Глава 8. Видение

Говорят, липецкие сумерки мало чем отличаются от сумерек в других городах центральной России. Я не могла судить, ведь нигде больше не бывала, но в летние вечера особенно любила. Когда воздух сгущается, наполняется темнотой, словно вода, в которую плеснули чернила. Проезжающие по автостраде автомобили один за другим включают фары, окна многоэтажек вспыхивают, а на улицах зажигаются фонари. Еще не темно — ночь не залила город, но на небе уже просыпаются звезды.

Оля осталась в большом доме. Осмотреться, пообщаться с вождем. Я не сомневалась, что через полдня она превратится в фанатку Влада и проголосует на совете так, как ему будет удобно. Впрочем, Оля — женщина, а значит, у нас есть козырь.

Я курила на балконе. Дверь в гостиную была приоткрыта, и я слышала разговор Глеба и Филиппа.

— Ты можешь сам, если хочешь, — сказал Филипп, но в голосе я не услышала радости. — То есть я не буду возражать, если ты...

— Мне это не нужно. Если бы я хотел править атли, решил бы это другим способом, не на совете, — резко ответил Глеб. — Ты тоже, кстати, можешь.

— Ты знаешь, у меня другие принципы.

— Это война, Макаров. Хочешь ты того или нет.

Война. Думала ли я, могла ли представить, что так будет? Что буду жаждать войны, боли, мести?

Но, по сути, что изменится, если Филипп станет вождем? Смогу ли я отречься, уехать, забыть этот кошмар? Нужно подумать, выживу ли одна. Что я могу противопоставить охотнику, даже самому слабому, если элементарную защиту сотворить не в силах? Я точно не воин, иначе сила уже проснулась бы, я бы почувствовала после посвящения. Попыталась представить, где искать того охотника, который напал на Кирилла в подворотне. Если у меня получится хотя бы примерно определить его местонахождение, я — ищейка, а это уже что-то.

Сначала отключила мысли. Абстрагировалась от диалога в гостиной, полностью ушла в себя. Образ охотника — яркий отпечаток, я смогу его воссоздать.

Вспомнила собственный страх на Викином балконе, довольные глаза Славика, прикосновения острых щупалец к жиле. Молодой охотник — решительный, полный ненависти и желания убивать. Резкий, неопытный. Да, он где-то в городе, он рядом, должно быть...

— Куришь?

Образы посыпались, как карточный домик. Нить, которую я искала, ускользнула и скрылась среди десятков кварталов, между сотнями шиферных крыш.

— Черт, Глеб! Кто учил тебя так подкрадываться?

— Помешал? Извини.

— Да, ничего. — Я смягчилась, потушила давно истлевшую сигарету. — Просто стараюсь понять, кто я.

— Филипп говорил, защитница из тебя никудышная, — усмехнулся он и тоже подкурил.

— Да уж...

Ночь постепенно сменила вечер. Где-то внизу громко смеялась девушка, перекрывая хохотом веселый мужской бас. Вдалеке взвыла автомобильная сигнализация, но тут же умолкла. Город жил, город дышал, как единый организм, как то, чем должны были стать атли, но пока так и не стали.

— Большой дар — большие проблемы, — тем временем продолжал Глеб. — Тебя вечно дергают, ты всюду нужен. А защитницей быть, как по мне, сущий ад. Впрочем, некоторым нравится. Говорят, почетно.

— Разве хищный не должен быть полезным для племени? — удивленно спросила я.

— Эти лозунги придумали узурпаторы типа Вермунда.

— Смотрю, ты не в его фан-клубе.

— Кто бы говорил! — парировал Глеб. — Так что он сделал? Переспал с тобой и выбросил?

— Ты хам, Измайлов, — беззлобно сказала я. Помолчала немного, а затем добавила: — Мы жили вместе больше года, и да, он меня бросил. Но это переживаемо. Прошло время, я оправилась. Встретила другого, забеременела. Думала, будет семья, все как у людей… Но появился Влад, опоил меня и убил ребенка. Вот так вот, Глеб. У каждого свои представления о предательстве.

Глеб прикрыл глаза, затянулся. Казалось, я шокировала его. Что ж, больше не возникнет желания глупо шутить — в последнее время мне было не до шуток.

— Извини, — сказал он серьезно. На меня не взглянул, словно испытывал стыд.

— Ничего. Только я атли. Разве такое возможно? Я имею в виду, разве он имел право так поступать?

— Не имел. Атли не имеют права причинять друг другу вред. Но только посвященные. Ты была посвящена тогда?

