Глава 33. Возвращение и выбор

До улицы Достоевского я доехала меньше, чем за десять минут. Еще когда находилась в маршрутке, город накрыло ливневой волной, и я с удовольствием смотрела, как бегут по тротуарам люди, прикрываясь от дождя кто чем может: в ход пошли газеты, пакеты, даже портфели степенных, одетых в строгие костюмы мужчин. Некоторые из прохожих — наверное, самые расторопные или те, кто с утра заглянул на сайт «Гисметио» — раскрыли разноцветные зонты, чем вызвали зависть у вмиг промокших насквозь и не таких предприимчивых сородичей.

Я же радовалась — хоть что-то в этом мире существует исключительно для меня. Ну, в этот момент точно.

Двери маршрутки открылись, и я шагнула в дождь. Одежда мгновенно промокла и прилипла к телу, по волосам побежали теплые ласковые струи, подобно мягким локонам обрамили лицо, капли повисли на ресницах. Жила завибрировала, наполняясь кеном — защитник делился со мной, обволакивал, успокаивал нервы.

Не все потеряно. Никогда нельзя сдаваться!

Я нырнула в подъезд, предварительно отряхнувшись под крыльцом. Почувствовала, что озябла, и мысленно отругала себя за беспечность. Но потом махнула рукой. Выпью у Глеба горячего чаю, согреюсь. Мне просто нужно было это — ощутить единение с защитником, понять, что я никуда не уйду. Даже если придется пожертвовать спокойствием и частью себя самой. Это и мое племя тоже, и я не позволю Владу лишить меня его. Он и так слишком много у меня забрал.

— Совсем сдурела! — Глеб встретил ворчанием, как всегда. Я лишь улыбнулась и прошмыгнула в квартиру. Разулась на пороге, нырнула в ванную, стянула мокрую одежду и встала под горячий душ.

Я привыкла к квартире и ощущала себя тут, как дома. Завернувшись в серый махровый халат, почувствовала себя лучше.

— Есть хочу, — заявила безапелляционно, прошлепала на кухню и открыла холодильник. Да уж, выбор невелик: заплесневелый сыр, колбаса сомнительной свежести и яблоки.

Ну, хоть что-то. Я вымыла два под краном и одно протянула Глебу. Он хмурился у окна, смотрел исподлобья, но яблоко взял.

— Не нужно ко мне ходить, — проворчал мой друг. — Рано или поздно Макаров прознает о том, что ты видишься с отреченным.

— Филипп знает, — безразлично сказала я, села на стул и поджала под себя ноги. Да уж, с выпирающим животом это не так-то просто оказалось.

— Как… знает? — Глеб присел рядом и положил яблоко на стол. Глаз с меня не сводил — смотрел встревоженно и даже испуганно.

— Пытался шантажировать меня, но я его послала. — Я жадно вгрызлась в румяный красный бок фрукта и глубоко вздохнула. — Филипп не самая большая наша проблема. Я была у Влада.

— Ты… — Глеб со свистом выдохнул. Встал. Прошелся по кухне. Его лицо сначала побелело, а потом пошло багровыми пятнами. Я даже испугалась. Синие глаза сверкнули смесью гнева и страха. — Больная вообще?!

— Влад — охотник, — спокойно произнесла я. — Ритуал сделал его таким. Он приходил ко мне ночью, а потом я звонила Андрею. Он сказал, Влад просил за тебя Первозданных.

— Фига се!

Мой друг снова опустился на стул, втупившись взглядом в истертую столешницу. Провел руками по волосам, но они снова беспорядочно рассыпались в стороны, а одна прядь-хулиганка упала ему на лоб.

— Я была у него только что. Мы говорили… — Я замялась и сглотнула жгучий ком. — Говорили обо всем.

— На кой черт ему это понадобилось? — с чувством спросил Глеб. — Суперсила — это сущность охотника? Так они иногда слабее наших бывают? Ты ж вон прищучила двоих.

