Полный дом гостей.

Она вела машину, тем временем как я наблюдал за тем, как по правому заднему стеклу машины стекают прозрачные капли дождя, принесённые ливнем, что до сих пор продолжал лить не переставая. Я хотел попросить её остановить машину и пересесть ко мне на заднее сидение. Я много чего хотел, но каждая секунда промедления могла стоить жизни Дону. Я думал об этом, и мне становилось страшно от того, что в моём доме может не оказаться хотя бы подсказки о том, где находится мой друг.

Но я старался об этом не думать. И всё же, несмотря на то, что я так надеялся на счастливый исход, я смотрел на окружающую меня природу словно бы в последний раз. Особенно, я не мог оторвать глаз от зеркально чистого озера. Хотелось бы мне остаться с ней наедине у этой воды, что запомнит мою пламенную любовь навсегда.

Жить надеждой — звучит дёшево и безнадёжно, зато мысли о ней придают очень много сил, как бы ненадёжно это не звучало. Машина рассекала по Выжженной равнине, разрезая поток воды и ветра, что обрушился на нас. В салоне было тепло и светло, благодаря осветительным лампочкам, в то время, как за пределами автосалона царил сумрак, а в скором времени — придёт и ночь. Был конец августа, темнело рано, но судя по тому, как сейчас темно снаружи автомобиля — время сейчас: половина девятого вечера.

До самой тёмной ночи этого лета оставалось минут двадцать-тридцать. И да, мне не нужен был дар предвиденья, чтобы понять, что скоро будет либо жарко, либо же удушающе беспокойно, если я не найду Дона.

— Я тоже надеюсь, что он жив, — поймав мой обеспокоенный взгляд, сказала девушка.

Я хотел было ответить ей, что всё будет хорошо, но к тому времени мы уже подъехали к месту назначения. Девушка остановила машину, томно вздохнула, а я почувствовал, как на меня накатывает тошнота из-за страха. Затем она посмотрела на меня через зеркало заднего вида. Взгляд её словно бы вопрошал: “Ты уверен в своём выборе?”

— Ты останешься здесь, на случай, если нам понадобится экстренное отступление, — бросил я, открывая дверь машины.

Я почувствовал, как она хотела возразить, но я не расслышал её слов, из-за того что шум ливня залил мне уши. Вся одежда вымокла за считанные секунды и стала тяжелее вдвое, а с некоторых ран потекла красная вода. Я вскинул голову к небесам, навстречу ливню.

— Пожалуйста, не дай ей остаться без меня, — промолвил я, не сводя глаз с туч.

Затем вновь опустил голову, достал револьвер, и пошёл вперёд. Позолоченная гравировка мышьяка сверкнула, отражая мрачный свет. В нос ударил резкий запах спирта, что подтолкнуло меня зайти на двор, который кишел лужами, рыхлой грязью и стойким запахом спирта, который, словно бы пробираясь в рот, вызывал прогорклость на языке.

Я понимал, что пути назад уже просто не существует, поэтому более уверенной и быстрой походкой порвался к главному входу дома, попутно чавкая этиловой грязью. Я уверенно вцепился в ручку двери, и распахнул её, ожидая увидеть чей-нибудь труп, да и вообще, уже готовя себя к самому худшему, но встретила меня лишь пустая прихожая, в которой было много грязи.

Но это была не просто грязь — это были свежие следы, что вели на задний двор дома. Я почувствовал, как у меня участилось биение сердца. Я уже был рад тому, что напал на след. Я не чувствовал страха, так как полностью предал себя решительному гневу. Я мигом проследовал к двери, что вела на задний двор, вышиб её ногой и мои глаза тут же ослепил свет факелов, что были расположены по всей территории заднего двора. Вороны, что заняли весь забор, хором закаркали, словно воспевая о том, какая приятная для них это была встреча.

Факелы были натыканы везде, словно бы это были яблоки, упавшие после урагана. Но среди всего этого ослепляющего оранжевого света я увидел человека, что стоял по самой середине заднего двора. Это был Громовой человек, что раскинул руки, словно бы в ожидании объятий.

— Это будет наша последняя встреча, — сказал он, и в небе послышался гром.

— Где Дон? Где мой друг? — кричал я, до сих пор оглушённый вороньим гарканьем и ослеплённый ярким светом факелов.

