Глава 15. Локация 0, 42. Любой бриллиант когда-то выглядел в земле невзрачным камушком.

Приснилась как-то Васе мышь серая, но не в виде привычного грызуна, а в виде мелкой аптекарши, об которую он руки вытирал. Да такая заводная она в этом сне оказалась, что, проснувшись, дивился пожизненный бобыль, как это он стойком трусы не порвал и матрац не продырявил. Приснится же такое.

Да всё бы ничего, вот только этот сон словно жвачка к волосам прилип. Не выдрать, не расчесать, только под корень выстригать проплешину. Яркий, запоминающийся, назойливый. Как начал с утра в ванной умываться, вспоминая мытьё рук в аптеке этой невзрачной девицы, так до самого вечернего туалета весь день, словно назойливая песня, она в голове крутилась. Вот же прилипла. И ведь ничем её было не перебить: ни работой, ни посиделками в баре, ни заказанной проституткой.

На следующую ночь вроде не снилась, но как только спросонок сунул руки под струю воды, как она тут же нарисовалась в воображении. Даже зло взяло. И Фома-неверующий Вася даже, грешным делом, подумал, а не приворожила ли эта пигалица его, красавца писанного, тем сраным полотенцем. Ведь никакой жизни не стало: ни личной, ни на благо общества. Прилипла, как банный лист, да не за столом будет сказано в каком месте.

Промучившись три дня, Копейкин, полный решимости, направился в ту проклятую аптеку свои порядки наводить и на всякий случай запугать эту ведьму до усрачки, чтобы не повадно было над ним, мужиком, издеваться. Непонятно по какой причине, но опер был абсолютно уверен, что виновата в его психическом расстройстве эта мелкая дрянь. И ни одного довода не нашёл против.

Приехал к закрытию, чтобы в самой аптеке не светиться на камеры, которые наверняка имелись и о которых он только что вспомнил. Москва в последнее время жить без этой дряни не может. Всюду электронные глаза натыканы. Тем более в подобном учреждении, куда по дурости могут и одичавшие наркоманы наведаться в надежде ломку сломать какой таблеточкой. Да и боярышник никто для алкашей в аптеках не ликвидировал. Стоят родные флаконы в витринах, манят болезных своей доступностью.

В назначенный на вывеске час «Пи» рабочего времени на крыльце нарисовалась нужная особь неброской наружности. Одна. Вася тут же отметил для себя этот факт, задаваясь вопросом: «А не одна ли она тут работает?» Он ещё ни разу не видел её коллег. Девушка включила сигнализацию, заперла дверь и притормозила на высоком крыльце, тщательно заталкивая ключи куда-то в глубь рюкзачка.

Опер воспользовался тем, что провизор уткнулась в свой мешок на лямках, неспешно, стараясь не привлекать внимание, вышел из укрытия наблюдательного пункта. И когда «мышь» спустилась по ступенькам, всё ещё не смотря по сторонам, он уже был рядом, подхватывая под локоток.

— Стоять, бояться, уголовный розыск, — вполголоса, злорадно промурлыкал он ей на ушко, отчего та так вздрогнула, что вырвалась из цепких рук оперативника, чуть не заехав ему головой по зубам.

Освободившись от захвата, аптекарша резко развернулась, округлив глаза до невообразимых размеров. Выдала короткое: «Дурак», врезала ладошкой по всё ещё протянутой руке мужчины и заревела. В голос, от всей души. В каких только ситуациях не оказывался опер в своей жизни, с его-то работой, но в подобной — впервые. Её поведение напрочь выбило из бугая всякую нахрапистость, заменив её безмерной жалостью к ребёнку. Никогда ещё Вася не испытывал подобного чувства. Он вообще детей не любил, считая каждого спиногрыза говнюком от рождения. А тут — на тебе.

— Извини, — буркнул он, тушуясь. — Я не думал, что ты такая пугливая.

