откуда ты его узнал? — вытаращился Тит Варий.

— А я и не знал, — хихикнул Квадригарий, — угадал с третьего раза. Ваши трибуны не отличаются оригинальностью. Ну что это за пафосная хрень — «Любимец Венеры»? Сулла в тысяче миль отсюда. Не оценит.

Дециан крякнул с досады. Пароль ежедневно должен был выдавать тессерариям[3] дежурный трибун. Двое сопливых юнцов, оставшиеся в лагере, действительно по данной части не блистали остроумием.

— Погоди-ка… Ты стоял перед часовыми, угадывал пароль, и они тебя пропустили? Бошки поотрываю тупым баранам…

— Не сердись на них, — хохотнул Квадригарий, — я там немножко пошумел, метал громы и молнии…

— Поотрываю бошки тупым трусливым баранам, — уточнил Дециан, — а если бы это были серторианцы? Почему мне вообще ничего не известно о том, что к нам отправили еще одну когорту?

— Зато мне известно, — сказал Лидон и кивнул Квадригарию, — привет, Марк.

— Тебе? — оторопело повернулся к Тиберию Дециан.

— Ну да. Чему удивляешься? — Лидон снова посмотрел на Квадригария и спросил, — Марк, в сообщении было сказано, что старшим в этой когорте назначен трибун.

— Да, Клавдий на марше, послал меня вперед. Я опережаю его на один переход.

— То есть он сегодня уже не появится? — спросил Дециан.

Квадригарий вдруг поморщился, покосился на Севера с Аристидом (те вместе с шестью охранниками до сих пор торчали здесь), причем на Квинта глядел особенно долго, слегка нахмурившись.

— Это кто такие?

— Не обращай внимания, — сказал Дециан, — пойманные пираты, мы их допрашиваем.

Квадригарий посмотрел на Лидона, тот усмехнулся и развел руками. Тит Варий спохватился и рявкнул:

— Ну, чего встали?! Увести их!

Легионеры словно очнулись от оцепенения и поспешили исполнить приказ. Когда пленных увели, Квадригарий кашлянул.

— Н-да… Похоже, Серторий действительно сбежал от вас дальше края света, раз вы так расслабились. Охрана пропускает, секретные сведения арестованным пиратам выбалтывают прямо возле претория… Будь здесь Сулла, я даже не берусь угадать, чью голову оторвали бы раньше, тех олухов у ворот, или твою, Тит.

— Это ты, значит, так проверил дисциплину? — набычился Дециан.

— Ладно, успокойся. Ничего я не проверял. Пойдем лучше, выпьем за встречу.

— Марк, ты же сам только что ратовал за дисциплину в лагере, — насмешливо напомнил Лидон.

— А-а… — махнул рукой Квадригарий, — завтра Клавдий вас всех построит, он назначен заместителем Луска.

— Да, нам сообщили, — подтвердил Лидон, посмотрел на Тита Вария и усмехнулся, — а вот тебе, как-то забыли. Видать решили, что докладывать об этом всем центурионам не обязательно.

Дециан хмыкнул, всем своим видом изображая, что ему на это наплевать. Потом почесал переносицу и спросил:

— Клавдий… Это который Клавдий?

— Гай Клавдий Глабр, — Лидон опередил с ответом Квадригария, — из рода Клавдиев Пульхров.

— Глабр? — переспросил Дециан.

— Знаешь его?

— Да что-то слышал краем уха.

— Я служил с ним бок о бок в Митридатову войну, — сказал Квадригарий, — и на фракийцев вместе ходили под знаменами Базилла…

Марк вдруг замолчал и посмотрел в сторону, куда увели Квинта с Аристидом.

— Кстати, к вопросу о фракийцах… Где-то эту рожу я раньше видел…

— Чью? — спросил Лидон.

— Да фракийца же. Не могу вспомнить, где…

— Уверен? — навострил уши Тиберий.

— Да нет… Смутное какое-то ощущение.

Приметной шапки на Квинте в тот момент уже не было, слетела в драке и никто, естественно, не удосужился поднять. Более ничего в облике Севера, не позволяло с точностью определить его происхождение. Вроде бы варвар, но фракиец ли? Совсем не обязательно. Тем сильнее заинтересовали Лидона слова Марка Квадригария.

