17. ВОЛЯ.

17. ВОЛЯ.

Дорога была долгой и монотонной. Клаэс не проснулся даже во время остановки на заправке. Никто из посторонних не видел пассажиров за тонированными стёклами. Емельян купил четыре литра газировки, орехов в пакетиках, чипсов и хот-догов. Более сносной еды в предложенном ассортименте не имелось, но он предположил, что хотя бы такие припасы пригодятся беглецам в дальнейшем их пути. Они провели в машине весь день и всю ночь. Надя периодически дремала, Игорь почти не приходил в сознание, лишь изредка просил глоток воды. Глаз не смыкали одни лишь Емельян и Сима, чьё состояние, впрочем, никак нельзя было назвать полноценным бодрствованием.

Ближе к рассвету маршрут через лес становится практически непроходим, даже внедорожник не смог бы ехать дальше. Впереди лишь едва различимая тропинка через дремучие заросли. Кроны вековых деревьев плотным куполом скрывают небо, цивилизация осталась позади, рядом на много километров вокруг нет и намёка на какой-либо населённый пункт.

— Остановитесь здесь. — Говорит Клаэс.

— Ты уверен?

Андер кивает головой. Надя первой выскакивает из машины и тянется, разминая затёкшие мышцы. Доберман бегает вокруг неё. Серафима осматривается по сторонам, с восхищением глядя на проясняющееся, лазурное небо, озарённое первыми лучами восходящего солнца.

— Куда вы теперь пойдёте?

— Не знаю. Это решает она. — Клаэс взглядом указывает на Надю, подошедшую к нему и Емельяну. — Спасибо. Мы в неоплатном долгу перед вами.

— Не стоит, Ко… Клаэс. Я рад, что смог хоть чем-то тебе помочь.

— Мы сами не дошли бы так далеко. — Надя приближается к Мечникову и опускает ладошку на его больное место чуть выше колена.

Нога и впрямь не давала покоя на протяжении столь долгого пути. И вдруг надоедливая, ноющая боль, ставшая неотъемлемой частью жизни, проходит. На какие-либо неприятные ощущения вовсе не остаётся и намёка. Окончательно утратив дар речи, Мечников с разинутым ртом смотрит на серьёзную, чумазую девочку, которая вдруг разворачивается и стремительно убегает вперёд по тропинке, вскоре скрывшись из вида среди ветвей.

— Иди за ней, — говорит Клаэс растерявшейся Серафиме.

— Что ты с ней сделал?

— Дал второй шанс. Я обязательно расскажу вам обо всём чуть позже более подробно. Но если захотите — я могу сделать так, что вы о нас забудете и вернётесь к прежней жизни. Это не так уж плохо. Не знаю, что выбрал бы я сам.

— Нет, я этого не хочу. Будь любезен оставить в моей голове всё, как есть. Что ж, — Емельян протягивает Клаэсу руку, и тот жмёт её слабо, почти неощутимо. — Удачи тебе.

— И вам.

Открыв дверь со стороны Игоря, Клаэс едва успевает поймать его, иначе тот упал бы. Он вновь взваливает свою ношу на плечи и отправляется вслед за Надей и Симой, уже не оглядываясь в сторону Мечникова, который ещё долго стоит на месте и курит. Емельян не имеет ни малейшего представления, что ждёт впереди этих необыкновенных людей, но почему-то чувствует облегчение.

Идти приходится очень осторожно, друг за другом, переступая повсеместно торчащие из земли корни. Надя раздвигает и ломает преграждающие путь ветки, чтобы расчистить дорогу для тех, кто следует за ней. Игорь морщится и тихо стонет сквозь плотно сжатые губы, а затем вдруг заходится страшным, хрипящим кашлем, сопровождаемым обильным кровотечением изо рта. Он слабо сжимает в кулаке ткань рубашки на груди Клаэса.

— Опусти меня, — шепчет Игорь.

Клаэс и сам уже чувствует, что остаётся лишь несколько минут, Игорь и так долго продержался. Спасти его уже невозможно. Клаэс усаживает Игоря на землю, чтобы тот мог опереться спиной о поваленный штормом могущественный дуб. Надя уже не останавливается, чтобы попрощаться.

— Как же глупо всё вышло, даже не верится… — Слабо усмехается Игорь, а из глаз его текут слёзы, но вовсе не от жалости к себе.

— А на что ты рассчитывал, когда звал её в дом? — Безразлично спрашивает Клаэс.

