Глава 2. Третье правило города

Если в этом городе и были правила, которые работали для всех и каждого, то первым из них значилось: никогда не разговаривай с Чердачной Куклой. Вторым правилом тогда назвали бы такое: никогда не заходи на территорию Чердачной Куклы. А третье правило каждый придумывал для себя сам.

Брошенный завод лежал за пустырём, на окраине, как мёртвый зверь. Через его фундамент проросли деревья. Там, где рухнули стены, по обнажённым пространствам гулял ветер. Подъёмный кран, похожий на скелет динозавра, лежал наискосок поля.

Единственным уцелевшим высоким зданием здесь была башня — восемь этажей темноты и обрушившихся лестниц.

— Чердачная Кукла до сих пор там сидит, — сказал Смертёныш и указал на башню пальцем с обломанным ногтем. — Я сам не видел, но сквозняки говорят, что Капля шла вместе с ней. И птицы кричат об этом вторую ночь.

— Тогда пойдём.

Они стояли по другую сторону пустыря, в сумерках настолько ранних, что город ещё не зажёг огни. Впрочем, здесь они не зажигались никогда.

— Надо бы нам взять с собой ещё кого-нибудь, — замялся Смертёныш, — Доктора или… Или Шерифа.

Надя тряхнула головой.

— Нет, лучше так.

Этим утром у Доктора опять случилось затмение. В последнее время они происходили всё чаще, и Надя уже не знала, насколько может ему доверять. Птица была слишком труслива, чтобы идти к Кукле. А Шериф остался у границы, чтобы сообщить им, если люди решат наступать. Ведь кто-то должен оставаться у границы.

Надя до последнего надеялась, что капля придёт сама. Но она так и не нашлась.

Через пустырь вела едва различимая тропинка — следы четырёхпалого существа замело вечерним снегопадом. Надя слепила снежок и бросила — он ударился о бок подъёмного крана. Чёрное дерево рядом пошатнулось и медленно сползло вниз. Оглушительно треснули переломанные ветки. В том месте, куда попал снежок, теперь лежал толстый ствол.

— Пойдём в обход, — решила Надя.

Смертёныш подошёл к самому краю пустыря, постоял, скребя ногтями подбородок.

— Я пройду первым, я легче.

Надя отстранила его, подняла с земли палку и ткнула в снег перед собой. Под снегом что-то ржаво клацнуло. Подняла — на другом конце палки, превратившемся в мочало, повис зубастый капкан.

То тут, то там торчали, как нарывы, горы битых кирпичей и мусора, припорошённые снегом. В темноте Надя различала, как груды оборачиваются им вслед и бессмысленно шевелятся, тянут узловатые ветки-лапы. Она шла первой, мысленно ощупывая дорогу, за ней, шаг в шаг плёлся безостановочно ворчащий Смертёныш. Им приходилось петлять и закладывать такие виражи, что башня всё никак не делалась ближе.

Вокруг башни тянулась бетонная канава, когда-то наполненная вонючей застоявшейся водой. Теперь покатые стены покрывал лёд, а дно было скрыто темнотой. Через пропасть вёл мостик шириною в две доски.

Надя первая ступила на него и тут же отшатнулась. Из бетонного нутра завода дохнуло сыростью и гнилью — так пахла сама Кукла.

— Нужно найти другой вход, — сказал Смертёныш.

Надя обернулась: кучи мусора, ползущие за ними, выстроились ровным полукругом, перекрывая пути к отступлению.

— Я первая, — сказала она и расправила крылья.

Они вошли внутрь, и тут же под потолком зажглась лампа — закачалась на тонком проводе, высвечивая корявую надпись белым мелом на кирпичной стене.

«Извините за Волка. Хочу поговорить. Жду вас на пятом этаже».

Надя скрипнула зубами. Верить или нет? От Куклы она не ждала ничего хорошего, но если и правда в той проснулось — нет, не совесть, конечно, — но хотя бы чувство самосохранения. Может, она поняла, что против людей им поодиночке не выстоять?

Отступать в любом случае было некуда, не за тем они пришли, чтобы обтирать собою стены первого этажа. Надя обернулась к Смертёнышу и кивнула. В ответ он пожал плечами, мол, как скажешь.

В тёмных коридорах загорались лампы и гасли, как только Надя и Смертёныш проходили мимо. Дорога вела в обход рухнувших лестниц и дыр с торчащей из дна арматурой. Рваные провода оплетали некоторые дверные проёмы наподобие паутины и настороженно шевелились, почуяв близкую добычу.

Кукла вела их собственным путём, который не так-то просто найти среди кирпичных обломков, и рисованные стрелки на стенах не давали им сбиться. Через дыры в стенах Надя угадывала далёкие блики города: в тёмном небе уже плавали отражения фонарей.

С четвёртого этажа на пятый не было перехода — пришлось выбираться на подоконник и лезть вверх по скобам, вбитым в стену. Ветер из пропасти гудел в ушах.