Девушка не успокаивалась. Она прижала к груди рюкзачок и, уткнувшись в него, продолжала надрываться, но уже молча, только вздрагивая. И тут Копейкина охватил стыд, да такой, что прямо почувствовал, как лицо залила краска, отчего то занялось жаром. Он места себе не находил, готовый провалиться сквозь землю, и когда стыд достиг своего предела, то лопнул, переходя в злость.

— А ну не реви мне тут, — рявкнул он, готовый зажать ей рот, чтобы только не слышать её всхлипов.

Девушка в очередной раз дёрнулась, резко перестав изливать слёзы и уставившись мокрыми глазами на зверя в человеческом облике, подобно храброй Моське, как на слона, тявкнула:

— А ну не командуй мне тут.

Вот тут Вася совсем расклеился и выпал в осадок. У него даже челюсть отвисла и глаза стали, как у варёного рака — навыкат.

— Чего тебе от меня надо? — продолжила она напирать, растирая слёзы по лицу, напрочь лишённому какого-либо макияжа. — Чего ты пристал ко мне, как банный лист?

— Я пристал? — недоумению мужчины не было предела. — Это ты уже третьи сутки прилипла ко мне, как жвачка к волосам.

— Я прилипла? — девушка отзеркалила его недоумение. — Да я тебя знать не знаю и знать не хочу. Это ты, как слон в посудной лавке, по моей аптеке колобродишь. А тут ещё и на улице начал пугать. Что я тебе сделала?

— Да не хотел я тебя пугать, — проревел басом Вася, выходя из себя, чем в очередной раз заставил девушку вздрогнуть. — Я пришёл просто…

И замолчал. Он забыл, зачем пришёл. Сделав глубокий, шумный вдох-выдох, ошарашенный опер принялся ходить туда-сюда, успокаиваясь и приводя мысли в порядок. Сделал три больших шага к дороге. Развернулся. Прошёлся обратно во двор. Опять развернулся. Повторил шагистику мимо замершей девицы. Та, оставаясь на месте, только успевала поворачиваться, чтобы держать в поле зрения обезумевшего орангутана, нервно мечущегося перед ней туда-сюда, словно в клетке.

Наконец Вася вспомнил, зачем пришёл. Остановился перед ней и уже спокойно доложился о цели своего визита. Вот только за эти несколько секунд цель эта невообразимым образом поменялась.

— Я хотел извиниться за своё хамское поведение и пригласить тебя поужинать в ресторан, — но, оглядев прикид серой мышки, тут же поправился: — Ну или в кафе какое. По крайней мере, во «Вкусно — и точка» тебя пустят.

Девушка хмыкнула, поняв его замешательство. Тоже осмотрела себя, понимая, что в рестораны, наверное, в таком виде действительно не пускают. И в результате отказалась.

— Извини. Но ты напугал меня до мокрых трусиков. А с таким конфузом даже во «Вкусно — и точка» не пустят.

— А у тебя что, запасных нет? — не подумав, ляпнул Вася.

И вот тут она засмеялась так же от души, как и с минуту назад ревела. Смех у неё оказался удивительный. Опера словно «приятным» током всего передёрнуло. Он даже не подозревал, что такой в природе имеется. А когда этот разряд прошёлся по дружку в трусах, тот резко ожил и принялся топорщиться, ещё больше вгоняя в конфуз хозяина. Хотя, казалось, куда больше.

— Нет, — наконец отсмеявшись, ответила хохотушка, в очередной раз утирая лицо от слёз. — Знаешь, я как-то не готовилась к подобной встрече и поэтому запасных не прихватила.

— Понял, — расхрабрился Вася, окончательно придя в себя и отойдя на шаг, принялся разглядывать собеседницу в том месте, где мокрые трусики, без зазрения совести поинтересовавшись: — А какой у тебя размер?

— Зачем? — вновь впала в недоумение девушка, не понимая его намеренья.

— Следующий раз захвачу запаску, — добродушно улыбнулся Вася, довольный своей шуткой.

— Дурак, — беззлобно отругала она его, но тоже улыбаясь.

— Не дурак, а Вася, — представился Копейкин, протягивая лапищу.

