Глава 18. Клетка

Тишина опустилась на корточки рядом с клеткой. Белый халат распахнулся на груди, выставляя напоказ футболку, испачканную чем-то жёлтым. Острый взгляд поверх очков.

Надя отвернулась и закрыла лицо руками. Белый свет слишком резал глаза. Она не хотела видеть, как Атер неторопливо приближается к решётке из другого угла комнаты.

Ложка звенела, ударяясь о чашку. Он вовсе не хотел пить. И ему не нужен был сахар в чай. Ему нужен был стук ложки о керамические бока. Этот стук стал единственным в мире. Нормальным звуком нормальной человеческой жизни. Всё остальное давно вышло за рамки.

Надя поняла, что ждёт. Чего угодно: хоть слова в защиту, или чтобы пришёл Игорь и увёл отсюда эту девицу в белом халате. Чтобы она не сидела на корточках перед клеткой и не таращилась на Надю, как на дикого зверя. Но Игорь не приходил, и она понятия не имела, что с ним, уехал ли, до сих пор сидит где-нибудь в подвале под контролем Седого, или убит.

— Только посмотри, какие когти. Ими можно проткнуть насквозь, — произнесла Тишина почти что с восхищением.

— Этими когтями и голову можно снести, уж поверь мне на слово. Я видел, — сказал Атер.

Атера прислал Седой, хотя Тишина и отмахивалась от этой добродетели. И теперь Атер по-хозяйски бродил по дому, хватал вещи Тишины, опустошал запасы чая и везде вставлял свои комментарии. Он шумно глотнул и отошёл. Закачалась лампа, подвешенная на длинном проводе, — Атер зацепил её головой. Надя сильнее уткнулась в коленки. Её куртка всё ещё пахла ночным городом, но от Тишины тянуло чем-то опасным и незнакомым. Чем-то подавляющим все разумные мысли.

Та поднялась, с хрустом разминая затёкшие суставы. Надя наблюдала за ней в щёлочку между коленом и локтем. У Тишины были высветленные волосы, грубо собранные в хвост, острый подбородок и руки примерной ученицы.

— У меня уже все готово. К утру будут образцы, я отправлю их на экспертизу в город. Надеюсь, мне наконец дадут возможность отсюда отчалить.

Надя замерла. Была бы она живой, она бы задержала дыхание, чтобы не упустить ни одного слова, но теперь они молчали.

Полночи Тишина просидела за ноутбуком, закутанная в одеяло, поджав под себя худые ноги. Атер застыл у крошечного окошка, будто мог что-то рассмотреть через молочно-белое стекло. На самом деле он просто избегал смотреть на Надю.

Из соседней комнаты доносились обрывки фраз и смешки — охранники убивали время за игрой в морской бой. Им всем вместе предстояла длинная ночь. Наверное, самая длинная в жизни.

Надя сжала пальцами металлический прут. К её горлу подкатила истерика. Ещё немного, и вырвется наружу. Надя сжимала зубы: она боялась закричать, чтобы на её крик не сбежались остальные жители сумеречного города. Она не хотела бы подставлять под удар ещё и их.

Пусть они думают, что она просто исчезла. Испугалась и сбежала, пропала без вести, как Женщина с Кладбища. Хуже, если они явятся сюда, спасать её. Тогда на снег брызнет кровь. Тогда будет страшно. Надя не хотела больше жертв.

В соседней комнате охранники бросили морской бой и замолчали. Один из них чеканным шагом мерил пространство от угла до угла. Другой тоже, как мог, боролся со сном. Надя сжимала зубы, сжимала пальцами железные прутья.

— Иди отдохни, — сказал Атер Тишине.

Она уже дремала, щекой прижавшись к тёплому ноутбуку.

— Нет, я ещё… хотя бы полчаса. Вдруг позвонят из столицы.

— Не позвонят. Иди, — чуть твёрже повторил он.

Полы халата мазнули по прутьям клетки. Надя ощутила прикосновение воздушного потока и подняла голову. Из соседней комнаты больше не было слышно голосов, но она видела, как один из охранников сидит на стуле — его нога в тяжёлом ботинке покачивалась вперёд-назад, и то появлялась в дверном проёме, то исчезала.