Надя вскарабкалась первая, стряхнула с куртки нетающий снег. Лампы вспыхнули разом — от одного конца галереи и до другого, ослепив её. Надя отшатнулась, закрывая лицо руками. Пол пятого этажа чуть качнулся — шаг, ещё один неверный шаг, будто идущий на ходу терял равновесие.

Первым, что она увидела, был неуклюжий силуэт, занявший всё пространство от пола до потолка в другом окончании коридора. Кукла сделала ещё шаг и зашаталась на тряпичных ногах.

— Эй, пришла всё-таки. А то мы заждались уже. Поговорить надо.

В её тряпичной руке безвольно обвисла Капля.

— Сначала отпусти её, — потребовала Надя.

Капля подняла голову и посмотрела на неё. Бледное лицо не выражало ни боли, ни страха. Руки и ноги болтались, как ленточки под ветром. Ворот чёрного платья впился шею так, что человек давно бы хрипел и хватал ртом воздух, но Капля оставалась безучастной, как всегда.

— Нет, сначала ты подойди. — Кукла для наглядности как следует встряхнула Каплю, так что у той жалобно клацнули зубы.

Из чёрных дверных проёмов в коридор вышли Волк и Кукушка. Пока что — только вышли и замерли. Надя сделала шаг, и ещё один шаг, и ещё. Кукла отступила, а Волк оказался у Нади за спиной. Мерзкое чувство — ощущение его взгляда на своей шее.

Она сделала вид, что её это не волнует, и сунула руки в карманы.

— Ну, теперь отпускай.

Кукла выпустила, и Капля рухнула на пол, неуклюже вывернув ноги. Десяток шагов, который разделял их с Надей, пропитался ледяным холодом.

— Чего тебе надо, Кукла? — спросила Надя, ощутив, как недобро потирает руки Смертёныш за её спиной.

Взгляд Капли стал, наконец, осмысленным. Надя кивком головы указала ей на оконный проём. Девочка поднялась и неуклюже заковыляла в ту сторону. Через дыры на колготках были видны синяки и царапины. Стало их больше или нет?

Волк дёрнулся к Капле, когда она перекинула ногу через подоконник, но Кукла топнула на него. Тряпичное лицо Куклы с единственным нарисованным глазом повернулось к Наде.

— Ты пойдёшь со мной на самую высокую крышу. — Слова пахли подвальной сыростью.

Мигнули лампы. Наде показалось, или каменная Кукушка стала на шаг ближе?

— Что? — отозвалась Надя. Она собиралась выиграть ещё пару мгновений, чтобы поверить в происходящее, но Кукла приняла её уловку за страх и заплясала на месте. Неуклюжие ноги выстукивали сбивчивый ритм по каменному полу.

— Что, испугалась? Испугалась? Есть правило. Любой, кто победит хозяйку города на самой высокой крыше, займёт её место. Я так решила. Мы будем драться. И только посмей не прийти! В самой середине зимы. Я так решила. Всё по правилам!

— Это просто превосходно. В тот момент, когда нам всем угрожает опасность, ты не могла придумать ничего лучше, чем передраться всем. Зачем тебе это? — хмуро поинтересовалась Надя, краешком сознания надеясь, что Кукла так несмешно пошутила.

Они с Куклой никогда не были лучшими подругами, однако, по безмолвному договору друг друга не трогали. Тем более, в плохие времена, когда люди совсем близко подошли к границе и жгли там свои горькие костры.

Краем глаза Надя следила за Кукушкой — она снова превратилась в неподвижный гранитный памятник, но теперь Надя точно видела: стояла в том дверном проёме, что был ближе. Выпускать её из поля зрения было опасно — Кукушка очень любила подкрадываться сзади

Уходить, немедленно.

— Потому что ты — никудышная хозяйка города. Толку от тебя нет. А когда хозяйкой стану я, значит, что я сделаю в первую очередь? Я сделаю так, чтобы границы больше не было, и тогда мы пойдём в город людей. Мы их всех порвём в клочки! Поразвлечёмся как следует!

Надя зло выдохнула сквозь зубы. Спорить? Зачем? Только оттягивать время. Если Кукла решила что-то своей опилочной башкой, её уже не переубедить.

— Хорошо, — негромко отозвалась Надя и сделала шаг назад. Один маленький осторожный шаг, как будто просто переступила на месте. — Хочешь драки — будет тебе драка. Приходи в середине зимы на крышу больницы. Но только одна, без своих прихвостней.

Первое правило города гласило: никогда не пытайся договориться с Куклой. Потому что нет смысла говорить с тем, у кого голова набита опилками — только сорвёшь голос, а ещё, чего доброго, потеряешь бдительность.

— Ха! Вот вы и попались, — взвизгнула Кукла. — Волк, Кукушка, хватайте этих, пока тёпленькие!

Третьим правилом Надя назвала бы такое: никогда не зли хозяйку города.

