Глава 14. Локация 0. Научный атеизм непоколебим, пока гром не грянет и атеист не перекрестится.

Несколько дней безделья, куда от обыденности плавно влились и фитнес-тренировки, и тренировки по переходам, заставило Сычёва задуматься о досуге. Однообразие достало. По большому счёту, следовало бы куда-нибудь сходить, обогатить себя культурной программой. Но «следовало бы», как оказалось, это ещё не «хочу». Поэтому, просмотрев в интернете, куда бы ему культурно сходить в Москве, понял, что некуда. Вернее, предложений завались, но ни одно не тронуло струну желания.

Вот уж воистину: есть возможности — нет желания, есть желания — нет возможностей. Оставалось только напиться под застольные тосты, чтобы эти две концепции воссоединились, найдя друг друга. Или напиться до такого состояния, когда и желаниям, и возможностям уже по барабану: где и с кем. Вот только Сычёв не мог этого сделать. Пить в одиночку — явный признак алкоголизма. Хотя, с другой стороны, постоянно бухать в коллективе — это уже не признак, а призрак алкоголизма, «бродящий по Европе».

Для нагула аппетита желаний или поиска приключений на задницу отправился просто бродить по близлежащим окрестностям в надежде само-собой наткнуться на что-нибудь интересное. Ножками пошёл. Без применения какого-либо транспорта. Шёл, куда шагалось. Сначала глазел по сторонам, рассматривая дома и прохожих, бессовестно влезая в их эмоции, но вскоре, и это надоело. Перестав обращать внимание на окружение, он задумался. Сычёв всегда, когда ходил, непроизвольно начинал думать, и, как правило, о глобальном.

После встречи с Ниной Евгеньевной, Дима, наконец, возжелал разобраться со структурой ЭФИРОВ как следует, но все попытки разговорить представителя Власти в виде Ефимыча ни к чему не привели. Дед оказался ещё тем партизаном и не только отказался говорить о себе, но и о своих коллегах, сделав вид, что впервые слышит о Функциях Всевышнего.

Даже несмотря на то, что его с потрохами сдала ангельская Сущность Силы, он до последнего упирался, мол, врёт баба; да им с покон веков веры нет. С одной стороны, Дима с этим утверждением был согласен, но с другой — подобным плюгавым дедкам веры ещё меньше. София тоже не поддержала его стремление в дополнительном образовании и с пояснениями, как обычно, не явилась. Идти к ней на прямую старый хрыч не советовал, а это уже что-то значило.

Из чего, гуляя, Сычёв сделал вывод: всё, что знает об ЭФИРАХ на сегодняшний день, — достаточно. Знать большего — нет необходимости. На этом и успокоился. Вторая тема для размышлений в шагающую по пешеходным дорожкам голову, пришла неожиданно: а в чём, собственно, заключается духовное, душевное и прочее, пока неизвестное программирование, о котором упоминала София?

Никаким элементам сверхъестественных языков его не обучают. Хотя при заманивании в компанию требовали именно способность к программированию, а не к чему-либо другому. А это в первую очередь математический склад ума, логика, плюс нестандартное мышление, позволяющее находить оптимальные решения по принципу: всё гениальное — просто.

Но вместо прикладной космической математики его заставили бродить в виртуале реального мира и с помощью какой-то там матери аналогово исправлять косяки предков. Хотя ведь наверняка имеется программный инструмент для коррекции этих залётов на уровне ДНК живущего. Ну не поверит он, зная не понаслышке о возможностях Высших Сил и о математически безупречной конфигурации вселенной, что не существует аппаратного способа вмешательства в человеческую жизнь.

Зачем София всё так усложняет? Или для того, чтобы вмешиваться в работу организма пациента на уровне ДНК, следует понимать подноготную косячных процессов? Может быть, может быть. Надо же понимать, какие поступки к чему приводят и, наоборот, какие вмешательства к чему приведут. А для этого нужна вдумчивая практика, и чем больше, тем лучше.

Молодой пафосный блондин медленно вышагивал по тротуару, тупо разглядывая асфальт под ногами, когда, неожиданно завизжав тормозами из левого ряда, ему наперерез рванул белый внедорожник, резко остановившись рядом, ткнувшись в бордюр колесом. Вслед ему истерично заверещала легковушка, напуганная дебильным маневром внедорожника, и, объезжая урода, мужик-водитель что было мочи выматерился из открытого окна, успев в паре слов высказать всё, что он на данный момент думает об уроде.