Девушка представляться не спешила, но в очередной раз удивила. В её глазках сверкнула хитринка, и она, бесцеремонно отстранив протянутую руку, шагнула к нему вплотную и, распахнув полы его пиджака, уткнулась мордашкой в рубаху и шумно принюхалась. С её ростом пигалица упёрлась мужчине в грудь. Вася в очередной раз выпал в осадок, продолжая удерживать вытянутой руку, как парализованный.

Отшагнув назад и светясь, как лампочка, она наконец вложила в его огромную ладонь щуплую ручку и закончила знакомство:

— А меня Маша.

Не выпуская тёплой и влажной от слёз ручки, Вася тихонько спросил:

— А зачем ты меня обнюхала, кошка?

— Ты, когда ещё в первый раз пришёл, от тебя так удивительно возбуждающе пахло, что я даже растерялась и напугалась заодно, — неожиданно призналась девушка, откровенно заигрывая. — Ну прямо самец-самец.

— Фу, какой у вас дурной вкус, сударыня, — улыбаясь, подыграл ей Вася. — Я тогда в местной кутузке ночь отсидел. Был грязный и вонючий.

— Ты даже не представляешь, какой ты был вкусный, — продолжила флиртовать серая мышка, неожиданно преобразившись в пушистую мартовскую кошку.

Руку она вырвала из его зацепа с трудом. Даже основательно напрячься пришлось. Отшагнула ещё на шаг, впервые осматривая его могучую фигуру оценочным взглядом. После чего надела за спину рюкзачок и выдала вердикт:

— Ни в ресторан, ни в кафе я с тобой не пойду.

Вася как-то резко сник.

— Почему?

— Потому что ужинать я тебя приглашаю к себе домой, — ошарашила его Маша. — Правда, надо будет по пути в продуктовый зайти, купить что-нибудь. Содержимое моего холодильника на такого борова, как ты, не рассчитано.

Опер, находясь в прострации, погрузился туда ещё глубже. Вот такого он точно не ожидал.

Ужин удался на славу. Маша расстаралась. Вася тоже в грязь лицом не ударил, отрабатывая ужин, только уже в постели. Ночь выдалась бессонной, но не в том плане, как можно было подумать. Просто она пролетела в обнимку за разговорами. Копейкин кололся о своей жизни, как на допросе. Почти всё рассказал, сдав себя со всеми потрохами. Девушка ответила взаимной исповедью. Всё-всё о себе поведала.

Главной неожиданностью для Васи оказалось то, что Маша давно уже была не девочка. Причём к двадцати четырём годам у девушки было аж два мужчины, и оба ей в папы годились. Любимые обманули, оказавшись женатыми, за что оба были посланы на три объекта: к жёнам, к детям, к семейным обязанностям.

Хотя, по её недовольному признанию, по-прежнему преследуют, подарками заваливают, уверяя, что только одно слово — и они разведутся и приползут к ней на коленях. Вот только рушить семьи она не собирается. Поэтому подарки не принимает и видеть их больше не желает ни в женатом, ни в разведённом виде.

Вася тут же клятвенно заверил, что он-то чист, аки ангел в этом отношении, задокументировав свои слова паспортом с чистыми страницами. Маша тут же метнулась из-под одеяла за своим аусвайсом, и, наблюдая за голой девушкой, Вася с большим затруднением сглотнул. Она оказалась обладательницей на удивление красивого и соразмерно-соблазнительного тела. Вот прям женский идеал какой-то.

Да и от секса с ней у Копейкина чуть крышу не снесло. До чего было приятно. Никакие эскортные «прости-господи», которыми он пользовался, работая в полиции, рядом не лежали. А когда профессионально ознакомился с предъявленным паспортом, задумался. Девица по документу оказалась Марией Александровной Синицыной, уроженкой далёкого Челябинска, где мужики унитазы пользуют только из нержавейки, потому что керамика под их струёй лопается. Прописка там же. Московской не было. Но не это его напрягло.

