Дизентис

Дизентис, маленький город с населением не более двух тысяч человек, растянулся вдоль русла быстрой реки, спустившейся водопадом с окрестных гор и пересекающей долину. Долгожданная цель путешествия промелькнула синей табличкой за окнами поезда.

Сразу бросились в глаза устремленные в небеса барочные луковицы монастыря бенедиктинцев, возвышающегося на холме. Максимильян оказался прав — вторым заметным зданием была церковь с большим римским циферблатом и куполом, все в том же стиле барокко.

Рекламные щиты на платформе приглашали посетить краеведческий музей на территории монастыря и заглянуть в музей флоры и фауны с новой экспозицией кристаллов. Указателя к дому Анны Кляйнфогель нигде не наблюдалось. Видимо, ее последний приют не пользовался повышенным спросом у гостей городка.

Молодые люди решили в первую очередь зарегистрироваться в отеле, чтобы налегке отправиться на поиски ведьминского дома. Симпатичное трехэтажное шале с просторными балконами и террасой, украшенной поздней пышноцветущей геранью, являло собой образчик рустикального стиля и носило не вполне альпийское название — отель «Монтана».

Маша, присев в холле, наблюдала, как ее спутник обратился на рецепции к полной розовощекой девушке в национальном костюме и протянул паспорта. Служащая отеля зарумянилась еще больше, ответив на его улыбку, и, попросив подождать у стойки, удалилась в соседнюю комнату. Вернувшись, она начала говорить на столь неправильном немецком, что Мария с трудом улавливала смысл.

Отель, к сожалению, целиком зарезервирован группой японцев, а то, что Макс по Интернету забронировал номера, объяснялось сбоем в работе программы. Ей безумно жаль, единственный выход из положения — если гости согласятся на апартаменты в мансарде, которые держатся хозяевами для особых случаев. Нет, ничего доплачивать не придется — проживание в них равно стоимости проживания в двух синглах[1].

Макс обернулся к своей спутнице совершенно растерянный. Безусловно, искать другой отель времени не было. Маша, стараясь унять внутреннюю дрожь, улыбнулась и согласилась провести ночь в одном номере с гидом. Будь что будет…

«Ты же сама этого хочешь…»

Разрешив проблему и отдав паспорта на оформление, молодые люди поднялись под самую крышу и открыли дверь в уютное студио.

По правую руку находилась освещенная полуденным солнцем спальня с массивной деревянной кроватью. Маша облизнула пересохшие губы и быстро отвернулась, опасаясь, что Макс прочтет ее мысли.

По соседству располагалась гостиная, стены которой украшали гобелены с изображением пасущихся на альпийских лугах горных козлов — капров — достопримечательности местной фауны. Посередине жилой комнаты стоял обеденный стол, рассчитанный на большую семью, а в небольшом эркере у окна притаился мягкий уютный диванчик. В воздухе, создавая ощущение домашнего тепла и уюта, витал запах сухого смолистого дерева, свежей хвои и корицы с медом. Около небольшого камина в углу гостиной лежала приготовленная к ночи вязанка поленьев.

Добро пожаловать, усталые путники…

Оставив вещи, молодые люди с долей сожаления покинули гостеприимный кров.

Найти дом Анны не доставило особого труда. По заранее распечатанной карте они дошли до нужного места минут за десять. Музей располагался на другом краю селения, на небольшом холме, повернувшись фасадом к стоящему напротив бенедиктинскому монастырю, как невольный вызов или насмешка.

Это было трехэтажное миниатюрное здание со ставнями зеленого и красного цвета, выбеленное, украшенное вокруг окон и над дверью растительным орнаментом вперемежку с цитатами из Библии на ретороманском языке. У главного входа лишь приблизившись можно было заметить латунную доску со словами «Последний приют ведьмы Граубюндена», изготовленную недавно, в целях привлечения туристов.

«Итак, первый этап пройден», — подумала Маша и решительно направилась к деревянной двери с кованым узором.

— Подожди, — услышала она голос Максимильяна. Он стоял перед вывеской, закрепленной сбоку. — Непредвиденные осложнения. Посещение дома Анны возможно лишь по договоренности с фрау Кунц. Сегодня воскресенье — бог знает, где нам искать хранительницу. Здесь ее домашний и мобильный телефон. Мари, зажми кулачки, чтобы фрау была поблизости и согласилась открыть музей.

