Глава 10

— Всё, потрепались, варим дело — Кирим навалился могучей грудью на жалобно скрипнувший стол, погребя под курчавым ворсом груду рыбьих костей. Огромные кулачищи он разместил перед собой. Его колючие маленькие глазки из-под черных сросшихся бровей поочередно буравили то меня, то Нестора, то дрыхнущего в блаженном неведении Селевана. — Кто в доле? Нестор?

— Шлюхиному слову верить — последнее дело, — Нестор покачал головой. — Извиняй, Кирим, отродясь не ловил в мутной водице. Кабы поручился кто надежный, тогда дело другое, а так… Опять же, повольники мои поистаскались на берегу. Второго дня мне отчал прислали. Завтра снимаемся — к вечеру уйдем.

— Ты, Лесс? — Кирим смотрел на меня, не мигая.

— Да будет тебе — поспешно встрял Шамир, избавив меня от необходимости сочинять отказ. Делить навар на троих он не собирался. Во всяком случае, не со мной. — Рыжий прав: девке и примерещиться могло. Там, может, стоящего-то на паре пальцев всего, а ты ораву скликаешь, точно крепость берем! Вдвоем управимся, а чего занятного поимеем — проставимся. Глотки вон пусть лучше готовят.

Мне всего-то и оставалось — лишь утвердительно кивнуть, признавая доводы Шамира справедливыми.

— Пусть так. В крайнем разе, посреди наших горлохватов подсобников сыщем — Кирим отвалился от стола, стряхнул с груди налипшие рыбьи кости, сыто потянулся. Изжеванная морда прямо-таки лучилась, точно заветные перстеньки уже обрели свое законное место в его кошеле. — Только чего ж нам тянуть? Вот теперь и начнем! Эй, где ты там есть, красавица!? Биранского нам, крепкого! Да не тех помоев, в которых посудомойка-ведьма подмывалась, а самого что ни наесть настоящего, без подмесу!

— То дело! — оживился Нестор. — А ты, Лесс, давай, скидай дуру с колен, кой ты в нее обеими руками вцепился!? Хер приладить завсегда успеешь, поди, не помеха для тебя, да и целее будет, а тут случай мужчинам побеседовать выпал — когда еще прибудет такой!? А ну как торговцы дерзкие да удачливые попадутся — снарядят меня на дно с каменюкой на шее, так и вовсе не свидимся. Выпьем лучше! Потреплемся всласть.

Избавиться от Нестора во хмелю — дело ох, какое непростое. К собеседнику рыжий трепач прикипал всем сердцем, цеплялся точно клещ. Чтобы его стряхнуть требовалось явить недюжинную изобретательность. Скрипнула входная дверь. Вздрогнула, натянулась ниточка моей «паутинки». Натянулась и ослабла. В корчму, тяжело опираясь на кривой костыль, вполз согнутый в дугу убогий. Постоял ворохом рвани на пороге, приглядываясь, затем выпрямился, зажал костыль под мышкой и бодро припустил к компании таких же «убогих» за заваленным снедью столом. Законников не видно, но это только пока. Из головы не шел подслушанный разговор мутной парочки у камина. Что у Стржеле достанет власти поставить на уши весь гарнизон затужской стражи, включая холеных, отожравшихся на мзде, офицеров, сомневаться не приходилось — как-никак советник самого герцога! Однако для того, чтобы перекрыть оба города этого маловато, а между тем народу, по-видимому, нагнали предостаточно. Не иначе сказалось особое расположение Ла Вилье, отрядившего собственное войско на поимку убийцы дочурки советника. В общий котел суетливого многолюдья можно смело добавлять и «полуночников» — куда ж без них!? Эти первыми носом землю рыть будут, всей братией: от мелкой сошки до жреца. Да и попробуй тут не радеть, когда сам его святейшество, присноблагостный архиепископ Фома Затужский, приходился, по слухам, осиротевшему графу родственником. Крепко помнили «серые шавки» печальную участь неудобных религий. Десница у «единой доброй веры» оказалась тяжелой. Здесь в Затуже, расторопные слуги Святого Клария умело использовали Сиургскую смуту для искоренения неугодных, «дабы не смущали сынов и дщерей веры истинной речами мерзкими, плутливыми». Рассказывают, тогда от зарева костров, на которых жгли сторонников Матери Лесов и культов помельче, суетливые ночи превращались в день. Те же, на кого палачи огня пожалели, болтались на осеннем ветру под перекладинами наскоро сколоченных виселиц вдоль всего Вележского тракта до самых Вильней. Так что расстараются «полуночники», куда там псам охотничьим! Заваривалась нешуточная каша, а я намертво застрял в компании громил, шлюхи, записного трепача и тела, подающего слабые признаки жизни. Совсем плохо.