Каблуки Тишины простучали по кафельному полу и смолкли в дальней тёмной комнате. Света сделалось гораздо меньше — погас экран ноутбука, и осталась только одна тусклая лампочка. Атер подошёл к клетке и опустился на корточки.

Надя подалась назад, хотя в тесном пространстве ей некуда было деться от его дыхания, пахнущего табачным дымом.

— Где Игорь?

Только он мог её спасти. Только он.

Атер смотрел на неё, не моргая. Его молчание пугало. Комната наполнилась молчанием под самый потолок. Молчание выплёскивалось через край.

— Где Игорь? — повторила она, каменея изнутри. Она боялась поверить в самое страшное. Ведь Седой мог отпустить Игоря, просто отпустить. Седой — не любитель убивать просто ради забавы. И раньше он никогда не нарушал данное слово. Но в этот раз он сказал — посмотрим, и на что он собирался смотреть, Надя не знала. Тупое ожидание сводило её с ума.

— Вы обещали, что отпустите его. Он уже уехал?

Охранник в соседней комнате сонно забормотал. Атер поднялся и прошёлся взад вперёд по комнате. Каменный пыльный пол, вытертые чужими подошвами кирпичи.

— Да нет, не уехал. Он вообще-то в люк свалился, — выдал наконец Атер. — Шёл-шёл и упал. Надо было под ноги смотреть.

Сказал ли он это просто, чтобы позлить её, знал ли он на самом деле, что случилось с Игорем, или, может, решил побыть честным?

Он вышел. Но прежде чем шорох его шагов растворился в темноте коридора, беда хлынула из неё наружу. Страшно, не по-человечески Надя взвыла. Металлические прутья выгнулись под её пальцами.

С глухим хлопком взорвалась слепая, подвешенная под потолком лампа. В соседней комнате вскочили на ноги разбуженные охранники.

— Она зовёт других! Проверьте двери! Окна!

Она никого не звала, просто выпускала наружу свою боль, но дом уже наполнился шагами и стуком. Затрещали слабые дверные скобы. В окна ударил ветер — это был просто ветер, Надя знала, — но люди боятся ночного ветра. Люди боятся темноты. Холода. Пустых дорог и теней на обочине.

Похватав автоматы, они замерли у окон, укреплённых досками. Что такое доски для не-мёртвых? Преграда ничуть не крепче бумажного листа. Надя выла сквозь зубы, выливая из себя колючую боль. Боль теснилась внутри, не кончалась. Никак не хотела кончаться проклятая боль.

Прибежала растрёпанная Тишина без халата — только в футболке и джинсах. Как-то совсем по-девчоночьи взвизгнула:

— Пусть она замолчит! Скажи ей, чтобы замолчала!

Надя рванула прутья клетки. Тишина отскочила в угол комнаты, за спину Атера. Ногой зацепила провод, и ноутбук слетел на пол. Хрустнуло пополам нежное стекло.

Надя уже знала, чья кровь будет первой. Чья кровь забрызгает кирпичный пол. Она никогда раньше не убивала людей своими руками. Хотя могла. Как правильно сказала Тишина — эти когти — как у дикого тигра. Только ещё раз в сто страшнее.

Подлетевшего сзади охранника Надя ударила, не целясь. Его кровь оказалась первой — человеческое тело глухо ударилась о стену. Тишина разинула рот в беззвучном крике и захлопнула его рукой.

Пуля ударила Надю в плечо — вошла под кожу и осталась там. Её отбросило назад.

— Образец! — отчаянно вскрикнула Тишина.

Запечатанная колба лежала на лабораторном столе — последняя в початой упаковке. Если бы Надя дотянулась до неё первой, она бы сбросила колбу на пол — и всё, их последний шанс на спасение впитается в пыльные кирпичи.

Она не успела. Когти оставили длинные царапины на сером кафеле. Ампула оказалась в руках Атера. Движением, доведённым до автоматизма, он загнал ампулу в раструб стреляющего устройства.

Надя попятилась. Темнота из-за дверей накатывала волнами и стирала в ней человеческое. Мысли были рваными, непостоянными. Когда человеческое сознание возвращалось, она убеждала себя в том, что Игорь не умер. Просто уехал из города. Надя попятилась.

Он прицелился.

— Стреляй! — истерически крикнула из-за его спины Тишина.