— А с чего ты взял, будто это фракиец?

— Да ни с чего. Говорю же — смутно знакомая рожа. И Фракия почему-то вспомнилась.

— Ты, видать, во Фракии не одного фракийца видел, — глубокомысленно изрек Дециан.

Квадригарий рассмеялся, провел ладонью по лицу.

— Ты лучше про Глабра расскажи, — попросил Тит Варий, — каков он?

— Толковый парень. Засиделся в трибунах. Уже четыре года, как мог бы стать квестором, да мы все то в Греции торчим, то марианцев по Италии гоняем. Теперь вот и в Испанию занесло. Ну, ничего, скоро додавим эту гниду.

— Кстати, о марианцах… — Дециан легонько толкнул Марка кулаком в плечо, — ты, небось, и у Коллинских ворот дрался?

— Ну да, — принял гордую позу Квадригарий.

— Расскажи!

— А что? — удивился Марк, — тут никто не рассказал?

— Да как-то все бегом да мимоходом. Луск всех подгонял, некогда было языками чесать. А я жажду кровавых подробностей! Вообще, нам немедленно надо выпить!

— Тит… — укоризненно покачал головой Лидон.

— Да ладно… Я столько лет не видел старого друга! Придет Глабр, вытянемся по струнке, а сегодня наш день.

— Хорошая мысль, — поддержал Квадригарий, — но надо сначала моих ребят разместить. Надо определить, где ставить палатки, с провиантом решить…

— Все решим, — отмахнулся Дециан, — сейчас младших свистну. Тебе бы в баню надо, Марк.

— В баню? — почесал затылок Квадригарий, — это верно. Пропотеть, как следует, грязь соскрести. Чтобы раб толковый мышцы размял… Мотаемся по лагерям, день тут, день там, сарай с печкой некогда соорудить. Так скоро вши заведутся. Вы что, тут уже настоящую баню построили?

— В городе есть, — сказал Лидон.

— Хорошая?

— Неплохая, — уклончиво хмыкнул Тиберий.

— Он там еще не был, — хохотнул Дециан, — мы же все тут недавно. Не меньше твоего грязью заросли.

— Эх… Помню, в конце Союзнической, вошли мы в Помпеи, там я побывал в Стабиевых Банях, — мечтательно пропел Квадригарий, — вот это заведение! Целый квартал занимает. Все выложено мрамором, мозаика, статуи кругом. Даже палестра греческая есть!

— Значит, решено, — заявил Дециан, — Тиберий, ты с нами?

— Работы много, — покачал головой Лидон.

— Этих голодранцев опять будешь трясти? У тебя еще голова не опухла от их болтовни? С нами пойдешь. Знать ничего не хочу.

Жалование центуриона-примипила превышало солдатское в двадцать раз. Дециан получал чуть меньше, но и этих денег вполне хватило бы, чтобы регулярно посещать далеко не самые захудалые бани Тарракона.

Для посетителей здесь были созданы все удобства. В «холодном зале», фригидарии, бассейн с чистой проточной водой. В «теплом зале», тепидарии, стояли ложа, столики для игры в латрункули[4] и других подобных развлечений, рабы-массажисты всегда к услугам. Здесь пили некрепкое вино с медом, вели беседы. В банях покрупнее, особенно в помянутых Квадригарием знаменитых Стабиевых, что в Помпеях, посетители развлекались борьбой, поднятием тяжестей, играли в мяч. Последняя забава была особенно любима римлянами. Они считали ее одним из лучших средств для «борьбы со старостью».

Дециан и Квадригарий, прежде чем идти греться, разогнали кровь по жилам, постучав деревянными мечами. Лидон ограничился ролью зрителя.

— Размяк ты без драки, Тит, — насмешливо заявил Квадригарий, в третий раз выбив у Дециана меч и приставив кончик своей деревяшки к горлу друга, — скоро совсем превратишься в квашню. А ведь я старше тебя.

— Ну да… — проворчал Тит Варий, — я скоро забуду, когда последний раз меч из ножен доставал, все больше нерадивых бездельников палкой охаживаю. А ты, смотрю, бодр, как юноша.

— Еще бы, — приосанился Квадригарий, — ни Митридат, ни фракийцы, ни марианцы с самнитами, не давали крови застояться.