Волк всё ещё припадал на раненую ногу — в том месте, куда вошли пули, его нога была перемотана множеством лент: чёрных, красных, золотистых и совсем потерявших цвет. Он рванул напролом — Надя выпустила когти и ударила, не особенно целясь.

Когти оставили на его рубашки четыре длинные дыры. Ошмётки кожи полетели в сторону. Волк по-собачьи взвыл и припал к земле, норовя цапнуть её за ногу. Надя увернулась — удар армейского ботинка пришёлся ему в челюсть. Не такой уж большой вред для не-мёртвого, но Волк решил отступить.

Она поняла вдруг, что упустила из виду Кукушку. Поняла и ощутила за спиной каменный холод. Подумала — уже поздно.

— Не бойся, — сказал Смертёныш и прижался лопатками к её спине.

Кукушка спорхнула с потолка в ту же секунду и тяжело приземлилась рядом, сбитая с толку тем, что не вышло осуществить любимый ход. От удара крылом Надя отмахнулась, но без особого успеха — могильную плиту не сдвинешь с места, бей по ней сколько угодно.

— Ты сдохнешь, а потом люди сдохнут! — визжала Кукла откуда-то со стороны. — Они мне так надоели. Дураки, думают, этот город принадлежит им. Да как они вообще смеют не пускать меня через границу!

Кукла была самой древней сущностью города — судя по тому, что в ней давно не осталось ничего человеческого. Тряпичное тело, шитое грубыми нитками, набитое ватой и опилками, которые лезли между крупными стежками. Одна нога длиннее другой, один глаз почти стёрся от сырости подвалов, зато другой таращился за двоих. Длинная щель рта разевалась, открывая протухшую темноту.

— Пакость, — выругалась Надя вполголоса. — Будь я человеком, я бы тоже объявила войну таким, как ты.

— Это ещё почему? Ты себя-то в зеркале видела? — удивилась Кукла и тут же пришла в себя. — Кукушка, ударь их посильнее!

Отбив удар каменного крыла, Надя увидела белую спину Волка, отползшего в угол. Следующий удар пришёлся в плечо, но разбираться с Кукушкой у неё уже не было ни времени, ни сил. Надя прыгнула следом и вонзила когти ему в загривок, как следует вцепляясь в перекрестье костей. Вместо крови хлынула чёрная жижа. Волк безвольно обвис на её руке.

Смертёныш глянул на неё вопросительно. Надя мотнула головой в сторону разинувшейся шахты лифта.

— Прыгай, увидимся внизу.

Он не противоречил. Шаг — и провалился в темноту. Кукушка распластала по ветру крылья, хотела было метнуться за ним, но каменная голова мотнулась, и взгляд Кукушки остановился на Наде. Дорога к шахте лифта теперь была перекрыта. Второй выход оказался за спиной пляшущей Куклы.

Волк очнулся и дёрнулся в Надиной руке.

— Стой! Стоять! Ты куда собралась? — Кукла перешла на ультразвук. Зазвенели на всех этажах уцелевшие стёкла.

Сейчас бы ей не помешала помощь, хоть Доктора, хоть Шерифа, хоть чёрта лысого, но жалеть о сделанном не было времени. Надя шарахнулась назад, волоча за собой упирающегося Волка. Левой рукой она не могла пошевелить. Окно, из которого она пришла, выходило на город. Жемчужно-серое марево над домами сделалось ещё отчетливее.

За её спиной заскрежетали каменные крылья Кукушки. Весь этаж содрогнулся от страшного топота. Надя собрала остатки сил и бросилась к окну. Волк дёрнулся — а у неё не хватило сил для последнего прыжка. Надя ударилась коленями об остатки подоконника и рухнула вниз, кувырнувшись напоследок в воздухе.

Крылья раскрылись сами собой. Она пришла в себя уже в полёте, когда до земли оставалось полтора этажа, и спланировала. Правое плечо ныло от напряжения — под кожей судорожно натянулись провода. Левая рука до сих пор не слушалась — кажется, она была перебита.

Надя швырнула на мёрзлую землю Волка, истекающего чёрной кровью. Он тихонько заскулил. По ту сторону бетонного рва её ждали Смертёныш и Шериф.

— Я решил, что здесь буду нужнее, — сказал Шериф. — На границе всё равно тихо. Давай сюда этого.

— В больницу его, — прохрипела Надя, потирая бесчувственное плечо. Куртка была обсыпана белой пылью — отпечатками Кукушки.

— А Кукла вызвала её на поединок, — сказал Смертёныш тоном школьного ябеды, разглядывая свои обкусанные ногти.

Надя пропустила через себя судорогу — так вздрагивают под порывами ветра городские провода. Она отвернулась. Все: и Капля, и Шериф, и даже едва очнувшийся Волк, — смотрели на неё, как дети на волшебника в золотистой накидке. Не ясно, что учудит, страшно, но интересно.

— Пойдёшь? — Голос Шерифа был — как скрип половиц в заброшенном доме.

— Такие правила, — сквозь сжатые зубы выдавила Надя.