Дима, откровенно испугавшись, отпрыгнул от проезжей части, но, увидев за рулём Юлу, поддержал водителя-матершинника бранным словом, но, в отличие от последнего, вполголоса. Лебедева, имеющая в своей засранной тараканами голове собственные правила дорожного движения, сначала зло показала средний палец удаляющемуся седану, а затем Сычёву указательным на пассажирское место возле себя. Ни водитель иномарки, чуть не въехавший в зад Лебедевского «китайца», ни тот, ради кого она сотворила предпосылку к ДТП, на её махи пальцами не отреагировали.

Тогда девушка опустила стекло и заорала на тупо уставившегося на неё напарника:

— Сычёв, мне нужна твоя помощь!

Вот это оказалось действенным. Дима даже брови вскинул от удивления. Мало того, что она впервые обратилась к нему по фамилии, так ещё впервые попросила о помощи. Невиданное дело. Хотя, скорее, не попросила, а потребовала. Но тоже хлеб.

Забравшись в машину, он даже не успел пристегнуться, как та рванула с места. Молодой человек укоризненно посмотрел на напарницу, но, увидев её красные, зарёванные глаза, высказывать своего недовольства не стал. Вместо этого поинтересовался:

— Что случилось?

Через длительную паузу девушка сквозь слёзы проговорила:

— Бабушка умирает.

Сычёв промолчал, хотя на языке так и вертелся вопрос: «А я-то тут при чём?» Подумав немного и поняв, что в данной ситуации лучшее — это проявить сочувствие и по возможности оказать посильную помощь, он решил уточнить нюансы:

— Сколько ей лет?

— Семьдесят восемь через две недели исполнится, — принялась она вводить его в курс дела. — Я, пользуясь служебным положением, слежу за здоровьем родных. Только Софии меня не сдавай.

Эх, подумал Дима, знала бы ты, кто такая София, девочка, то подобным бы не заморачивалась. Она не только слышит твои мысли, где бы ты ни находилась, но и знает всё, что ты делала, делаешь и будешь делать в будущем. Тем временем Лебедева продолжала:

— Ещё позавчера она скакала, как коза на своём огороде. Я была у неё в гостях. Клубникой с молоком объедалась. Диагностику провела. Все системы жизнеобеспечения были в норме. А вчера она позвонила отцу и попросила забрать. Типа какие-то дела в городе резко нарисовались. Папа после работы съездил, привёз. Она никому даже словом не обмолвилась, что ей стало плохо.

— Так она сейчас дома?

— Дома, — вновь принялась лить слёзы Юля.

— Так, всё, успокойся! — рявкнул на неё Сычёв, хлёстко шлёпнув ладонью по её голой ляжке, хотя первоначально хотел залепить пощёчину. — Иначе мы не доедем до твоей бабули, оказавшись на том свете быстрее её.

— Прости.

Она, утирая лицо и потирая ляжку, кое-как обуздав эмоции, схватилась за руль, вновь став злой и сосредоточенной. Дима решил больше не дёргать её расспросами, чтобы не искушать судьбу, а провести дознание, когда прибудут на место, но, успокоившись, Лебедева вновь продолжила:

— Родители утром собрались на работу и удивились, что та не вышла из своей комнаты. Обычно, когда бабуля дома, то встаёт раньше всех и завтрак готовит. Естественно, заглянули к ней в комнату, а она при смерти. Еле дышит. Позвонили мне. Я примчалась, наверное, собрав все штрафы по пути. Подключилась. Все системы плавно уходят в разбаланс. И ничего с этим сделать не смогла. Сейчас лежит под надзором компа, но как долго он сможет её удерживать — не знаю. Тебе позвонила — ты трубку не берёшь.

— Мля, — тихо выругался Дима, — я телефон на зарядке оставил. Думал, прогуляюсь пару часиков. Кто ж знал. А ты раньше с подобным сталкивалась?

— Первый раз. Я вообще ничего не понимаю. Она как-то резко постарела. Та, что была позавчера, и та, что я увидела сегодня, как небо и земля. Бабуля за сутки лет на десять состарилась. Словно из неё кто-то жизнь насосом выкачивает. Ди, найди эту суку. Это явно кто-то с того света.

— Я пока не понимаю, как это возможно, — задумчиво ответил ей напарник, смотря в боковое окно, — но попытаюсь сделать всё от меня зависящее.

Уже через полчаса Дима сидел в кресле у кровати умирающей и внимательно разглядывал старушку, находящуюся в беспамятстве. Она не спала, а именно находилась без сознания. Он это буквально почувствовал, непонятно каким образом. Что-то с этой бабулей было не так, как с обычными пациентами, но что — не мог врубиться. Сычёв даже попытался влезть ей в голову. Получилось, но там оказалась звенящая пустота. Не та, как у Юлы под защитой, когда проваливаешься с чувством свободного падения, а просто вакуум, вообще без каких-либо эффектов.