— Ладно, пошли погреемся.

Они прошли в кальдарий, «горячий зал». Здесь стоял такой жар, что человек уже через минуту обливался потом. Рабы и тут продолжали прислуживать, скребками счищая с хозяйских тел пот с грязью, масло, втертое в кожу сильными руками массажистов. Мнение рабов, не тяжело ли им, никто не спрашивал.

Половину кальдария занимала ванна с горячей водой, куда друзья и залезли. В другом конце стоял большой медный таз, в который из бронзовой трубы непрерывно лилась вода. Под потолком несколько маленьких окон для освещения и выпуска пара. Обогревался кальдарий горячим воздухом с помощью системы труб.

— Расскажи о Коллинской битве, — попросил Лидон.

Говорить в кальдарии непросто, но Марк не стал отказываться. В тепидарии было слишком много народу, а здесь сейчас они оказались одни.

— Ты же в Риме был в тот день.

— Был, — подтвердил Тиберий, — но внутри, а не снаружи. Мы с Титом, конечно, наслышаны о битве не от одного десятка людей, но мечтаем услышать твой рассказ.

— Почему именно мой?

— Ты же наш друг. Твой рассказ вдвойне ценен.

— Ну что сказать… — почесал затылок Квадригарий, немного помолчав, — страшное это было дело… Пожалуй, страшнее Орхомена, где конная лава Архелая смела наши ряды. Тоже, поди уже, слышали? Мы, значит, копаем ров, чтобы как раз атаке конницы воспрепятствовать, а хитрый каппадокиец просек и решил упредить. Вломили нам, мало не показалось… Если бы не Сулла…

— Я слышал разное о том деле, — осторожно заметил Лидон, — говорили, будто бы панику и бегство остановил Луций Базилл?

— Нет, — уверенно мотнул головой Квадригарий, — я сам видел Суллу в первых рядах с Орлом в руках.

— Он действительно кричал, что вы предали своего императора[5]?

— Не знаю. Кричал что-то. Все там что-то кричали. Жуткая была свалка…

Квадригарий немного помолчал, вытер со лба испарину и сказал:

— А вот под стенами Города никто не кричал. Ни мы, ни самниты. Все шли молча. Понимали — впереди противник, которого не напугать. А когда уже вертелась сеча, просто рычали, как звери. Но никто не кричал.

Он отпил из чаши, которую притащил в кальдарий, и теперь покачивал двумя пальцами, свесив руку над краем ванны, покатал во рту темно-красное терпкое испанское вино.

— Базилл и Гортензий обиделись было, что Сулла поставил их на левом крыле, а правое, почетное, отдал Крассу, который всю Митридатову войну просидел в какой-то дыре и вот теперь вылез почти на все готовенькое. Но вскоре им стало не до обиды, — Квадригарий снова вытер лоб и добавил еле слышно, — да, не до обиды… Сулла начал строить легионы прямо с марша. В качестве отдыха приказал соорудить лагерь. Шутник.

Марк невесело усмехнулся. Лидон и Дециан молчали.

— Манлий Торкват и Долабелла уговаривали его подождать, но он не внял. Солнце уже клонилось к закату, когда началась сеча. Против Красса встали марианцы, остатки консульской армии. Марк Лициний их уделал, разве что не одной левой. А против нас — самниты с луканами. Понтий Телезин и Марк Лампоний. Эти дрались так, словно их подгонял сам Орк. Мой опцион погиб в первые минуты после столкновения. Под Херонеей, Орхоменом — ни царапины. Как и во время фракийского похода, когда варвары половину моей центурии положили ударами из засад. А тут… Сразу же…

Марк невидящим взором смотрел прямо перед собой.

— Кому суждено повиснуть на кресте — не утонет, — мрачно вставил Дециан.

— Я думал, эти ублюдки никогда не сдохнут. На место каждого убитого немедленно заступал другой. С такой же оскаленной рожей. Мне казалось, что они не мечами и копьями убивают. Ненависть обратилась сталью в их руках. Понтийцы дрались совсем не так. Не было в них такой злой воли, что напрочь искореняет страх. Самниты не щадили себя. Я видел, как один совсем молодой рвал зубами горло легионеру в двух шагах от меня.

Квадригарий посмотрел на собеседников.