Я покачала головой.

— Впрочем, на совете это могло бы сыграть. Но я не стал бы… бередить твои раны. Выносить сор из избы.

— Разве мы не должны использовать все, что у нас есть? — безразлично спросила я.

Когда я стала такой циничной? Когда превратилась в холодную стерву, планирующую месть?

Глеб пожал плечами.

— Вермунд бы использовал. Но разве этим мы не превратим себя в его подобие? — Он немного помолчал. — У меня всегда были вторые роли, Полина. Это научило, что иногда достаточно изменить сценарий. Но как бы ты его не менял, кровь бастарда не станет чище.

— Кровь бастарда? — удивилась я.

— А Филипп разве не говорил? Во мне течет кровь Вермундов, будь они прокляты!

— Ты — родственник Влада?

— Его брат по отцу. Прикольно, да?

Я хотела еще что-то спросить, но не успела.

Затылок полыхнул болью — резкой, оглушающей. Боль заполонила мозг, отдалась в голове нестерпимой пульсацией. Я застонала, присела на корточки, прижала пальцы к вискам.

А потом увидела.

Небольшая комната освещена единственной лампой, одиноко торчащей из старой, облупившейся люстры. Обои на стенах затертые, кое-где содранные и пожелтевшие от времени. К одной из стен — у которой стоит односпальная кровать — прибит ковер. К нему жмется миниатюрная брюнетка, на ее заплаканном лице серой тенью отражается страх.

Секунда — и я понимаю, чего она боится. Рядом с девушкой, а точнее, нависая над ней, стоит мужчина, и в ту секунду, когда я готова окликнуть его, закричать, резко бьет. Звук удара отдает отчаянием и безнадежностью.

Мерзко. Так мерзко! Я понимаю, что ничего не могу сделать, но все равно кричу:

— Не трогай! Не смей ее трогать!

Девушка оборачивается, и я могу различить большую ссадину на ее скуле. Завтра на этом месте расцветет огромный синяк, глаз заплывет, изуродует лицо. Брюнетка что-то говорит, наверное, умоляет его остановиться. Я вижу ее страх, почти панику. Во мне поднимается ярость, растет, достигает апогея.

Я вновь кричу, но теперь не слышу своих слов. Проваливаюсь в темноту, падаю, лечу…

— Нет-нет, убирайся! Не трогай ее!

Я тяжело дышала, поджимая колени и обнимая их руками. Все еще не могла прийти в себя и понять, где нахожусь. Постепенно мир собирался в знакомую картинку, а пятно перед глазами превращалось во встревоженное лицо Глеба.

— Эй, ты чего? — испуганно спросил он, помогая подняться. Голова взорвалась болью. Любое движение лишь усиливало ее.

— Отойди, Глеб. — Филипп возник из ниоткуда, подхватил меня на руки, отнес в спальню. — Полежи, я принесу таблетку.

— Постой! — Я схватила его за рукав, тут же поморщившись от боли. — Я видела девушку, думаю, она… атли.

— Знаю, — спокойно ответил Филипп. — Расскажешь все, когда станет лучше.

— Да ладно! — воскликнул Глеб громче, чем мне бы того хотелось. Каждый лишний звук причинял дискомфорт, приходилось жмуриться и замирать. — Пророчица? Серьезно?

— Ты сам видел, — ответил Филипп, и они вышли.

Они шептались, но мне было все слышно. Головная боль постепенно утихала, в мыслях прояснялось, и возвращалась способность соображать.

— Это нехорошо, и может сыграть не в нашу пользу, — встревоженно говорил Филипп.

— Я не верю в эти бредни! Ты знаешь, что он с ней сделал? Вермунд убил ее ребенка — потенциального атли. Это преступление, разве нет? И он знает, что мы не будем использовать это на совете. Не посмеем заставить ее пережить это снова. Думаешь, она посмотрит на него, как на мужчину после этого?

— Нельзя списывать со счетов опыт предков.

— Какой к черту опыт?! Подумай мозгами, Макаров. Такое не прощают. Никому.

— Посмотрим, как оно будет, Глеб, — вздыхая, ответил Филипп. — Возможно, ты еще вспомнишь мои слова.

Через несколько минут Филипп вошел ко мне со стаканом воды и таблеткой ибупрофена. Свет включать не стал, за что я была ему безумно благодарна.

— Спасибо. — Я проглотила спасительную капсулу. — О чем вы говорили с Глебом в коридоре?

