Правда.

Когда сознание моё вернулось в тело — меня окружал утренний туман, наряду с сыростью, что всегда приходила после дождя, оставляя специфичный свежий запах. Туман был очень густой, и я с большим трудом разглядывал идущего впереди меня Дона. Даже сквозь густой туман было заметно, как он сутулился, что было для него совсем не характерно. Я посмотрел вокруг себя, и начал очень сильно волноваться.

— Где моя девушка? — задался я вопросом, чувствуя, что сорвал голос той роковой ночью.

Дон резко остановился, дёрнулся, словно его резко пырнули ножом в живот. Затем обернулся, и я увидел непередаваемый ужас в его пустых глазах. Этот страх моментально передался и мне. Волноваться я начал ещё больше.

— Какая, мать твою, девушка? Ты вообще ебанулся? — агрессивно проговорил Дон, и я тут же, по интонации его голоса, я понял, что не в первый раз спрашиваю его об этом.

— Лика. Где Лика? Что ты с ней сделал? Если ты тронул её хоть пальцем..., — сжав уставшую ладонь в кулак, прошипел я.

Дон развернулся на триста шестьдесят градусов, и подошёл ко мне вплотную так, что мы стояли лицом к лицу.

— Ты. Совсем. Ебанулся. — сказал Дон, глядя в мои глаза.

— Как же сложно смотреть в губы, которые никогда не поцелуешь, — засмеявшись сказал я.

Дон тоже издал смешок и, расслабившись, развернулся, словно бы узнав во мне своего.

— Черт возьми, Дон. Но я серьёзно! Где она? Я ведь приехал на её машине, а ещё она мне дала бумажку о наследстве! Я теперь знаю, почему этот Громовой ублюдок хотел нас убить!

— Потому что мы жили на реанимирующей, проклятой земле?

— Отчасти. Ведь он прикидывался сыном той пары, что умерла здесь при пожаре, а на самом деле, их сыном был я. Он боялся, что мы раскроем его план жителям этого села и они восстанут против него, но я, очень не вовремя, потерял свою память, от чего мы и не смогли этим воспользоваться.

— Во всяком случае, с тем мудаком покончено и мне от этого лучше. Сейчас пойдём подлатаем

тачку и уедем отсюда ко всем чертям.

— Я не уеду отсюда без Лики! Она подвезла меня сюда! Я не могу оставить её здесь!

— Твою мать. Ты пришёл сюда пешком. Абсолютно один. А бумага о наследстве была в машине ты сам её забрал к себе перед аварией. Разве ты не помнишь?

Я остановился, поняв, что Дону совсем нет резона мне лгать. Я замолчал, а губы мои показались мне липкими и холодными. Я поднял глаза к небу, и увидел серый туман, который было начал потихоньку рассеиваться. Как бы там оно ни было. Мы всё равно победили Громового Человека и выяснили правду об этой Земле. Но Лика?...

Я вдруг почувствовал, как кто-то взял меня за руку. Это была она. Она, верно смотрящая на меня своими кристально-голубыми глазами. Она была тёплая и настоящая. Я закричал от радости того, что она вернулась.

— Дон! Вот же она! — задрав свою руку и руку своего Ангелочка вверх, завопил я.

Мой друг резко развернулся и взгляд его был холодным и стеклянным.

— Я никого не вижу… — еле-слышно проговорил он, словно бы туман гасил его речь.

— Как не видишь?.. — смотря попеременно то на Лику, то на Дона, говорил я.

— Вот так и не вижу. Ты один. Прекрати этот театр, умоляю. Я очень устал и хочу домой после всего этого Ада. Мы ещё с тобой грязные как свиньи, — умоляющим тоном говорил мой друг.

— Я мертва, дурачок, — проговорила Лика, опустив мою руку и прижавшись ко мне, словно маленький котёнок. Меня, тем временем, словно бы пронзила молния.

Я, шокированный, замолчал, а Дон развернулся, и мы пошли дальше. Туман почти совсем рассеялся, оставив лишь лёгкую дымку. В скором времени мы подошли к машине, а я всё так же не мог открыть свои уста, и отпустить руку Лики.

I'd go to hell and back with you

Stay lost in what we found

Подойдя к машине, я отдёрнул свою руку от её руки, почувствовав в некотором роде омерзение. Достал бумажку о наследстве, щипнул свою руку. Убедился, что не сплю. Сел в машину, но Лика не последовала за мной, оставшись снаружи и смотря на меня, словно бы я был ящеркой, живущей за стеклом в террариуме.

Дон пошаманил над машиной, затем сел в неё сам, и вдавил педаль газа в пол. Лика провожала нас взглядом, не издавая не звука. Ехали мы медленно и всю дорогу молчали. Из-за тёмных туч пробивались нереально яркие лучи солнца, которые ни разу не упали на нашу машину.

Спустя некоторое время мы приехали, а шок до сих пор не отпускал меня из своих цепких рук. Я молча вышел из машины. Мы не попрощались. Правда, когда я уже почти подошёл к своему подъезду, Дон опустил переднее стекло.

— Береги себя, ладно? — крикнул он.

— Хорошо. Надеюсь, что мы с тобой ещё встретимся, — прокричал в ответ я.

А я не мог ему обещать. Я вспомнил, зачем стёр себе память. Я понял, почему Дон её не видит.

Она умерла. Она убила сама себя, потому что я издевался над ней. Но даже смерть не смогла разлучить нас. Настолько сильно она меня любила. А я не мог простить себе того, что сделал с ней. Я не мог простить себя самого. Я не мог смотреть на неё. Я не мог спать с ней. Именно поэтому я заключил договор с Оком и стёр свою память.

Но как бы ты не пытался убежать от своего наказания — оно настигнет тебя с ещё большей силой.

Это была та любовь, которую ты желаешь, и ненавидишь одновременно.

И вот, ты стоишь, а она держит тебя за руку. Ты стоишь и смотришь в лужу и грязь. Но ты видишь там отнюдь не это.

Перед глазами стоят капли крови, что стекают с её запястья. Она лежит в ванной обнажённая, растрёпанная, потерянная, избитая. Но на лице её покой. А на стене ванной комнаты, её же кровью, написано откровение:

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Особенно хорошо запомнилась точка в конце этой фразы. Она была большой и тёмной. Ты вспоминаешь всё это, а Она тем временем берёт твою руку и прикладывает к своему лицу.

— Даже смерть не сможет отнять у меня тебя.

И она мило улыбается в ответ.