Тем временем напарница соорудила привязку, и под тремя парами встревоженных глаз он совершил переход. Привычная картина чистилища встретила, как дом родной. Вот только проводника на посту не было. И старушки рядом не оказалось, хотя сопряжение должно было перенести её вместе с ним. Он стоял один. Совсем один. Подобная ситуация породила недоумение, вызвавшее массу вопросов: «Что делать? Куда бежать?» и так далее.

С минуту он тупо вертел головой по сторонам в надежде хоть что-нибудь приметить необычного, до чего можно было бы докопаться. Тщетно. Чистилище выглядело мирным, с работающим как часы конвейером. Где-то в высь взмывали духи умерших, где-то плазменными кострами дёргались грешники. Всё как обычно. Он даже хотел было дойти до перекрёстка и там, пользуясь своими инквизиторскими полномочиями, попытать одного из стражей, но не успел.

Резко захотелось спать. Да так, что начал терять сознание. Ноги подкосились, и он с трудом успел подставить руки при падении, но и это особо не спасло от удара головой об утрамбованную до состояния асфальта красную землю. Сычёв отчётливо услышал звон, но боли не почувствовал, моментально погружаясь в сон.

Первое, что он осознал — перед ним открытый космос, хотя вокруг зияла кромешная темень. Ни звёзд, ни привычной космической иллюминации. Второе — что от него остался только взгляд. Тела не было. Ничего не было. Только взгляд, отчётливо понимая, что он и есть его сознание. В беззвёздном космосе неожиданно разглядел тёмное солнце, словно оно выделялось едва заметными контурами на чёрном фоне.

Пролетев насквозь погасшую в этом мире звезду, перед стремительно летящим взглядом забрезжил единственный источник света в этом мире мрака. Полоса слабого золотистого свечения, но не сплошная, а какими-то пятнами, проплешинами. В одних местах ярче, в других — тусклее. Где-то вообще пустые дыры. Пришло понимание — это планета Земля.

Движение сквозь космос напомнило ему прилёт души в этот мир. Только на этот раз движение было значительно медленнее. И чем ближе он подбирался к планете, тем ещё больше замедлялся. Пятна света постепенно распались на миллиарды крохотных золотых звёздочек, и чем больше укрупнялся план, тем отчётливее они становились. Тёмная планета напоминала вид с космического корабля противоположной от светила стороны, расцвеченной электрической иллюминацией городов. Один в один, только свет был золотистый.

Взгляд приближался к поверхности. Дима догадался по конфигурации, что большое скопление светлячков перед ним — это город Москва. Вот он приблизился ещё и ещё, укрупняя масштаб. И наконец, влетев в жилой массив, резко остановился. В чёрном прямоугольнике Лебедевской квартиры, которая осознавалась непонятным образом, светились четыре капсулы. Они очень напоминали прозрачные ампулы, или как их там называют в аптекарском деле. Дима не знал их научного названия. В подобных продают современное лекарство. Такие капсулы, оболочки которых растворяются в желудке.

Внутри этих капсул — светящаяся золотистая жидкость. В каждой из четырёх разного уровня. Пятая колбочка, которая по расположению принадлежала бабушке, оказалась пуста. В ней с секундным периодом проскакивала золотистая искорка, мгновенно угасая.

И тут потоком полилась информация по поводу увиденного. Дима отчётливо осознал, что с ним общается ангельская сущность высшего порядка посредством понимания. Он словно всё это знал, но почему-то забыл, а вот теперь вспомнил.

Проснулся резко, осознавая: кто он, где он и что тут делает. Будто не из сна, а из соседней комнаты вернулся. Открыл глаза. Прямо перед ним сидела Лебедева и гипнотизировала немигающим взглядом.

— Ну что? — спросила она в нетерпении.

Сычёв промолчал. Состояние было двойственное. С одной стороны, ликование после общения с тем, с кем общаться даже теоретически было невозможно. Дух захватывало. А с другой — паршивая роль вестника глобальной неприятности. Он буквально разрывался между двумя этими состояниями.

— Ты через минуту выпал из летаргического сна и впал в обычный, — не выдержав его молчания, накинулась девушка. — Что случилось? Тебя кто-то выбросил с того света?

Дима молча осмотрел присутствующих, несколько дольше задержав взгляд на бабуле, после чего заговорил:

— Нет. Никто меня оттуда не выбрасывал. Там просто делать нечего. Но благодаря тебе, за что, кстати, спасибо, я умудрился пообщаться с тем, с кем пообщаться, вроде как, нельзя по определению.

— Вы говорили с богом? — неожиданно вмешалась Юлина мама с таким видом, что подтверди Дима её предположения, она безоговорочно бы поверила.

