Глава 4. Охотник

Уснуть получилось не сразу. Сначала была Вика. Терпеливая, ласковая Вика. Я уже и забыла, каково это — просто дружеские посиделки. Молчание. Коньяк.

А потом она уложила меня в моей бывшей спальне, но я долго ворочалась. Я не думала о произошедшем накануне — о странных типах, о том, что так и не увидела Матвея. О том, что случилось в темной подворотне.

Нет. Я думала о нем — человеке, который был для меня всем и который причинил такую боль. О своем светловолосом идоле. Ненавистном, навязчивом. Безумном. Так и уснула с его образом перед глазами. А потом мне приснился сон.

Я одна, среди ночного леса. Где-то вдалеке ухает филин. Ветер раскачивает высокие деревья, треплет мои волосы, свистит в ушах. Над деревьями распростерлось темное, в грозовых тучах, небо.

Мне страшно, но в то же время волнительно, и я знаю: сейчас что-то случится. Оттого сердце так стучит в груди. Гулко. Обреченно. Оттого дрожат озябшие колени. Дрожь поднимается от пяток, постепенно завладевая телом, добирается до затылка и проникает в мозг.

Я стою, не в силах пошевелиться, в полумраке, и жду.

И вдруг голос резкий, глубокий.

— Вот ты где!

Оборачиваюсь. Почти не владею собой, словно нахожусь под влиянием ветра и этого голоса. С ужасом смотрю на его обладателя. Понимаю, что не могу бежать...

Влад стоит неподалеку, не приближаясь. Улыбается. Держится небрежно, засунув руки в карманы черной кожаной куртки. Как всегда — моя любимая поза, узнаваемая, но такая пугающая теперь.

Медленно, с усилием, бегу. Колючие ветви больно хлещут по щекам. Прикрываю глаза руками, пробираюсь сквозь густую чащу, иногда оглядываясь.

Он не преследует. Я одна. Заблудилась совсем и замерзла. Но все еще иду — по инерции. Спотыкаюсь, падаю, и больно бьюсь о корягу животом. Боль растекается по телу медленно, охватывает изнутри. А потом кто-то протягивает мне руку.

Поднимаю глаза. Передо мной мужчина. Другой. Темный, худой, в черной длинной рясе. Я хочу закричать, но голоса нет. Хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, стараюсь отползти. Он наклоняется, и в этот момент молния освещает лицо. Впалые щеки, странные глаза. Я узнаю его.

— Меня зовут Филипп, — говорит он.

Я проснулась. Часы показывали два ночи. От страха я сжалась и судорожно вцепилась в подушку. Не могла унять дрожь, поэтому встала, заварила чаю, вышла на балкон. Свежий мартовский воздух приятно холодил лицо. В кармане куртки нашарила визитку.

«Филипп Макаров. Частная юридическая практика», ниже номера телефонов. Выкинуть? Почему-то опустить в мусорное ведро рука не поднималась. Немного поразмыслив, я сунула ее обратно в карман.

Итак, подведем итоги. Несомненно, все началось со встречи с Владом у клиники. Скорее всего, он узнал, зачем я приходила — ведь проговорился, что его друг там работает. Потом у него возникла эта дикая идея… Почему? То есть зачем? Чем ему мешала моя беременность? В ревность я решительно не верила. Глупо и совсем на него не похоже. Напрашивается один вывод: он просто псих. Свихнулся уже после того, как мы расстались, или хорошо маскировался раньше.

На заваленной хламом полке Викиного балкона нашла пачку сигарет и зажигалку. Теперь-то можно курить — никто не осудит. Хорошо, что не сказала Вике о беременности, а то пришлось бы объяснять. Объяснять ничего не хотелось — было непреодолимое желание забыть. К сожалению, таблеток от нежелательных воспоминаний еще не изобрели.

Вика тактично не лезла, больше слушала и иногда качала головой. Это мне всегда в ней нравилось. Я рассказала только то, что посчитала нужным, умолчала об истории с Владом, а ссору с Матвеем списала на собственную глупость. Сказала, что жила в доме бабушки, испугалась серьезных отношений, хотела подумать.

— Ты должна с ним поговорить, — сказала вечером подруга, закусывая коньяк лимоном. — Мужики — они вообще психологию баб просечь не могут. Им нужно разжевывать, объяснять. Завтра же поедешь и все ему объяснишь. Он адекватный, не то, что твой бывший.

Упоминание о Владе покоробило, и я поспешила уйти от опасной темы.

В словах Вики прослеживался смысл. Я смогу объяснить Матвею так, чтобы он поверил. Все же, он говорил, что любит.

Любит… Странное, непонятное слово. Теперь оно не казалось таким романтичным и надежным. Теперь ничего не казалось надежным...

