Пролог

Что ни говори, а кароллийские стекла — удивительная вещь: набухающие багрянцем лучи раскаленного солнца, нависшего над зубчатыми склонами Бетамского кряжа, добивают опаленный, одуревший от жары город, а по эту сторону окна прохлада. Непостижимым образом такая хрупкая на вид, прозрачная гладь без труда сдерживает зной. За оконным проемом дрожит разогретый воздух, но стоит приложить ладонь, и поверхность стекла обожжет морозным холодом. В насквозь прокуренных корчмах нижнего города за дармовую кружку местного пойла могли поведать удивительные истории о тех стеклах, сыскался бы щедрый да любопытный. А как оросит живительная влага пустыню пересохшей глотки рассказчика, как утратят его рыскающие, вечно налитые кровью глаза суетливость, так тут уж принимай плату за щедрость. И, как водится, все больше треп досужий, что с хмелем с языка на язык по корчмам лепится.

Будто высоко-высоко, на ослепительно белых вершинах Кароллийских гор, обитают Снежные драконы. Раз в тридцать лет слетаются они к подножью для продолжения рода. На три дня окрестности превращаются в арену жестоких брачных битв. Затем являются люди и развязывают меж собой схватки — еще более жестокие и кровавые — за сброшенные драконами гребневые пластины. Секрет изготовления чудесных стекол из тех пластин ведом немногим семействам ремесленников. Хранят они тайну ревностно, потому дома их — неприступные крепости. На рынках Королевства, да и далеко за его пределами, за кароллийские стекла дают немалую цену. И не тусклым серебром — золотом! Не в каждом дворце оплывающих от жира аристократов встретишь подобную диковину. А вот для обожаемой единственной дочурки — юной леди Агаты — сиятельный родитель не поскупился! Ах, да… леди Агата, огонь души моей, несорванный цветок…

Я отвернулся от окна. Да вот же она: лежит на кровати поверх покрывала изумительной красоты из тончайшего хорезского шелка. В черных, цвета воронова крыла, растрепанных волосах запутались небесно-голубые лепестки иллозийских роз. Лежит личиком вниз, неестественно вывернув свои худенькие ручки. На узенькой спине парой островков проступают сквозь изумрудный атлас платья острые лопатки. Меж тенетами ослабленной шнуровки призывно белеет безукоризненная кожа. Леди Агата неподвижна, и я бы весьма удивился, случись ей пошевелиться: верный удар узкого четырехгранного клинка скаморского стилета под затылочную кость, снизу вверх… бедняжка умерла раньше, чем успела испугаться. Быстрая смерть без страданий — все, чем я мог отблагодарить покойную за недолгие пылкие поцелуи, страстные объятья. К тому же её агония, равно, как и предсмертные хрипы, мне были ни к чему: телохранителям, сально перемигивающимся сейчас за дверью опочивальни, следовало появиться на «сцене» не раньше, чем я уберусь отсюда.

Я извлек из рукава расшитый незатейливым узором кружевной платочек — подарок бедной Агаты — неторопливо отер кровь с клинка. Стороннему наблюдателю я бы сейчас показался чудовищем. Будто мне и в самом деле глубоко наплевать на ту, чьей страсти я добивался упоительно долгий месяц всеми мыслимыми способами.

Родовитые обитательницы верхней Затужи, изнывающие в роскошных дворцах от безделья, частенько искали утешения в грехе. В поисках плотских утех скучающие аристократки порой забредали весьма далеко от дома. Гораздо дальше, чем могли вообразить себе их почтенные отцы и супруги. Агата не была исключением, однако одной страсти ей оказалось мало. Там, где иной скучающей даме хватило бы мимолетной случки на провонявшем конским навозом и помоями заднем дворе захудалой корчмы, Агата искала чувства. Мне пришлось изрядно попотеть в шкуре пылкого влюбленного! Бессонные ночи в саду под окнами дворца сиятельного родителя. Мимолетные встречи в храме Святого Клария: томные взгляды, легкие, будто случайные, касания рук. Исполненные нежности письма, что доставляла ее служанка, самозабвенно играющая роль нарочной в романтической переписке… девочка выжала всё, что отвечало ее нехитрым представлениям о любви, прежде чем подпустить меня ближе. Эта ночь должна была стать для нас первой…

И после всего этого кто-то осмелится сказать, что мне наплевать!? А, впрочем, он будет прав… мне и в самом деле наплевать.