Громовой человек поднял правую руку, указывая на место, что находилось совсем рядом со мной. Дон находился слева от меня, буквально под носом. Он был связан и стоял на коленях, а во рту была какая-то грязная тряпка, которая использовалась как кляп. В глазах Дона отчетливо виделся недюжинный ужас.

— Я спасу тебя, мой друг, — обрадованный тем, что он жив, промолвил я.

Я вернул свой взгляд на своего врага и моя рука медленно и незаметно, словно кобра, нырнула за пазуху, где я держал свой револьвер. Я собирался выстрелить, не обращая внимание на то, что всё даётся мне слишком легко. Вороны, что окружили периметр, с большим интересом наблюдали за происходящим, не издавая не звука, а лишь резко, и изучающе подёргивали головами.

Я вцепился мёртвой хваткой в револьвер, и был уже готов вытащить его, как вдруг услышал смех. Истерический и нечеловеческий. Рука моя дрогнула. Послышалось мычание Дона. Если бы не кляп, то уверяю, он бы издавал самый душераздирающий крик нас Свете, но я обратил внимание на это слишком поздно. Несколько молниеносных движений, я выхватываю револьвер, и через доли секунды раздаётся оглушительный выстрел, что пронзает голову Громового человека прямо промеж глаз.

Из дула пистолета исходит дымок, что мгновенно сдувается холодным и сильным ветром, что буквально пробирает до костей. Факелы задуваются, словно восковые свечки. Становится темно. Настолько темно, что невозможно увидеть хотя бы свои пальцы на расстоянии вытянутой руки. Где-то, неподалёку было слышно, как рухнуло тело, а затем шуршит полиэтилен. Сначала я не предал этому никакого внимания, но затем…

Мёртвая тишина окутывает пространство лишь на считанные секунды, так как через несколько секунд молния пронзает небеса и становится невыносимо светло. А после, невыносимо страшно, так как посередине двора не видно тела, а видна лишь большая вырытая яма, по краям висит полиэтилен с остатками проклятой земли. Полиэтилен, что был натянут над ямой, пока в него не упало тело…

Гром разрывает небеса на части оглушительным рёвом. Вороны, что сидели на заборе, начинают кричать в диком приступе, словно бы ликуя над тем, как меня только что перехитрили. Но они никогда не перекричат меня. Никогда не перекричат меня, потому что я понял, что наделал.

Не теряя времени, я бросаюсь развязывать Дона при полнейшей темноте с трудом находя узлы. Я вытаскиваю из его рта кляп и слышу кучу нелестных слов в свой адрес. Сначала я развязал ему руки, а после он сам взялся за ноги. Лишь только в этот момент я заметил, что после того, как вышел на задний двор — ливень прекратился.

В небе снова сверкнула молния, и я увидел, как за край ямы ухватилась одна большая бледная рука. Я в животном ужасе вскрикиваю, не в силах заткнуть себе рот. Гром снова оглушает нас, но Дон вовремя приводит меня в чувство, после того как успешно развязывает свои ноги, отвесив мне щедрую пощёчину.

— Бежим! — раздаётся его крик у самого моего лица.

А я, следующий проблеск молнии, вижу тощий силуэт в плаще, что уверенно стоит на ногах и буквально выжигает меня взглядом.

Его смех заменяет гром, а глаза светятся красным огоньком в темноте. Я бросаюсь прочь вместе с Доном, приходя в дикий ужас от того что сотворил. Немедля, мы забегаем обратно в прихожую, но Дон, что бежал впереди меня, успевает отпереть дверь и выйти наружу, а меня берут за ноги чьи-то окостенелые лапы, я падаю на пол, а дверь наружу крепко захлопывается сама по себе. Я слышу, как Дон барабанит по ней с другой стороны, но ещё более отчетливее я слышу довольное рычание.

Лёжа на полу, я оборачиваюсь, и в свете молнии вижу, как передо мной, в проёме между прихожей и домом, улыбается издырявленный череп моей любимой собаки. Огонёк. Я автоматически выхватываю револьвер и выпускаю пару пуль, что тут же отталкивают собачий скелет от меня. Не теряя времени, я встаю на ноги, выпинываю собаку в дом и мчусь мимо неё на второй этаж. Тьма, запах спирта и страх следуют вместе со мной.