Я чиркнула зажигалкой и подкурила. Сигаретный дым волнообразной струйкой направился на улицу.

Хорошо, ладно, Влад псих. Но кто эти двое? Как оказалось, Филипп вполне себе добропорядочный гражданин, у него своя адвокатская контора. Кирилл, скорее всего, тоже не преступник — во всяком случае, выглядел он прилично. Впрочем, я уже убедилась, что благосостояние вовсе не признак нормальности.

А тот, третий? Коренастый вызывал неконтролируемый ужас, даже воспоминание о нем породило дрожь в руках и неприятный холодок на затылке.

Атли. Он тоже произносил это странное слово и, похоже, ассоциировал его со мной. Говорил, что если подождать, они соберутся вместе. Филипп с Кириллом утверждали, что я тоже атли. Кирилл в переулке называл коренастого охотником. Видимо, именно его они имели в виду. Он придет за мной. Придет… зачем? Воспоминания подкинули еще одно не очень приятное слово: смерть. По словам Кирилла, если не свяжусь с ними, умру.

Бред! Ты серьезно веришь в это, Полина? Они же психи. В последнее время тебе на них везет.

Не о том я думаю, совсем не о том. Нужно решить, что делать дальше. Даже если помирюсь с Матвеем, в безопасности не буду. Влад в любое время сможет найти меня — я же сама дала адрес в кафе. Поговорить с Матвеем, сменить квартиру. И что это даст? Липецк — не такой уж большой город, затеряться сложно, а у Влада всюду связи.

Почему он не ищет меня, я ведь сбежала? Позволил уйти? Странно. Нет-нет, совсем другой вопрос должен сейчас волновать: зачем он убил нерожденного ребенка?

Не могу сказать, что для меня жизнь кончилась. Я почти свыклась с неизбежными изменениями, улыбалась, глядя, как радуется Матвей. Но осознания этих изменений — того, что во мне зародилась жизнь — почему-то не было. А ведь должно было быть!

Может, я просто не отошла от шока? Может, обжигающая боль придет позже, когда я пойму...

Там билось сердце. Маленькое, размером с горошину. Живое. Горячее.

А теперь нет. Ничего нет...

— Боже мой...

Я присела на корточки и заплакала. Страх постепенно вытекал, освобождая место усталости. Слезы закончились быстро, но мне стало значительно легче.

Я невероятно устала за эти сумасшедшие дни, полные странных событий и людей. Просто нужно отдохнуть. Найти надежное место, спрятаться, подумать. У Вики небезопасно, равно как и в нашей с Матвеем двушке. Мелькнула мысль о бабушкином доме — после ее смерти я была там всего однажды. Отопление отрезали, но можно растопить печь — бабушка не стала убирать ее даже после газификации района в далеком восемьдесят пятом.

Нет, туда тоже нельзя — Влад знает адрес. Попросить Матвея пожить у родителей? Его мама хорошо относится ко мне и, скорее всего, не будет возражать. А затем снять другую квартиру, поставить сигнализацию, несколько замков. Нет, пожалуй, я не смогу чувствовать себя в безопасности. Теперь уже никогда.

Нужно собраться. Паника — плохой помощник. Смотреть страху в глаза — вот чего никогда не умела.

— Ты совсем одна тут.

Я резко вскочила, выронив полупустую пачку сигарет. На пороге, слегка облокотившись о фрамугу, расслабленно стоял Викин парень.

— Черт, Славик, ты напугал меня! — с укором сказала я. — Разве можно так подкрадываться?!

Вика встречалась со Славиком уже несколько месяцев. Он не нравился мне — грубиян, неопрятный и уважения к женщинам — ноль. Впрочем, меня не трогал, скорее всего, Вика предупредила, что цепляться чревато. Иногда он ночевал у нее, так что внезапному появлению ночного гостя я ничуть не удивилась. А зря.

— Разве можно быть такой глупой? — не моргнув и глазом, спросил Славик.

— Извини?

— Я даже немного удивлен, что ты тут одна. Разве соплеменники не предупредили, что нельзя уходить далеко от своих?

— Не понимаю тебя...

— Все ты понимаешь. Твой страх я чувствую кожей. Ты дрожишь, и правильно делаешь. Такие, как ты, должны бояться нас, потому что мы — смерть.

К горлу поднялся комок, затрудняя дыхание. Я машинально нащупала в кармане пузырек, что дал Филипп, крепко сжала.

Пятиться некуда — разве что спрыгнуть с третьего этажа. Славик преградил путь в комнату, я могла закричать, но тогда совсем не было бы времени думать.

— Ты выпил? Несешь ахинею какую-то, — стараясь сохранить лицо, выдохнула я.