Верно, я задумался глубже, чем следовало, потому и упустил момент, когда Нестор, наконец, заткнулся. Коготки Сабеллы впились в мое плечо, вернув меня к реальности. Кирим склонил голову набок и, сузив глаза, с интересом разглядывал что-то за моей спиной. Желваки играли на его обезображенных шрамами скулах. Шамир улыбался в ту же сторону. Человека более впечатлительного, чем я, улыбка эта заставила бы озаботиться поисками местечка поспокойней. Нестор, бросив единственный взгляд через плечо, отодвинул пустую кружку, высыпал из кожаного мешочка на стол перед собой шипастые боевые кольца и неспешно принялся надевать их на свои короткие пальцы. Сабелла сжалась у меня на коленях. Развеселый галдеж за ближними столами мало-помалу стихал. Оборачиваться не было нужды — в относительной тишине, замерших в предвкушении зрелища посетителей, я отчетливо расслышал жалостный скрип половиц под неторопливыми шагами.

Не обернулся я и тогда, когда шаги приблизились вплотную, долил в кружку вина из кувшина, отпил. Братцы улыбались уже оба, и улыбки эти были крайне скверными. По мере того, как корчму облетал слух о близкой потасовке, тишина стремительно завоевывала присутственный зал. К нашему столу — одиночками и целыми компаниями — потянулись зрители. Они останавливались на безопасном расстоянии и принимались тихо перешептываться меж собой, прикидывая возможный исход и шансы участников. Среди потных столпившихся тел уже мелькал расторопный малый с шапкой в тощей руке, собирая ставки. Ближайшие к нам столы были немедленно отодвинуты хозяевами подальше.

Половицы нетерпеливо скрипнули за моей спиной. Я спокойно отпил из кружки. В толпе послышались смешки. Неуверенно потоптавшись, некто обошел меня слева и остановился у стола. Коготки Сабеллы глубже впились в плечо, она старательно разглядывала шнуровку моей куртки и дрожала всем телом. Я поднял глаза. Согласно расчетам, ему следовало бы появиться гораздо раньше, но… видимо, потребовалось много больше времени, чтобы «отверженный» счел себя оскорбленным. Надо заметить, с того момента, как Сабелла предпочла его коленям мои, он совершенно утратил расслабленность и благодушный вид. Итак, надо мной навис верный двухметровый шанс свалить из «Озорного вдовца», не пускаясь в пространные объяснения причины своего ухода. И грех было бы им не воспользоваться.

«Шанс» смачно харкнул себе под ноги, тяжело оперся о стол и вперил в меня единственный глаз, исполненный неистовой злобы. Такая концентрация ненависти меня не удивила: левый глаз покоился под мутной пеленой бельма в оправе запекшегося гноя, и правому не оставалось ничего иного, как усердствовать за пару. Потную, изрытую оспинами рожу со смазанным на бок носом и косой щелью рта время от времени сводил тик. За чередой равномерных подергиваний следовало одно такой силы, что обнажались черные гнилые зубы за тонкими потрескавшимися губами с обширными заедами. Словно в насмешку, к болезненной внешности прилагалось атлетическое тело с прекрасно развитой мускулатурой. На могучей безволосой груди красовалась татуировка, живописующая готовую к броску змею. Отлично, теперь драки не избежать: «нетопыри» враждовали со «змеями» с незапамятных времен. Камнем преткновения становились ключевые торговые тракты. Стычки происходили с завидным постоянством — хватало и незначительного повода. Единственное мирное соглашение, которого удалось достичь набольшим с обеих сторон после череды казней, учиненных магистратом, — запрет на убийства бойцов враждебной группировки в Затуже. Для кровавых разборов места назначались вне стен города.