Несколько секунд спустя Макс уже умолял женщину сделать исключение и открыть дом для туристки из далекой России, прилетевшей в Дизентис ради поразившей ее до глубины души истории об Анне Кляйнфогель.

Их удивлению не было предела, когда через мгновение тяжелая деревянная дверь музея дрогнула и открылась изнутри. Фрау Ульрике Кунц явилась перед ними собственной персоной. Как оказалось, она квартировала на верхних этажах дома, попутно присматривая за экспозицией, расположившейся на первом.

Пожилая женщина, от силы полтора метра ростом, легкая, словно перо птички, с белоснежными тонкими волосами, разлетевшимися по ветру подобно паутинкам одуванчика, вежливо поприветствовала неожиданных гостей и жестом пригласила войти.

Музей, если его таковым можно назвать, занимал два небольших зала.

В первом, более просторном, на стене висел портрет несчастной, написанный по памяти свидетелем экзекуции. Рядом с ним под стеклом находилось несколько ее личных вещей — мутное, треснувшее пополам зеркало, чепец и потемневшее от времени кольцо с потерявшимся камушком. Чуть подальше, также в застекленных витринах, — оригинал доноса, показания свидетелей и, наконец, сам приговор, осуждающий жительницу города за сношения с демоном, с мерой наказания в виде публичного усечения головы на ратушной площади перед Пасхальным воскресеньем.

В отдельной витрине лежали «неопровержимые», покрытые ржавчиной улики — кривые иглы и гвозди, которые женщина якобы запекла в хлеб и подложила в молоко, чтобы извести хозяйских детей.

В соседнем помещении расположились орудия пыток, принудившие несчастную согласиться со страшным обвинением и тем подписать себе смертный приговор, не только чтобы избежать дальнейших мучений, но и ради спасения старшей дочери, которую милосердные соседи укрыли у своих родственников в соседней деревне.

Маше хватило получаса, чтобы осмотреть все экспонаты. Несколько минут она стояла перед портретом Анны, ища хоть малейшего сходства. Увы.

Потом пришла пора удивляться Максу, девушка попросила его помочь с переводом. Она намеревалась говорить с хранительницей. Маленькая фрау провела посетителей в свой опять-таки небольшой кабинет, расположенный рядом с музейной экспозицией.

В комнате с трудом уместилось бы три человека, поэтому Макс предпочел остаться у входа, пропустив Машу вперед.

Фрау Урсула села за письменный стол и указала Маше на стул напротив. Девушка достала из своей сумки небольшой предмет и положила его на стол перед хранительницей. Это был изящный гребень из темной кости, украшенный зеленым камнем, ярко сверкнувшим на закатном солнце. Сохранившаяся инкрустация представляла собой тело летящей птицы, одно крыло которой было отколото.

Увидев безделицу, Ульрике побледнела. Достав дрожащими ручонками из кармана очки, она наклонилась над украшением, не осмеливаясь взять его в руки. Потом посмотрела на Машу с неподдельным удивлением и одновременно с благодарностью.

— Откуда он у вас? — ее голос дрожал от волнения.

Маша ответила сама:

— Фрау Кунц, это запутанная история. Вещица проделала на удивление длинный путь, прошла через многие руки, перед тем как моя знакомая решила передать ее вам. Гребень вернулся туда, откуда был когда-то взят.

— Невероятно. Я была бессильна что-либо предпринять, хотя подозревала вора. Но обвинять же, не поймав за руку, было нельзя… — женщина говорила со страшным акцентом, и здесь Макс с готовностью пришел на выручку.

Маша продолжала:

— Моя знакомая, которая велела передать вам гребень, добавила, что возврат состоится лишь при одном условии… Взамен она попросила любую вещь, что придется мне по душе в вашем доме и не будет представлять исторической ценности.

Ульрике удивленно выслушала просьбу Маши. Несколько минут она размышляла над странным предложением, взвешивая в уме ценность хранящихся в ее крошечном кабинете предметов, и, наконец, согласно кивнула, приглашающим жестом обводя комнату:

— Выбирайте!

«Что за трудную задачу придумала для меня Виктория? Привези мне ТО, что придется по душе, хотя бы клубок ниток…»

Нитками на идеально чистом письменном столе старой швейцарки не пахло.

Брать канцелярские принадлежности не хотелось.

Взгляд девушки медленно заскользил по стенам.

