Альтернативный эпилог.

Снег отражал ослепляющий свет, исходящий от солнца. Я прогуливался по парку, похоронив в своей памяти дом на выжженной равнине, так как вместо всех тех загадок, что он мне преподнёс — пришла суетливая пора обучаться. Даже несмотря на то, что с тех событий минуло уже более чем полгода, мы с Доном и моей «неживой» девушкой часто вспоминали те времена с непередаваемым энтузиазмом, так как это были самые незабываемые ощущения из всей моей жизни.

Устав бесцельно бродить, я сел на лавочку, под деревом, глядя на то, как снег, густыми, но редкими белыми хлопьями оседает на деревья. Я зачастую любил прогуливаться в одиночку, так как никто не может привести твои мысли в порядок достаточно хорошо, кроме тебя самого. Как ни странно, в этот день, несмотря на то что время уже подходило к вечернему, в парке никого кроме меня не было, но как только в нём начали появляться местные зеваки — я решил отправиться домой, дабы провести свой выходной где-нибудь в месте потеплее.

Но у жизни были совсем другие планы на мой счет в этот день. Даже несмотря на то, что сегодня был мой день рождения.

 Как только я начал выходить из парка — на моё плечо тут же сел черный ворон, на шее которого я тут же заметил швы. Я вздрогнул. А затем вздрогнул ещё более, так как узнал в нём старого знакомого с Выжженной равнины. В клюве его находился конверт. Его мёртвые глаза, покрытые трупной плёнкой, смотрели прямо на меня, а когти мёртво впились в моё плечо.

— КААААААААААААР! — И письмо изо рта Ворона тут же выпало прямо ко мне в руки, а сама птица упорхнула прочь, разжав мои плечи, от чего я тут же почувствовал небывалое облегчение.

На конверте этого письма черной густой краской был нарисован глаз, с красной точкой посередине, что подразумевало собой зрачок. Держа в руках письмо, я обнаружил, что всё же приятно было получать письмо с того света. Я, в предвкушении новых приключений, аккуратно открыл конверт и развернул письмо. Обычная жёлтая бумага, что пахла дымом.

«ТВОЁ РОЖДЕНИЕ ЛОЖНО ЗАСВИДЕТЕЛЬСТВОВАНО», а под текстом, что был начертан большими черными буквами, была фотография, на которой были запечатлены доски, а ещё на самой фотографии, сверху, был подписан адрес: Паланик двадцать три.

Письмо выпало из моих рук прямо на белоснежный снег. Меня охватил шок, хоть я даже ничего и не понял. Одновременно я чувствовал опасения, и одновременно был рад тому, что эта история не была ещё окончена, потому что ещё не все точки над и были расставлены. Загадка, оставленная мне Вороном, была невероятно простой, но что она под самой хранила — был большой вопрос. Вдруг меня впереди ждёт что-то опаснее громового человека? Поэтому я и позвонил Дону.

— Блядь, ты бы ещё в четыре часа утра позвонил, — спросонья замямлил Дон, — Что случилось?

— Уже давно как полдень. Подъезжай к моему дому, возможно, что-то назревает.

— Надеюсь, что в этот раз ты не станешь делать из моей машины металлолом, — оживлённо сказал Дон.

Затем он сбросил трубку, а я медленными шагами начал идти к месту встречи. Мне до сих пор было неловко перед ним за предыдущую машину, но зато теперь он смог купить себе автомобиль порядком лучше, чем предыдущий, к тому же, я выделил ему на это весьма заметную сумму, дабы хоть как-то покрыть перед ним свою вину. Так что, мы всё же были квитами.

Всю дорогу до дома я терялся в воспоминаниях об ушедшем лете.

Не успел я дойти до дома, как мой друг на машине уже сигналил за моей спиной. Не собираясь, я запрыгнул в автомобиль и попросил его отправиться к нашему летнему домику.

Он даже не спросил меня, зачем мы едем туда вновь, а лишь только бросил:

— С днём рождения тебя, дружочек.

Кажется, что по моим лихорадочным глазам он осознал, что возможно, Выжженная равнина откроет сегодня свои новые тайны и их станет порядком меньше.

Я испытывал непередаваемые чувства, наблюдая пейзажи, ведущие к месту нашего назначения, ведь ранее я видел эти дороги только полностью обросшими зеленью, а не такими одинокими и пустынными, но, как ни странно, эти пейзажи всё равно не теряли своего былого очарования и вызывали у меня эстетическое удовольствие. Когда же мы подъехали к дому — я ахнул. Казалось, будто этот дом и строился ради того, чтобы наблюдать за тем, как прекрасно оседают на нём шапки снега. В душе мимолётно представилось, как я поставил бы туда ёлку и зажёг камин.

— Выдвигаемся, — дёрнув ручку двери автомобиля, — бросил Дону я.

