Глава 8

– Представь себе, беседовали! – Сабелла с вызовом посмотрела на Нестора, но тот лишь отмахнулся, мели. – Так вот, вошел он без стука, ну, и застал нас… за беседой. Плащ на нем, поношенный, собаке на пол постелить и то срамно. Высокий. Он когда в дверь входил, голову низко пригнул, чтобы пройти…

– Плащ вошедши… мож в ём был кто, да ты не рассмотрела? – не выдержал Нестор.

– Ничего рассказывать не буду! – вспыхнула Сабелла. Уткнулась носиком в мою шею и обиженно засопела. – Вон трепло рыжее пусть продолжает – он видно побольше моего знает, а я солнышку моему расскажу. Позже. Если у нас силы на разговоры останутся. Правда, Лессушка?

– И то дело, Нестор, будет тебе – со спокойной укоризной покачал бритой башкой Кирим, однако пнул под столом трепача так, что тот скривился. – Ты, девочка, внимания на него не обращай: его языком опоясаться можно. Ты дальше сказывай. А ну, погодь, красавица – изловил он руку проплывающей мимо подавальщицы, – резвой козочкой нам белого биранского принеси-ка. Для леди. Да бокал прихвати понаряднее.

Щечки «леди» Сабеллы порозовели от удовольствия. Про себя я усмехнулся: ай, да Кирим. Бесхитростный с виду бугай действовал на удивление верно. Прояви уважение к собеседнику, позволь ему почувствовать собственную значимость, и он расскажет тебе все. Так учили в Тар-Карадже. Постигать науку приходилось со слов наставников, целиком полагаясь на их жизненный опыт. Однако оттачивать умение влезать человеку в душу мне все же пришлось на улицах. Чужой опыт оказался сродни заложенным страницам в толстой книге жизни. Улицы заставили читать ее с самого начала.

Заказанное вино и изящный хрустальный бокал появились быстро. Расторопная подавальщица, получив от Кирима серебряный сверху и звонкий шлепок по заду, деланно взвизгнула и умчалась к страждущей публике.

– Так, что там, милая, за человечек такой к Рюго повадился? – Кирим наполнил бокал и осторожно придвинул к Сабелле. – Сказывай. На сыча рыжего внимания не обращай – много чести.

Нестор с гадливостью плюнул на усыпанный опилками пол и что-то пробурчал себе в бороду, надо полагать, имеющее прямое отношение к новоиспеченной «леди».

– Так я и говорю – Сабелла томно пригубила из бокала, победно стрельнув в Нестора глазками – высокий он был. Пока входил, голову пригнул, оттого и меня сразу не приметил. Капюшон-то снял, а как нас… меня увидел, так ему и деваться уже было некуда. Тут я его и обсмотрела хорошенько. Плащ дрянной на нем, да лицо холеное. Гладкое, белое, прямо-таки молочное. Промеж наших простецов такого не сыскать. Наши-то рожами потемнее будут: куда загар не лег – там грязь. Ой, Лессушка, это не про тебя совсем…

– Да будет тебе вокруг него виться – Шамир нетерпеливо барабанил пальцами по столу. – Переживет, а разобидится – потом, по-своему, прощения выпросишь! Пришлый-то чего?

– Пялился себе с порога. Рюго как его увидал, засуетился. Спешно выпроваживать меня начал. Сам без штанов, а все лаялся, что одеваюсь медленно! А мне до чужих секретов дела нет – пошла. Тот на входе стоял, отстраняться не собирался. Дождался, пока я ближе подойду, остановил, двумя пальчиками меня за подбородок взял, и говорит, мол, такой розе не место в навозной куче. Так прямо и сказал. Издали он мне моложе показался, а как ближе рассмотрела… нет, немолодой: на лице морщины сквозь белила проступают. И все одно приятный, уважительный такой. И голос мягкий, ласковый: сказал, точно погладил. Только глаза нехорошие – мерклые, как у рыбины снулой…

– Шлюхино слово! – Нестор хватил кулаком по столу так, что кувшины заплясали, а Сабелла от неожиданности выплеснула на меня вино из бокала. – Который приголубил, тот и мил, а уж коли при том еще и морденка холеная, так и деньга имеется! А вы и уши развесили! Да с чего ты, кукла чертова, решила, что он из немалых!? Таких белёных в верхней Затуже знаешь сколько!? И все как один – родня товаркам твоим! Ремесло-то у вас общее! Толстосумы от изобилия бесятся, им, вишь ли, одних только баб для утех плотских мало уже! Небось и Рюго твой побаловаться удумал!?

– А ну, пс-сыть! Уймись, девка. – Поспешил успокоить Кирим вскинувшуюся было Сабеллу.

– Точно так! Не тявкай на людЯх, коли ходишь в ледЯх – встрял Нестор.

– И ты умолкни, рыжий! Одарил же Кларий языком – потом сам седмицу рыдал! Шамир, еще раз он пасть свою раскроет – рядом с Селеваном его уложишь. Так, милая, ты мне про лицо перестань плести – мне ему не подмахивать. С чего ты взяла, что он из денежных?