— Не фигура речи. Действительно рвал. Зубами. Меня оглушили ударом по шлему, и я ползал на карачках, пытаясь встать. Мысль билась: «сейчас, вот сейчас… в спину, пока беспомощен». Пронесло. Знаешь, почему?

— Почему? — спросил Дециан.

— Потому что там никто не видел ничего вокруг. Солнце село и всю ночь друг друга резали едва не вслепую. Полная луна в небе, факелы то тут, то там рвут тьму в клочья, и чужие горящие глаза прямо перед тобой. Звериный оскал. А удалось свалить, тут же следующий на его место. Как уберег печень от самнитского копья — до сих пор удивляюсь.

— Сейчас рассказывают, что Сулла явился с правого крыла и спас вас всех.

— Явился, да, — усмехнулся Квадригарий, — такой весь в белом, на белой лошади, с золотой статуэткой Аполлона в руках. Рассказывали, сам не видел… Никого он не остановил тогда. Не получилось, как при Орхомене. Уже из моей центурии парни побежали, мои люди, мною выученные. Я подумал — все, конец. Только когда они поняли, что ворота Города закрыты и бежать некуда, сзади стена, спереди самниты, тогда взяли себя в руки. Вот тогда мы и переломили хребет Телезину.

Квадригарий помолчал немного, разглядывая свои ладони. Потом негромко добавил:

— Ну и Красс, конечно, помог. Когда опрокинул марианцев и зашел самнитам в тыл.

— Я слышал, когда после битвы нашли труп Понтия Телезина, у него на лице застыла маска, более подобающая не побежденному, но победителю, — задумчиво сказал Лидон.

— Не знаю, не видел. Может, брешут для красного словца. Хотя по правде, Телезин в тот раз умудрился выпить нашей крови едва ли не больше, чем за всю Союзническую. Почти ведь выполнил свое обещание «вырубить лес, где живут волки…»

— До него другие хорошо напились, — вставил Дециан, — он ведь встал во главе самнитов, когда всех остальных вождей перебили.

— Не всех, — возразил Лидон, — Папий Мутил еще жив. Я слышал, он бежал в Нолу.

Во время Союзнической войны самнит Гай Папий Мутил был провозглашен одним из консулов государства Италия, но из-за многих неудач остался в стороне от похода самнитов и луканов на Рим, где их армию, объединившуюся с марианцами, разбил Сулла в миле от Коллинских ворот Города. Эта вспышка всеиталийской войны против римлян, оказалась, хотя и чрезвычайно кровавой, но слишком краткой, и грозила сделаться последней. Мутил заперся в Ноле. Сил сопротивляться у него не было, об этом все знали, потому Дециан пренебрежительно хмыкнул:

— Видать Сулла сейчас слишком занят, чтобы прихлопнуть эту полузадушенную мышь. Хотя для этого даже когти выпускать не нужно.

— О да, — усмехнулся Квадригарий, — Сулла очень занят. По правде сказать, даже я содрогнулся, а ведь думал, что меня уже ничем не проймешь. Я готов последовать за Луцием Корнелием хоть к Орку в пасть. И так каждый ветеран, кто помнит его с залитым кровью Орлом под Орхоменом. Но такой резни мы не ожидали…

— Кто-то возмутился? — спросил Дециан.

— Конечно, нет, — вместо Марка ответил Тиберий, — скорее наоборот. Вот пока в Городе сидели марианцы, я продолжал ловить себе фальшивомонетчиков. Когда одним из преторов был Марк Гратидиан, он особенно сему предприятию способствовал. Простой люд его боготворил. Он, как родственник Мария, естественно, оказался в самом первом проскрипционном списке. Его зарезал Сергий Катилина. Поочередно выколол глаза, отрезал уши, вырвал язык и отрубил руки. А знаете, в честь чего Катилина проявил столь завидное рвение и выдумку? Он ведь прежде не состоял с покойным ни в каких терках.

— В честь чего? — спросил Квадригарий, коего перечисление членовредительства не впечатлило.

— Отработал разрешение Суллы включить в проскрипции собственного брата, который вообще не имел никакого отношения к марианцам. Луций Сергий наследовал его имущество, проливая горючие слезы по невинно убиенному. А ты говоришь, не ожидали… Кое-кто только этого и ждал. Я, Марк, как ты знаешь, много общаюсь с разными людьми. Так вот, иной раз их таковыми назвать язык не поворачивается.

