Глава 14

Хлоя полулежала у стены. Он поглядел на нее и только и смог сказать:

— Зря мы это затеяли.

— Я затеяла, — неестественно спокойно поправила она. Таким спокойным совсем недавно был Тим… спокойствие обреченного! — Лео, я так устала бояться. И не понимать.

— Чего бояться? — он хотел добавить что-нибудь о детских страхах, вроде прячущихся в темноте монстров, да язык не повернулся.

— Ты правда ничего не чувствуешь?

Он прислушался к себе: нет, вроде ничего особенного. Ну, сердце бьется быстрее обычного, ну, в ушах слегка шумит — так он же не в саду под яблоньками прохлаждается, и побегать пришлось, и ее вот такой вот увидеть… тоже, знаете ли, так себе удовольствие.

— Посмотри, — она указала вперед и вверх.

«И что такого?» — хотел спросить Лео, но на этот раз успел подумать раньше, чем слова сорвались с языка. Он не раз видел деревья с засохшими верхушками: пышная крона, а выше — голая деревяшка, кора сходит струпьями, труха сыплется. И все бы ничего, но дуб зеленел до уровня дверцы «чердака», дальше — будто бы обугленный ствол… Странно, что не рассыпается. Даже ветки уцелели.

— Он не горел, — сказала Хлоя. — И за два года ничуточки не изменился. Я точно знаю, я тогда все крупные ветки пересчитала, непонятно зачем. Было пять и осталось пять. — Подумала и добавила: — Мне кажется, дядюшка не случайно это дерево оставил.

— А он вообще что-нибудь делает случайно? — Лео с сомнением качнул головой и нахмурился.

— Нет, но… это слишком, понимаешь? Когда мы здесь были, я и Рик, мы оба за каких-нибудь полчаса так ослабели, что еле спуститься смогли. И больше не возвращались. Мне потом год кошмары снились, я обычно хорошо сны помню, а эти… — Хлоя мучительно искала слова, — как будто стертые, только страх и остается, и грызет, грызет. Рик сказал — дядя не стал бы рисковать своей семьей, значит ничего страшного нет, тем более что там, внизу, оно… это вот, я не знаю, как назвать, не действует, мы проверяли. Рик потребовал, чтобы я больше никогда об этом не заговаривала, это дядина тайна. А мне все равно страшно… одной. Я молчала, но… Ты ведь никому-никому?..

Он слушал ее и не сводил глаз с обезображенного дерева. «Оно не мертвое, оно живое… но разве ж это жизнь?» Не мысль — обрывок мысли. Разум помутился. Значит, и на него… действует… что? Да, как это назвать-то?

— Вот скотина, — прошипел он, подразумевая и индюка, и себя самого, а заодно и заботливого дядюшку, притащившего в свой дом какую-то пакость — впору детей пугать. Мелкой-то это все — за что? Еще и молчать пришлось не год и не два! Хорошие люди, чтоб их! — Надо поскорее убираться. Прикидывать, что к чему, потом будем. — Он протянул Хлое руку.

— Я не могу, — не шепот — шелест.

Не прикидывается. Шутки кончились. А у самого-то у него сколько времени в запасе, чтобы выбраться?.. хотя бы, демоны с ними со всеми, на помощь позвать! В башке муть какая-то, и руки немеют…

— Да сколько мы тут были-то. — Безнадежная попытка, девчонка едва поводит глазами на его голос.

— В прошлый раз… не так… — Он не столько слышит, сколько угадывает по губам.

Хуже некуда.

Да, можно заорать «спасите-помогите» — кто-нибудь точно услышит. И пес поднимет тревогу. Можно — но унизительно. А можно спуститься и позвать… ну хоть сороку, Тим втолкует ей, что от нее требуется, а там уж… Почти так же унизительно — ушел без девчонки, да и Хлоя — что с ней будет в его отсутствие? Продержится? Не тронется умом со страху?

Надо бы спуститься на уровень четвертого этажа, вышибить стекло — вот уж мания, раньше за собой такого не замечал! — и посмотреть, что там внутри… покуда не сбегутся охраннички. Но Хлоя, Хлоя — как ее оставить?

Лучше всего, как ни крути, было бы взвалить ее на спину — так в провинции по сей день переносят детей и немощных стариков — и спуститься вместе. Но удержится ли она? Да и он — он-то не свалится с высоты?

Надо решать, и решать быстро.