— Ты все слышала… — Он отвел взгляд. — Ты же много читала, должна понять. У тебя только что было видение, Полина. И да, ты не защитница. Ты лучше и ценнее. Ты — пророчица.

— Это так важно?

Честно сказать, в текстах, что я успела прочесть, пророчицы упоминались вскользь, и особой важности в их даре я не видела.

— Конечно! — он взял меня за плечи, несильно сжал. В глазах — азарт, полуулыбка застыла на удивленном лице. Странный. Я кивнула и осторожно высвободилась.

— Голова всегда будет так болеть?

— Голова — это мелочи! А вот для атли найти тебя — действительно праздник. Пророчица — очень почитаемый член племени.

— Чем же я так важна?

— Ты же видишь будущее. Вот и подумай.

— Опасности, — догадалась я. — Племя сможет их избежать.

Филипп восторженно кивнул.

— Расскажи мне! — попросил настойчиво.

Я коротко пересказала видение.

Подумать только — настоящее. Я могла бы не поверить Филиппу, но ощутила все сама. И женщину, и побои. Мало того — могла прочесть ее эмоции, точно знала, что она чувствует и почему. Кроме страха перед этим мужчиной, проявлялась привязанность, вина и покорность.

Стало мерзко, словно все эти чувства прошли сквозь меня и оставили на душе грязный масляный след. Больше всего пугало то, что эта женщина реальная, и она атли. Но как ее найти?

— Это объясняет, что ты и Влад в прошлом… Ну, были вместе. Несмотря на то, что такие разные. Ты никогда не задумывалась, почему?

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась я.

— Существует легенда, Полина. Если коротко: испокон веков в атли были пророчицы, которые видели «судьбу племени» и предостерегали от беды. Некоторых посещали видения, некоторым снились вещие сны. Одно их объединяло — они могли знать будущее, но была еще одна особенность. — Филипп замялся, отвел глаза. — Личная.

— В каком смысле?

В свете ночи жрец выглядел немного безумным. И, похоже, был настроен рассказать очередной сказ об атли.

— Есть поверье о первой пророчице. Давным-давно племенем правил очень жестокий правитель. О его деяниях слагали легенды, его боялись. В то время численность племени была намного больше, в десятки раз больше, чем сейчас. Вождь имел… — Филипп замялся, но увидев мой вопросительный взгляд, все же продолжил: — Вождь мог позволить себе иметь любую женщину племени, будь то по ее воле или против.

— То есть варварским образом насиловал их, — уточнила я.

— Именно так.

— И что, пророчицу он тоже изнасиловал? Ну, или девушку, которая получила способности? Так проявился ее дар?

— Не совсем. На тот момент вместе с атли жили люди, которые прислуживали: стирали, готовили, помогали воспитывать детей. Хранители очага — так их называли. Одна из хранительниц легла с вождем и понесла от него.

Я закатила глаза. Когда Филипп начинал говорить пафосно, хотелось стукнуть его по голове и сказать: «Привет! Ты в двадцать первом веке живешь вообще-то! Говори по-человечески».

Но вслух я спросила:

— И что было дальше?

— По правилам племени старший отпрыск вождя становится следующим вождем, если не возникнет споров… — он замялся, словно задумался о чем-то своем, но тут же встрепенулся. — Но их обычно не возникает.

Я вспомнила нашу неумелую попытку свергнуть вождя, но тут же одернула себя. Не об этом сейчас речь. Да и Влада лишний раз вспоминать совсем не хотелось, а истории Филиппа замечательно отвлекали.

— Тогда возник спор? — задумчиво спросила я.

— Вождь питал нездоровую страсть к одной девушке в племени. Однажды ночью он пробрался к ней в шатер и силой сделал своей. На следующее утро провозгласил ее женой, жрец венчал их, а в скором времени у них родился сын.

— Вождь сказал, что отдаст ему престол, так ведь? И отказался от сына той, которая его любила?

— Он не мог так просто нарушить закон племени. Но жрец был ему верен, и они провели ритуал. В итоге первенство было передано младшему сыну. Тогда мать мальчика прокляла вождя и его возлюбленную. У нее был колдовской дар, и она изучала темные искусства много лет. И хотя вождь со временем передал свою жену другому воину племени, это не отменило проклятия. У отверженной жены в скорости родилась дочь. После посвящения девочку начали посещать странные сны, которые потом сбывались. Так появилась первая пророчица.

— И все? Проклятие — в видениях?

— Не совсем. Вскоре она и ее брат-вождь полюбили друг друга. Как мужчина и женщина.