— Я так понимаю, ты сознательно превратила себя в серую мышку? — принялся он пытать красотку даже без макияжа, на предмет сокрытия своей привлекательности.

— Угу, — подтвердила кошечка, ластясь на его могучей груди. — Я с самого детства, по непонятной для меня причине, пользовалась особым вниманием у мальчиков. Вниманием в хорошем понимании. Мальчишки в школе из-за меня дрались, хотя я среди девчонок никогда не считалась красавицей. Больше половины класса были куда красивее. Из-за этого у меня не было подруг. Девчонки считали меня ведьмой.

— Как есть ведьма, — тут же согласился с ней Вася, вспомнив последние три, а теперь и четыре дня.

— Не-а, — не согласилась с ним Маша, нежно пробуя пальчиками его колючую, как проволока, щетину на подбородке. — Наоборот. Я всячески старалась отвадить от себя ухажёров. Но они почему-то не отваживались. Я позже поняла для себя, что красавицы, понимая, что красивы, начинали выпендриваться, строя из себя тех, кем, по сути, не являлись. А я всегда была той, кем была. Я не играла. Я со всеми была предельно честна и откровенна. Наверное, это и подкупало противоположный пол.

— Выходи за меня замуж, — неожиданно припечатал Вася, прижав её к себе, будто боялся, что она вырвется и упорхнёт из его объятий.

Маша вырываться не стала, а буквально выскользнула, вывернувшись юркой змейкой, и, сев, даже не думая прикрываться, подозрительно сурово на него посмотрела.

— Мы с тобой знакомы всего одну ночь, — проговорила она тихо.

Вася хотел было возразить, даже начал переворачиваться на бок, но она опередила:

— Я согласна.

Копейкин в очередной раз потерял дар речи. Ну вот непредсказуемая она. Абсолютно непредсказуемая. Как бы он ни пытался предвидеть её реакцию на свои слова и действия, у него ничего не получалось. Она постоянно вела себя вразрез его ожиданиям. Пока Вася находился в ступоре, Маша продолжила:

— Я в тебе вообще ничего плохого не чувствую. Даже когда ты меня напугал сегодня — это только возбудило. Я трусики не описала, Вася. Я от тебя потекла, как под конским возбудителем. Чуть не кончила. Со мной впервые такое.

Она игриво захихикала.

— Ну, — протянул он басом с явным самодовольством, — пугать и наезжать — это самое моё любимое занятие. Могу хоть каждый день устраивать.

— Не надо каждый день, — тут же не согласилась она, снова пристраиваясь на нём, заваливая мускулистого бугая на спину. — Лаской у тебя получается лучше.

Заявление они подали в тот же день, никого не оповещая, даже родителей. И расписаться решили так же втихаря. Она почему-то не захотела свадьбу, а ему так вообще словно гора с плеч. Он любую обязаловку терпеть не мог. Так началась хоть ещё и незарегистрированная, но уже семейная жизнь.

Квартиру Маша в Москве снимала, но переезжать к нему отказалась. От работы далеко. Хотя уверила, что попробует подыскать место провизора поближе к его дому. Вот тогда и соединятся они на его жилплощади. Вася посчитал это разумным. Ему было проще. Он был на колёсах.

Вот только идиллия продолжалась ровно неделю, до тех пор, пока Маша, по простоте душевной, не поделилась своим счастьем с коллегами, двумя тётками-бабками, которые без зазрения совести эксплуатировали молодку в хвост и в гриву. Девушка, как самая молодая, первой начинала работать, прикрывая опоздания коллег. Она же по той же причине последней уходила с работы, когда как тётушек за час до закрытия и след простывал.

Новость о замужестве тут же натолкнула коллег на дурные мысли. Вот уж поистине: каждый думает в меру своей испорченности и судит о людях исключительно по себе, потому что по-другому не умеет. Мол, выйдет замуж, пойдёт в декрет. А после декрета с дитём по больничным. А им это надо? Кто работать будет? Поэтому незамужние старые девы от обиды и зависти проявили корпоративную бдительность, тут же настучав хозяйке, которая приходилась им подружкой.