Как только я вышел из машины, то мы заметили тёмный силуэт, спешно двигающийся в нашу сторону. Когда силуэт приблизился к нам на достаточное расстояние — то я узнал в нём того старичка, что распивал с нами коньяк перед одной из злополучных и захватывающих ночей, когда я убежал из дома в лес.

У нас завязалась с ним небольшая дружеская беседа. Никаких щекотливых вопросов, хотя я и проглядывал временами в его глазах звериный интерес к дням того лета. Он, как и мы, хотел объяснений. Старик поведал нам о том, что труп старосты так никто и не нашёл, перекопав все развалины того клуба. Староста будто взял и исчез, так же, как и его оставшиеся сообщники, которых можно было пересчитать по пальцам руки. Теперь, новым старостой Равнины стал сам наш знакомый старичок, что, как ни странно, моментально вызвало некий тёплый отпечаток на моей душе. После этого жизнь здесь стала намного счастливее и размереннее, хотя все всё равно обходили этот дом стороной. Больше ничего интересного о Равнине поведать было и нечего.

Мы так и не рассказали цель нашего визита старику, дабы вновь не будоражить местных, что считали нас местными чернокнижниками, а лишь наврали ему о том, что приехали проверить всё ли в порядке с домом. После чего новый староста удалился, а мы с Доном начали откапывать небольшими лопатками снег, что лежал у калитки.

Как только мы закончили, я заметил, что начало смеркаться. Я резким движением дёрнул калитку на себя, и она приоткрылась достаточно, дабы мы смогли пройти дальше. Допрыгнув по сугробам до крыльца, мы оттряхнули обувь и штанины и вошли внутрь дома.

Свет моментально проник внутрь коридора, через щель, и мы увидели нескольких сидящих у крыльца кошек. Они тихо и крепко спали. Этот сон был похож на смертный, но всё же было заметно, как кошки вздымаются вверх и вниз. Даже закрывшаяся дверь не смогла разбудить их. Я зажёг зажигалку, дабы осветить нам дорогу, и чтобы случайно не наступить на один из этих пушистых комочков.

Пушистая армия.

Освещая фотографию, я понял, что она фиксировала деревянный пол в гостиной, в которой мы ранее хранили футляры с оружием. Мы вошли внутрь дома и на нас тут же поднялась груда пыли из-за наших передвижений, забивающая лёгкие и всё окружающее пространство. По всей гостиной, кухне и коридору спали кошки. Истинные хозяева всего и вся.

Задыхаясь, мы прошли дальше, к цели назначения, и когда я узнал то самое место — напольная доска, которая покачивалась, стоило только на неё наступить, то я взял лопату и с лёгкостью приподнял её и отодвинул в сторону. Из-под открывшегося пространства на меня смотрела чернота.

Я с волнением поднёс зажигалку в пустое место и обнаружил там небольших размеров пыльную стальную коробку. Я затрепетал, а Дон с недоумением смотрел на всё это. Не сдержав любопытства, я открыл коробку и обнаружил в ней стопку фотографий. На них был запечатлён маленький я. Правда раньше, я никогда не видел этих фотографий, по крайней мере, их никогда не было у меня дома.

Я всё больше и больше входил в смущение, по мере просмотра этих фотографий. Иногда, в голове вспыхивало нечто яркое, а затем резко потухало вновь. Кажется, что я видел эти пейзажи с фотографий совсем недавно.

Но всё встало на свои места именно тогда, когда я увидел себя маленького на фоне этого самого дома на Выжженной равнине. Величавый двухэтажный кирпичный дом, с ещё растущей вокруг него травой. По бокам от меня стояли мужчина и женщина, словно мать и отец, и я тут же вспомнил, что мои родители погибли в автокатастрофе, как говорили мне бабушка и дедушка, но всё же, я отмахнулся от этой безумной теории, даже не воспроизводя её в своей голове.

После фотографий последовала ещё одна бумага. Это было свидетельство о рождении на моё имя. Ничего особенного я бы и не заметил, если бы фраза: МЕСТО РОЖДЕНИЯ, не была подчеркнута.

И всё же, страшную правду пришлось принять, какой бы безумной она не казалась, ибо в той графе было указанно: Паланик двадцать три.

В этот момент все вопросы об этом месте тут же встали у меня на места.

— Послушай, я ничего не понимаю, — нахмурив брови сказал Дон.

— Я наследник этого проклятого места, — отодвинув бумагу, пролепетал я.

Наступила кромешная тишина. Пылинки летали над пламенем зажигалки, а вокруг нас стояла непроглядная тьма, в которой спали, словно в спячке, мои пушистые друзья. Всё это было моим. И даже земля, оживляющая мертвецов — была моей. И Сикамора охраняла именно меня.

За свидетельством о рождении была ещё одна бумага. Последняя из всей кипы. На ней было нарисовано Око, а снизу была подпись черным корявым почерком: С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ.

Конец.