— Ты, — выдохнул, наконец, громила луково-винным амбре мне в лицо.

— Кто ж с этим спорит? — ответил я как можно небрежнее, отхлебнув из кружки.

Он вновь сплюнул себе под ноги. Похоже, подобным образом ему приходилось оживлять вялое течение мыслей, чтобы выиграть время для обдумывания очередной реплики.

— Моя, — верзила бесцеремонно ткнул пальцем в Сабеллу, отчего бедная девочка дернулась всем телом.

— А ты, я гляжу, слов запросто не раздариваешь, верно?

Плевок под ноги и еще один в сторону. Мое предположение оказалось верным с той только разницей, что количество плевков напрямую зависело от сложности услышанного.

— Моя, — тупо повторил верзила.

— Ты обознался, ничего твоего тут нет, — разговор мог получиться забавным, однако затягивать его не следовало. — Может, тебе поискать где-нибудь еще? Я и место заветное знаю. Проводить не провожу, но на путь наставлю.

В толпе одобрительно загудели. Все-таки я переусердствовал: бедолага разразился целой дюжиной плевков. Похоже, когда иссякнет слюна — этот своеобразный источник вдохновения — верзила предпримет решительные действия. Учитывая жару вкупе с количеством выпитого, он и так основательно поиздержался. Стремительное развитие событий меня вполне устраивало. Но до того, требовалось решить проблему с намертво вцепившейся в меня Сабеллой.

— Она пойдет со мной!

— Ах, вот ты о чем! Забрать ее хочешь? — деланно удивился я.

— Заберу.

— Да была бы печаль, забирай!

Сабелла вскинула на меня испуганные глаза. Я подмигнул ей. Вырвал шапку из рук спящего Селевана и быстро всучил ее оторопевшему верзиле. «Держи!» Тот, ухватившись за шапку, выпялился на нее с тупым недоумением. В следующее мгновение, расшвыривая и давя посуду, на стол вскочил Селеван. Он бешено вращал налитыми кровью глазами, выискивая обидчика. В поле его зрения угодил верзила, сжимавший в руках заветную шапку. Яростно взвыв, Селеван ринулся в атаку.

Толпа взорвалась восторженным ревом. Я хлопнул Сабеллу пониже спины: «Пошла». Та долго упрашивать себя не заставила — растворилась в толпе зрителей. Селеван уже оседлал опрокинувшегося на спину верзилу и с поразительной быстротой месил кулаками его ноздреватую рожу. Натиск оказался настолько стремительным и неожиданным, что ошеломленный «вор» даже не пытался сопротивляться. Шапку из рук он не выпускал, что распаляло боевой раж Селевана многократно. Все это я отметил за миг до того, как сам вскочил со скамьи и развернулся лицом к набегавшим приятелям верзилы. Их было пятеро. Разглядев главную угрозу в братцах и Несторе, четверо устремилось левее. Пятый весело припустил в мою сторону, с задорной бычьей непосредственностью намереваясь одним махом снести меня и добраться до поверженного соратника. На его правой руке грозно отблескивала латная перчатка. Рванувшись вперед, я одновременно отпустил сжатое до предела заклинание прорыва. Самую малость, лишь первичную формулу: даже незначительный выигрыш во времени серьезно упрощал мою задачу. Сам по себе, оголтело прущий на меня дуболом, особой опасности не представлял, что сейчас действительно было важным, так это сохранить его в относительном здравии до нужного момента.

Сухой треск разрываемого пространства утонул в хаосе всеобщего рева. Позади меня, тугим бичом вихря со стола смело битые тарелки, кувшины, объедки… Неважно: внимание хмельной толпы всецело приковано к драке. Едва ли среди горланящих раскрасневшихся рож отыщется приметливый, которого озаботит странное поведение посуды. В конце концов, в пылу потасовки многострадальному столу могло достаться от любого из дерущихся.