При упоминании о Мишеле на глаза навернулись слезы. Гормональное. Всю беременность постоянно хочется реветь. Или все же это связано с недавними событиями?

— Думаю, Владу нужны были знания Первозданных, ведь только охотники могут с ними встречаться.

— И для этого он чуть тебя не угробил? Ради знакомства с древними охотниками? Да он просто обаяшка!

— После того, как решит проблемы с Альриком, Влад вернется в атли вместе с тобой. Ты же знаешь, судить его не будут — он был в своем праве… разрушить проклятие.

Глеб все понял — ему не нужно было ничего объяснять. Взял меня за руку и очень серьезно спросил:

— Уйдешь?

Я покачала головой.

— Как я могу? Скоро родится ребенок. И как бы я не ненавидела Влада, он прав — защитница из меня ужасная. Дочери лучше оставаться в племени, а я не смогу ее оставить… — Я всхлипнула, ругая себя за то, что снова развела. — Я слишком много потеряла.

Глеб сжал мою руку.

— Это хорошо, что он вернется. — Недобро улыбнулся. — Моя кровь дает мне право...

— На что? — испуганно выдохнула я, хотя уже знала ответ.

— Я вызову его. Вызову, одолею. И убью.

— А если нет? Ты об этом подумал? — выкрикнула я. — Если у тебя не выйдет?

— Это личное, — твердо ответил Глеб. — И должно закончиться, наконец.

Я не смогла отговорить его, как ни старалась.

Поединок — это даже звучало страшно, а уж если представить. Они всегда заканчивались смертью. Мало кто признавал собственную слабость, а не признать означало умереть.

Если Глеб проиграет… Нет, даже думать об этом было страшно.

Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Сидела в кресле у окна и слушала, как он размеренно дышит во сне.

Я осталась на ночь — забила на правила и законы. Все равно одежда вымокла, да и дома меня не особо-то ждали. Почему-то я была уверена, что Филипп не станет наказывать меня. Об утреннем инциденте заставила себя забыть, хотя где-то в глубине души зародилась обида за Риту. Она любила Филиппа. А он ее нет.

Хотя… Мои понятия о браке и любви сильно отличались от понятий остальных хищных. Как смешно, наверное, выглядели для Влада мои притязания на моногамию.

И зачем я об этом думаю?

Серая тоска, как туманом, заволокла воздух. Дышать стало тяжело, и я вышла на балкон. Умытый ливнем город спал. Изредка по дороге проезжали машины, а в некоторых окнах дома напротив горел свет.

Стало до ужаса обидно, что все это произошло со мной. Не могла влюбиться в кого-то не настолько безумного? Например, в Матвея. Ведь живут же хищные с людьми, заводят семьи, детей. Так нет же, угораздило! А теперь я вынуждена буду жить с этим до конца своих дней.

Хотя что от меня зависело? Проклятие ведь… Неутешительно. И неизбежно.

На меня Владу, по сути, плевать. Если я уйду, меня заменит Каролина. Атли не лишатся пророчицы. Но оставить дочь… Эта фраза царапнула в груди, причиняя реальную — не придуманную боль. Нет, не смогу. Лишиться второго ребенка из-за него — это уже даже не ирония судьбы, не рок. Чистой воды издевательство. Но как существовать в атли, ежесекундно вспоминая, что Влад сделал? Даже сейчас, находясь далеко, изменив сущность, он влиял на мою жизнь. И как это изменить, я не знала. Может, позволить Глебу попробовать? Малодушная мысль заполнила надеждой, но я не дала ей разрастись. Пока Влад сильнее, Глеб не победит. А значит, умрет.

Из квартиры я выскользнула с рассветом. Натянула все еще влажную одежду, погладила спящего друга по волосам и отправилась прочь.

Неделю не могла прийти в себя. Ходила по дому, как сомнамбула, пугала народ. Все никак не получалось свести воедино все, что узнала. Да и сомневалась, стоит ли.

Пока однажды меня не остановил Кирилл.

