Глава 20 Недосказанное...

Часть третья

Судьба...

Тюремщик открыл массивную железную дверь, и Мальцев вошел в камеру. Он сделал два шага и остановился. В нос сразу ударила вонь от дешевых сигарет и немытых тел. Еще в девяностых Андрей стал изучать воровские понятия, чтоб проще было общаться с блатными. Сейчас когда-то накопленные и вроде давно забытые знания быстро всплыли в голове. За деревянным столом ужинали двое заключенных, из-за чего пройти вглубь камеры Мальцев не мог. Он остался стоять у дверей и поздоровался, осматриваясь.

— Здорово, народ.

— Здорово, коль не шутишь, — поднялся с ближайшей кровати высокий худощавый мужчина, с ног до головы покрытый наколками. — Как звать?

Это была обычная тюремная камера. Некоторые арестанты не обратили на вошедшего внимания. Слева от Андрея, на верхнем ярусе спорили картежники. В дальнем углу, справа, тщательно вглядываясь в журнальный текст при тусклом свете единственной лампочки, читал уважаемый всей зоной вор Марат.

— Андрей, — коротко ответил Мальцев.

— По какой статье зашел? — поднялся второй, низкорослый с голым накачанным торсом и сильно искривленным носом.

— Сто пятая.

— У-у… — протянул тот, что исколотый.

— Слышь, братва, — отвлекся от чтения Марат и, сощурившись, присмотрелся к новичку, — больно афиша у него знакомая…

Мальцев испытал на себе заинтересованные взгляды заключенных. В глазах смешались злость и настороженность. Ждать от постояльцев хаты можно было чего угодно. Стало не по себе.

Единственным, кто до сих пор не показал лица, оставался зэк, сидевший в дальнем углу на нижней кровати. Скорее всего, смотрящий. Но до него Андрею еще предстояло добраться.

— Погоняло есть? — подошел ближе еще один арестант, невысокий наголо бритый, с лишним весом, и буквально воткнулся грудью в Мальцева.

— Малый!

— Оба-на! — спрыгнул с кровати Марат и направился к Андрею. — Пацаны, да вы в курсе, что к нам суку заселили?! — он подал вперед отлично сложенный корпус, а смуглое кавказское лицо приобрело грозные черты. — Это же он младшего Лиса в аут отправил!

Остановился в двух шагах от Мальцева и злобно посмотрел на замявшихся сокамерников.

— Ну, чего встали, братаны?! — прошипел он. — Чеса еще в девяноста пятом его порешить приказал! Сейчас мы дань-то старику и отдадим…

В руке словно из ниоткуда появилось тщательно заточенное шило. Марат снова двинулся на Андрея, готовый самолично пронзить грудь, но с дальнего угла раздался знакомый до боли старческий, с хрипотцой, голос.

— Ты свой авторитет укрепить решил или перед Чесой подстелиться? — Андрей сразу узнал заговорившего. — Так знай, Марат, Чеса уже не одобрит! А вот почему моего мнения узнать не захотел, меня интересует.

Заключенные в ту же секунду отошли от Мальцева, и он увидел склонившегося вперед Лукича, исподлобья смотревшего на него с тем же добрым взглядом, что и семь лет назад.

— Извини, Лукич… — прикусил губу Марат. — Но мы ведь все чтим память Чесы…

— Прежде чем шилом размахивать, спроси! — грубым голосом ответил старик и рукой позвал Мальцева к себе. — Каждый вор имеет право ответить за свой поступок. Был бы Чеса жив, он бы обязательно сначала спросил. Вот поэтому, Марат, ты до сих пор и не в законе.

Андрей прошел мимо заключенных вглубь хаты и присел на кровать напротив Лукича.

— Сможет объяснить уважаемым людям пацан, за что Лиса грохнул, будет жить и иметь те же права, что и все мы. Не сможет — решать его судьбу будут смотрящие.

Мальцев кивнул и бросил мимолетный взгляд на кавказца. Марат, пытаясь сдержать ярость, вскарабкался обратно на верхний ярус.

— Здравствуй, Лукич, — поздоровался Андрей, отблагодарив в душе старика за спасенную жизнь.

Или за отложенную смерть. Кто знает? Андрей уже успел с ней повстречаться, когда увидел блеснувшее в руке Марата шило. Он чувствовал, что из камеры она не ушла, и тщательно подбирал слова. От них в буквальном смысле зависела жизнь.