Надя замерла, готовясь прыгнуть. В дверном проёме застыл автоматчик. Его Надя не боялась — его она ударила бы первым, если бы попыталась бежать. Но она боялась, что Атер не промахнётся. Тогда она не убежит.

В дверь опять ударили, но теперь это был не ветер. Надя знала. Она чувствовала, как город отозвался на её крик. Как подбираются к дому его обитатели. Они были совсем близко — в паре кварталов отсюда, и делались всё ближе.

Надя прыгнула, на лету сбивая шприц. Жидкость всё-таки брызнула на камни. Под ударами ветра затрещали доски на заколоченных окнах. Атер попятился. Надя ударила его в лицо, чтобы стереть эту улыбку. Она ударила в то мгновение, когда человеческие мыли в очередной раз уступили место холодному туману.

На балконе второго этажа ветер едва не сбивал с ног и швырял в лицо колючую снежную крупу. Перила с двух сторон обвалились и нисколько не прикрывали Надю от выстрелов. Она замерла по щиколотку в снегу и бешеным взглядом обвела улицу перед домом. Свет единственного фонаря вырывал из темноты полукруг утоптанного снега.

— Слушай, — сказал Седой, глядя снизу вверх, — давай так, мы положим оружие, а ты отпустишь её, тогда и поговорим.

Тишина замерла, но она дышала, она ещё была жива. Надя ощущала, как колотится её сердце, быстро, как у мелкой птицы. Чудом она не задушила Тишину, пока холодный туман застилал мысли, и пока волокла её по лестнице вверх, на балкон, повинуясь звериным инстинктам, выше, ещё выше, бежала от охотников, хотя не боялась их автоматов.

— Где Игорь? — выдохнула Надя голосом ветра. Тишина под её рукой придавлено захрипела.

Метель взвилась перед домом, делая бесполезным свет единственного фонаря. Разорённый дом смотрел ей в спину тёмными окнами. Надя не могла вспомнить, оставила ли кого-то в живых, ждать ли ей удара в спину, или те четверо, которые собрались под светом фонаря — единственные её противники на весь город.

— Он уже уехал. Я отпустил его ещё вчера утром, — произнёс Седой недрогнувшим тоном. — Спускайся, и мы спокойно поговорим.

— Я тебе не верю! — крикнула Надя и поняла, что холодный туман опять поглощает все её мысли.

На границе между темнотой и фонарным светом прорисовались тёмные фигуры. Они услышали Надю и явились. Даже те, кто спали до этого. Те, кого она выдернула из вечного сна шёпотом мёртвых. Те, на чьих костях был построен город, те, кто не собирался участвовать в войне.

— Седой, ты хотел войны, ты её получишь. Верни мне Игоря, тогда посмотрим.

Надя захлёбывалась человеческими словами. Ей было всё равно, откуда Седой возьмёт Игоря, пусть хоть бежит за ним до самой северной столицы. Надя могла простоять здесь, сколько нужно, и сделать так, чтобы утро никогда не наступило для этого города.

Он выругался вполголоса, глянул через плечо и опустил автомат.

— Но он уехал, как мы и договаривались. Я отпустил его вечером и дал час на сборы. Может, он уже на выезде из города.

Надя ощутила, как слабеют руки, и Тишина наконец получила возможность вдохнуть без хрипа. Она поскользнулась и упала в снег у Надиных ног, завозилась там, хватаясь за исцарапанную шею.

Надя скользнула безразличным взглядом по тем четверым, которые больше в неё не целились, и по тем, кто замер на границе света и темноты. Остатками человеческого сознания она понимала: велик шанс того, что Седой хитрит и отвлекает её пустой болтовнёй. Но желание поверить ему и увидеться с Игорем было куда сильнее.

Её колебания не укрылись от Седого и он плеснул масла в огонь:

— На выезде нет никого из моих ребят. Могу послать кого-нибудь туда прямо сейчас, хочешь?

Послать кого-нибудь. Пока человек будет добираться до выезда через развалины города, Игорь уедет, даже если до сих пор тянет время. Она доберётся туда гораздо быстрее, несмотря на сломанные крылья. И сейчас, возможно, теряет драгоценные секунды.