Лекарь атли всегда отличался особой тактичностью. В чужие дела не лез, советами не напрягал. А еще именно он вытащил меня, когда я одной ногой была в хельзе. Ну, или в другой жизни, если верить Владу. И именно благодаря Кириллу, через три месяца у меня должна родиться дочь.

— Ты ужасно выглядишь, Полина, — сказал он честно.

— Я ужасно себя чувствую, — призналась я. Посмотрела на него пытливо. — Ты знал, что Влад вернется в племя?

Кирилл вздохнул. Нехорошо так, с паузой. Отвечать после этого, в принципе, не надо было.

— И почему мне никто ничего не говорит? — с досадой спросила я.

— Я знал, как ты отреагируешь. Но, послушай, он вернет Глеба. Возможно, ты...

— Невозможно! — отрезала я. — Ты действительно думаешь, я должна все забыть? Выкинуть из головы, сделать вид, что ничего не было?

— Я ничего не думаю, — вздохнул он. — Просто хочу, чтобы ты осталась. Ты и Глеб.

— Я не смогу уйти, и ты знаешь это. Моя дочь будет атли. — Я всплеснула руками, не в силах больше сдерживать эмоции. — Черт, да что с вами со всеми? Разве мы — едины, если все шепчутся за спинами друг у друга? Если даже у Влада после всего хватило смелости поставить меня перед фактом, когда ты молчал? Разве так поступают родные люди?

— Извини. — Кирилл понурил голову и выглядел пристыженно. — Я боялся говорить с тобой. Ты ведь еле выкарабкалась, Полина. Мне пришлось буквально вытаскивать тебя с того света.

— Но ты не можешь скрывать правду вечно, — уже спокойнее сказала я. — И будет лучше, если я подготовлюсь. Еще одного удара в спину я точно не переживу.

Последующие несколько недель я перебирала варианты. Что толку страдать и злиться, если все равно придется примириться с действительностью? Пришла к выводу, что ребенка оставить не смогу — лучше умереть. Жизнь в доме атли после возвращения Влада виделась фарсом и невыносимой пыткой. Думаю, он тоже понимал это. Именно поэтому предупредил. Лучше нам не видеться вообще. Ну, или свести встречи к минимуму, ведь совсем не видеться не получится. Он отец будущего ребенка.

Отец...

Как же все так нечестно? Почему? Разве этого я хотела? Разве об этом мечтала? В итоге все, что у меня есть — поломанная психика и изуродованное тело.

Но будущее уже не казалось таким безрадостным. Ради дочери, я смогу через себя переступить. Идти на компромиссы я всегда умела.

Готов ли Влад на них идти?

Единственно верная мысль пришла неожиданно, за завтраком. Аппетит пропал напрочь, и я рассеянно ковыряла салат, раздумывая о возможном выходе. Статус пострадавшей стороны давал мне преимущество — я могла требовать.

То, что Владу плевать на меня, я понимала четко. Значит, дело не в ревности. А так как у Глеба есть своя квартира, мы вполне можем жить там вдвоем… втроем. Глеб не откажет, я была уверена. Он сможет защитить меня и малышку, а я смогу сбежать подальше от этого дома и связанных с ним воспоминаний.

Только вот в отношении Глеба это совсем-совсем нечестно...

Совесть копошилась в груди, побуждала думать в первую очередь о нем. Глеб — мой лучший друг. Он достаточно настрадался за это время. Наверное, будет рад вернуться в дом, к атли. А еще наш замятый давно разговор не давал покоя.

Он отрекся из-за меня. И не слишком-то отрицал, что влюблен.

Тяжелый выбор. Снова.

Хотя, возможно, он сам не захочет здесь жить. После всего, что произошло, он и Влад в одном доме — не лучшая идея. Того и гляди действительно хватит ума вызвать Влада на поединок. Нет, все же мое решение казалось лучшим со всех сторон. С минимальными потерями для всех.

Я озвучила его Глебу на следующий день. Он долго думал, ходил о комнате, пару раз вздыхал, а в итоге кивнул.

— Все же будет лучше, если я его вызову, — хмуро сказал друг, но я решительно замотала головой.