— Славик спит. А охотник может войти в любое тело — так проще преследовать. В последнее время вы очень хорошо маскируетесь под людей.

— Маскируемся? — Я решительно шагнула вперед в надежде проскользнуть мимо него в комнату. Понимала мало, но опасность ощущала пятой точкой.

Нужно уходить. Быстро. Живот неприятно заныл, а потом отозвался резкой болью, словно кишки намотали на центрифугу. Я согнулась пополам и застонала.

— Стой, где стоишь, зверек!

Славик выглядел необычно. Нет, дело не во внешности — внешне он остался все тем же Славиком — невысоким, полноватым с жиденькими русыми волосами, которые иногда хотелось познакомить с шампунем. Но манеры… Прямая осанка, решительный взгляд, ироничная улыбка — все это было не похоже на Викиного парня. У меня в голове образовалась весьма странная мысль. Странная и нереальная настолько, что я сама боялась поверить в нее.

Это не Славик. Другой мужчина, и я уже встречала его. Прошлым вечером в темном переулке. Именно он ударил Кирилла по голове.

Я тяжело дышала, слова испарились, паника полностью завладела мной. Живот болел неимоверно, и я понимала, что причина в нем — в этом незнакомце. И если сейчас не сделаю что-то, он убьет меня.

И я умру.

Меня не будет...

Свет в гостиной ослепил, и я зажмурилась.

— Приперся, наконец!

Вика стояла посреди комнаты, уперев руки в бока, и гневно смотрела на «Славика». Мгновение — и он отвлекся. Мгновение — и мне хватило, чтобы открутить пробку на странном пузырьке. Мужчина уже повернул ко мне голову, хищно улыбнулся.

Так громко я не кричала еще никогда. Плеснув жидкость «Славику» в лицо, изо всех сил толкнула его ладонями в грудь. Он пошатнулся, отступил в гостиную. Воспользовавшись замешательством врага, я рванула из комнаты, в секунду натянула сапоги и выбежала в ночь.

Домой добралась за двадцать минут. Такси поймала быстро — прямо на дороге, всю поездку гипнотизировала затылок водителя, опасаясь, что охотник может «вселиться» и в его тело, и тогда точно конец.

Поля, ты совсем свихнулась! Неужели реально веришь в это? Странно, но в словах Филиппа я больше не сомневалась. Мне было больно — и это сделал охотник. Он причинил вред, даже не дотрагиваясь, и я знала — интуитивно, проснувшимся шестым чувством — что так же он может и убить.

Лестницу преодолела за минуту — бежала, перескакивая сразу через несколько ступеней, а ощущение погони обдавало жаром спину. Захлопнув за собой входную дверь, прислонилась к ней и закрыла глаза. Только теперь поняла, что все еще сжимаю в кулаке пузырек, спасший мне жизнь.

Что происходит? Кто-то подменил мою безопасную, уютную жизнь на это безобразие? В нормальном мире бывшие парни не убивают нерожденных младенцев, незнакомцы не цепляются на улице, не называют по имени и не дают странных артефактов. В парней подруг не вселяются убийцы и не выкручивают кишки взглядом. Не приходится бежать по ночному городу в наполовину расстегнутых сапогах, заглядывая в лица прохожих в страхе увидеть знакомое выражение и прищур убийцы.

— Что с тобой происходит, Полина? — прошептала я, отталкиваясь от двери.

— Вот и мне хотелось бы знать!

От неожиданности я вздрогнула. Слишком много сюрпризов на сегодня. Слишком много будоражащих событий, сбивающих с толку, пугающих до одури. Слишком много выплеснутого адреналина, страха, слез и разочарований. Впору стать истеричкой.

— Матвей...

Он стоял в проеме двери, ведущей в гостиную, смотрел на меня со смесью злости и сожаления на лице.

— Все никак не нагуляешься?

Ну вот, снова. Я пришла почти под утро, что никак не играет в мою пользу.

— Я была у Вики.

Прозвучало неубедительно, даже фальшиво. Ну, почему так? Когда говоришь правду, она звучит жалко и неправдоподобно!

— Ага, и она выставила тебя из дома среди ночи.

Он не верил мне. Хотел верить — я видела, как он старается — но не мог. Я бы и сама не поверила. Матвей видел меня с Владом. Это, должно быть, выглядело неоднозначно и провокационно.

— Ничего не было, — сказала я устало. — У меня с Владом ничего...

Новая идея по-шпионски пролезла в сознание. Охотник пришел меня убить, и я на крючке. А еще он может оказаться в любом человеке, которого я знаю. Он может быть в Матвее...

Я попятилась к двери.