Седой почти улыбался, глядя на неё. Край человеческого сознания кричал о том, какую глупость она совершает, но Надя уже не могла сопротивляться холодному туману. Если бы она осталась здесь, на балконе, ещё на минуту, она бы окончательно потеряла рассудок.

На обочине лежал глубокий снег, но трасса была пуста, и Надя шла прямо по ней, не боясь быть замеченной. Когда ей чудился далёкий рёв мотора, она уходила в сторону и оглядывалась в темноту за спиной, надеясь различить свет фар.

Она бежала сюда через лес, наверняка зная, что опоздает, но уже не могла остановиться. Если Седой сказала правду, Игорь давно был на пути в северную столицу. Но Седой слишком долго молчала, прежде чем заговорить. Значит, он что-то скрывал. Может быть, он лично не видел, как Игорь уезжает, и потому не может знать наверняка.

А ведь он мог задержаться. Надя мечтала, чтобы он захотел дождаться утра, или повременить, когда уляжется метель. И тогда Надя встретит его на дороге, ведь из города теперь всего один выезд — по заметённой снегом трассе, которую обступают обгоревшие сосны.

И тогда они увидятся.

Надя миновала разбитую баррикаду из тлеющих покрышек, остов сокрушенной машины ополченцев и покорёженный, но ещё целый шлагбаум. Она остановилась только у дорожного знака — белые буквы по синему фону, белые буквы, перечёркнутые косой линией. Здесь заканчивалась территория города, дальше идти она не могла. Надя повернулась лицом к городу и, чтобы ветер не сорвал с головы капюшон, вцепилась в него холодными пальцами. Представила себя со стороны — чёрный призрак на обочине дороги. И принялась ждать.

Край капюшона покрылся изморозью. Надя так долго всматривалась в плавный изгиб дороги, что ей чудились аморфные тени. Цепочку её следов давно замело снегом. И вдруг за соснами мелькнул блик света.

Надя напряглась, как струна. Задрожали пальцы, сжимающие край капюшона. Свет мелькнул ещё ближе — прошёлся по стволам придорожных сосен. По трассе ехала машина. Ещё один отблеск белого света — теперь уже совсем близко, за ближним рядом деревьев.

Она приподнялась за цыпочки: чёрная машина. Внутри зародилась давно забытая теплота. Надя ощутила, как губы беззвучно шевелятся в попытках произнести его имя и согреваются от этого.

Ветер швырялся колким снегом. Она выпустила капюшон, давая ветру его сорвать, и вышла на дорогу. Затрепетали за спиной оборванные крылья, силясь развернуться навстречу воздушному потоку.

В утреннем мареве водитель всё-таки различил её силуэт и начал притормаживать. Тепло расползалось от солнечного сплетения во все стороны, как рассветные лучи. Надя ощутила, как дрожат губы, силясь улыбнуться, и пошла машине навстречу.

Что-то было не так.

Она почувствовала это в трёх шагах от автомобиля. За тонированными стёклами не увидеть, кто сидит за рулём, но волна чужого запаха окатила Надю с ног до головы. Она сделала ещё шаг и замерла.

Что-то было не так. Это была другая машина.

Не тот взгляд раскосых фар, не те царапины поперёк капота. Надя представила себя со стороны: чёрный призрак в жёлтом свете. Поздно бежать, и прятаться некуда. Дверца машины водителя открылась, и чьи-то ноги в тяжелых ботинках опустились на снег.

— Живым не возьмёшь, тварь!

Чужой голос. Это была другая машина — не Игоря. Она просто перепутала их, так уж ли это сложно — чёрные внедорожники, рычащие, облепленные снегом, со злым разрезом фар. Они все на один запах.

Из машины выскочил человек, которого она уже видела — один из телохранителей Тишины. Наверное, он умудрился бежать из разоренного дома.

Две пули прошили рассветное марево над плечом Нади. Она бросилась в сторону, уже чувствуя во рту горький привкус разочарования. Игорь, наверное, давно уже на дороге в северную столицу, и Седой сказала правду, а Надя просто давилась глупыми мечтами, не желая видеть дальше своего носа.

Они закружили у машины, вспарывая снег. Глотая холодный воздух, Надя по-звериному убегала. Она спряталась за высоким багажником, но человек её догнал. Всё, что она успела различить в мельтешении встревоженного снега: злое, искажённое лицо, бандану, перетянувшую длинные волосы, и вскинутый автомат.

