Навья сила

Группа 2

Полог шатра повис и не колыхался больше. Ветер стих. С Дона потянуло сыростью. Будет туман. В русском лагере тихо, костров не жгут. Молчат и татары. Только иногда завоет где-то собака, да вскрикнет жеребец, зазывая кобылу.

Дмитрий сменил лучину, сел на лавку. Крепкими большими пальцами обхватил бороду. Как стемнело, из татарского лагеря прилетела стрела. Свой человек предупреждал, что с рассветом одна сотня татар во главе с мурзой уйдёт навстречу литовцам.

Ягайло — пёс. И тут выжидает. Встал лагерем в тридцати верстах. Как только узнает, что русских меньше чем думал — ударит. Но не сразу. Будет ждать до последнего, пока татары начнут верх забирать, вот тогда и ударит. Нельзя допустить сего. Иначе всё прахом пойдёт. Всё, что до него, до Дмитрия по крупицам собирали, в один кулак стягивали. Татарам поганым в ноги кланялись и копили, копили силы. И вот теперь всё рухнет. Нет.

Послышались шаги. Вошёл Боброк. Тихо шепнул:

— Он пришёл, княже.

— Веди.

В шатёр, следом за Боброком скользнула тень. В свете лучины из-под волчьей головы видна была только нижняя часть лица, вымазанная дёгтем. Всклокоченная волчья шкура покрывала широкие плечи. Тёмные свободные штаны заправлены в сапоги, сшитые мехом наружу и перетянутые кожаными ремнями.

Дмитрий встал:

— Ведаешь, что творю?

Тонкие губы чуть растянулись в улыбке.

— Даю вам свободу от гона христова. — При этом Дмитрий протянул незнакомцу грамоту, скреплённую печатью князя московского. — Живите, как жили. Но по первому княжьему зову придите. — Незнакомец молчал. Дмитрий продолжил. — С рассветом татары отправят сотню во главе с мурзой к литовцам. Будут уговаривать выступить. Ягайло не должен вступить в битву. И помни о том, что сказано.

Незнакомец слегка качнул подбородком, ответил шёпотом:

— Помни и ты, князь, — и тихо растворился в ночи.

Дмитрий подошёл к Боброку, посмотрел в глаза. Тот успокоил:

— Не тревожься, княже. Литовцы уйдут.

— Почём знаешь.

— Знаю.

— Этому можно верить?

— Верь как себе. Коли волкодлак дал слово — сдержит, даже если умереть придётся. А этот у них, как ты у нас, вроде князя.

— Поглядим. — Дмитрий снова уселся на лавку. Думы. Думы одолевали князя московского.

Белые стены шатра из тончайшего войлока, казались кроваво красными от ярко горевшего костра. Мамай пил кумыс, развалившись на подушках у входа в шатёр. У костра двое стражников истязали человека. Голый, избитый, со стянутыми за спиной, вывернутыми руками. Рядом с человеком мурза:

— Говори, собака, зачем стрелы к урусам посылал?! Что передал князю?!

Свистнула нагайка. Кожа на боку человека лопнула. Брызнула кровь. Мурза зачерпнул пригоршней соль из глиняной чашки, швырнул на рану.

— Говори!!!

Человек изогнулся, завизжал. Второй стражник выхватил из костра лошадиное клеймо раскалённое докрасна, прижал к спине человека. Зашипело. Запахло палёным. Мамай презрительно выгнул губы. Человек заорал захлёбываясь слюной.

— Говори, собачий сын!!! — Мурза пнул загнутым носком сапога в залитое кровью лицо.

Человек замолк. Перевернулся на спину. Захрипел:

— Сотня…на рассвете… к литовцам…

— А, шакал! — Мурза пнул сапогом в голый, блестящий от пота, исполосованный нагайкой бок, и повернул голову в сторону хана.

Мамай чуть качнул головой.

— Убить собаку! — крикнул мурза.

Стражники перевернули человека лицом вниз. Навалившись на ноги, прижали сожжённые пятки к затылку. Раздался хрип. Спина хрустнула. Взор бедняги потух. Обмякшее тело уволокли прочь от шатра хана.

Хан встал. Выплеснул остатки кумыса в траву.

— Выезжай немедля! Возьми ещё сотню. Обмани. Обещай всё, что хочешь. Пусть выступает прямо сейчас.

— Да, мой хан. — Мурза попятился, склонившись до земли.

Мамай скривил рот. Зашипел сквозь зубы:

— Пёс литовский! Будет ждать до последнего.

