Волшебное дерево

Пролог.

Многие говорили ему: не открывай много дверей, ибо не успеешь закрыть их, когда начнется буря.

И он, Рейнгард, жил так, год от года боясь сойти с намеченной дороги, боясь подумать о чем то лишнем, или просто отдаться во власть мечтаний и грез.

Когда он шел по улицам Города, прозванного им за глаза Садомом, он мечтал о лесе. Он отслужил в армии и вернулся оттуда офицером. Он закончил медицинский университет, читал запоем много книг, но все так же, как когда-то в детстве в его груди дождливыми вечерами начинала шевелиться одна и та же змея. Тихая, маленькая, сосущая кровь и забирающая всю радость. Она была с ним всегда. Отражалась в стакане мартини, поднималась следом за ним на лифте до восемнадцатого этажа отеля «Клайнхоф», шептала в листьях кленов и шутливо помахивала хвостиком на кончике дотлевавшей сигареты.

Обычные люди в обычном мире зовут эту крошечную гюрзу красивым французским словом «nostalgie», приписывают ее к одному из свойств памяти.

Но двадцати восьмилетнему Рейнгарту такой памяти не было дано. Он, сугубо городской человек тосковал о лесной чаще. Она снилась ему ночами, и когда над бесприютством осенних улиц спускался густой туман, сквозь него проступали знакомые очертания.

Он уже несколько лет писал. Писал серьезно, печатаясь в издательствах и журналах. Его читали.

Жесткие стихи с рваным ритмом и пугающими образами, короткие мистические рассказы гремели для читателей как выстрелы в ночной тишине.

Его читали. О нем говорили, кто то ругал «новаторство», кто-то взахлеб восхищался им.

Находясь постоянно в центре внимания, он тем не менее так и не научился сходится с людьми. Его внешняя холодность, немногословность отпугивала. Не особенно нравилась кандидатам в приятели и его привычка уходить от конкретной идеи в некое беспочвенное философствование. Он казался слишком заумным.

Как сказал один из его знакомых:— «Научить бы Рейнгарта простым человеческим эмоциям, цены бы ему не было. Но его не научили.»

Елена ворвалась в его жизнь внезапно. Ее он не ждал и не просил «войти». Она пришла без приглашения, подойдя к нему в фойе отеля и завязав разговор на какую-то отвлеченную тему.

Рейнгарт помнил лишь как проснулся утром, а рядом с ним возлежала она. Слишком серьезная для обычной ночной бабочки, и слишком легкомысленная для доброй знакомой.

За утреннем чаем он узнал что она замужем и весьма богата.Но ей тоскливо. Ее тоже мучит какое то чувство, некий поиск. И вот, кажется она нашла.

Рейнгард тяжело вздохнул, понимая что так просто от нее не избавиться. У этой женщины были пухлые, капризные губы маленькой девочки и хватка питбуля.

Весь день они гуляли по городу и она выпытывала у него подробности биографии. Когда все интересности закончились он рассказал ей о лесе, который его преследует с детства. Рассказал так красочно и ярко, что Елена остановилась и схватила его за лацкан пиджака:

— Ты должен написать об этом! Это же нечто!

— Да, но кто будет это читать? Это же просто сказка, которую я сам себе рассказываю с детства. Глупость и больше ничего.

— Нет, нет, нет! Ничего подобного! Если бы все так рассуждали, мир не узнал бы ни Толкиена, ни Кинга, ни Холдстока!

— Да брось ты, я никогда не писал ничего длиннее эссе.

— Ну вот, теперь у тебя будет возможность исправиться. Пиши дорогой, пиши, а я буду немного контролировать тебя…

Все это тогда показалось ему игрой, он принял ее правила. Дня три он собирался с мыслями, представляя себе Лес. И вечером третьего дня он увидел его. Лес зашуршал прошлогодней листвой и явственно встал перед его расфокусированным взором. И Рейнгард шагнул в него. Шагнул, что бы раствориться в нем.

Конечно, во всем был виноват Лес. Он околдовывал и притягивал к себе, застилал черным, ветвисто-корявым покрывалом глаза, врастал корнями вечных деревьев в мозг людей. Давно, когда еще не выползли из болот первые рыбы, затем что бы стать гадами, Рейнхоупский лес уже был. Никогда его мощные, поднебесные вязы, жадно пожирающие слабые лучи солнца, укутанного в облака не были слабыми саженцами.

Он давал жизнь и тут же отнимал. Он дарил просветление разума, а после отнимал разум, у тех кто посмел ступать на его священную территорию.

Так он отнял разум старого Болотника, некогда звавшегося Даном, бывшего солдата и охотника. Лес увлек его, очаровал, заманил, что бы тот подошел поближе. На таком расстоянии, корни и ветви проникли в мозг и сердце Дана, проросли в его венах. Лес сожрал его, выплюнув под хмурое небо новое существо— грязного и поросшего мхом безумца, вырывшего себе нору близ болота и охранявшего его. Убив в Дане человека, Рейнхоупский лес создал себе верного пса, Цербера скулящего и просящего у него, и защищающего его от представителей остального двуногого племени.

Так было.