Та восприняла информацию по-своему, как недалёкий работодатель: дополнительные проблемы, непредвиденные расходы. Поэтому просто решила её уволить, а на её место найти другую покладистую дурочку. Но, понимая, что Машка по собственному не уволится, недолго думая, оперативно объявила о сокращении штата. Так добрая душа осталась без работы, даже не успев подыскать новую.

Но каково же было её удивление, когда, возвращаясь в съёмную квартиру в растрёпанных чувствах после объявления об увольнении, в почтовом ящике, с квитанцией ЖКХ, обнаружила письмо от некой компании «AL-BA» о предложении работы по специальности, но с указанием зарплаты, на которую за год всю её бывшую аптеку можно купить. Но больше всего удивило девушку не это.

Вася вернулся поздно. Уставший и голодный. Она, как порядочная баба Яга, его в первую очередь накормила-напоила, помыла в ванной в виду отсутствия бани, после чего, уложив, принялась собеседовать.

— Меня сегодня уволили по сокращению, — просто и без обиняков начала она.

— Как уволили? — была первая реакция гражданского мужа-полицейского в законном порыве: всех порву и рассажу по клеткам, но тут же осознав услышанное, он резко поменял настрой: — Да и фиг с ними. Вот повод переехать ко мне. Быстрей новую работу найдёшь.

— А я уже нашла, — хитро улыбнулась Маша, помахивая письмом у Васи перед носом.

Копейкин, как только увидел титульный лист с логотипом, моментально принял стойку. Усталость как рукой сняло. Он, забыв о нежности, что демонстрировал всю неделю, резко вырвал лист из рук Маши, чуть не порвав, чем опять напугал девушку, и испепеляющим бумагу злым взглядом впился в текст. Но лишь прочитав первые строки, чуть не потерял сознание. По крайней мере, листок из рук выпустил, и тот спланировал на одеяло. А текст, который вызвал у него подобную реакцию, гласил:

«Уважаемые Мария Александровна и Василий Васильевич. Компания «AL-BA», рассмотрев ваши резюме, предлагает вам работу по вашим специальностям».

Дальше он уже читать не смог. Он даже дышать не смог, задержавшись на выдохе. И что особо обескуражило перепуганную Машу, по его щекам потекли слёзы.

— Вася, Васенька, что с тобой? — спохватилась благоверная, кинувшись к мужчине и принимаясь сцеловывать его дорожки слёз.

Бугай медленно сграбастал девушку в объятия и сквозь слёзы запричитал:

— Маша, какая же ты у меня Маша. Это же предложение мечты всей моей жизни. И ты предложение всей моей жизни. Да ты моё счастье.

К этому времени Маша уже рыдала вместе с ним на пару. Так, не расцепляя объятий, они, не откладывая на потом, занялись любовью, при этом не прекращая реветь и облизывать слёзы друг друга. Синицына не понимала причин его реакции, но ей этого и не требовалось. Она ощущала его счастье и поэтому сама была счастлива. Письмо-приглашение они хоть и не порвали, но основательно замяли своими телами, вспомнив о нём, лишь когда успокоились друг другом.

А потом была очередная бессонная ночь. На этот раз в основном говорил Вася. Маша уже была вторая девушка, которой он поведал свою детскую мечту. К тому же, идя работать в «Люди в белом», он отдавал себе отчёт, что неминуемо встретит там первую — Лебедеву. И в сложившейся ситуации это его напрягало. Если сначала он совсем не хотел ворошить прошлое и рассказывать о своих бывших, тем более о Юле, то сейчас был вынужден признаться во всём. По крайней мере относительно Лебедевой.

Маша восприняла его исповедь довольно спокойно. А когда он заверил, что последняя их встреча однозначно дала понять, что между ними всё в прошлом и будущего не предвидится, то лично заткнула его фонтан словоблудия и оправданий поцелуем. На этом было принято решение больше не трясти грязное бельё ушедшего времени.