Не спал в эту ночь и великий князь литовский и король польский. Совершив с тридцатью тысячами войска быстрый переход, он встал в тридцати верстах от Мамая и ждал. Пусть два войска одинаково ненавистные ему сцепятся как две бешеные собаки. А он посмотрит, кто останется. Если Дмитрий — то нужно напасть на остатки измотанного войска русских. Если Мамай — присоединиться и двинуть вместе на Москву. В любом случае он, великий Владислав Ягайло будет с победой. Ему нужна победа. Ему нужен ханский ярлык на русские земли.

В ночи завыл волк. К нему присоединился ещё один. Вой оборвался. Перекликались часовые. Ягайлу начал одолевать сон. Откинувшись на подушках, он закрыл глаза.

Разбудил шум. Отовсюду слышались голоса, конский топот. Шум приближался.

Ягайло поспешил наружу. У шатра, размахивая факелами, толпились воины. На лицах страх. Никто не кричал. Все переговаривались вполголоса. Стража ощетинилась копьями.

Вперёд вышел старик, полковник витебской хоругви:

— Уходить надо, великий князь. — С этими словами он бросил к ногам Ягайлы отрубленную голову человека, лицо которой пересекали четыре глубоких резаных раны. — Нечисто тут.

Ягайло рассвирепел:

— Что это?! Как смеешь?! На кол захотел?!

— Да уж лучше на кол, чем вот так. — Старик посмотрел на голову.

— Что это?! — Ягайло справился с приступом бешенства и заговорил спокойно. — Говори всё мне.

— Это волкодлаки — дети Чёрного Перуна. Князь Дмитрий сговорился с нечистью. Уходить надо. Не будет победы.

— Ты, что говоришь?! — Лицо Ягайлы начало бледнеть. — Вы, что, увидели срубленную голову, наслушались сказок и … — Ягайло двигал из стороны в сторону налившимися кровью глазами. — Нас тридцать тысяч!

— Возьми коня, великий князь, да посмотри сам, что творится в войске. — Полковник взмахнул факелом. Подвели коня. Ягайло впрыгнул в седло. Бросил полковнику:

— Иди со мной.

По всему лагерю уже никто не спал. Воины глядят исподлобья, в глазах страх. Такого великий князь ещё не видел. Всюду шум, ропот. Заполыхали костры. Ещё вчера эти глаза светились мужеством и решимостью, в едином порыве бить свиней московских.Теперь в них страх.

— Сразу после смены, они без шума сняли всех часовых и вырезали четырнадцать палаток. Могли вырезать больше, но не стали. Никто ничего не видел. — Полковник шёл рядом, остремь. — Лошадей не тронули. Только перебили всех пастухов. Хотя могли увести или разогнать по степи весь табун. Им нужно, что бы мы ушли.

— Но как такое может быть? — Глаза великого князя метались по сторонам. Отовсюду стаскивали убитых.У кого разорвано лицо, у кого горло, были и вовсе без голов. За какие-то мгновения он потерял больше двух сотен.Это целая хоругвь. Мог лишиться всех лошадей. Ягайло привстал на стременах:

— Кто, что видел?!

— Нет. — Полковник поднял факел выше. — Волки выли. Да ещё вот это, великий князь. — Ягайле поднесли стрелу. Странная стрела, короткая. В длину меньше арбалетной. Тяжёлый кованый наконечник из воронёной стали. Такая пробьёт даже панцирь. Древко, тоже чёрное — толще, чем у обычных стрел. К древку прикручен кусок кожи. Ягайло сорвал кожу, развернул. Написано по-литовски одно слово: «Уходите». Ягайло вскинул голову. — Войско в круг! Полковники, ко мне! Немедля!!! Совет!!!

Мурза мерно покачивался в седле, бросив поводья. Глаза закрыты. Его лошадь шла в середине второй сотни. Первую сотню разбили на два дозора по пятьдесят воинов. Рыская в ночи на расстоянии полёта стрелы, они с легкостью обнаружат любую засаду.

Мурза думал о предстоящем разговоре с великим князем Литовским. Нужно сказать так, что бы князь немедля выступил в расположение лагеря татар. Ягайло — старый хитрый лис. Он всё понимает. Потому и не спешит приблизиться к месту битвы. Если победят урусы — он нападёт на остатки войска Дмитрия. Если победим мы — он всегда успеет вмешаться в битву в самый последний момент и разделит победу с Мамаем, сохранив войско. Мамай не из рода чингизидов, и потому не может быть ханом, хотя и именует себя таковым. Но это не законно, и рано или поздно ему напомнят об этом. И тогда ему будет нужен надёжный союзник. А кто как не Ягайло станет им? Потому Мамай стерпит всё, лишь бы сегодня разбить урусов.