— Эй, Во-олк! — что осталось сил закричал он — и, усевшись на край крыши, будто задумал спрыгнуть, принялся с дурацким любопытством наблюдать, как вслед за истерически лающей зверюгой на площадку перед пристройкой разом выскочили четверо ошарашенных серых… ну что, надежные сторожа, проспали, ага? — Эй вы, здесь ваша принцесса! Спасайте ее, не то вам точно не поздоровится. — Оглянулся на Хлою: сейчас ей не до споров, еле за сознание цепляется.

Поняли те, внизу, его слова или нет, не так уж важно, — все равно влезут сюда, вот что главное. В минуту количество серых удвоилось. Чуть ли не на руках притащили лысого толстячка в каком-то длиннополом одеянии — вроде тех, что доводилось видеть на старинных портретах чиновников еще дома. И только когда бедолага утвердился на ногах, Лео узнал в нелепом наряде обычный домашний халат. Эк их приложило — даже переодеться немолодому человеку не дали, выволокли на улицу, в чем был, и без особого почтения. Коротышка, торопясь и спотыкаясь, прохромал за угол. Ну да, к двери, куда ж еще? Не полезет же вся эта орава по дереву, в самом деле? — Лео невольно хохотнул. Перебрался к Хлое, тронул за плечо:

— Оживай помаленьку, минута-другая — и они явятся, — ухмыльнулся, — твои подданные, высочество с высоты снимать.

Девчонка открыла глаза, слабо улыбнулась:

— Ну ты и наха-ал! Держись поближе ко мне, понял?

Ишь, раскомандовалась! Старшие как-нибудь сами разберутся, твое дело невеликое — порадоваться, что тебя вниз доставили. Ага, топочут!

В чердачную дверцу протиснулся долговязый серый… ну и физиономия! Дядя, тебе чего, дохлой крысой подзакусить предложили? Следом — еще и еще. Их Лео уже не разглядывал — ему важнее было убедиться, что с мелкой все будет в порядке и что она сама не выкинет какую-нибудь штуку, — от таких, как она, всякого можно ждать… а от таких, как он, — тем паче! Как только один из серых подхватил девчонку на руки и пролез в дверцу, Лео откатился к краю крыши и стек вниз, ногой нащупав ближайший сук. Он и вправду чувствовал себя размякшим, мышцы и кости — будто мягкая глина. Но все-таки рискнул проделать то, от чего у серых наверняка челюсти поотвисли (а вот глянуть вверх, чтобы удостовериться, не решился — это ж чистое самоубийство, и так перед глазами ржавые круги): понадежнее укрепился на тычущейся в окно ветке — гнется, зараза! — и саданул ногой по стеклу. «Ну и сколько ты еще будешь судьбу-то искушать?» — жидкий голосок разума прорезался только тогда, когда Лео уже валялся на полу в темном коридоре, опутанный сорванной гардиной. Сумеречного света и собственных возможностей хватило лишь на то, чтобы увидеть: никаких препятствий впереди нет. Потом перед глазами снова поплыло, он с трудом выпутался из пыльной тряпки и слепо двинулся вдоль стены, время от времени тычась в двери — запертые, кто бы сомневался!

И вдруг его рука провалилась в пустоту — и разом вернулись силы, прояснело. Нет, светлее не стало, но теперь он видел так, как обычно, и…

— Демоны и все их каверзы! — выругался он, отшатываясь.

Еще немного — и он покатился бы по ступенькам, а то и ухнул бы через низенькие — на уровне пояса — перильца с высоты четвертого этажа… мороз по коже! Если так и дальше пойдет, он поверит в неотвратимость кары Дракона… если раньше не отправится на его суд! После сегодняшнего во что угодно поверишь — и в то, что по ту сторону реки из огня и яда поджидает мертвецов чешуйчатый Владыка Четырех Миров, и в то, что все светлоглазые — колдуны. Смешно: до этого дня он лет десять и не вспоминал о жесте, которому давным-давно научил его дед, а сейчас ладони то и дело складываются… уй, больно! Рука сама собой дернулась к губам. Привкус крови всегда заставлял его кривиться и отплевываться, а сейчас — да неужели?! — освежал. «Ничего себе лимонадик!» — не ужаснулся — рассмеялся он и, усевшись на ступеньку, принялся на ощупь выбирать из ладоней мелкие осколки стекла и слизывать кровь. И когда ему в лицо ударил свет фонаря, он, и не подумав прервать своего занятия, усмехнулся.

— Ну и где вас так долго носило?

А ведь и вправду: они должны были отловить его сразу. Господину министру впору с ума сходить от ужаса: один только Волк девчонку толком и защищает, а кто и как защищает дом — большой вопрос.