— Нет, Ирина Николаевна. Я общался с сущностью куда повыше земных богов. С самим Вершителем. Эдаким тележным колесом с глазами и крылышками. Эта ангельская сущность высшего звена определяет в этой вселенной начало и конец абсолютно всему. В том числе: каждой конкретной человеческой жизни.

Он замолчал, снова переживая незабываемые секунды получаемых пониманий.

— Её жизнь закончилась? — тихо спросила напарница, но уже без надрыва, а как бы констатируя факт.

— Да, Юля, — кивнул с доброжелательной улыбкой Дима. — Притом благодаря тебе она до самого последнего дня жила насыщенно и полноценно. Без старческих болезней, при ясной памяти. И умерла легко, без страданий. Кстати, она уже несколько часов мертва. Душа покинула тело, а вот дух удерживается исключительно твоей шайтан-машинкой. Его нет на том свете. Ты его не отпускаешь. Оживить без души всё равно не получится. Поэтому отпусти. В конечном итоге: будет желание, я тебя провожу к ней пообщаться. Если, конечно, пересилишь себя.

Юля, насупившись, молчала. Ну хоть в истерику и драку не кинулась, и то хорошо. На удивление, адекватно повели себя и её родители. Хотя двум хирургам, повидавшим столько в этом отношении, что Диме и не снилось, смерть не была чем-то эмоционально взрывным. Привыкли. Насколько Сычёв знал, бабушка была папина мама. Но, судя по виду, сноха переживала больше, чем сын. Хотя она же женщина. Так и должно быть.

Предложив родственникам проститься с покойной, Сычёв вышел на кухню, где, самовольно найдя чай в пакетиках, включил кипятиться чайник. Через пять минут траурная процессия семьи Лебедевых молча появилась на кухне. Юля унесла уже собранный кейс в коридор и тоже присоединилась к родителям. Первой заговорила Ирина Николаевна, почему-то обращаясь к Диме:

— И что нам теперь делать?

Сычёв состроил такую физиономию, что всем сразу стало понятно: «А он-то откуда знает?» Выручил папа Алексей Алексеевич.

— Я вызову скорую для констатации. А ты, — обратился он к супруге, — оповести родню. Тебе проще будет.

— Я Диму отвезу и приеду на помощь, — подала голос Юля.

— Да напои хоть человека чаем, — одёрнула её мама и, подумав несколько секунд, скомандовала: — Давайте-ка все за стол. Хоть без спиртного пока помянем.

Расселись. Заварили чай. Хозяйка накрыла на стол: белый хлеб, сыр, масло, колбаса, красная икра и какая-то зелёная намазка. Поминали молча, жуя, кто до чего дотянулся. Первой не выдержала молчания Ирина Николаевна, опять обращаясь к необычному гостю:

— Дима, а вы экстрасенс?

— Нет, — удивился Сычёв вопросу. — С чего вы взяли?

— Ну, как я поняла, вы ходите в загробный мир, общаетесь с духами, — натурально застенчиво начала она беседу, нервно намазывая масло на кусок хлеба.

— Это может проделать каждый, — спокойно ответил молодой человек, облизывая ложечку после съеденного варенья. — В этом деле важны не способности, а элементарные знания. А вы кого-то хотите там навестить? Маму?

Все трое Лебедевых синхронно хмыкнули.

— Нет, Дмитрий, — улыбнулась Ирина Николаевна, — моя мама ещё жива, слава богу.

— Тёщи бессмертны, — буркнул Алексей Алексеевич, отхлёбывая чай.

— Лёша, — строго упрекнула его супруга, одной интонацией делая замечание нерадивому мужу, порываясь поставить того в угол.

После чего с минуту опять сидели молча, каждый думая свои мысли о второй бабушке Юли.

— А вот с папой я бы поговорила, — резко прервала затишье Ирина Николаевна, отложив бутерброд на стол и уставившись прямым взглядом на гостя.

Дима тоже отставил чаепитие. Подумал, что сказать, и начал ликбез:

— Ну что ж. Есть несколько путей. Можно заключить контракт и отработать проход. Можно, как я, попасть туда, имея ключ в кармане. Но для вас, как для женщины, удобней будет третий. Он завязан на эмоции, а для женщины — это вещь более привычная.

— Что за эмоция? — нетерпеливо поинтересовалась Ирина Николаевна, принимаясь теребить тканную салфетку.

— Сейчас объясню методу, и поймёте, — остудил её нетерпение Сычёв. — Самое простое для вас — это купить туда проход. Я объясню, как это делать, но не спрашивайте разъяснений. Сам не знаю. Не пробовал.

— Хорошо, — согласилась женщина, в очередной раз принимаясь за бутерброд.