— Подожди, ты хочешь сказать… Они ведь не...

— О да! — улыбнулся Филипп. — И не раз.

Потом добавил почти шепотом:

— Они не могли сопротивляться. В этом и заключается проклятие.

Внезапно я поняла. Валила на собственную слабость, неправильные принципы, а все оказалось проще. Необъяснимый трепет от прикосновений Влада, смесь ужаса и желания, с которым почти невозможно бороться. Все потому что есть проклятие. Проклятие любить его, хотеть его, грезить им. Потому что я гребаная пророчица, а он вождь!

Внезапно вспыхнувшая ярость усилила головную боль, висок прострелило, и я зажмурилась.

Меня разрывали противоречивые чувства. С одной стороны проклятие все объясняло. И мою неудачу с Матвеем, и те сны.

С другой же стороны, это не сулило ничего хорошего в будущем.

Если только...

— Если мы свергнем его, это пройдет? — спросила я, не глядя на Филиппа.

— Не знаю, Полина. Никто не знает. Даже если бы вы смогли построить что-то… Эти союзы никогда не приносили счастья. За всю историю племени.

— Это проклятие можно как-то обойти? Снять?

Я готовилась услышать «нет». Если бы было можно, его бы уже сняли до нас. Наши предки.

— Легенда гласит, есть один способ, но он тебе не понравится.

Я отстранилась.

— Что за способ?

— Там говорится, проклятие будет существовать, пока кто-нибудь из них не убьет другого.

Я даже не сразу поняла, что он сказал. Может, не хотела слушать, а может, это было просто дикостью для меня. А потом понимание вползло в мозг холодным ужасом.

Получается, чтобы избавиться от наваждения, мне нужно убить Влада?

Бред какой-то!

— Филипп… — голова Глеба просунулась в приоткрытую дверь. Он смущенно улыбнулся и вошел. Посмотрел на меня с жалостью: — Ты как?

— Уже и не знаю… — прошептала я и закрыла глаза.

Нужно подумать, побыть одной и все хорошенько взвесить. Что это значит для меня? Как я буду с этим жить? Теперь ясно, что Филипп имел в виду, когда говорил о моей проблемности — он думал, я передумаю и на совете проголосую за Влада.

— Я не отступлю, — яростно уверила я. — Несмотря на проклятие. У вас есть мой голос.

— Видишь, я говорил тебе! — просиял Глеб, но тут же поник. — Мы мятежники, но не анархисты. И пока совет не состоялся, должны сообщить о том, что ты видела.

— Сообщить… кому? — осторожно спросила я. Они молчали. Глеб смотрел прямо на меня, а Филипп отвернулся, словно сама мысль об этом претила ему. Я поняла через несколько секунд и покачала головой. — Нет...

— Я сам скажу, — решительно произнес Филипп. — Сейчас же поеду и сообщу.

— Ага, а он тебя так и послушает. Не гони, брат, Вермунд не будет играть в испорченный телефон.

Я села на кровати и поджала ноги. Головная боль вернулась, но, скорее всего, уже на нервной почве. Осознание, что мне снова придется увидеться с Владом, говорить с ним, внушало тревогу и ужас. Я думала, до совета не нужно даже думать о встрече. Ну, почему со мной вечно происходят подобные вещи?!

Филипп подумал с минуту, потом взглянул на меня жалобно. Убить готова за такой взгляд! Разве я просила себя жалеть?

— Скорее всего, придется ехать, — сказал он. — Но я буду рядом, слышишь! Ничего не бойся.

— Так же, как был вчера? — вырвалось у меня, и я тут же пожалела об этом. Я не имела права так с ним разговаривать, ведь Влад — вождь атли, Филипп не может ослушаться. Как и я. — Извини...

— Ничего. Ты права, я не должен был бросать тебя. Но обещаю, как только все закончится, твоя жизнь станет спокойной. Сможешь вернуться домой, заняться любимым делом, учиться. Ты ведь так и не получила образования?

— Думаю, не стоит делить шкуру неубитого медведя, — тихо сказал Глеб.

Филипп ничего не ответил, встал и вышел, прикрыв за собой дверь.

Наверное, сложно нас всех контролировать, боясь потерять каждый голос на совете. Странно, что главным выбрали его, ведь у Глеба намного больше шансов — родство с Владом позволяет ему возглавить оппозицию.

— Боишься? — спросил Глеб, пристально глядя мне в лицо.

— Почему не ты? Разве закон крови в твоем случае не работает?