— Ах ты пакость!

Она закрылась рукой — прозвучал выстрел. Пуля вспорола развёрнутое крыло и отозвалась холодной судорогой в спине. Она взвыла — не от боли, от злости. Арматурные когти оставили длинную царапину на гладком автомобильном боку.

В нечеловеческом вое захлебнулась даже метель. Руки в чёрных перчатках выронили автомат. У него сдали нервы — и он шарахнулся, запинаясь о свежий снег. Надя догнала его в один прыжок и ударила всего раз, но снег окрасился алым. Четыре глубокие длинные раны на лице — по этим ранам её узнают сразу.

Как по фирменному знаку наёмного убийцы. Как по оставленной подписи.

Надю колотило от звериной ярости. Игорь по дороге в северную столицу. Далеко, так далеко, что ей не докричаться. Не добежать. Не увидеть его больше никогда. Человек перед ней скорчился в снегу, по-младенчески закрывая голову руками. Из-под пальцев текла кровь.

Говорят, не-живые чуют аромат человеческой крови и тянутся к нему. Врут. Надя не чувствовала ничего, кроме холода, который растворялся внутри, обволакивал и расходился от солнечного сплетения во все стороны, как изморозь на окнах.

Она склонилась, цепляя его за капюшон куртки, железные когти проткнули насквозь плотную материю. Оставить в живых? Убить? Они всё равно найдут тело, и по четырём царапинам на лице сразу вспомнят её.

Безразлично. Она швырнула человека обратно в кашеобразный красноватый снег, и пошла к лесу. Метель скрывала пути отступления. Надя шла, бесцельно петляя между деревьями, лишь бы подольше никуда не выходить. Лишь бы никого не видеть.

Обгоревшие сосны закружились вокруг неё в медленном хороводе. Надя упала на колени в снег. Холод разрастался внутри и снаружи. Метель заносила её снегом.

***

Всю ночь за окнами стонала вьюга. Сквозь вой ветра Сабрине чудились далёкие крики и вой тревожных сирен, хотя все сирены в городе охрипли ещё осенью. Потом она услышала, как тихонько закрылась дверь, и села на кровати. В соседней комнате часы подпевали ветру.

Она всегда очень чутко спала — любой непривычный скрип, тихий стук в оконное стекло, и Сабрина открывала глаза. Она обернулась к окну: форточка закрыта. На подоконник намело снега. В мешанине метели за окном не было видно соседних домов, а уличный фонарь превратился в бледную кляксу.

Она так долго ждала Надю, что теперь не поверила в её появление. Сабрина подняла меч. В коридоре на полу лежал блинный блик света из незашторенного окна. Она никогда не задёргивала шторы, чтобы в случае чего оказаться с ними на равных условиях. Они не любили света, Сабрина не любила темноту, но в полумраке силы были равны.

Она знала, на какие ступеньки не наступать, чтобы не выдать себя случайным скрипом. Рука скользила над перилами, не касаясь их, но ловя дуновения сквозняков.

Дверь была плотно прикрыта, но через вывороченный замок в дом пробивался ледяной ветер. На деревянном косяке остались длинные царапины. Сабрина резко обернулась: тени по углам не шевелились, но она знала, что они хорошо умеют прятаться, и ещё лучше — выжидать.

Три шага до гостиной. В дверном проёме она была слишком доступной и видимой — чёрный силуэт на фоне бледного света вьюги, потому без остановки шагнула вперёд. В тени у окна чуть шевельнулась занавеска. Держа меч на отлёте, Сабрина обошла полукругом кресло.

Тень не скрывалась — скорчившийся силуэт в углу. Меч бесшумно лёг на пол. Сабрина шагнула ближе, опустилась коленями на ковёр. В том месте, где сидела Надя, ковёр намок от талого снега. В полумраке казалось: покрылся бурыми пятнами.

Сабрина потянулась к ней. На пальцах ничего не осталось.

— Ты меня напугала. Где ты пропадала? Мы весь город перевернули!

Надя не ответила, спрятала лицо в перекрещенных руках. Она была без куртки, только в рваной майке и брюках, и она дрожала.

— Надя.