А, что обещать князю? Золота у него своего хватает. Его земля, пока чингизиды делят власть в Орде, в безопасности, и потому набегом его не испугать. Единственное, против чего Ягайло не устоит — это ярлык на урусские земли. Во снах, небось, видит себя королём польским, князем литовским и урусским. Так и нужно сказать, мол, не придёшь немедля — не видать тебе ярлыка на земли русские. А после битвы посмотрим. Может и ярлык вручать будет некому.

Далеко впереди тонко завыл волк. За ним второй, третий. Мурза открыл глаза. Ночь. Звёзды усыпали чёрное небо. Потянуло ветром. Впереди мерно покачиваются, прикрытые кольчугой, спины воинов. Глухо ударяя, копыта лошадей взрыхляют степь. Снова завыли волки, только на этот раз правее.

Вдруг, далеко слева раздался звериный рёв. Жуткий протяжный рёв. Лошадь дернула головой. Пришлось натянуть поводья. И тут же, до слуха мурзы долетели крики дозорных первой сотни. Они призывали на помощь.

Сотник Мэргэн оглянулся. Мурза быстро кивнул ему. Последовала короткая команда. Сотня как единый организм понеслась, набирая скорость. Воины слились с конскими гривами.

Сквозь лошадиный топот, до ушей мурзы уже долетали звуки боя. Звенела сталь, вскрикивали люди, визжали лошади. Кто там? Урусы? Может это литовский разъезд, спутал нас с урусами.

— Мэргэн, скорее!

Засвистели нагайки.

По мере приближения, сотня начала растягиваться по фронту. Её фланги выдвинулись вперёд, образуя полумесяц. Впереди уже видны фигуры сражающихся, блеск сабель. Охватив по флангам поле боя, воины второй сотни развернули лошадей к центру, и готовые броситься в атаку, оцепенели. У многих от удивления открылись рты. Сабли, готовые рубить врага, замерли над головами, и начали медленно опускаться.

Посреди заваленной трупами поляны, татары рубились с … татарами. С пеной у рта, с широко открытыми, полными страха глазами, с криками «Шайтан», воины первой сотни бились друг с другом. Они метались по поляне как одержимые на взмыленных лошадях, и рубили всех, кто попадался на пути, не замечая окруживших их товарищей.

Все замерли в ужасе.

— Остановите их! — Мурза хлестнул нагайкой ночной воздух.

Воины бросились к сражающимся. Но, к тому моменту в живых оставались только три воина первой сотни. Двое уже бились в агонии, третий, весь израненный, ещё продолжил взмахивать саблей. Его скрутили. Подтащили к мурзе.

— Что произошло? — Мурза пытался в свете луны разглядеть его лицо.

Глаза пусты и широко открыты. В них страх и безумие. На губах пена.

— Шайтан… Шайтан… — шептал воин.

Через некоторое время он ослабел, лёг на траву и умер.

Все молчали, поражённые увиденным.

Тишину нарушил голос Мэргэна:

— Вкруг!!!

Сотня ожила, и через несколько секунд образовала вокруг мурзы круг, ощетинившись копьями, сверкая щитами и готовая двигаться дальше.

И тут тишину ночи вновь разорвал звериный рёв.

Со всех сторон из темноты разнёсся вой, исторгаемый десятками волчьих глоток. Лошади пятились. Били копытами. Они плясали под седоками, озирались по сторонам широко открытыми глазами, не слушались поводьев, зажав зубами удила.

Где-то щёлкнула тетива. Послышался короткий свист и шлепок. Один из воинов со стоном сполз на землю. Ещё шлепок, ещё. Воздух наполнился свистом стрел и криками умирающих. Воины валились из сёдел. Уже около десятка лежали в траве, обливаясь кровью.

— Кхуррагх!!! — завизжал Мэргэн, и сотня сорвалась с места.

Ягайло восседал на походном троне и презрительно осматривал собравшихся полковников, которые стояли перед ним, образуя полукруг.

— Что это?! Что происходит?!

Потупив глаза, полковники переминались с ноги на ногу и молчали. Многие слыхали рассказы о волкодлаках, но считали их сказками и никак не ожидали встретиться с детьми чёрного Перуна воочию. Молчание нарушил всё тот же полковник витебской хоругви:

— Великий князь! Много веков назад, когда печенеги пришли в первый раз, один из моих предков служил Аскольду великому и был тогда послом в печенежском стане. Он видел волкодлака. Эта история передаётся в нашем роду как сказка, от отца к сыну.

