ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, глава XVI

Первое, что увидел Завязин, открыв дверь в квартиру, была жена. Она стояла прямо напротив, на расстоянии двух метров спиной к проходу в комнаты, в упор смотря на него.

Полина представляла собой женщину возрастом лет под сорок, среднего роста со стройной, в чем-то даже худощавой фигурой. Волосы ее, от природы очень светлые, были короткими: сверху, где-то до середины ушей, они лежали пышной шевелюрой с разделенной надвое челкой, а дальше плавно переходили в остриженный под машинку ежик, оголявший хрупкую шейку, выглядевшую от этого особенно стройной и грациозной. Маленькое лицо Полины, обладая округлой формой, было довольно рельефным, с красивыми скулами и подбородком. Нос имел ровную спинку, а книзу был слегка сплющен и вытянут, относясь к тому типу, про которые говорят «уточкой». Полина никак не подпадала под определение красавицы в общепринятом, эталонном понимании, но за счет стройной фигуры и какого-то уникального своего кроткого обаяния, всегда выглядела очень привлекательно. И в тридцать, и в сорок лет она продолжала обращать на себя внимание мужчин; только в последние месяцы, полные тяжелых душевных переживаний, свойственное ей обаяние поблекло.

Сейчас же лицо Полины было преисполнено бурлящей в ней обидой и яростным негодованием. Она смотрела на мужа воспаленными красными глазами из-за разбухших полных подавленных слез век. Во взгляде ее было все: укор, мольба, отчаяние, злость. Только на мгновение Завязин смог заглянуть ей в лицо, как тут же, не проронив ни слова, отвернул голову и весь поворотился назад, принявшись закрывать входную дверь.

— Ты не в домашнем. Ходила куда-то? — вешая куртку в шкаф, спросил Завязин, успев заметить, что Полина была в тех вещах, в которых отправлялась сутра на работу: теплых шерстяных колготках и вязаной кофточке, переодев только юбку на трико.

— Где ты был? — услышал он в ответ необычно грубый голос жены.

— В смысле, где я был? — с каким-то даже возмущением и укором переспросил Завязин. Он поднял было голову, намереваясь своим хмурым недовольным видом показать Полине, что считает ее вопрос и скрытый в нем намек совершенно неуместными, но во второй раз увидев лицо супруги, поразился его неистовому выражению и вновь опустил глаза. — Ты сама знаешь, — заметно тише, каким-то пристыженным голосом проговорил он, — с друзьями в боулинг-клубе.

— Что ты врешь мне?! — выпалила Полина, стараясь придать своей речи твердый и решительный тон, но по всему чувствовалось, что она вот-вот готова была сорваться в отчаянную истерику.

— Я не вру, — ответил Завязин. Он снял обувь и в одних носках, совсем забыв надеть тапочки, занятый только желанием скорее покинуть коридор, по-прежнему не поднимая головы, с видом упертого бычка двинулся в единственном доступном ему направлении — на кухню.

— Хватит врать! Никогда вы с друзьями не сидели так допоздна, — продолжила Полина, следуя за мужем и ни на секунду не переставая смотреть на него.

Оказавшись на кухне, Завязин несколько раз окинул взглядом окружающие предметы, будто в попытке найти что-то, а затем открыл холодильник и принялся смотреть внутрь, не видя при этом ничего из того, что в нем находилось.

— И что вы делали в боулинг-клубе? — спросила Полина.

— В боулинг играли, — ответил Завязин из-за открытой дверки холодильника.

— А потом?

— Потом я домой поехал.

Завязин закрыл холодильник, выпрямился и посмотрел на жену. Полина стояла в проходе на кухню; лицо ее исказилось гримасой страдания, а в глазах блестели слезы.

— Ну что ты, — жалостливо сложив брови, шагнул навстречу ей Завязин.

— Нет! Не трогай меня! — вытянув вперед обе руки, чтобы не дать возможности мужу приблизиться, отчаянно прокричала Полина. Отвернув голову в сторону, она закрыла глаза, и вновь душу Завязина обожгло это маленькое овальное темно-коричневое пятнышко на ее глазу.

На правом верхнем веке Полины была небольшая родинка. Когда она закрывала глаза или опускала взгляд, эта родинка становилась видна, большую же часть времени была незаметна. Завязин любил это скрытое от всех других пятнышко на самом видном месте лица супруги — оно было его секретом. Родинка появлялась, когда Полина полностью отдавалась мужу, доверяла всю себя настолько, что закрывала глаза, позволяя ему контролировать окружающую ее действительность. Завязин наблюдал это пятнышко, любуясь спящей женой или в мгновения их особенной близости и страсти — в те минуты, когда душу его переполняли самые нежные любовные чувства к супруге, к женщине, полностью доверившейся ему.

И вот сейчас он снова увидел это пятнышко. Снова чувства глубокой любви, благодарности и бесконечной нежности к Полине вспыхнули в груди Завязина. Но если раньше в такие моменты он любовался преисполненным умиротворенного блаженства лицом жены, то теперь все эти чувства всколыхнулись в нем, когда он смотрел на истерзанную страданиями супругу. И вспыхнув сейчас это пламя возродившихся чувств не согрело, а обожгло душу Завязина, потому что он знал: единственной причиной мучений Полины, причиной того, что это прелестное нежное существо, всецело доверившееся ему, терзалось от нестерпимой душевной боли, был он, и только он один.