Единственное, что успел предпринять разогнавшийся громила — вытаращить глаза от удивления, внезапно обнаружив цель прямо перед собой, однако остановить стремительный бег это не помогло. С сочным шлепком влетел он грязным потным лбом в подставленную мной ладонь и, промолотив по воздуху ногами, обрушился на спину. Жалобно охнули доски под его весом. Латная перчатка слетела с руки хозяина, кувыркнулась мне под ноги и замерла потертой кожаной ладонью кверху, точно прося подаяние. «Было, да всё раздал» усмехнулся я про себя, пинком отшвырнув перчатку к толпе зрителей, где за нее тотчас началась грызня.

К моему облегчению громила очухался скорее ожидаемого, во всяком случае, на ноги он вскочил довольно резво. Вид его, однако, внушал серьезные опасения за рассудок: на перекошенных губах пузырилась пена, перемазанный слюной безволосый подбородок блестел… а этот исступленный звериный рев! Да тут дело не в оскорбленном самолюбии, похоже, латная перчатка значила для него не меньше, чем «чудесная» шапка для Селевана. Это меняло дело.

Низко пригнувшись, втянув голову в плечи, на полусогнутых ногах он неторопливо двинулся ко мне. Необыкновенно волосатые скрюченные пальцы его рук слабо шевелились, точно пара пауков перебирающих лапками. Я попятился, по дуге отступая к замершей толпе. К тому месту, где в первых рядах красовался новоиспеченный хозяин латной перчатки, не иначе как по дурости рискнувший напялить ее тут же, да еще поднять руку в приветственном жесте. Расчет оказался верным: едва громила приметил свою собственность — я перестал для него существовать. Взревев, он пролетел мимо меня, сгреб «счастливчика» левой рукой за серую потную рубаху и без замаха нанес правой несколько точных дюжих ударов. Тот безмолвно осел на пол, оставив в волосатых пальцах трофей — отодранный лоскут. Для верности пнув поверженного, громила наклонился над телом и принялся стягивать перчатку. В следующее мгновение об его голову с глухим хлопком разлетелся кувшин, щедро обдав окружающих глиняными черепками и брызгами. Кисло запахло уксусом. Как ни в чем небывало, громила выпрямился, отер рожу, натянул латную перчатку себе на руку, несколько раз с лязгом сжал пальцы в кулак, проверяя ее, и… завалился на бок. «Сука, я на него поставил!» завопил кто-то невидимый. Толпа всколыхнулась. Послышалась брань и хлесткие удары. «Други, портовые Парося смертным боем бьют! Шибай гнид!»

Как я и предполагал, распаленная вином и зрелищем толпа полыхнула дракой. Чадный удушливый сумрак «Озорного вдовца» наполнился воинственным ором, натужной возней, треском, топотом, грохотом опрокидываемых столов… С истошным визгом, вверх по лестнице, к жилым комнатам бежали шлюхи, волоча за собой вырывающихся для вида клиентов. Управляющий с подавальщицами укрылся за крепкой дверью кухни. В проеме раздаточного окна то и дело мелькало его озабоченное лицо. Коротким тычком в горло свалив метнувшегося мне навстречу не в меру прыткого ухаря, я огляделся. Спина к спине стояли Кирим и Шамир, раздавая могучие удары направо и налево. У их ног корчились или лежали неподвижно те, кто имел неосторожность угодить под кулачную круговерть. Среди тел мне удалось разглядеть и парочку «змей». Селевана я обнаружил под столом. Он мирно спал, притиснув драгоценную плешивую шапку к сердцу. Неподалеку валялся его «обидчик» рядком с безвестным малым. Оба были неподвижны, за исключением сухонькой ручонки малого, которая довольно бодро шарила в поясном кошеле верзилы. За мельтешением тел мне, наконец, удалось разглядеть и Нестора. Он стоял спиной к колонне и отбивался сразу от троих. На потном лбу внушительная ссадина, правая половина бороды растрепалась, нос, вернее его нижняя часть, распух, но держался рыжий молодцом и кулаками, шипастыми от боевых колец, орудовал умело. Одного из нападавших согнуло пополам. Он отковылял в сторону, прижав обе руки к животу, опустился на колени и уткнулся головой в пол. Его вырвало.

Вот и чудно, все при деле — самое время покинуть свальное веселье. Уворачиваясь от летящих кувшинов и мелькающих кулаков, перемахивая через копошащиеся тела, я добрался до выхода и выскользнул за дверь.