— И тебе доброго времени суток, Андрюха, — ответил Лукич и принялся раскуривать самокрутку. — Закурим?

— Спасибо, пришлось бросить за три месяца в одиночке, — пожал плечами Мальцев.

— Они тебя три месяца в психушке держали? — удивился старик. — Вообще человечности не осталось…

— Круглов постарался, — Андрей снова пожал плечами.

Лукич затянулся и с прищуром посмотрел на арестанта.

— Ладно, Малый. Ответить, за что Лиса грохнул, все равно придется. Так что рассказывай, где тебя семь лет носило, как попался, и как ты вообще умудрился собственное слово нарушить?

— Долго говорить придется, — улыбнулся Андрей, но на верхнем ярусе зашевелился Марат, заставив Мальцева придать строгий вид лицу.

Старик медленно осмотрел хату.

— Нам торопиться некуда, — произнес он и затянулся.

— На сходняке…

— Я помню, что было на сходняке, — перебил Лукич. — И если хочешь знать мое мнение, ты все сделал правильно. Отказаться от криминала было твоим решением, и никто, кроме тебя не имел права с ним не согласиться. А за то, что в общак не перестал уделять, уважаю. И уважают все те ребята, кто за тебя пошел на зону. Ты не кинул близких тебе людей. За это поклон тебе низкий. Но после сходняка тебя никто не видел. В ту ночь убили младшего Лиса. Тогда тебя в последний раз видели в городе. Даже слепой увидит, что эти вещи связаны. Очень крепкой нитью связаны.

Андрей покивал и осмотрелся. Сокамерники, обступившие койки так, чтобы видеть говорившего, жаждали объяснений. И даже Марат не спускал с него глаз.

— Я ехал домой с надеждой, что изменю свою жизнь, — заговорил, наконец, Мальцев. — Но я даже в самом страшном сне не мог представить, как она изменится на самом деле. Уже в Мариинске я случайно увидел машину Лиса, а за рулем сидел мой лучший друг Ник. Сколько бы еще лет ни прошло, всегда буду помнить его взгляд. Чуйка, что ли, сработала, но я рванул за ним. Он проехал к реке и остановился на той полянке, а я оставил машину неподалеку, чтоб не спалиться. А когда подошел к поляне, увидел, как Лис держит на мушке Ника. Пацан валялся в кустах и умолял о пощаде, но Лису было плевать. Он смеялся и говорил, что отнимет у меня все, что мне дорого, — он замолчал и посмотрел на заключенных. — Скажите, бродяги, если попал бы кто из вас в такую ситуацию, стал бы задумываться, спасать брату жизнь или нет? Я не стал. Схватил дубину и ударил Лиса по голове. Если спросит кто, жалею ли я, скажу твердо — нет! Никто не заставлял Колю так поступать. Он сам ослушался слова Зуфара. И я был настроен рассказать Чесе о случившемся. Я знал, что он примет справедливое решение. По понятиям. Да вот удар оказался слишком сильным. Мы заметили, что Лис мертв, и я понял, что спрашивать теперь будут с меня. Да и мусора бы с шеи не слезли. Знаешь ведь, Лукич, как они дела шить умеют. Разве докажешь им, что брата от смерти спасал, если удар по затылку пришелся?

Андрей замолчал. Он поднялся на ноги и снова прошел к двери. Арестанты следили за каждым шагом молча.

— Тогда было, что терять, и, наверное, я не прав, что не пришел к ворам. Но сейчас, когда я в ответе за жизнь лишь свою, я готов понести его за каждое слово и действие. В одном я уверен. Братьев своих я не кинул, каждого помнил и пытался помочь, даже когда сам находился в бегах. И от слова своего я не отказывался. Поступить вопреки заставил Лисовский. Но я готов понести то наказание, которое вы, правильные люди, посчитаете справедливым. Вот он я, перед вами. Если считаете нужным, вершите суд…

Воры молча отводили глаза, сохраняя задумчивость. Андрей специально обратился к каждому, но все ждали, когда первым заговорит Лукич. Ведь его на зоне прозвали «третейским судьей» именно за то, что слова его были справедливыми, а решения никогда не шли поперек воровских понятий. И все находившиеся в хате знали, что и на этот раз старик разберется.