– Давно б сказала, если бы свербеж этот песий не прерывал! С того и взяла. На руке, которой он меня за подбородок взял, на каждом пальце по перстню. И перстеньки такие, каких и вам видеть не приводилось! Камушки нешуточные, чистые, уж на что тускло было – всего пара ламп на стене чадила – а они так и сияли! Я даже зажмурилась. Он заметил и спрашивает, нравится, мол. Рюго мне рожи страшные корчит – выкатывайся скорее – а в меня будто лукавый вселился, нравится, отвечаю. А он засмеялся и говорит, ну так в гости жди, милая, с подарком наведаюсь. Тут Рюго доковылял и меня за дверь выпихнул. Так грубо.

– А гость, что же – спросил я как можно скучнее, даже позволил себе зевнуть для верности, – только раз и заходил? Ты, как будто, про «зачастил» обронила.

– Разговаривала я с ним лишь однажды. После он… – Сабелла ненадолго задумалась – да, раз пять при мне заходил, все больше к полуночи. Вид делал, будто меня и не знает вовсе. Наверх к Рюго поднимется, побудет и быстренько вон из корчмы. Нашим-то стервятницам невдомек, что за гость – видом его, обтерханным, не прельщались – а я не навязывалась. Только вчера он мимо проходил – заметил меня, улыбнулся и подмигнул, а как поравнялся со мной, шепнул: «теперь уже скоро, милая, жди». Стало быть, помнит. И про подарок не наврал.

Кирим с довольной улыбкой, неожиданно придавшей его и без того жуткой роже поистине изуверское выражение, сыто потирал ладони.

– Пощекочем перышки птахе райской – это прозвучало скорее утвердительно, чем вопросительно. Шамир, дурашливо прищурившись, смотрел на брата.

Тот и не ответил: судя по всему, вопрос был уже решенным. Наклонился к Сабелле, заговорщицки подмигнул и начал ласково:

– Вот что, девочка, давай-ка уговоримся: как в следующий раз гость сей таинственный заявится, ты мне его укажешь, хорошо? Я тебе помогу, посмотрю на перстеньки, а ну как поддельные. Может, интересничает, обмануть тебя собирается – ты ему честь девичью отдашь… – Нестор затрясся от беззвучного хохота. Кирим сверкнул на него глазами и повторил – честь девичью отдашь, а он – любодей – пустой стекляшкой одарит. Не годится спускать такое. А подарок твой от тебя никуда не уйдет: за наводочку наделим щедро. Уговорились?

– Если так – отчего не указать? Укажу. Была бы печаль. Мне избыток елдаков ваших без надобности. Только он ведь не один приходит. – Сабелла понизила голос. – С ним парочка таскается, один другого жутче. Всегда поодаль трутся, но точно с ним. В самый первый раз, когда Рюго меня из комнаты выпихнул, они снаружи стояли, аккурат у самых дверей. И натерпелась же я страху!

– Выпирало что ли у них больше, чем у других? – деловито осведомился Нестор и тут же нацелил черный изгрызенный ноготь указательного пальца на Шамира. – Только тронь, сучье семя, я тебе на роже полное сходство с братцем устрою.

– Не надо, Шамир, пусть его мелит, черт с ним! – безнадежно махнул лапой Кирим и повернулся к Сабелле – Чем же они испугали тебя, милая?

– А тем! Мне не привыкать, когда похотники кобелиными взглядами раздевают. Эти же, точно вслед за платьем кожу с меня содрали. Как вспомню глазенки их свинячие – мороз по коже. Я еще тогда подумала, может, поджидают беленого. Углядели перстеньки и прицепились. Да нет. Он от Рюго спокойный ушел. И эти с ним, вроде оберегателей. И после всегда с ним приходили.

Из-под полуприкрытых век я внимательно наблюдал за Сабеллой. А ведь девчонка не врала, не старалась набить цену, действительно напугана. На хриплый тревожный шепот перешла, по сторонам беспокойно головкой вертит, точно зверек какой, рука на моем плече дрожит. Любопытное чувство – страх смерти. Казалось бы, чего уж общего меж зажратым сановником и перебивающимся с хлеба на воду лохмотником. Одному есть, что терять, другому нечего, а жизнь, какой бы она ни была, дорога обоим. К тому же, это чересчур хлопотное в моем ремесле чувство. Перепуганные жертвы, как правило, совершают одну и ту же глупость – зовут на помощь. Думаю, если бы они только позволили мне растолковать, к чему может привести их опрометчивый поступок – не издали бы ни звука. Перво-наперво, им следовало бы уяснить, что свою работу я довожу до конца при любых обстоятельствах: второй раз подобраться к цели будет стоить невероятных усилий. Я уж молчу о том, что мне может просто не представиться такой возможности. Теперь помощь. Даже если у них достанет сноровки застигнуть меня, что само по себе немыслимо: я заблаговременно готовлю не менее двух путей отхода, то в этом печальном случае трупов будет гораздо больше. И ладно если это обожравшиеся дармовым вином закадыки-приживалы, явившиеся на выручку щедрому благодетелю. А если на крик подоспеют кровные?.. Впрочем, я редко допускаю промахи. Лица большинства моих жертв не выражают ничего, кроме разве что удивления. Особенно сметливые или храбрые могут похвастаться посмертной улыбкой – я дарю им надежду на спасение… перед тем как убить. И последнее – немаловажное лично для меня – жертвы вне заказа не оплачиваются.