— Нет. Дай мне оправиться. Не хочу переживать еще и за тебя.

Он согласился. Возможно, сделал вид, а может, и правда решил меня не расстраивать. Я надеялась, что все же второе. Не смогу без него — пропаду.

А в августе — раньше положенного срока на два месяца у меня начались схватки. Я не успела испугаться, как уже была в клинике, а вокруг суетились люди. Затем все ушли, остался лишь лекарь атли.

Кирилл все время был рядом. Если бы не он, я бы просто сошла с ума от боли. Она накатывала волнами, накрывала с головой, отсекая остальные мысли, как острым лезвием. Время потеряло значение — я уже не следила за ним.

Кирилл хмурился, поглядывал на часы и частенько косился на дверь. Затем снова развлекал меня историями из их с Филиппом детства, рассказывал о старом доме атли, который сгорел, о родителях, которых убил охотник в Австрии.

А потом мне делали уколы в вену, но я помнила смутно — почти лишилась сил. После них усилились схватки, боль стала невыносимой, и я впервые подумала: что-то не так.

Кирилл куда-то позвонил, а потом подошел ко мне и сказал ласково:

— Ты слаба. Нужно делать кесарево.

Я почувствовала злость и обиду. Слово «слабая» уже казалось ругательством. Черт, и Глеба нет рядом. Он мне очень-очень нужен сейчас.

Я молча кивнула, Кирилл улыбнулся и стер слезинку с моей щеки.

— Я все время буду рядом с тобой, слышишь! Все будет хорошо.

Я обняла его. Порывисто. Крепко.

Неважно, как появится моя дочь — я уже ее люблю. Так люблю, как не любила никого и никогда. А это значит, я справлюсь! Что бы ни случилось.

В операционной симпатичный анестезиолог шутил, готовя меня к уколу, и выпрашивал телефончик. Удачная попытка расслабить женщину, правда, место для знакомства выбрано странное. Но я улыбнулась и немного расслабилась.

Вокруг суетились женщины в медицинских халатах и латекстных перчатках, а потом появился Кирилл. Преобразившись из знакомого мне мужчины в серьезного хирурга, вызывал доверие и успокаивал страхи.

Подошел ко мне, взял за руку.

— Готова?

Я кивнула и сжала его ладонь.

— Пусть она родится здоровенькой.

Он улыбнулся и кивнул анестезиологу. Мне пожелали видеть хорошие сны и велели считать от десяти до одного. На счет девять я провалилась в теплую и уютную темноту.

Мягкий теплый песок согревает ступни, волны щекочут пальцы ног, принося к берегу мелкие разноцветные камешки. Лазурная, почти прозрачная гладь успокаивает.

Я сижу, поджав колени к подбородку, и смотрю вдаль. Впервые за последние месяцы по-настоящему счастливая, в месте, откуда не хочется уходить.

— Красиво, — говорит незнакомый мужчина, которого я повстречала тут в прошлый раз. Во сне после ритуала.

Улыбаюсь.

— Это ведь не хельза?

Он качает головой.

— Это место, где ты хочешь быть.

— Кто ты? Мой ангел-хранитель?

— Я больше. Я — это ты.

Белые перины облаков размеренно плывут по небу, словно разнежившиеся от жары барышни. Воздух прозрачный и чистый, разбавленный лишь всплесками волн и пением птиц.

— Я не знаю, кто я, — спокойно говорю и ложусь на спину. Мне хорошо.

— В твой дом идет беда, — серьезно произносит мужчина. — И она ближе, чем ты думаешь. Побереги себя, Полина.

— Не хочу, — беспечно отзываюсь я, закрываю глаза и… просыпаюсь.

Я открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света. Голова кружилась, а во рту был неприятный металлический привкус и сухость. Немного поморгав, привыкла к освещению, облизала потрескавшиеся губы.

В поле зрения возникло заботливое лицо Кирилла. Он уже успел переодеться в светлую футболку и просторные льняные брюки цвета хаки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил, всматриваясь мне в лицо, пощупал пульс и удовлетворенно кивнул.