— Ты, Тиберий, все же общаешься со всякой придонной мутью.

— Я тебя уверяю, наверху не чище, — усмехнулся Лидон.

Квадригарий повел плечами, потянулся.

— Ладно. К вопросу о чистоте. Полагаю, пора освежиться.

Он вышел из кальдария к холодному бассейну, накинув на бедра полотенце (нагота всегда смущала римлян, и даже общение с греками не смогло в полной мере изменить этого отношения). Когда с довольным уханьем погрузился в прохладную воду, пробасил так громко, что слышно было во всех помещениях бани:

— Хор-р-рошо-о! Даже самое лучшее вино так голову не прочищает!

— Вино наоборот ее туманит, — проворчал Лидон.

Дециан и Квадригарий напились крепко и на утро ожидаемо оказались скорбны головой. Лидон никогда сверх меры не бражничал и сохранил ясность мысли. Его очень заинтересовало «узнавание» Квадригарием фракийца, потому первым на допрос он затребовал именно Спартака. Хотя и разговор с Аристидом прервал на довольно интересном месте, да и прочих пиратов необходимо было время от времени потряхивать, дабы соблюдать правила игры и не возбуждать излишних мыслеброжений в их головах, выделяя кого-то одного.

Когда Спартака ввели, у того зуб на зуб не попадал, а ноги подгибались. Очередная ночь в холоде и неудобной позе давали о себе знать недвусмысленно. Лидон поморщился, подумав, что этак они перестараются с «маринованием клиента». Как бы ноги не протянул раньше времени.

Солдаты подсунули под фракийца табурет, на который он приземлился, как мешок с… Ну не важно с чем.

Лидон некоторое время молча разглядывал подследственного, которого трясло мелкой дрожью. Потом встал из-за стола, взял с сундука, стоявшего в углу палатки, темно-красный шерстяной плащ-сагум. Набросил на Спартака.

— С чего… Вдруг… Такая… Милость? — отбил тот зубами замысловатую дробь на греческом.

На лице Лидона не дрогнула ни одна морщинка. Он продолжал молча разглядывать фракийца.

— Ну… Говори… Уже… Чего… Нибудь, — не выдержал Спартак и согнулся в кашле.

Лидон покачал головой и, наконец, сказал утвердительным тоном:

— Ты присоединился к Эвдору много позже остальных. Они сбились в ватагу еще в Аттике, а ты пристал потом. Когда и где?

Спартак посмотрел на Тиберия исподлобья, но ничего не ответил. Лидон внимательно наблюдал, как фракиец воспринял его слова. Молчание Спартака выходило весьма красноречивым. Тиберий по глазам видел смятение, охватившее подследственного. Привычное зрелище. Однако фракиец держал удар превосходно.

— Полагаю… Про свинец можно… Не рассказывать? — поинтересовался Спартак.

Он постепенно приходил в себя, и речь становилась более связной.

— Правильно полагаешь, — улыбнулся Лидон, — расскажи лучше про другие дела.

— Про какие?

— Про разбойные, разумеется, — мягко подсказал корникуларий.

— Мы пирата знаменита, грабим вилла и корбита[6], — на ломаной латыни рассеянно пробормотал Спартак, — огорчу тебя, уважаемый. Мы разбойными делами не занимаемся. Нету за нами таких грехов. И везли мы все-таки свинец из Нового Карфагена.

Лидон печально покачал головой.

— Нехорошо запираться и обманывать. Твои товарищи поступили иначе.

— Что, прям-таки во всем сознались?

— Именно.

— Вот ведь, — хмыкнул фракиец, — а казались такими приличными людьми… Я, как, наверное, тебе рассказали, с этой компанией недавно. Чем они прежде промышляли, мне не ведомо. Если и было что-то нехорошее, то за этим не ко мне.

Лидон поджал губы. Выдумать какое-нибудь «признание, сделанное товарищами» он не мог, слишком велика вероятность попасть пальцем в небо и фракиец поймет, что римлянин блефует. Фактов для обвинения все еще недоставало. Ладно, зайдем с другого конца.

— Твой народ трудно назвать морским. Что же тебя понесло в море?