— Идёте в любую церковь, — начал инструктировать Дима, — лучше в старую и значимую, где на паперти имеются попрошайки. Много платить не надо. Ста рублей хватит. Вот только подаяние должно быть подано не просто так, а непременно с эмоцией, что отдаёте нечто важное. Хоть одну монетку можете в банку бросить, но при этом заставить себя почувствовать, что отдаёте последнее и как жить после этого, даже не знаете. Понимаете, о чём я?

— Примерно, — неуверенно ответила Юлина мама.

— Высшим Силам наши деньги ни в одно место не упёрлись. Они им без надобности. Им важна эмоция, которой вы расплачиваетесь, потому что эмоции — это энергия, из которой они и состоят. Хоть для них это и капля в океане, но они и каплей не брезгуют.

— То есть их надо обмануть? — удивилась Ирина Николаевна.

— Их обмануть невозможно, — со вздохом разочарования ответил Дима. — Вы при всём желании этого сделать не сможете. Я говорю о самообмане. Надо не сделать вид, а породить в себе это чувство утраты. Надо обмануть себя, чтобы эмоция получилась настоящей. Хотите без обмана? Пустите все деньги на ветер, а с последней сотней пойдите на паперть, проливая слёзы и мучительно ломая голову, что же я, дура, наделала и как теперь жить дальше без средств к существованию. В этом случае эмоция вообще будет натуральной. Но я всё-таки советую не доводить до подобного. Самообмана вполне будет достаточно.

— Поняла, — отмахнулась женщина, которая сразу сообразила, но, как и положено изначально, сделала вид благопристойности.

— Да я тоже думаю, что поняли, — продолжил Дима, с самого начала разговора сидевший в чувствах инструктируемой и следящий за её реакциями. — Дальше заходите в церковь. Покупаете свечку. Выпиваете святой воды из жбана или в чём она там будет храниться. Подходите к алтарю. Слева от врат будет Богородица, справа Спас. На ваше усмотрение можете подойти либо к ней, либо к нему. К Богородице стоит обращаться как Мать Сыра Земля. К Спасу — Отец Небо. Зажигаете свечу, здороваетесь с поклоном и просите о свидании с усопшим духом, называя его по имени. Заранее благодарите и идёте домой. Если сделали всё правильно, то свиданка будет предоставлена во сне, но необычном, а в осознанном. Всё.

— Как-то всё просто, — недоверчиво проговорила Ирина Николаевна.

— Просто? — удивился Сычёв. — Вот мне — просто. Открыл ключом проход, и всё. Ну, в принципе, могу туда сводить, если Юля синхронизирует. Но в этом случае я буду присутствовать при вашем разговоре. Вас это устраивает?

— Спасибо, Дима, — резко сменила настроение женщина с недоверия на любопытство. — Я сначала хочу попробовать через церковь. Самой интересно стало.

— Вот и я о том же, — с улыбкой развёл руки совратитель с пути научного материализма.

Траурное чаепитие закончилось, и каждый занялся делами. Юля и Дима поехали в офис молча. Но уже подъезжая к «Оку», Лебедева неожиданно спросила:

— А что за контракт?

— Какой контракт? — не понял Сычёв, о чём идёт речь, занятый своими мыслями.

— Ну ты сказал, что можно купить проход, а можно заключить контракт.

— А, ты об этом, — дошло до него. — Тебе это однозначно не подойдёт.

— Просто любопытно, — пожала плечиками Юля.

— Можно не платить попрошайкам, а в той же церкви у Троицы попросить работу, выполнив которую, в качестве награды получить желаемое. Хотя что она даст в награду — не знаю. Сам не пробовал. Но Искусственному Духу, что мне в своё время всё это рассказывал, верить можно. По крайней мере в этом отношении.

— Это у иконы Святой Троицы просить надо?

Дима уставился на неё, словно впервые увидел. Чтобы трусиха Лебедева заинтересовалась подобным — нонсенс какой-то. Но, наблюдая не праздную заинтересованность, всё же ответил:

— Троица — это планетарная сущность Разума. Хотя они предпочитают называть себя не сущностями, а элементами Разума. Троица триедина и включает в себя Отца Неба, Мать Сыру Землю и Святую Воду. Православная церковь её интерпретирует в качестве Спаса, Богородицы и Святого Ильи. Поэтому, как и с покупкой билета на проход, следует подходить к тем же иконам. А с чего это ты этим заинтересовалась?

Но девушка, вместо того чтобы ответить, задала вопрос, который вообще загнал Сычёва в ступор.

— А твой амулет защитит от ментальных атак нежити?

Дима пялился на крашеную блондинку выпученными глазами, даже не соображая, что не соображает. К этому времени Лебедева уже заехала на подземную парковку, поставила машину на своё забронированное место и заглушила двигатель, но выходить не спешила. Только в полной тишине Сычёв опомнился.