Увидев родинку на лице Полины, Завязин почувствовал, как в груди у него все сжалось и вывернулось. Сощурившись, скорчившись лицом, будто от острой физической боли, он опять подался к ней, но она остановила его руками и отшатнулась назад.

Не в силах больше глядеть в лицо супруги, Завязин отвернулся в сторону пытаясь найти куда себя деть, а заметив в раковине немытую посуду, бросился к ней с теми чувствами в душе, с какими бросается к воде человек, на котором загорелась одежда.

— Где ты был? — собравшись силами, вновь повторила свой вопрос Полина.

— В боулинг-клубе, — вымолвил Завязин, натирая сковороду моющим средством.

Полина хмыкнула полной горечи и презрения усмешкой и покачала головой.

— А после боулинг-клуба?

— Сразу домой поехал, — сказал Завязин, искоса посмотрев на жену.

— Вы до двух часов в боулинг играли?

— Да.

— И что, совсем не пили?

— Почему? Пили.

— Но ты же трезвый.

— А я, по-твоему, вдрабадан пьяный должен быть?

— И кто еще был?

— Я, Денис, Юра и Ринат, — перечислил Завязин заметно осмелевшим голосом. Все эти вопросы укрепили его — они свидетельствовали о готовности супруги поверить его словам.

— И что, если я сейчас позвоню Юре, то он скажет мне, что вы все это время играли в боулинг в клубе?

— Да, — уверенно произнес Завязин. На подсознательном уровне он чувствовал, что Полина всем своим существом жаждет успокоения, ждет, чтобы он убедил ее, развеял все сомнения, и, отвечая, для пущего эффекта даже повернулся и посмотрел ей в лицо.

— И вы до двух часов играли в боулинг?

— Да, — уже предчувствуя примирение с супругой, как-то радостно, чуть не улыбаясь, сказал Завязин.

Он смотрел на жену в волнительном предвкушении, но лицо ее не смягчалось, как обычно после подобных расспросов. Глаза Полины по-прежнему были переполнены подозрением и болью, которые рождало в ней как никогда ясное сознание невыносимой действительности.

— Я позвоню Юре, — вдруг сказала она, решительным шагом направляясь в комнату.

— Звони, — по виду ничуть не смутившись намеренью жены, проговорил ей вслед Завязин.

Он находился в полной уверенности, что это одна из многих пустых угроза супруги, но в этот раз Полина была полна решимости. Ее не останавливало уже ни то, что она обратиться к Юрию с глупыми и нелепыми, как ей казалось, вопросами, ни то, что делать это она будет в полтретьего ночи. Все ее существо пребывало в таком отчаянии, что она уже не могла успокоиться одними только заверениями мужа.

— Юра здравствуй, — раздался из комнаты кроткий и смущенный голос Полины. — Я разбудила тебя, наверное?.. Извини, пожалуйста… Слушай, ты не знаешь, где Глеб? Он до сих пор еще домой не вернулся… А вы когда разошлись?.. Раньше?.. Ты не знаешь, куда он пошел?.. Ясно. Спасибо.

Голоса Полины больше не было слышно. Прекратив натирать сковороду, Завязин замер всем телом и затаил дыхание, пытаясь сквозь шум воды понять, что делает супруга, но из комнаты не доносилось ни единого звука. Оставив посуду, он вышел в коридор: Полина с телефоном в руках сидела на диване, опустив голову. Осторожным движением Завязин переступил через порог комнаты и, сделав два шага, остановился возле стола.

— Он сказал, что я в гараж поехал?.. Завтра снег обещают, а на машине летние шины. Ты же знаешь, что меня на объекте в А-ске с самого утра будут ждать. Нужно было обязательно резину поменять…

Завязин начал неуверенно, но почувствовав по ходу, что все получается очень даже складно, вновь приободрился. В надежде, что его подробные и твердые объяснения в этот раз убедят супругу, он расходился все больше, пока окрик жены не ошеломил его:

— Хватит мне врать!!! — вскинув голову, воскликнула Полина, вся пылая от охватившей ее ненависти к мужу. — Ты ушел из клуба в девять часов!

— Я менял резину в гараже…

— До двух часов ночи менял резину?! Кому ты рассказываешь сказки?! Посмотри на свою одежду, на руки посмотри! Ни в каком гараже ты не был!

— У меня вода там есть. Я руки помыл, — не понимая уже, что говорит, в смятении продолжал объясняться Завязин.

— Ты пять минут назад клялся, что до двух часов играл с друзьями в боулинг! Почему ты тогда не сказал, что резину в гараже менял?! Все твои слова — ложь! У тебя другая женщина! — вдруг воскликнула Полина.

— Не-ет! — пылко возразил Завязин. Голос его прозвучал громко и категорично, но во взгляде отчетливо был виден испуг. Впервые он услышал от жены о любовнице и страх того, что она обо всем знает, невольно отразился в его глазах.

Полина все прочла и все поняла. От боли, защемившей ей сердце, у нее хлынули слезы. Вскочив с дивана, она выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь.

Расстелив постель, Завязин лег под одеяло и долго еще не мог заснуть, напрягая слух и смотря на пробивающийся с кухни свет, в попытке уловить какие-нибудь звуки или увидеть тень перемещения супруги по комнате, но до него доносился лишь приглушенный закрытой дверью шум льющейся из крана воды, которую он забыл выключить.

— — ------------------------------------------------

Больше интересного тут:

www.youtube.com/channel/UCHmbRKwvEQSfFhtg-3_iu9w