Второй проблемой стал Васин рапорт. Скандал в отделении был феерический. Ать-два рвал и метал, притом именно его рапортами. Грозил разжаловать и перевести в патрульные. Затем опомнился и принялся уговаривать, обещая всё простить и повысить в звании. Причём заранее прощал абсолютно всё, даже ещё им не совершённое. Бился Копейкин с ним аж пять дней. Тот рвал рапорта и ни в какую не подписывал, всякий раз поливая капитана сначала помоями, а затем осыпая обещаниями ништяков. Но когда Вася отнёс рапорт в вышестоящую управу — сдался. Но пообещал припомнить.

И вот новоиспечённые безработные молодожёны, проживающие в гражданском браке на съёмной квартире, явились на проходную бизнес-центра «Око». Естественно, никто их здесь не ждал. Оповестить по телефону работодателя, указанному в письме, они не удосужились, почему-то решив, что само по себе письмо, выглаженное утюгом и кое-как приведённое в надлежащий вид, станет для них пропуском.

Когда пропуск не сработал, Вася, навалившись на стойку ресепшена, решил всё же прозвониться, но молоденькая девушка, сидевшая на посту, его неожиданно успокоила:

— Да вы не волнуйтесь. Вот увидите. Не пройдёт и пяти минут, как за вами спустятся. У них тут, похоже, где-то скрытые камеры установлены, и они отслеживают всех, кто к ним приходит.

И действительно. Только прошло не пять, а десять минут, и к ним с улыбкой голодной акулы спустилась сама Юля Лебедева во всей красе. Вся в белом. Вся в макияже. Вся при понтах с бриллиантами. Сверкала, как новогодняя ёлка.

— Мать моя девственница опосля шести абортов. Кого мы лицезреем? — приветствовала она Васю любимой присказкой своего напарника, демонстративно не обращая внимания на спутницу бывшего бойфренда. — Не мытьём, так катаньем, Копейкин. Пищу́, да лезу.

— Попроще будь, — тихо пробасил Вася, делая грозную рожу. — Или у вас тут завсегда человек человеку скотина? Я ведь так понимаю: нам работать вместе придётся.

— Не обольщайся, — жёстко прервала его Лебедева с наигранным пренебрежением, наконец обратив внимание на мышь серую, прижавшуюся к её уже бывшей перспективе на замужество. — Тебе ещё испытательный срок тянуть. А за последние полгода только один из сотни прошёл.

Всё это она высказывала Васе, но при этом беззастенчиво прожигала взглядом соперницу. Маша взгляд гадюки выдержала. Мало того, под её напором даже выпрямилась и приняла более свободную позу, отлипнув от любимого, но продолжая держать его под руку. На что от такой наглости у Лебедевой по-бабьи крышу сдвинуло, в результате чего на ладони блондинки засверкала шаровая молния. Нет, она не пыталась швырнуть смертельный снаряд в угонщицу её мужчины. Она лишь решила основательно её припугнуть, мол, знай своё место, безродная.

Реакция в холле оказалась молниеносной. Вася, шагнув вперёд, закрыл собой Машу, резко отодвигая её себе за спину. Девочки на ресепшене, все четверо, попадали на пол. Охранник за спиной разбушевавшейся блондинки сунул руку к скрытой кобуре и метнулся за рамку металлоискателя. Народ за его спиной, шедший к выходу, рванул обратно, перепрыгивая турникеты. Люди, входящие в холл через крутящуюся стеклянную вертушку, прокрутились обратно на улицу. Пять секунд, и наступила тишина. Все замерли.

— Ой, простите, — придурковато-заискивающе принялась расшаркиваться Лебедева, гася молнию. — Я не нарочно. Просто так получилось. Мне так неловко.

Но тут же, состроив зверское выражение на милом личике, жёстко скомандовала:

— Следуйте за мной.

После чего по-военному развернулась и направилась к пустующим турникетам.

— Сука, — выругался шёпотом Вася, поглаживая по спине Машу с перепуганными глазёнками.

— Я всё слышу, — громко объявила шагающая белоснежная бестия, даже не обернувшись.