— Да хмуль его знает, — начал он. — Вообще-то без ограничений он способен защитить от воздействия даже от элементов Космического Разума, что шастают по нашим мозгам, как у себя дома. Но, повесив тебе на шею, Пятёрица внесла себя в исключения. Поэтому он не будет противодействовать её ментальному вмешательству. Как читала твои мысли, так и будет продолжать. Вполне возможно, что и против ЭФИРОВ, то есть ангельских сущностей, работать не будет, таких как Ефимыч, Нина Евгеньевна и им подобным. А вот по поводу духов и тем более нежити — понятия не имею. Как-то ни разу не приходилось пробовать. Да и с нежитью я вообще не сталкивался. Честно говоря, даже не знаю, к какой категории эта хрень относится.

Наступила гнетущая тишина, которую, естественно, после услышанного робко прервала Юля:

— София — Пятёрица?

— Да, — с тяжёлым выдохом ответил Дима. — Троица — это планетарный элемент Космического Разума, Четвёрица — Звёздный. Она хозяйка солнечной системы. А Пятёрица — Галактический Элемент Разума. Хозяйка нашей галактики Млечный Путь.

Лебедева сидела словно примороженная к сиденью автомобиля. Лицо замерло, не выражая никаких эмоций, тупо смотря куда-то перед собой. И, не выходя из этого состояния, она безэмоционально поинтересовалась:

— И сколько их всего?

— Элементов Разума? — переспросил Сычёв, тут же отвечая: — Во вселенной семь. Начиная с Троицы и заканчивая Девятирицей. Я знаком пока только с первыми тремя.

— А Ефимыч — ангел? — продолжила она равнодушно, но, кажется, уже на грани помешательства.

— Ангельская сущность, — уточнил Дима. — Он Энергетическая Функция Искусственного Разума. Сокращённо — ЭФИР. Этих функций девять разновидностей. Ангел — это самая низшая разновидность, занимающаяся конкретно человеком. Архангелы — функции планетарного уровня, отвечающие за биологическую жизнь на планете вообще. Начала, с которыми по определённым причинам меня ещё не познакомили, олицетворяют с тем, что называется силами природы. Эти три категории формируют нижнее звено или по-церковному лик. Среднее звено — это Господство, Силы и Власти. Господство ещё называют демиургом. Он создатель миров, в том числе виртуальных. Но он не создаёт в этих мирах жизнь. Он, как бы, только подготавливает декорации. Силы отвечают за баланс во вселенной. А Власти, к которым относится наш Ефимыч, ответственен за процессы. Проще говоря, он ключник САР-ключей, или лахорд в твоём понимании.

— Мама, — выдавила вполголоса обескураженная девушка и продолжила шёпотом: — Так значит, они не переселенцы из другого мира?

— Нет, конечно, — хмыкнул Сычёв, расплываясь в ехидной улыбке. — И можешь не стараться играть в партизана. София нас слышит, где бы мы ни находились. По крайней мере, в пределах своей галактики — точно. Причём она слышит не только то, что ты говоришь, но и то, что думаешь. Только, как ты уже поняла, она не человек, и ей глубоко плевать, какого ты о ней мнения. У Космического Разума отсутствуют эмоции, вернее, они полностью обнулены. Она — исключительно голая логика. Хотя в человеческом аватаре София искусно демонстрирует чувства, но только для того, чтобы общаясь с нами, как можно правдоподобней походить на людей. Она играет в какую-то только ей понятную игру. И всё, что с нами происходит, происходит по её замыслу. Вселенский Разум вообще не умеет делать что-то просто так. Всё, что он совершает, обязательно имеет смысл. Но понять его у нас мозгов не хватит. Даже не старайся.

Наступила очередная пауза тишины. Минуты две просто сидели и молчали. Неожиданно девушка принялась каяться, рассказывая напарнику то, что, наверное, никогда и никому бы в жизни не рассказала.

— Я с детства боюсь бабаек. Наверное, всех ими в малолетстве пугали. Почему-то взрослые считают, что это просто безобидные страшилки на сон грядущий. Может, и я бы со временем перестала их бояться, вот только мне не повезло столкнуться с этой тварью воочию. Мне было семь лет, я училась в первом классе, когда эта нежить попыталась убить меня.

— Убить? — удивился Дима, поворачиваясь к девушке.