— Не тяни! — Ягайло глянул на полковника исподлобья.

— Тогда набеги на лагерь печенегов совершались каждую ночь и каждый день. Однажды волкодлак, переодевшись, добрался до ханского шатра и перебил всю охрану. Но хана в шатре не оказалось. Шатёр окружили. И пока пытались его взять живым, он успел убить ещё около тридцати воинов, а потом убил себя сам.

Толком в свете факелов рассмотреть ничего не удалось. Ночь. На нём была волчья шкура. Он метался в кругу, и только воины падали от его ударов. Бил когтями и кистенём. Ловил стрелы и бросал их в воинов. Печенеги набросили на него сеть. Тогда он завыл волком и разорвал себе шею когтями.

Это был человек в волчьей шкуре на голое тело. К каждой руке, кожаными ремнями прикручены железные когти. Чёрные мягкие штаны. Сапоги мехом наружу. В каждом по ножу. Лицо и тело измазаны дёгтем. Короткий лук.

Говорят, что волкодлаки — это души павших воинов. Чёрный Перун возвращает их из тьмы и вселяет в тела волков. Волкодлака невозможно убить, пока он сам этого не захочет. Потому, что он уже мёртв.

— Что за сказки ты тут рассказываешь, старик?! — Ягайлу снова охватил приступ бешенства. — Ты думаешь, кто-то поверит тебе? Я, великий князь литовский и король польский, поверну войско, испугавшись бабкиных сказок?!

Полковник посмотрел в глаза князю:

— Ты сам всё видел только что.

У входа в шатёр снова раздались крики и топот.

— Кто там?!!! — Ягайло ударил посохом оземь. — Пропустить!!!

В шатёр ворвался человек. Упал на колени:

— Великий князь!!! Беда! Они отравили воду и подожгли мешки с зерном!!!

Сотня летела как ветер, сверкая в ночи щитами и ощетинившись копьями. Расчёт сотника был прост — сблизиться и вступить в бой с, пока ещё неизвестным противником. Да не всё ли равно кто там — урусы, литвины. Мерген, воин великой Орды, жаждал боя и славы. Мурза хочет уговорить этих собак. А он, Мерген, будь ханом, убил бы всех мужчин, как когда-то делал великий хан Чингиз. Женщин воинам. Детей продать в рабство. Сжечь, разрушить города. Пусть будет только степь, а в степи пасутся его, Мергена, стада и стада его воинов. Только татары. Везде и на века.

Кони пронеслись уже больше двух сотен шагов, так и не встретив врага. Со всех сторон выли волки, свистели стрелы да валились из сёдел воины. Небо стало серым. Близился рассвет. До литовского лагеря оставалось совсем немного.

Кони понеслись под уклон, в небольшую ложбину, по краям которой росли редкие деревья. В конце ложбины Мерген заметил движение.

— Вперёд!!!

В следующее мгновение впереди, что-то блеснуло. Раздался звон металла, и путь косматым блестящим потными спинами татарским лошадям преградила натянувшаяся тонкая стальная цепь.

— Вправо!!! — взвизгнул Мерген, брызгая слюной. Резко осадив, сотня избежала столкновения, но потеряла скорость.

Взвыли волки. Их вой перешёл в рёв, и к сбившейся, потерявшей строй сотне со всех сторон бросились серые тени. Они влетали под лошадей, вспрыгивали на их спины. Утро наполнилась визгом лошадей и криком умирающих.

Мерген, несколько мгновений смотрел на всё как околдованный. Он не верил своим глазам. Его сотня, одна из лучших в войске, таяла, как весенний снег. Он закричал, стряхивая оцепенение, вздыбил коня и взмахнул саблей:

— Кхуррагх!!!

Короткий как молния удар сабли со свистом рассёк воздух. Тень метнулась под коня. Конь завизжал и осел на задние ноги. Из распоротого конского брюха вывалились внутренности. Мерген успел покинуть седло. Пружинисто приземлившись на крепкие ноги, он развернулся. Взлохмаченная шкура. Оскаленная волчья пасть. Большие синие глаза. Потом всё окутал туман. Только эти страшные синие глаза. Мергену между глаз будто вогнали раскалённый прут. Блеснули когти, и голова сотника скатилась со склона.

— Что-о?!!! — Ягайло вскочил с трона. — На кол!.. Всю стражу на кол!!!