Забежав на второй этаж, я тут же чувствую, как мне на голову падает что-то мягкое, после чего когти вцепляются мне лицо, чудом не задевая глаза, а из-под ног раздаётся отчётливое «Кар-кар!». Я всеми силами пытаюсь оторвать от своего лица воронье тело, что может в любой момент лишить меня глазных яблок.

Полный дом радушных гостей.

Мои ноги, сами того не понимая, заносят меня в комнату, в которой вёлся отстрел от местных, но я спотыкаюсь о порог и с нехилым грохотом падаю вниз под аккомпанемент вороньего карканья. Спустя небольшой промежуток времени я всё же срываю ворону со своего лица, оставив несколько добротных царапин, кидаю её об стену, и тут же чувствую, как мне наносится удар в сначала в одну коленную чашечку, затем в другую.

Я поднимаю голову и вижу красные глаза, что злостно сияют в темноте, и понимаю, что тут настаёт мой конец. Я слышу смех, что больше похож на взвизгивания свиньи. Молния новой вспышкой извещает меня о том, что Громовой мертвец стоит надо мной и держит в руках топорик, который в очень недалёком промежутке времени пронзит мой череп.

Но тут я вспоминаю, что в револьвере осталось ещё три патрона. Я выхватываю его и стреляю сквозь темноту, молясь о том, чтобы пули нашли свою цель. Вспышки, выходящие из дула, освещают недовольное лицо мертвеца. После выстрелов два красных огонька отдалились, а тело рухнуло на пол. Кажется, что сначала я попал в туловище, а затем два оставшихся выстрела пришлись по ногам.

Смекая, что любой миг может стать последним, я, превозмогая боль, с большим трудом встаю на ноги и плетусь к окну. Этот миг длился вечность, но я всё же смог дойти до окна.

Немедля я приготовился к прыжку из разбитого окна, навстречу ливню, и только моё тело вышло за пределы оконного проёма, как в последний момент я почувствовал, что мёртвая хватка вцепилась в мою левую ногу за икру, готовясь затянуть меня обратно, предварительно ударив об стенку дома.

Я уже принял свою судьбу, как вдруг на небеса разразились наимощнейшим громом, от которого казалось, будто бы содрогнулась вся земля. После него раздался ослепительно яркий свет, словно бы распахнулись врата в Рай. Это была наиярчайшая молния.

Эта молния, как оказалось, была настолько сильной, что пробила дом насквозь. Вслед за молнией дом пронзил мощный взрыв, чья взрывная волна выбила все оставшиеся окна в доме. Мёртвая хватка отпускает меня, и я, словно мешок с барахлом, падаю на мокрую землю, утопая в грязи.

Очухавшись, я попытался встать на ноги, пока опасность не настигла меня вновь, но попытки мои оказались тщетны, пока ко мне не подбежали Дон и моя девушка, которые взяв меня за подмышки, тащили по грязи в сторону забора. Они тащат меня, вязнущего в грязи, тем временем пока я наблюдаю за тем, как языки пламени пожирают дом изнутри. В тот же момент я услышал, как из дома раздался душераздирающий крик, который тут же поглотил гром. На душе стало невыносимо тепло.

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло, — прошептал про себя я.

Меня вынесли за двор, и усадили у машины. Со мной говорили, но мне было не до всего этого. В душе перемешались и радость, и горе. Квинтэссенция всех эмоций. Я смеялся над самим собой. Смеялся над происходящим, пугая своих близких, но по-другому я не мог. По-другому было бы неправильно.

Всё окружающее меня пространство пылало огнём. Было тепло и светло. Как и в любом доме. Я словно был дома, но вне дома. Что-то трещало внутри дома, до сих пор слышались мелкие взрывы.

— …… я оставил чуть-чуть амуниции, что не смог увезти в тот раз…., — послышались сквозь трещание слова Дона, явно обращённые к моему ангелочку.

Я засмеялся, а на глазах появились слёзы, в которых отражался горящий Дом на выжженной равнине.

— Деус экс машина… — прошептал еле слышно я.

Все живы и всё закончилось.

Это было всё, о чем я думал в тот момент.

И было абсолютно неважно, где сейчас находился мой рассудок.

И дождь обрушился ливнем, словно занавес этой страшной ночи.