Сабрина ухватила её за руки. Что-то влажное и густое было на пальцах. Но вьюжного света не хватало — не разглядеть, что это — кровь?

— Надя? — Сабрина не удержала крик.

Судорожно дёрнувшись, та подняла голову. Поперёк лица шла царапина — чёрная на совершенно бледной коже. И чёрные глаза.

— Я никогда… — прошептала Надя.

— Ну, успокойся. — Сабрина потянулась к ней, пытаясь обхватить за плечи. Мешались распластанные за спиной Нади обломки крыльев. Они тоже были какие-то не такие, не живые, неподвижные. Одно сложилось, как веер, другое топорщилось погнутой арматурой. Талая вода текла на пол.

Надя дёрнулась в её руках, но еле-еле, как будто на большее ей не хватило сил.

— Я никогда не…

— Всё нормально, успокойся. Всё хорошо, главное, что ты нашлась. — Спокойствия в её голосе хватило бы на троих, только это было напускное.

Холод бетонных плит на набережной — вот чем была Надя. Снег не таял на её коже — снег таял от домашнего тепла. Там, куда тепло пока не проникло там снег всё ещё холодил пальцы.

— Я никогда не убивала людей, — прошептала Надя ей в ухо, прижимаясь близко, как будто всё ещё была человеком.

Держа её за плечи, Сабрина отстранилась. На её лице — брызги крови, на одежде — брызги крови уже запеклись. Надя нервно попыталась отереть щёку, но только сильнее размазала бурые пятна. На её пальцах — кровь. Отросшие когти испачканы в ней.

— Ты что наделала? — не веря себе, прохрипела Сабрина, забывая, что обещала себе быть спокойной и принять всё, как есть.

— Я никогда не… — повторила Надя, как будто в её изменившемся сознании осталась только одна фраза на человеческом языке. Только одна фраза — эта.

Сабрина вскочила. Картинка сама достроилась перед глазами. Что бы с Надей не случилось, где бы она ни была, ничего хорошего им не светит. Судя по бурым пятнам, Надя ввязалась в драку с людьми. Судя по тому, что она пришла — она одержала победу. А люди такого не прощают.

На долгие сборы времени не оставалось, только тёплая одежда, только меч, закрепить его за спиной. Свет она не зажигала, глаза давно привыкли к снежному полумраку.

— Пойдём.

Надя смотрела на неё без выражения, не делая попыток встать. Сабрина взяла её за руку и с силой потянула.

— Пойдём. Они знают, где наш дом. Они понимают, что ты сюда вернёшься. Надо уходить.

— Куда? — слабо отозвалась Надя. Медленно, как будто шагала по тонкому льду, она пробовала на вкус человеческие слова.

— Не знаю. Придумаем по дороге.

Всё осталось, как было: брошенная на столе чашка, блик света на полу в гостиной, кучка наметённого снега в прихожей. Пусть думают, что Сабрина вот-вот вернётся. Она плотно закрыла дверь — запирать её было не на что. Метель скроет их следы.

— Там была клетка.

Они были в самом конце улицы, там, где растаял свет единственного фонаря и ориентирами служили только чёрные громады необитаемых домов по обе стороны дороги. Сабрина думала: это голос бури.

— Они посадили меня в клетку, — повторила Надя безо всякого выражения. Как будто и не думала, что её услышат.

Сабрина замерла и обернулась. На холодной Надиной руке напряглись сухожилия. Она заговорила быстро, как будто оправдывалась.

— Очень маленькая клетка. Я не могла подняться в полный рост. Не могла расправить крылья. Даже уклониться не могла, когда они тыкали в меня иголками.

Надя судорожно вздохнула. Сабрине почудился проблеск машинных фар за сплошной стеной снега, но она не могла заставить себя перебить Надю и идти дальше.

— Наверное, они убили Игоря. А может, он уехал навсегда. А я не могу так… Я не могу. — И потом добавила, снова — голосом метели: — Я никогда раньше не убивала людей.

— Пойдём, — произнесла Сабрина уже мягче. Надина ладонь понемногу отогревалась в её руке. — Всё кончилось. Нужно уходить.

Она оглянулась всего раз: по ту сторону границы город людей лежал тёмный и тихий, только цепочка фонарей на набережной всё ещё горела, но тускло, как будто стеснялась своего собственного света.