— Хорошо, — прохрипела я. — Где она?

Кирилл метнулся к кроватке, аккуратно взял розовый сверток и протянул мне.

Маленький комочек — смуглое, сморщенное личико темные глаза и курчавые иссиня-черные волосы. Малышка смотрела на меня и хмурилась, а я тихо рыдала в кровати, не в силах отвести от нее глаз.

Подумать только, сколько я прошла! Сколько мы прошли. Сколько пережили опасностей, страхов, отчаяния. Черт, это стоило того, чтобы вот так лежать и прижимать к себе маленький комочек, в котором для меня сосредоточился весь мир.

Как я могла сомневаться? Плевать на всех! Никуда ее не отпущу, ни на секунду не отведу взгляда и, если понадобится, буду сутками сидеть и смотреть на нее. Потому что она — мое все.

И она навеки, до самой смерти связывает меня с Владом...

От этой мысли стало неспокойно. Я понимала, что могу разорвать все узы — уйти из племени, уехать, забыть его, но в такой не похожей ни на одного из нас девочке смешана наша кровь. А от этого никуда не деться.

Переживу. Она у меня есть, и это главное.

— Ты уже придумала имя? — спросил Кирилл, присаживаясь рядом.

— Да. Есть один человек, благодаря которому она появилась на свет — назову девочку в его честь. — Я посмотрела на лекаря атли. — Как тебе имя Кира?

Он покраснел и отвел взгляд.

— Я — атли, и должен помогать тебе, Полина, — произнес смущенно.

— Пусть так. Я не росла среди хищных и привыкла ценить добро.

Через неделю я вернулась домой. Переступать порог ставшего вмиг негостеприимным помещения оказалось труднее, чем я думала. Атли встречали нас в гостиной: плачущая от умиления Рита, улыбающийся Филипп, хмурая Лара и хлопочущие и суетящиеся вокруг меня Оля с Линой.

Заметно не хватало Глеба — именно в тот день остро, до помешательства. Возникло желание вернуться в Липецк — сесть в такси и рвануть на Достоевского, но я подавила его. Понимала, что верить Владу нельзя, но интуиция подсказывала: Глеб вернется. Скоро — нужно подождать. День, два, неделю… Неважно. Я ждала так долго, что эти крохи ничего не изменят.

Сославшись на усталость, с помощью Кирилла поднялась наверх. Он уложил спящую Киру в кроватку с балдахином, которую, наверное, купила Рита за то время, пока мы были в больнице. Посоветовал выспаться, так как неизвестно, когда еще мне это удастся, и вышел.

Я осмотрелась.

Комната преобразилась, превратившись из моей в нашу — наполнилась ощущением младенчества, а также всякими его атрибутами — рюшами, плюшевыми мишками и погремушками. Игрушки были везде — на кровати, на полу, в кресле. Даже совятам на подоконнике пришлось потесниться и уступить место мишке Тедди с заплаткой на лбу.

Жесть какая! Половину уберу сразу же, как приду в себя.

Если не съеду.

Накатило дикое желание плакать. Я не успела подумать, как уже рыдала в подушку, как можно тише, закусив кулак, чтобы не разбудить дочь. Хотелось кричать от безысходности, крушить все вокруг, бить посуду.

Его дом...

Как я не осознавала этого раньше? Жила здесь, словно ничего не произошло, избегая лишь одной двери — там, где оставила последние крохи собственной наивности.

А сейчас словно кто-то открыл ее, и весь дом пропитался фальшью, ложью и предательством, отчего воздух сделался затхлым, тяжелым и поглощаться легкими решительно не хотел.

Кира проснулась и потребовала кушать. Вытерев слезы и приказав себе не раскисать, я достала из сумки термобутылочку и взяла малышку на руки. Молоко у меня сразу пропало, да и не было его почти. Кирилл сказал, из-за стресса, а я чувствовала собственную ущербность, невозможность дать малышке элементарного природного питания. И поняла, насколько изломана внутри, истерзана недоверием ко всему, мрачными мыслями, призраками прошлого.