Старинная черно-белая фотография молодой пары на фоне гор дорога хозяйке как память, Маша не посмеет покуситься на нее.

Маленькая миниатюра с местным пейзажем и неизменными винторогими капрами, написанная маслом.

Засушенные эдельвейсы под стеклом. Они еще существуют?

Маша приподнялась и протиснулась к окну, заставленному цветочными горшками. Так, что это там? Ее рука потянулась и вытащила спрятавшуюся в самом дальнем углу пыльную, покрытую паутиной деревянную фигурку ангела с продольной трещиной, идущей вдоль всего туловища. Одно крыло ангела было отломано, как у птички на гребне.

«Собратья по несчастью. Бедный, забытый всеми, заставленный горшками, пыльный, страшненький. Подарю тебя Вике для ее коллекции, уж такого покалеченного уродца у нее точно нет».

— Я возьму вот этого поломанного ангела.

Глаза Ульрике удивленно распахнулись. Она не скрывала радости от удачной сделки.

— Скажите, откуда он у вас? — спросила Маша, вертя в руках безделицу.

Женщина нахмурила брови, вспоминая:

— По моему, много лет назад на День благодарения мне его подарила моя крестница — Урсула Пруст. Он валялся на чердаке их дома с давних времен. Кто его выстругал и когда — уже никто не помнит.

— Так значит, Урсула ваша крестница? Фрау Ульрике, обмен состоялся, я возвращаю вам похищенный экспонат, но на этом мои поручения не закончились.

Бедный Максимильян перестал удивляться происходящему. Подобно беспристрастному синхронисту, он переводил, не вдаваясь в смысл диалога.

Маша, собравшись с духом, выпалила:

— Мне необходимо встретиться с Урсулой. Это поможет ей избавиться от недуга… Фрау Ульрике, тот человек, чье поручение я выполняю, знает, госпожа Пруст душевно больна. Она также знает, что ей можно и нужно помочь. Пожалуйста, позвольте мне встретиться с ней.

Маша слушала, как Макс дословно переводит ее просьбу. Пожилая женщина онемела от удивления, ее подбородок задрожал, глаза лихорадочно блеснули.

Несколько мгновений в маленькой комнате царило абсолютное молчание.

Потом Ульрике тяжело вздохнула и поднялась из-за стола.

— Странные дела начали твориться на белом свете после казни Анны… Была ли она непогрешима на самом деле? Одному богу теперь известно… Да только через месяц после ее смерти дотла сгорел монастырь, чей эпископ возглавлял судилище.

Не проходило и года, чтобы на город не навалились невзгоды, будь то сошедший с гор селевой поток, камнепад, уничтоживший пастбища, или эпидемия испанки, убившая треть населения. Позвольте узнать, как она смогла проникнуть в наш затерянный в горах уголок из Европы, когда никто не покидал город? Не говоря уже об обычном море скота или неурожае. Только и разговоров было, что о мести дьявола за казненную нами Анну. Но что эти несчастья по сравнению с несчастьями семьи Иоганна Пруста, соблазнителя, прелюбодея, отца ее невинного ребенка, казненного вместе с матерью! Мерзавца, которому удалось избежать наказания, спрятавшись за лжесвидетельством и оговором.

Кара настигла его. Не прошло и года, как он спился и вздернулся в амбаре. Его греховная смерть положила начало родовому проклятью. В каждом поколении семьи Пруст кончал самоубийством один из мужчин или сходила с ума одна из женщин… Вот и не верьте после всего в колдовство… Моя бедняжка-крестница — последняя из проклятого Анной рода. У Урсулы с Вальтером нет детей, на которых далее падет проклятье.

— Расскажите, что с ней произошло. На какой именно почве несчастная помешалась? — в Маше заговорил врач.

— На почве совокупной вины за смерть несчастной беременной женщины, вины, которую она намеренно культивировала в собственном сознании. Считая себя последней жертвой, она добровольно отказалась от материнства, не желая своим детям подобной участи. Ей недавно исполнилось сорок лет, но на вид Урсуле намного больше. Чувство вины за содеянное предком приняло гипертрофированные размеры. Оно затмило собой весь мир. Моя крестница сознательно идет на плаху в искупление надуманного греха и не ей совершенного преступления. Чем вы можете ей помочь?

Маша посмотрела прямо в глаза недоумевающей женщине и повторила слово в слово то, что велела Виктория:

— Я пришла передать ей привет из подлунного мира от потерявшейся во времени души.