— Да насрать, — так же громко и зло ответил ей Копейкин, беря супругу за руку и устремляясь за стервой. — Сочтёмся.

В лифте поднимались молча. Белобрысая встречающая, как-то резко растерявшая всю свою нахрапистость, откровенно нервничала. Вася весь подъём был предельно насторожен и внимателен, поэтому этого невроза не пропустил. Гадать о его причинах было некогда. Он поднимался в неизвестность, но поднимался решительно. Вася был в себе уверен, как и в Маше. Даже решил где-то на середине подъёма, что если встанет вопрос между работой мечты и Машей, то на этот раз однозначно выберет последнюю. Мечта мечтой, а лучше Синицына в руках, чем «Люди в белом» с Лебедевой в облаках.

И наконец он впервые попал на заколдованный сорок второй этаж. Их встречал странного вида дед. Словно со съёмок кинофильма сбежал, забыв вернуть костюмеру реквизит крепостного крестьянина. Старенький, плюгавенький, но Лебедева при виде его заметно вздрогнула, а значит, боялась. Этот дедок тут же подтвердил его предположения спокойно сказанной фразой в её адрес:

— Будешь наказана.

Та кивнула, соглашаясь с приговором, и, опустив голову, уже не столь бодро направилась в правое крыло от лифтов. Дед жестом показал, чтобы новенькие следовали за ней. Ну они и последовали. Лебедева вошла в апартаменты и, не оглядываясь, захлопнула прямо перед Васиным носом дверь. Копейкин вопросительно обернулся на деда. Тот ухмыльнулся и махнул рукой, мол, двигайте за ней. Мужчина приосанился и уверенно открыл дверь во входной коридор, в конце которого резко обернулась Юля, открывая рот, чтобы наорать на наглых гостей, врывающихся в её дом, то есть кабинет, без приглашения. Но, увидев за их спинами деда, рот тут же закрыла, так и не выразив своего недовольства.

Скрывшись за поворотом, до Васи с Машей донеслось её:

— О, да у меня тут общее собрание, — и тут же сменив тон, добавила: — Прости, София. Бес попутал. Я даже не подозревала, что такая собственница. Вот сто лет был не нужен, а как другая прибрала, аж взбесило. Виновата. Больше не повторится.

Но вместо некой Софии ей ответил мужской голос.

— Замуж тебе пора, Юла. Или мужика для регулярного секса, чтобы успокоить гормональный баланс.

На этих словах в комнату вошла парочка будущей четы Копейкиных, явно чувствуя себя не в своей тарелке, постоянно осматриваясь по сторонам и фиксируя вокруг поголовно белую роскошь.

Перед ними на длинном белом диване сидели трое: молодая женщина лет тридцати в старинном платье с открытыми плечами и босиком. Тело её выглядело обгорелым на солнце. Знакомый уже Васе Сычёв, как и Лебедева, во всём белом и изрядно дорогом. Одни часы чего стоили. Бывший опер опытным взглядом оценил. Только блондин сидел с выпученными глазами, не мигая уставившись на новенькую. Ну и сама Юля, устроившаяся на другом краю дивана от Сычёва. Наступила пауза для пристального разглядывания друг друга.

Сказать, что Дима был в шоке, — значит ничего не сказать. Вошедшая девушка одним своим видом его парализовала. Потому что он её прекрасно знал ещё по сукубским мирам. Это была та, что в шатре на Тассили изображала Святую. Один-в-один, только одеяние современное, но не узнать он ту, что его обнюхивала, не мог.

Он лихорадочно влез в эмоции новенькой. Испуг, застенчивое не нахождение себе места, неопределённость. Вполне привычная картинка. Но как только запросил её архетип, восторженно протянул своё: «Мля», вскакивая с дивана и подходя к невзрачной, но очень хорошо знакомой девушке. Та встрепенулась, не понимая, чего ожидать от этого блондина. Вася тут же надулся, как индюк, выступая вперёд и загораживая своё сокровище.