— На то, что она меня освободит, разве не очевидно? Она обещала, что не навредит остальным, а я был в таком отчаянье, что поверил. Я надеялся, что как-нибудь смогу отговорить её убивать тебя… Возможно, я даже заступился бы за Штольберга, но в её башке был такой хаос… Она ничего не стала бы слушать. Я понятия не имел, что произойдёт, но знал, что Иерониму в любом случае придётся отключить браслеты. Мне так жаль Марину и Артура… И твоего отца. Я знаю, какого ты обо мне мнения… Думаешь, что я не очень хороший парень, эгоист, психопат немного, подлец и всякое подобное… Так оно и есть, я спорить не стану. Я о многом сожалею, и если бы обстоятельства сложились иначе…

Последний булькающий хрип, вырвавшийся из лёгких, не позволяет закончить предложение. Глаза Игоря застывают. Жизнь покинула его тело. Клаэс склоняется к нему и закрывает его веки. Выражение бледного, сильно осунувшегося лица безмятежно. Физическое существование успело изрядно утомить его, оно давно не доставляло ему радости, и вот, наконец, в смерти, права на которую он до сего момента был лишён, Игорь обрёл покой. Здесь его тело никто не найдёт. Оно сгниёт, став пищей для насекомых и удобрением для почвы. О лучшем исходе он не мог и мечтать.

Путь продолжается. Спустя пару часов Клаэс и Надя, не сговариваясь, делают остановку, чтобы дать отдых ногам и перекусить. Андер равнодушно рассматривает Серафиму. Девочка преодолела всё это расстояние в одних лишь шортах и футболке, которая теперь превратилась в грязные, изодранные лохмотья. А ведь на улице сейчас максимум десять градусов выше нуля. Босые ступни её стёрты до кровавого месива, все ноги от щиколоток до бёдер покрыты воспалёнными царапинами. Клаэс снимает с себя тёплую фланелевую рубашку, оставшись в одной майке, отрывает по швам рукава и ими оборачивает ступни Симы, имитируя тем самым портянки, а основную часть одеяния накидывает ей на плечи.

Ещё через час лес, наконец, расступается, открывая взору заросшее сорняком поле. Утопая по пояс в траве, Клаэс, Надя и Сима упорно пробираются вперёд. Солнце приятно согревает кожу своим теплом, мягкий ветерок треплет волосы. Клаэс щурится, прикрывая глаза ладонью. Он чувствует, что цель почти достигнута. Ей оказывается давно заброшенная деревня, существование которой, вероятно, уже стёрто с ныне существующих карт. Сгнившие, развалившиеся деревянные домики почти не видны среди бурной растительности, поглощающей всё на своём пути. Из всех существующих построек одной единственной всё же удалось уцелеть, но лишь потому, что её продолжают содержать люди. Они уже вышли встречать путников. Клаэс узнаёт ту самую старушку, которую видел прежде в доме Штольберга рядом с Надей. Сконцентрировавшись, он безошибочно определят, что она является пра-бабушкой девочки. С ней ещё одна пожилая женщина, мальчик лет десяти, бородатый мужчина неопределённого возраста и юная прекрасная девушка с двумя золотистыми косами, похожая на царевну из народных сказок. Клаэс знает, что кровной связи между этими людьми нет, и уровень возможностей у всех разный, но гораздо ниже его собственного.

Надя ускоряет шаг и со счастливой улыбкой бросается в объятия старушки. Клаэс уже в курсе, что бабушка случайно узнала о существовании пра-внучки лишь несколько лет назад, но никак не могла ей помочь. Женщина всю жизнь провела в этом месте, но её дети, вопреки предостережениям, давно разбрелись по миру. Никого из них уже нет в живых по разным причинам, Надя — единственный оставшийся потомок.

— Спасибо, что помог Наде добраться. Я чувствовала, что в ваш дом нагрянет беда. — Обращается старушка к Клаэсу, который вместе с Симой остановился в паре метров от встречающих. — Вижу, ты пришёл не один. У меня нет возражений, но тогда и работать тебе придётся за двоих. Ты ничем нам не обязан и волен уйти в любой момент, если сочтёшь нужным. Но если решишь остаться, то должен соблюдать наши правила. Мы отказались от всего мирского. Нам не нужны деньги и драгоценности, мы не поклоняемся ничьим богам, и не вмешиваемся в дела людей, даже если знаем, что они в нас нуждаются. Здесь все несут ответственность друг за друга, а блага делят поровну. Мы не имеем ничего личного. Всё необходимое для жизни нам даёт природа и труд, которого будет много.

— Звучит неплохо. Я уже жил так когда-то.

— Мне это известно, как и всё прочее о тебе. Потому ты и оказался здесь. Пойдёмте в дом. Вам нужно отмыться и отогреться.

***

Прошло больше четырёх месяцев с момента последней встречи Мечникова с Клаэсом Андером. Он, как и обещал, однажды навестил сон детектива и поведал обо всём, что знал о себе, о своём брате, о Вере и Варе, о Серафиме, об Исследовательском Центре и об Иерониме Григорьевиче Штольберге. Клаэс утаил лишь то место, в котором находится теперь, заверив, что у него всё в полном порядке. Он совсем не тоскует по городу. Клаэс понял, как счастлив был в детстве в доме бабушки. Забот хватает, скучать и унывать совершенно некогда. В свободное время он учит Серафиму разговаривать. Клаэс отмечает, что начал замечать формирование её индивидуальности, это хороший знак, он поначалу переживал, что повредил её рассудок непоправимым образом. Иногда Клаэс помогает брату ненадолго овладеть телом Серафимы, чтобы Нэми снова мог ощутить вкус пищи, ветер на своей коже, траву под босыми ногами, освежающую прохладу речной воды… Так, конечно, не принято поступать, но Клаэс считает это справедливой компенсацией. Да и сама девочка не возражает. Андер всегда заранее предупреждает её о том, что на пару часов ей придётся крепко заснуть, чтобы один хороший человек имел возможность насладиться плотской жизнью.