Макс постарался перевести чудовищную по смыслу фразу как можно ближе к тексту, с ужасом ожидая немедленной негативной реакции.

Каково же было его удивление, когда фрау Ульрике достала мобильный телефон и спокойным голосом произнесла:

— Моя крестница лежит в кантональном госпитале в Куре. Попасть к ней можно лишь по согласию мужа, герра Вальтера Коппке. Сейчас я с ним договорюсь. Скорее всего, визит возможен только завтра, во второй половине дня. На сегодня прием посетителей уже закончился.

Маша облегченно вздохнула… Полдела сделано. Оставалось не менее сложное.

Женщина довольно долго общалась по телефону на непонятном наречии. Макс, до сих пор не пришедший в себя от услышанного, не пытался понять, о чем идет разговор. По интонации, временами просящей, порой требовательной, становилось понятно, что Вальтер не особо рад допустить к больной жене незнакомых людей.

Закончив разговор на подъеме, Ульрике подмигнула и продемонстрировала недвусмысленный жест из двух округлившихся пальцев — «все окей».

— Он ждет вас завтра в два часа пополудни у входа в госпиталь. Будет на синем «Опеле» с гризонскими номерами. Желаю успеха! И… — женщина замялась, — …постарайтесь помочь моей девочке. Бог воздаст.

Маша подтолкнула окаменевшего в проеме двери Макса:

— Нам пора.

Поблагодарив хранительницу еще раз, они уже собирались уйти, как женщина сказала:

— Более полугода назад с той же просьбой — поговорить с Урсулой — ко мне обратился симпатичный молодой человек, собиравший якобы материалы о последней казненной ведьме. Я ему ничего отказала. До сих пор не пойму, что удержало меня. Возможно, ощущение двуличия. Губы его улыбались, а глаза сковывали холодом. Он не тот, за кого себя выдавал. Прощайте и берегите себя!

Маша, идя к отелю, анализировала услышанное о Клайве. Это, без сомнения, был он. Но зачем ему понадобилась помешанная Урсула Пруст?

Короткий октябрьский день быстро катился к концу. Как только солнце спряталось за зубчатыми очертаниями гор, город неумолимо накрыла тьма. Накопившаяся за прошлую бессонную ночь усталость, несмотря на перехваченный по дороге час сна, уже давала о себе знать. Маша падала с ног. По обоюдному согласию они направились в отель, чтобы отдохнуть.

— Если тебе неудобно, я могу лечь рядом с кроватью на коврике, как преданный пес.

Она улыбнулась и ничего не ответила.

Вернувшись из душа, девушка с удивлением замерла в дверях, увидев Максимильяна отодвинувшегося на самый край кровати и спящего сном невинного младенца. Маша тихонько, на цыпочках, подкралась ближе и заглянула ему в лицо. Он снова показался ей невероятно привлекательным. Длинные ресницы, спрятавшие черные как ночь глаза, тихо вздрагивали, рот соблазнительно приоткрылся.

Маша, не справившись с долго сдерживаемым желанием, нагнулась и слегка прикоснулась к нему губами.

И в тот же момент была вероломно поймана в капкан, захвачена в плен стальными руками и повалена на кровать.

— Ах ты врун!..

Он закрыл ее губы поцелуем.

Душ смывал слезы счастья, раскаянья и боли, его объятия, поцелуи, теплый аромат его кожи. Неземную негу, перемежающуюся с болью из-за неверия в случившееся. Она была недостойна. Она, плюнувшая в душу, предавшая дружбу, ударившая ребенка, была недостойна любви самого необыкновенного, самого чувственного, самого нежного человека на земле. Волшебника ласковых прикосновений. Ангела, спустившегося ради нее с небес. Все напрасно! Потому что она — ничтожество. Все пройдет. Все пустое…

Когда Мария вышла из ванной комнаты, Макс спал уже по-настоящему.

Правая рука молодого человека бессовестно лежала на ее подушке. Некоторое время девушка рассматривала его двигающиеся под веками глазные яблоки, подрагивающие губы и непроизвольно сжимаемые пальцы. Он видел сон.

После пережитого счастья ей совершенно расхотелось спать. Маша тихо открыла молнию на сумке, достала подаренный экземпляр рукописи Клайва и, стараясь не шуметь, прошла в гостиную.

Включив ночник над диванчиком, погрузилась в чтение./>

[1] Одноместные номера.