Я сменила тему. Говорить о страхе не хотелось — хватало того, что я его чувствую. К тому же, история Глеба заинтересовала неимоверно. Ведь если кто-то и может претендовать на пост вождя в атли, так это брат Влада, но выдвинули Филиппа, а это было по меньшей мере странно.

— Мне это не нужно. Я люблю свободу, могу на месяц свалить из города, слушая ветер и шум мотора. Жизнь — это миг, и нужно ловить волну.

— Кому как… — ответила я. — Филипп будет доволен, если у нас выгорит.

— Кесарю — кесарево, — улыбнулся Глеб, и я только сейчас заметила, какие очаровательные у него ямочки на щеках. Что ж, возможно, мы и подружимся. Я даже готова уступить ради этого лишний кусок пирога.

— Они жуткие. — Он кивнул на совят, таращившиеся на нас с подоконника. — Глазищи безумные.

— Я их с детства собираю. Есть в них что-то… Забавные птички на первый взгляд, пушистые. А ночью превращаются в быстрых и беспощадных охотников. Диких. Ночные создания. Я тоже больше люблю ночь. Ночью все… ярче. Ощущения, мысли, чувства.

— Ты такой же фрик, как и я! — сделал вывод Глеб, и я рассмеялась.

Влад приехал сам. То ли не хотел видеть нас в доме, то ли пожалел меня. Я больше склонялась к первому варианту. К тому времени напряжение спало, мы с Глебом болтали в спальне. Он играл на гитаре шутливые мелодии, приправленные матерными стихами, и это работало: головная боль утихла, а страх испарился. Во всяком случае, у меня есть союзники, я больше не одна. Как бы ни закончилось наше начинание, я нашла семью.

Филипп искусно орудовал на кухне, заставляя желудок томиться в ожидании ужина и безбожно урчать. Для еды было поздновато, но видение утомило похлеще нескольких часов в спортзале и вымотало не меньше. Нужно было подкрепиться.

Дверной звонок взвизгнул, и Филипп пошел открывать. Мы с Глебом переглянулись, он слегка кивнул, выражая поддержку. Да, поддержка мне не помешает.

Влад был похож на себя — сдержанный, уверенный, невозмутимый. Окинул нас оценивающим взглядом и наверняка сделал какие-то выводы.

— Глеб, ты не мог бы выйти?

Вот, значит, как. С братом он вел себя иначе — мягче, уступчивее. Интересно, что у них случилось? Или эта вражда — с детства?

— Я не уйду, — насупился Глеб и не сдвинулся с места.

Что ж, в упрямстве они могли посоревноваться, но мне не хотелось превратиться в громоотвод, особенно после пережитого сегодня. Шок от видения, от рассказа Филиппа о проклятии еще не прошел, и единственное, чего я желала — чтобы меня оставили в покое. Поскорей с этим покончить и уснуть.

А еще надоело, что меня жалеют. Поневоле начинаешь чувствовать себя слабачкой, а это приводит только в одно место — вниз, на дно. Туда я точно не хотела.

— Глеб, я справлюсь, — сказала я и посмотрела на Влада.

Надо же, это просто проклятие… Ночи, что я не спала, думая, почему он бросил меня, сны, глупые мысли. Нельзя перестать думать, забыть...

Глеб не стал спорить — положил гитару и вышел. Я заметила, что он неплотно прикрыл дверь, наверное, готовился ворваться, если я закричу или позову на помощь. А может, хотел меня успокоить, как бы говоря: я здесь.

Смело. Филипп ушел бы и ждал, пока Влад не разрешит войти. Наверное, все дело в «королевской» крови...

— Так это правда? — спросил Влад после минутного молчания. Мне показалось, его не сильно обрадовала новость. Интересно, а он знает о проклятии? В записях Филиппа я не встречала упоминаний о древней ведьме.

— У меня было видение, — сказала я.

Видеть его снова, говорить, понимать, что нас разделяет не огромный город, где легко затеряться, а несколько метров комнаты, было нелегко. Теперь придется видеть его часто, жить под его началом — пусть и недолго. Подчиняться. Меня коробила даже мысль об этом.

Ну, почему я не родилась обычным человеком или хотя бы хищным из другого племени? Кто так издевается там на небе? Может, я грешила в прошлой жизни?

— Что ты видела?

В его стиле — приходить и требовать, требовать… Напирать авторитетом, теснить всех к стенке. Неужели эта черта мне раньше нравилась? Тогда я заведомо верю в проклятие!