И сказала себе: я все изменю. Стану сильной — такой, что никто больше не посмеет сделать больно. Буду дышать всем назло, жить ради дочери. Я справлюсь. И больше никогда не буду плакать.

На следующий день собрала вещи. Их было все так же немного, как и в день, когда я переехала сюда — наполненная страхами побольше, чем сегодня. Сейчас я хотя бы знаю, чего ждать. Опыт — всегда оружие, а мой опыт — вообще танк.

Поняла: как только Влад вернется, я съеду. Буду напирать, выдержу тяжелый взгляд, выиграю словесную битву. У меня в атли есть союзники, один из них — сильный воин.

Ночами подолгу смотрела, как спит черноволосое существо. Как маленький носик раздувается, как смешно подрагивают в треморе ручки, морщится лобик. В такие моменты грудь распирало от странного, непонятного чувства — смеси единства, принадлежности и любви. Словно я вся обросла невидимой, но твердой скорлупой — не пробьешь. А внутри притаилось мягкое, уязвимое существо, зародыш новой меня.

Каким человеком станет этот зародыш — неизвестно. Но ясно было одно: старую себя я похоронила у жертвенного камня, излила кровью и кеном и открестилась.

Хватит!

Со временем я привыкла: к бессонным ночам, к кормлению по расписанию, к радости выходного дня увидеть зеркало, когда меня сменяла Рита — на полчаса, не больше. Больше я не могла себе позволить не видеть дочь. Настолько вросла в нее, вжилась, втиснулась, что буквально ощущала нас единым целым — неразлучным и неделимым. Иногда старалась дышать в унисон с Кирой, представляя, как стук наших сердец сливается в один ритмичный звук.

Привыкла к дому, от которого после возвращения воротило. К испытывающим взглядам защитницы, словно она затаила злобу на меня за малышку. К странному поведению Филиппа, который всячески набивался ко мне в друзья, старательно ухаживал и напрашивался помочь. К их ссорам с Ритой, которые нехотя ассоциировались с нелицеприятной сценой в кабинете атли.

А потом я плюнула на них — пусть сами разбираются. У меня впереди проблемы посерьезнее, о них нужно думать. Впрочем, спустя месяц, эти проблемы нагнали меня сами.

Кирилл осторожно постучал и, когда я впустила его, осведомился, как себя чувствую. После заверений, что все в порядке, посмотрел серьезно:

— Завтра.

Мне не нужны были объяснения. Сердце забилось быстрее, в голове зашумело. Я покосилась на стоящую в углу сумку — я не распаковывала ее, пользуясь минимумом одежды. Сидела, как на пороховой бочке, ожидая дня, когда придется уйти.

И вот рвануло.

— Хорошо.

— Не передумала?

Я замотала головой.

— Нет.

— Я поддержу тебя на совете. — Кирилл сжал мою руку, и я благодарно улыбнулась.

— Спасибо. Надеюсь, созывать совет не придется.

Эту ночь я не спала вовсе — сидела у колыбели и смотрела в одну точку. Превратилась в пучок напряженных нервов, казалось, взорвусь от любого звука или прикосновения.

Вторую половину ночи Кира спала беспокойно, и я качала ее, пересекая пространство комнаты и напевая мотивы давно забытых колыбельных. Прижимая к себе дочь, терялась в страхах и догадках, строя всевозможные варианты исхода завтрашнего дня.

И ни один из них не оказался верным.

Они вернулись вдвоем — Влад и Глеб. Вошли в дом атли, молчаливые, заметно потрепанные, испачканные. Сразу видно: дрались. Я даже удивилась, хотя, по сути, должна была предположить, что они могут попытаться поубивать друг друга. Во всяком случае, Глеб. Хорошо, что не думала об этом — извелась бы вся.

У Глеба была свезена щека и безнадежно испорчена куртка. Влад коснулся рассеченной губы и поморщился. Я даже позлорадствовала при виде запекшейся крови на его лице.