Та лишь кивнула в ответ и продолжила:

— Я спала в своей кровати, когда здоровенный бородатый мужик, килограммов под сто, сел мне на грудь, вдавив в матрац. Проснулась, глаза открыла, а ничего больше сделать не могу. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни рукой, ни ногой пошевелить. Словно в бетон замурована. А когда начала задыхаться, этот чумазый монстр резко обернулся на меня и, увидев, что я уже не сплю, моментально исчез. Меня аж подбросило на кровати, когда груз с груди пропал. Я испугалась так, что даже закричать не могла, словно парализовало. Сползла на пол и на четвереньках добралась до родителей. Трясу, реву и слово сказать не могу. Вот как прибило. Потом долго по врачам и больницам таскали. Я несколько дней говорить не могла, будто разучилась.

Юля замолчала. По её щекам потекли слёзы. Дима понимал, что надо как-то не дать ей скатиться в истерику, поэтому попытался разговорить, уводя в сторону:

— А с чего ты взяла, что это был бабайка? Может, это домовой был или кто там ещё у них водится.

Девушка перевела взгляд на напарника, не вытирая слёз, улыбнулась и устало проговорила:

— Сычёв. Перед тобой главный специалист в стране по бабайкам. Ты не представляешь, сколько я литературы перелопатила за эти годы. По скольким бабкам фольклор собирала. Я по этим скотам диссертацию могу написать. Я знаю о них столько, сколько ни один человек не знает. Причём знаю их не поверхностно, как подавляющее большинство сказочников, а изначальную их сущность, которую они приобрели ещё с незапамятных времён последнего оледенения. То, что ты назвал Троицей, в те времена называлось Вал — великое и ужасное божество, имеющее три лика. Это уже потом, значительно позже, он разделился на Отца Неба, Мать Сыру Землю и Святого Во́да.

— Во́да? — удивился Дима, впервые услышав, что вода, оказывается, могла быть мужского рода.

— Ты не ослышался, — подтвердила Лебедева, вытирая слёзы со щёк и отстёгивая ремень безопасности, но выходить из машины не спешила. — Согласно Ригведам, на реке Дон и его притоках: Медведица, Хопёр, Северский Донец и прочих, располагалась легендарная Страна Рек — предки степных культур, таких как скифы, сарматы, гунны, готы и прочие. Вот в те времена и зародились эти грёбаные бабайки.

— В смысле зародились? — уже на интересе подключился Дима.

— В прямом, — усмехнулась девушка. — Почему, думаешь, нежити раньше было полно, а сейчас вроде как они все выродились?

— Наверное, потому, что раньше в это от души верили.

— Да фиг тебе, — Лебедева откровенно развеселилась, понимая своё превосходство в познании над этим неучем. — Нежить сама по себе ниоткуда не берётся. Её порождают знающие люди себе в помощь.

— Это как? — набычился молодой человек, не очень понимая услышанное.

— Вот тебе и как, — передразнила Лебедева со вздохом. — Бабы раньше рожали без ограничений. Одного за другим. От этого семьи были большие. Мужик весь в работе. Притом, как правило, в работе выездной, сезонной. А то и воевать ушёл, да сгинул где. Как с таким приплодом-погодками справиться?

— Да я бы с ума сошёл.

— А они не сходили. Бабы для помочи, как тогда называли, нежить рожали. В кавычках, конечно. Кутных девок заводили за хозяйством приглядывать. В последствии их перевели в разряд домовых. Кикимору — за детьми.

— Кикимору? — удивился Сычёв, услышав знакомое.

— Представь себе. Главная задача кикиморы при доме заключалась в укладывании детей спать и содержании их в спокойствии и послушании. Дети, как бы ни были возбуждены, от одной её команды засыпали в считанные секунды.

— Первый раз слышу такое.

— Ещё бы, — хмыкнула девушка. — Сегодня мало кто знает главное предназначение нежити, но зато все знакомы с последствиями. Вся проблема в том, что баба, их породившая, имела короткий век, а вот нежить на этом свете по несколько сот лет может колобродить. Вот только потеряв хозяйку, они к другой не приручаются. Даже по кровной связи. Без хозяйки нежить становятся сущими адовыми тварями. Будто в них вся доброта со смертью породивших их умирала, превращая в источники зла и ненависти ко всему живому. Раньше с этими тварями умели бороться. Как какая баба уходила на тот свет, за ней дом зачищали, не давая нежити разбежаться по округе и бед натворить.

— А со временем забыли?

— Да не сколько забыли, сколько прекратили этим заниматься сознательно. Началась эра войн. Налетит супостат на такое поселение, дома сожжёт, жителей побьёт или в рабство угонит. А брошенная нежить сотнями лет потом в тех местах бесчинствует. Стало больше минусов, чем плюсов. Да и прерываться стали обычаи, теряться.

— Понятно, — согласился Дима, — а бабайки какую роль играли изначально?

— Ты знаешь, кто такие гадалки?

— Конечно.