Андер на всякий случай предупреждал детектива, что скорректировал воспоминания о себе и Нэми у доктора Василевского и Аделаиды, и просил Мечникова не заговаривать с ними об Андреевых, если вдруг представится такая возможность. И Сергей, и его племянница слишком близко к сердцу восприняли смерть Клаэса, они ещё долго горевали бы по нему, а он этого не хотел. Адли и без того пришлось пережить смерть подруги, лишняя боль ей была совершенно ни к чему. Разумеется, Клаэс мог бы связаться и с ними, чтобы сказать, что с ним всё хорошо, но они ни о чём даже не подозревали, и эта новость стала бы для них серьёзным потрясением. Андер не был готов рисковать их психикой, ведь желал им только самого лучшего.

Жизнь самого Емельяна постепенно возвратилась в прежнее рутинное русло. Он старался занимать себя работой, но ничего интересного не подворачивалось. К Мечникову обращались за помощью, чтобы найти украденную бывшей женой при разводе общую собаку, навести справки о коллеге по бизнесу, который подозревался в финансовых махинациях, доказать вину родственника, незаконно присвоившего общее наследство и так далее. Но однажды заскучавший детектив, закрыв поздним вечером своё агентство, встречает у крыльца неожиданных гостей. Конечно же, он сознавал весь риск, на который добровольно пошёл, приняв непосредственное участие в побеге «детей» Штольберга. Перед возвращением домой он долго и тщательно отмывал кровь и грязь из салона своей машины на пруду в безлюдной местности. Емельян прекрасно знал, куда в первую очередь заглядывает полиция в поиске улик. Он даже утопил свой навигатор и мобильный телефон, чтобы по ним невозможно было впоследствии отследить преодолённый в тот день путь. Особенно страшно было в первые пару недель, но никто к нему не приходил и не следил за ним. Теперь же сам Иероним Григорьевич восстал из мёртвых и лично явился с визитом в сопровождение нескольких мужчин в строгих чёрных костюмах. Возле агентства припаркован чёрный фургон. Штольберг сидит в инвалидном кресле. Он будто постарел на несколько лет вперёд, разительно похудел, волосы его уже полностью поседели, щёки впали, но строгие выразительные глаза не утратили прежнего проницательного блеска.

Мечников думает о пределе своих возможностей и о том, сколь страшные пытки способен выдержать. Умирать он, в общем-то, не боится, но вряд ли это произойдёт быстро. Нога не болела с тех самых пор, как Надя прикоснулась к ней, но далеко он всё равно не убежит, глупо даже пытаться. Собравшись с духом, детектив спускается по ступеням и надеется, что хотя бы внешне смог сохранить непоколебимость.

— Здравствуйте, Мечников.

По интонации Штольберга невозможно угадать расположение его настроения. Рядом стоящий мужчина подносит ему сигарету и чиркает зажигалкой. Иероним выдерживает паузу, закуривая и сканируя Емельяна обжигающе холодным взглядом.

— И вам не хворать.

— Как идёт сыскное дело? Увлекательно, должно быть, собирать компромат на чужих любовниц?

— Каждому свой промысел, генерал.

— Перейдём ближе к сути, если не возражаете. Я благодарю вас за то, что вы были рядом с моими сыновьями, когда они нуждались в доверенном лице, и хочу предложить вам более занимательную работу.

Емельян шире открывает глаза и не находит слов. Он был готов к чему угодно, но только не к этому.

— Полагаю, мне не стоит лишний раз вдаваться в подробности. Уверен, что вы прекрасно осведомлены в том роде деятельности, которой я занимаюсь. Так же я понимаю и ваше удивление тем фактом, что я не погиб. Клаэс вам не солгал. Он действительно так думал, но теперь тоже знает. Я долгое время пребывал на грани жизни и смерти. Это непередаваемое ощущение… Можете счесть меня наивным глупцом, но я убедил себя, что выжил не просто так. Мне нужно больше верных людей на службе, умеющих отличать хорошее от плохого. У вас, кажется, нет с этим проблем. В скором времени я планирую устроить глобальный переворот, революцию, если хотите, затрагивающую многие аспекты функционирования Центра. Наша работа давно вышла за приемлемые рамки, и некоторые методы практических исследований должны прекратить своё существование. У меня уже довольно много соратников, и вы можете стать одним из них. Что скажете, Мечников?