Но не могла не признать, что обрадовалась.

Он все же вернул Глеба в племя — аура друга была чистой, цельной, и не скажешь, что отрекался. Хотя защитника он, скорее всего не сохранил, но снова был с нами — а это уже немало.

Филипп, понурившись, стоял у окна. Нелегко, наверное, отдавать то, что уже посчитал навеки твоим, но в тот момент мне было плевать. Совсем другие мысли метались в голове, сменяя друг друга.

Влад посмотрел на меня пронзительно, и тут же захотелось спрятаться. Дыхание сбилось, щеки полыхнули, но взгляд я не отвела — выдержала. Глеб поравнялся со мной, но в глаза не посмотрел. Буркнул только:

— Нужно поговорить.

— Глеб! — окликнул его Влад. Друг замер, и на лице застыла маска — полу-страх, полу-отчаяние.

Отчего-то стало жутко. И в тот момент я поняла: ничего не будет хорошо. Вспомнился приятный незнакомец из сна, и его слова — непонятные и пугающие.

Там не было страшно. Но Влад вернулся, а с ним возвратился и ужас.

— Помню. Ни слова, — процедил Глеб и взял меня за руку. Крепко сжал — я чуть не вскрикнула — и потащил в свою комнату.

В голове пронеслась мысль, что Рита где-то там, внизу с моей дочерью. Вместе со всеми атли. Рядом с Владом.

От этой мысли по коже пополз озноб. Глеб втащил меня внутрь и захлопнул дверь с такой силой, что я даже испугалась. Рванула было к выходу, но он преградил путь.

— Мне нужно забрать оттуда дочь! — резко сказала я.

— Ничего с ней не случится. Там все наши, расслабься.

— Что происходит? — настороженно спросила я, не сводя испуганного взгляда с друга.

— Сядь, Полевая.

— Не хочу я садиться...

— Сядь!

— Влад заразил тебя высокомерием и сволочизмом? — огрызнулась я, но все же присела в кресло. Глеб опустился рядом, у моих ног, понурил голову. Вздохнул.

Я напряглась.

— Что случилось?

Голос выдавал волнение и страх. Как я ненавидела это ощущение! Казалось, не избавлюсь от него никогда. Мы неразлучные близнецы — срослись навеки, он впитался в кровь, как вирус. Паразитирует на мне, медленно убивая.

— Куда собралась? — Он кивнул на упакованную сумку в углу.

Ответы вопросом на вопрос — не фишка Глеба. Он взволнован. Нет, не так — напуган.

— Мы же договорились. Сегодня же поговорю с Владом, буду настаивать, требовать, если понадобится...

— Нет.

— Глеб, да что происходит? — раздраженно спросила, а потом догадалась: — Влад что-то сказал тебе?

Он кивнул.

— Что?

— Есть тайны, которые нельзя открывать. — Посмотрел серьезно и немного оценивающе. Так обычно смотрят на человека, которого видят впервые. — Я поклялся глубинным кеном перед Первозданным. Это сильная клятва, Полина.

— Ты всегда говоришь, что у меня мозгов нет, но сейчас… Верить Владу? Серьезно? После того, как он...

— Он показал мне! — почти выкрикнул Глеб, и у меня по коже поползли противные мурашки. Затылок обдало жаром и возникло ощущение неотвратимости. Беды. — У него есть способность. Такое нельзя придумать, сочинить. И знаешь… — Друг отвел взгляд. — Я уже сам начинаю верить в ваше чертово проклятие.

— Что он показал? — хрипло спросила я, не узнавая собственный голос.

Он повернулся ко мне. Бледный, осунувшийся, напуганный мальчик. Последний раз я видела его таким у очага, когда с зажатым в руке ножом он пришел выручать меня. Один на один со свихнувшимся убийцей, с которым мы вынуждены жить в одном доме.

Или нет?

Сейчас в глазах Глеба не было решимости. Ни капли.

Он взял меня за руку и выдохнул:

— Мы все умрем.