— Думаю, тебя не устроит ответ, что я жил на побережье, среди далматов? — спросил Спартак.

— Верно думаешь. Мы еще в первый день выяснили, что на их языке ты не говоришь. Так что лучше не ври.

— Боюсь, история будет неинтересной и короткой. Мою жену похитили римские разбойники и продали в рабство. Я отправился ее искать и в Диррахии поднялся на борт «Меланиппы». Добрался до Сиракуз, потом до Остии. Рыскал по невольничьим рынкам. Жену не нашел. Жить не на что. Остался на «Меланиппе» гребцом.

— Сиракузы, Остия… Не туда тебя понесло. Самые большие рабские рынки на востоке — Делос и Родос. Да и компания твоя — почти все из тех краев. Как-то совсем нелогично, что мы взяли вас на западе.

— Ну, для пиратов на востоке, может быть и раздолье, а для честных купцов сейчас безопаснее именно на западе. Вот и ходим возле берегов Испании. Я бы и рад отправиться на восток, да, видать, поздно уже. Много времени прошло. Собственно вот и вся история.

— Римские разбойники, — насмешливо протянул Лидон, — во Фракии?

— Именно так.

— Ладно. А что скажешь про гемиолию?

— Называется «Актеоном», принадлежит Эвдору.

— Знаешь, что такие суда любят киликийские пираты?

— Знаю.

— И как объяснишь? что ею владеет честный купец.

— Никак. Не интересовался. На «Меланиппе» ко мне с расспросами не лезли, меня устраивало, вот и платил тем же. Так что лучше Эномая спрашивай. Они с Эвдором компаньоны. Ходят то вместе, то порознь. Вместе безопаснее.

— Разве компаньон Эвдора не Филипп из Истрии? — спросил Лидон.

— Не знаю такого, — спокойно и не задумываясь, ответил Спартак.

— Не знаешь? — переспросил Тиберий.

— Нет.

— Хорошо, — Лидон покусал верхнюю губу.

Он встал и прошелся по палатке. Пока Тиберий не мог придумать, на чем бы подловить фракийца, вогнать его в смятение, заставить путаться в показаниях и противоречить словам Дракила и Эномая. Четко говорит, как от зубов отлетает. Нет, столь подробную легенду сходу сочинить крайне сложно. Даже за два-три-четыре часа погони. Стало быть, изрядная доля их слов — чистая правда. Дальше где-то недоговорки и ложь. Вот только пока не видно, где. Н-да. Крепкий орешек. Дециан, конечно, вызвался бы сейчас «провести работу», но Лидон ясно видел, что толку не будет. Этот парень две ночи просидел в условиях весьма неприятных, но не поплыл, как и Эномай, хотя выглядит совсем неважно. Тиберий был слугой закона и относился к нему с уважением. Нет, он не отличался мягкосердечием и вполне мог выбить из человека показания вместе с зубами, но для этого ему требовались хоть какие-то зацепки. Хотя бы минимальная уверенность в виновности подследственного. Здесь ее не было. Истязанием свидетелей, чем грешили некоторые дознаватели, Лидон никогда не занимался. Считал это ниже своего достоинства, ведь бьют, когда ума не хватило обойтись без крайностей. А Тиберий слишком гордился своими заслугами в распутывании дел одной «изящной игрой ума», без применения мордобоя.

«Если они все будут твердить одно и то же, и не найдем никакой зацепки, придется отпустить. Закон есть закон».

При первом взгляде на фракийца Тиберий подумал, что тот будет упорно молчать, но Спартак уста не замкнул. Говорит. А кто говорит, тот рано или поздно нужное скажет. Надо только правильные вопросы задавать. О чем бы его спросить?

— Ты, я смотрю, очень любил свою жену? Не всякий решится на подобное путешествие, не зная, где искать. Верно, женщина она необыкновенная?

Спартак взглянул на Лидона насмешливо, но ничего не сказал.

— Не хочешь говорить о ней?

Спартак молчал.

— Ну что же ты? Только что так охотно говорил, не запирался…

Фракиец по-прежнему не издавал ни звука.

— Ладно, не хочешь про жену, давай поговорим про твоих товарищей. Расскажи, как они приняли тебя.