В который раз я в подробностях пересказала о девушке. Самой хотелось, чтобы ее нашли — бедняжка, совсем потерялась. Наверное, и правильно, что Влад теперь знает. У него больше шансов ее отыскать — с его-то возможностями.

О головной боли я намеренно умолчала — ни к чему это ему. Постараюсь поменьше выказывать при нем слабость.

— Ты знаешь, кто она? — спросила осторожно.

Зарекалась ничего лишнего не говорить, в дискуссии не вступать, но судьба испуганной брюнетки заботила. Где она? Как зовут? Знает ли она об атли? Сможем ли мы ее найти?

— Нет, но у меня есть варианты. — Лицо Влада смягчилось, он подошел, присел рядом. Волна тепла — магическая, теперь я была уверена в этом — окатила, расплавила мозг и превратила его в пластилин. — Я был груб вчера. Извини.

Извиняется? Серьезно? Думает, достаточно сказать «извини», и я его прощу? Присягну на верность, буду жить с ним в одном доме, забуду о прошлом. Так просто...

— Зачем ты говоришь это? Что, ты думаешь, изменится?

Он вздохнул. Поднял лицо и посмотрел в потолок, словно для него был трудным и разговор, и сама ситуация. Тогда зачем он здесь? Я все рассказала, и катился бы в свой особняк! Хочу есть и спать! И никогда не видеть Влада Вермунда. Что ж, надеюсь, хотя бы первые два желания скоро исполнятся.

Я врала себе. Старалась лгать убедительно и поверить, нанизывала бусины злости на нитку, не давая магии стереть воспоминания, затуманить разум. Но внутри понимала: проиграю. Ведь я слабее проклятия...

Тишина растеклась по комнате, клубясь в углах бесцветной дымкой. Интересно, знает ли Влад о намерениях Филипп его свергнуть? Наверняка знает. Ведь не зря он выпытывал у меня, как долго мы тут сговариваемся. А если так, он сделает все, чтобы получить мой голос.

— Ты атли, — сказал он, наконец. — И нам придется научиться сотрудничать и мириться друг с другом. — Он помолчал немного, а потом добавил, пристально глядя мне в глаза: — Твоя комната готова принять тебя, Полина.

— Нет, спасибо, — буркнула я. — Мне и здесь хорошо.

— Ты все такая же — упрямая и бескомпромиссная. — Он улыбнулся совсем как раньше, очаровательно и тепло.

Почему он сидит так близко? Почему бы мне не выйти, не закрыться в ванной, например? Стоять под холодным душем до тех пор, пока мысли покроются коркой льда...

Неужели так будет всегда? Желание… и стыд.

— Если ты думаешь, что я буду слушать тебя, улыбаться после всего… Плевать на причины! Тот поступок нельзя оправдать, Влад. Ничем. И я не буду твоей пророчицей, и угроз твоих не боюсь.

— Тогда почему ты все еще здесь? — спросил он шепотом, вмиг становясь серьезным. Наклонился, и горячее дыхание обожгло мое ухо: — Неужели и впрямь надеешься на Макарова? Ты знаешь, я никогда не отдаю без боя то, что принадлежит мне.

Затем поднялся. Недобрая улыбка — в ней и готовность к нападению, и скрытая угроза, и превосходство. Влад все прекрасно знал. И о нашем заговоре, и о заведомом поражении на совете.

— Филипп не так слаб, как ты думаешь, — соврала я.

— Филипп никто без Измайлова. А Глеб никак не научится давать отпор тем, кто пытается его использовать.

— Ну, почему же? — Я тоже встала, скрестила руки на груди. Последствия его близости — дрожь в ногах, кавардак в голове. У меня получится преодолеть их. — С тобой у него выходит прекрасно.

— Обещаю, мы еще займемся полемикой, но не сегодня. Ты же помнишь, мне срочно нужно кое-кого найти. — Влад подошел двери и уже открыл ее, но обернулся и нарочито громко, чтобы слышали все обитатели квартиры, добавил: — Я бы на твоем месте хорошенько подумал, на чьей стороне выступать на совете, Полина. Каждое решение имеет последствия.

И ушел. Как всегда: сказал в конце пафосную фразу и исчез, оставив меня изнывать от желания и досады на саму себя. Нет, это все проклятие!

Той ночью я так и смогла уснуть. Лежала и смотрела в потолок, слушала тишину, которую нарушал лишь голос Филиппа, постоянно звучащий в ушах: «… пока кто-нибудь из них не убьет другого...»