— Вася, — успокаивающе проговорил Дима, поднимая руки ладонями вперёд, понимая по её поведению, что она его не узнаёт, — ничего личного. Просто белая зависть. Дай посмотреть, не жопься. Никто у тебя её отбирать не собирается. Да и невозможно это. Она, похоже, уже тебя выбрала.

— Быстро ты, — с язвительной ноткой поддела его София, улыбаясь от уха до уха. — Надо будет при случае Суккубе объявить благодарность за её педагогическую деятельность.

И она издала звонкий смешок, который заставил всех без исключения обратить на неё внимание.

— Да кто она такая? — не выдержала Юля, тоже вскакивая с дивана и заходя для рассматривания «дива невиданного» с противоположной стороны от Димы.

— Пред тобой редчайший экземпляр женщины, Юла, главенствующим архетипом которой является святость, — принялся тоном начитки лекции просвещать её Дима, словно они здесь не конкретного человека разбирают на косточки, кстати, прекрасно их слышащего, а скульптуру в музее обсуждают.

— Святость? — переспросила Лебедева, не понимая.

— Да, — кивнул до жути довольный Сычёв. — Перед тобой Святая. — И тут же, переведя взгляд на бугая, жалостливо констатировал: — Вот угораздило же тебя, Вася.

— И что это значит? — набычился здоровяк, с хрустом сжимая кулаки и готовясь биться до последнего за свою любовь.

— Так, всё, — хлопнула в ладоши София, поднимаясь с дивана. — Об этом опосля потолкуете, а ныне я вам пистоны вставлять буду. Быстро расселись на жёрдочки и сделали внимательный вид.

Все безоговорочно послушались. Начальница, встав перед ними, хмуро обвела присутствующих взглядом и начала раздавать обещанные пистоны:

— По началу расселитесь, — обратилась она к новеньким. — Апартаменты Ерофей Ефимович вам покажет. Так как вы уж неделю спите вместе, то и дальше вам второй кровати будет не надобно. У него же получите пропуска и банковские карты. Что с ними делать, вот этот красавчик расскажет, — ткнула она в Диму пальчиком. — А заодно и возьмёт на себя обязанность помочь вам пройти испытание. Юла будет наказана. Неделю безвылазно в стационаре.

Лебедева отреагировала на удивление спокойно. Даже кивнула с секундной задержкой в знак согласия, не поднимая на Софию глаз.

— САР-ключи для вас определю позже, — продолжила тем временем начальница инструктировать новеньких. — На всё про всё даю четыре седмицы. Справитесь — премию дам. Не справитесь — накажу. Отныне на работе у вас нет ни имён, ни фамилий. Ваши позывные: Коп и Маха. Ваши напарники, соответственно, Ди и Юла. Не советую пренебрегать данным правилом. Особенно в этих стенах. Почему? Ди поведает.

— Да я сам не знаю, — вклинился удивлённый Дима. — Знаю, что нельзя, но не знаю почему.

— А ты подумай, — грозно посоветовала Пятёрица ученику. — Иногда полезно бывает.

— Есть подумать, — присмирел взбунтовавшийся было Сычёв.

— Всё, — вновь хлопнула в ладоши София, — разбежались по норам, приступили к выполнению.

— А мне-то куда бежать, — недовольно пробубнила Юла, поднимаясь, — я в своей норе.

— Твоя нора на неделю — стационар, — грозно припечатала её Пятёрица, сверкнув чернотой в глазах. — И чтоб духу твоего здесь не было.

Вот тут Лебедева сорвалась на бег, как по выстрелу стартового пистолета. Даже чуть Ефимыча, шаркающего из-за угла, не вынесла обратно, вовремя сменив траекторию полёта, отчего просторную рубаху дедка ветром колыхнуло. Новенькие только хлопали глазками, не понимая, что тут вообще происходит. Ефимыч, проводив недобрым взглядом убежавшую, смачно сплюнул и, обернувшись к новоявленным Копу и Махе, по-старчески недовольно скомандовал:

— Айда за мной.

И зашаркал на выход.