— Расспрашивай их сам, — ответил Спартак, — мне тебе больше сказать нечего.

Так Тиберий от него ничего и не добился. От уговоров и убеждений перешел к угрозам, но фракийца они не впечатлили. Он сидел с отстраненным выражением лица и молчал.

— Ладно, Орк с тобой, — махнул рукой Лидон и вызвал стражу, — отведите его на место.

Когда Спартак выходил из палатки, корникуларий сказал ему в спину:

— Но это не последняя наша встреча.

Фракиец головы не повернул.

Лидон вызвал к себе одного из опционов и приказал, чтобы тот снабдил задержанных теплыми плащами.

— Не хватало еще, чтобы они тут все слегли в горячке до окончания дознания.

Через некоторое время в преторий заглянул проспавшийся Дециан. Поинтересовался, как идут дела, а когда Лидон пожаловался, что плохо, рассказал о своем предположении относительно фракийца.

— Как-то не очень логично, — покачал головой Лидон, — если честно, не очень верится, что он мог предложить им присоединиться к Серторию для борьбы с сулланцами. Чтобы варвар так хорошо разбирался в наших политических делах? Был бы эллином, еще куда ни шло… По идее, если он ненавидит римлян, то должен бы ненавидеть всех без разбору. К тому же, пиратам-то с того какая выгода?

— Кормление на нетронутых пастбищах, — уверенно заявил Дециан, — по твоим словам, варвар сам заявил, что, мол, купцам спокойнее на западе. Верно. Но где овцы, там скоро будут и волки. А уж «крыша» в лице правителя провинции, который в доле с пиратами…

Дециан не договорил, но Лидону не требовалось объяснений, что сие есть дело обычное. В подобных злоупотреблениях и прежде подозревались наместники Иллирии и Сицилии. Потворство сбыту награбленного, посредничество при выкупе заложников. Да и просто закрывание глаз на деятельность пиратов. Естественно, не бескорыстно. Для римского нобиля в ранге проконсула или пропретора получить провинцию в управление — все равно, что поиметь доступ в полный золота и не имеющий дна сундук.

Ходили разговоры, что некоторые Псы, как часто звали алифоров, не стеснялись заходить в гавань Сиракуз. При свете дня, совершенно не скрываясь. И никто их там не хватал.

Все это Лидон знал, однако с Децианом не согласился.

— Серторий был бы круглым дураком, если бы не понимал, что сиюминутная поддержка киликийцев в будущем выйдет боком. Одно дело грабить провинцию, где ты сидишь временно и совсем другое…

— Но он-то, скорее всего, считает, что не навсегда застрял в Испании, — возразил центурион, — рассчитывает вернуться в Рим.

— Наверняка рассчитывает, — согласился Тиберий, — но в связь с пиратами я все же не очень верю. Как-то это неразумно в нынешних условиях. Он может так восстановить против себя местных, подпустив диких злобных псов к их стадам, даже если эти псы порвут для него пару волчьих глоток. Серторий не дурак, я его знаю.

— А с чего ты решил, будто он с разбойными непременно договорился? Может лесом послал? Шли-то они не за ним, а в противоположную сторону. К тому же, ну кто они для Сертория? Пара сотен рыл на двух лоханках…

— А если это всего лишь посланники от кого-то более сильного? — предположил Лидон, потирая переносицу, — Эномай проговорился, что они ходили в Патару. Если прижатые Лукуллом пираты ищут союзников на западе? Надо бы расспросить нашего афинского друга о киликийских делах. Даже если он и вправду честный купец, то все равно должен быть осведомлен о них неплохо. Если уж даже я, человек совершенно посторонний, кое-что знаю. Давай, тащи его сюда.

[1] Чаще всего с медалями-фалерами на груди изображаются центурионы, но в период Поздней Республики фалеры за храбрость получали и солдаты.

[2] Турма — подразделение легионной конницы, 30 человек.

[3] Тессерарий — должность одного из младших офицеров легиона, в обязанности которого входило проверка постов, информирование часовых о паролях, менявшихся каждый день.

[4] Латрункули — римские шашки.

[5] Император — во время Республики это слово еще не приобрело привычного значения и являлось неофициальным почетным титулом полководца-победителя (от лат. imperare — «командовать»).

[6] Корбита — римский торговый парусник.