— Тогда где ты была неделю? Что мне думать, Полина? — Он сделал несколько шагов навстречу, остановился, словно тоже боялся приблизиться. Это именно он — мой Матвей, не другой мужчина в его теле. Или маскируется? Страх снова вполз в меня, заполонил внутренности вязкой черной жижей подозрений.

— Я чуть с ума не сошел!

— Знаю, — осторожно кивнула я. — Слушай, я не могу пока все объяснить. Думаю, ты был прав, и нам нужно подумать… Решить, что делать дальше...

Даже сейчас это мой Матвей, где гарантия, что завтра охотник не заберется в него? Ведь лучший способ подобраться ко мне — использовать близких.

— Но мы ведь… — Он запнулся, потупил взгляд.

Смотреть на растерянное, помятое лицо близкого человека было невыносимо трудно. Но я больше не имела права рисковать. Даже если охотник не станет вселяться в него — черт, я и правда в это верю — он может причинить вред Матвею. А этого я точно не могу допустить!

— Мне нужно позвонить, а затем я уеду, — сказала я и отвернулась. Не смогу смотреть ему в глаза. Не смогу казаться безразличной.

— Куда уедешь?

— Нужно встретиться с другом.

— Сейчас? Какие встречи могут быть в три часа ночи?!

— Прошу, не начинай...

Говорить было трудно, врать — еще труднее.

— Я просто хочу понять, что происходит. Ты же не объясняешь ничего толком! Какие-то недельные отсутствия, ночные прогулки с друзьями, тайны… Ты не забыла, что носишь моего ребенка?

Эти слова причинили реальную боль. В груди стало горячо — невыносимо, будто в легкие залили кипяток. Я подняла глаза. Как странно, еще вчера Матвей и слушать меня не хотел, а теперь готов придумать оправдание сам. Его лицо красноречиво говорило: останься.

— Ребенка больше нет, — сказала я. Тишина, последовавшая за этими словами, была гробовой. Я слышала его прерывистое дыхание и собственный пульс.

Нужно держаться — что уж сожалеть? Все кончено. Теперь я поняла это явно. Нормальная жизнь, отношения с парнем, мечты о семье. С работы меня, скорее всего, уволят — я же не предупредила об отпуске. Жить негде — после того, как уйду отсюда, ночевать придется на вокзале. Впрочем, там тоже нельзя. Охотник будет искать — я была в этом уверена. Жизнь полетела под откос, и глупо пытаться делать вид, что все в порядке.

— Как… нет? — Матвей неестественно побледнел, отпрянул.

Меня охватило странное оцепенение, даже безразличие. Мир вокруг померк и казался серым, выцветшим.

Я подошла к телефону, достала из кармана визитку Филиппа.

— Очень просто — нет и все. Неделю назад я сделала аборт.

Не стала смотреть ему в глаза. Поняла, что не выдержу. Не стала думать о последствиях — просто сняла трубку и набрала номер.

Через несколько секунд мне ответил сонный голос:

— Слушаю.

— Это Полина, — сказала я. — Можешь меня забрать?

Желтый «Опель» приехал минут через сорок.

Матвей сидел на кровати, обхватив голову руками, и не двигался. Я собрала вещи — их оказалось на удивление мало, и они поместились в большую спортивную сумку. Коллекцию совят я аккуратно сложила в пакет. Черный смотрел на меня укоризненно круглым желтым глазом. Я поставила пакет рядом с сумкой, выдохнула напряжение.

— Я верну ее тебе. Потом, — сказала тихо.

— Не стоит.

Он выпрямился. Напряженное лицо, сжатые в тонкую линию губы, пустые глаза.

«Прости меня, — подумала я. — Прости и будь счастлив».

В прихожей зазвонил телефон, я бросилась отвечать.

— Выходи.

Коротко и ясно. Филипп приехал, нужно спускаться. Я не знала, что будет завтра, но почему-то чувствовала: я поступаю правильно. Возможно, потом, когда опасность уйдет, смогу вновь увидеть Матвея, все объяснить.

Нет, объяснить точно не смогу. Тем более, когда самолично сожгла все мосты...

Матвей молчал. Я думала, он будет задавать вопросы, злиться, кричать. Молчание убивало, делало только хуже. Но, наверное, так и должно быть — гнетущая тишина в ответ на ложь о предательстве. Впрочем, такая ли это ложь? Мысленно я предавала его в своих снах, отдаваясь другому, теряя рассудок от его прикосновений. Мысленно, не физически. Но все же.

Я подняла тяжелую сумку, забросила на плечо, в руку взяла пакет.

— Прощай, — прошептала и решительно покинула комнату.

Уже у самой двери услышала брошенную вдогонку фразу:

— Ненавижу тебя.

— Знаю, — ответила я и вышла в ночь.