— Некого сажать на кол, великий князь. Охранявшие обозы мертвы все до единого.

В бессильной злобе, Ягайло развернулся и разнёс трон посохом. Потом, тяжело дыша, долго стоял спиной к полковникам. Его плечи опустились. Посох упал наземь. Его голос был тихим и злобным:

— Трубите общий сбор. Седлать лошадей. Обозы в центр. Мёртвых сжечь. Выступаем с восходом.

Мурза почувствовал, как кто-то ухватил его за шиворот и рывком поставил на ноги. Исподлобья украдкой он огляделся по сторонам. Кругом, кое-где ещё шевелящимися кучами высились трупы лошадей и воинов вперемежку. Пахло свежей кровью и внутренностями. Мурза согнулся пополам, упал на колени. Голова кружилась.

Перед ним возвышались десять, похожих на человеческие, фигур.

Волчьи шкуры. Шерсть слиплась от крови. Широкие чёрные штаны. Сапоги мехом наружу. Между оскаленных волчьих зубов, черные лица — только глаза сверкают. На крепких узловатых руках чёрные железные когти. Из-за голенища сапог торчат рукояти ножей. У каждого за кожаным поясом кистень с гладким железным шаром. За спинами короткие луки.

— Шайтан… — Мурза повалился лицом в землю, зашептал молитву. Но крепкая рука вновь ухватила его за шиворот и поставила на ноги.

— Мы его не убьём, отец? — юношеский голос серебром прозвенел в утренней тишине. Из-за горизонта показался огненный край солнца.

— Нет.

— Почему?

— Он полон страха. Пусть отнесёт этот страх остальным. Пусть все дрожат при одном только упоминании о нас. Так было давно. Пусть так будет и сейчас.

Одна из фигур приблизилась к мурзе. Сильный низкий голос произнёс:

— Возвращайся к хану. Скажи — литовцы не придут. И покажи ему вот это!

Большие синие глаза заполнили всё. Голову мурзы пронзило раскалённой стрелой. Блеснули когти. Лицо обожгло нестерпимой болью. Мурза упал на колени, заливая траву кровью.

Солнце уже стояло высоко. Поднявшийся ветер начал разгонять туман. Мамай, сидя у шатра, пил кумыс и бросал тревожные взгляды в ту сторону, откуда должны были появиться войска Ягайлы.

Урусы встали стеной. Краснели щиты. Сверкали на солнце наконечники копий. Уже сшибались передовые отряды. Татары, едва сдерживая разгорячённых коней, нависли чёрной тучей, готовые с воем броситься на урусских собак.

Слева от шатра послышались крики:

— О, великий хан! Беда! Беда!

К шатру неслись три всадника. Двое, находившиеся по бокам придерживали того, кто был посредине.

Когда всадники приблизились, хан узнал в том, кто находился в середине, мурзу. Одежда в крови. Лицо замотано тканью чалмы, пропитавшейся кровью. Воины бережно сняли мурзу с седла, опустили на колени перед ханом и удалились.

— Говори! — Мамай отшвырнул пиалу. — Говори всё, как есть!

— Ягайло ушёл, мой хан.

— Пёс! — Мамай пнул мурзу сапогом. — Шакал неверный! Почему?

— Не знаю, мой хан. Мы так и не добрались до его лагеря. А тебе передали вот это. — Мурза со стоном размотал ткань, прикрывающую лицо.

Взору хана открылась страшная картина. Четыре глубоких вертикальных разреза, рассекали лицо мурзы ото лба, вниз к подбородку. Из них сочилась кровь. Из-под разорванных опустевших глазниц ручьями стекали слёзы, перемешанные с кровью.

Боброк отыскал Дмитрия среди воинов большого полка. Князь был в доспехах дружинника и прилаживал меч на пояс.

— Княже!

— Ну?!

— Прискакал гонец. Литовцы уходят домой.

Дмитрий обхватил Боброка за плечи:

— Повтори! — Тряхнул воеводу, что есть силы. — Повтори!

— Полно, княже. — Боброк улыбнулся. — Ягайло уходит. Можно начинать.

— Слава пресвятой богородице. Скачи в засадный полк. Когда ударить — решишь сам.

Дмитрий обнял Боброка и, подхватив щит и копьё, шагнул в строй.

И в тот же миг заревели рога. Взметнулись чермные русские стяги с золотым ликом Христа. Со всех сторон, оглушая и сотрясая всё вокруг, из десятков тысяч глоток грянуло:

— ЗА РУСЬ!!!

_