— Так вот, в те времена этой хренью не занимались. Жители Страны Рек умели на судьбу влиять непосредственно. Прописывать её наперёд.

— Это как? — удивился Дима. — Колесо судьбы?

— Речники изначально жили на реках и колёс не знали. Зато у них были лодки, на которых большое весло, управляющее плавсредством, как раз и называлось бабайка.

— Во как. Ты хочешь сказать, что с помощью бабаек управляли судьбами?

— Не совсем. С помощью них прописывали путь по жизни. И прописывали его сажей. Если человека сжечь полностью, то от него остаётся только пепел. Развеянный ветром пепел исчезает, не оставляя следов. Смешанный с землёй, он в ней растворяется бесследно. А вот смешанный с речной водой или кровью, он превращается в сажу, которая след оставляет. Эту нежить порождали в весле-бабайка, заправляя сажей, как чернилами, и он чертил путь по жизни. А вот когда лодка тонула или весло ломалось, то нежить вырывалась на волю. Ей уже не нужна была сажа для корма. Она начинала кормиться человеческими страхами. Специально пугала людей до обмоченных портков или, как меня, до состояния паралича и упивалась страхом. Причём чем больше она страха выпила, тем больше человек боялся. И пила его до тех пор, пока жертва концы не отдаст. Бабайки не хотят убивать. Они просто хотят есть. И самое страшное — эти сволочи ненасытны.

— Подожди-подожди, — вскинулся Дима. — Это всё, конечно, интересно, но с хмуля ли они сегодня объявились? Откуда он вылез? С тех времён прошли тысячелетия, а ты сама говоришь, что живут эти твари несколько сот лет.

— Двести-триста, редко больше.

— Ну, — набычился Дима. — Тем более. Откуда он в наше-то время взялся? К тебе, как понимаю, не просто дух приходил, а кем-то порождённая нежить во всей красе.

— В том-то и дело, что во всей красе. А откуда взялся — ума не приложу. Мало того, я уверена, что он до сих пор не развеялся. Значит, породили его не так давно: лет сто, может, двести назад. И живёт эта сволочь либо в Реке-Москве, либо где-то рядом с ней.

— А ты, такая подкованная, развеять его не можешь?

— Не мо́гу, — передразнила она Сычёва. — Не знаю, как это сделать. По этому поводу информация утеряна. По крайней мере, я ничего не нашла. Но знаю, как от него можно избавиться, чтобы больше не приходил.

— А он ещё приходил?

— Нет, — отмахнулась от него Юля, словно перекрестившись. — Но сегодня я его не так боюсь, как раньше. Я теперь вооружена и опасна. А с твоим амулетом ещё и защищена, я надеюсь. Мне надо во что бы то ни стало победить в себе этот страх. А для этого перейти в тот мир, где они большую часть времени обитают, сразиться и победить. Мне надо убить свой страх.

— Неправильная постановка задачи, — резко изменил тон Сычёв на менторский, откидываясь на спинку кресла. — Страх нельзя победить без последствий для жизни. Страх — это одна из систем жизнеобеспечения человека. Тебе ли не знать.

Девушка впала в ступор. Действительно. Ей ли, лекарю, оператору баланса систем жизнеобеспечения, не знать. Это понимание выбило её из настроя уверенности и подтолкнуло к панике.

— И что делать?

— Страх — это наша защита, но в определённых условиях — офигенно мощное оружие. Его надо не уничтожать в себе, а научиться им управлять. Сделать его подвластным твоей воле. Страх усиливает всё, к чему прикасается. Именно страх позволяет перепрыгивать пропасть и трёхметровый забор. Переворачивать машины и ставить рекорды на скорость. А секс, соединённый со страхом, даёт такой выплеск эмоций, что от удовольствия сдохнуть можно. Поверь. Я знаю, о чём говорю. Дважды уже это проделывал. Словами хмуль опишешь.

— Ты мне поможешь?

— Соединить секс со страхом? — неподдельно удивился Дима, округлив глаза. — Извини, но третий раз я этого не переживу. К тому же это не виртуал, а реальность. Здесь можно сдохнуть по-настоящему.

— Я не про секс, — возмутилась девушка, резко обозлившись на грёбаного мужлана, у которого одни письки на уме. — Я про умение управлять страхом.

— А, с этим? — почесал Сычёв затылок и скорчил на лице облом. — С этим помогу. Чего не помочь? Ладно. Ты в офис или сразу домой поедешь?

— Зайду, — резко успокоилась Юля. — Надо у Софии отпроситься.

Дима ничего не сказал, но скорчил такую рожу, что Лебедева сразу поняла, что он только что обозвал её дурой.

— Ты думаешь, она уже всё знает?

— Я думаю, что она знала это ещё до того, как.