— Присядьте, братаны, — попросил Лукич и провел рукой по щетине. — Пацан обратился к каждому из вас, и я считаю, что любой сможет поставить себя на его место. Спросите, сказал ли правду Малый? Отвечу — да! Никогда не был замечен он в том, что прогонял фуфло. А значит, довериться слову его можно так же, как моему. Мои слова вызывают у кого-то сомнения? — Заключенные молча покачали головами. — Так что бы сделали вы?

— Я бы не стал жалеть за своих братьев! — уверенно произнес тот, что с голым торсом.

— Сказать, как поступил бы я, не смогу, — неуверенно заговорил один из картежников. — Но за брата всегда сначала рвать буду, а потом только спрашивать!

Высказались и другие зэки. Окончательное решение предстояло вынести на совете смотрящих. Сейчас же Андрей получил отсрочку. Он почувствовал, как из-под ног уходит земля. Стало легче. И смерть, еще несколькими минутами ранее гладившая Мальцева по голове, ушла сквозь закрытую дверь. А сидевший напротив Лукич тепло улыбался.

Как отчетливо передавали отношение к Андрею его глаза. Теплый, отеческий взгляд, тот же, что и на первой свиданке. Только лицо старика исчертили еще более глубокие морщины, и цвет кожи стал немного темнее.

Единственным, кто не выразил своего мнения, остался Марат.

— Воздержусь от комментариев… — брезгливо прошипел он и уткнулся в журнал.

— Воздерживаются те, кто не имеет собственного мнения! — разозлился Лукич.

Он впервые встал на ноги. Андрей заметил, с каким трудом поднялся старик.

— Неужели уважаемый вор готов слушаться чужого слова? — продолжил смотрящий.

— Я еще у дверей свое мнение высказал! — Марат поднял глаза на Лукича и положил журнал перед собой.

— Хм… — буркнул старик и, сгорбившись, с тяжестью в каждом шаге, обошел хату. — Спор ваш, в таком случае, решать будет Смольный. Я передам ему слова каждого из вас. До совета жить должны в мире.

Лукич рассказал Андрею о правилах жизни в хате и указал шконку, на которой он будет спать. Еще несколько часов заключенные провели в беседе, прежде чем объявили отбой. Первая ночь выдалась сложной. Мальцев не спал совсем, погруженный в собственные мысли. Перед глазами то и дело всплывал образ хладнокровной с безразличием смотревшей на него Насти. И все время мерещился алый плащик. В нем она была особенно невозмутимой…

Казалось, все уже спят, когда с верхнего яруса беззвучно спрыгнул Марат. Андрей открыл глаза и вздрогнул, увидев кавказца перед собой. С соседней шконки поднялся худощавый исколотый зэк, звали его вроде Рыбой. Он молниеносно схватил Мальцева за ноги, а Марат занес руку. В тусклом лунном свете блеснуло остроконечное шило…

Мальцев, что было сил, вцепился в руки Марата и стал отжимать преступника от себя. Страх мгновенно сковал горло. Тело стало ватным, словно противники весили в сто раз больше. Молчаливая схватка длилась несколько секунд. Рыба крепко держал ноги, откинуть его не получалось. Все труднее давался каждый вздох. И вдруг послышалось сухое рычание старика.

— Отошли от него! — Лукич сидел на шконке и с особой злостью смотрел на ослушавшегося блатного. — За поступок этот, Марат, ответишь! А если хочешь заколоть его, то убить и меня придется…

Камера всполошилась от старческого крика, кто-то включил свет, и ослепленными глазами Андрей вновь благодарил своего спасителя. А по лицу текла струйка холодного пота. Бесконечные ночи в камере-одиночке впервые показались Мальцеву сладкими. Здесь нужно спать с открытыми глазами. Этому только предстояло научиться. Впереди у него были восемь лет для закрепления знаний, полученных этой ночью…

***

Март 2007 г.

Сашка гулял по Мариинску с семьей. Погода для этого времени года в Сибири стояла прекрасная. Весна ворвалась в город внезапно, одарив жителей приятными солнечными лучами и безветренным морозцем.

В центре недавно открылся новый ресторан с большим выбором необычных для Сибири блюд — суши и роллов, куда и привел Сашка жену и сына. Они расположились за столиком и весело стали изучать красочные картинки в меню, когда глава семейства вдруг почувствовал на себе тяжелый взгляд…

Она, не отрываясь, смотрела на мужчину и трехлетнего мальчишку, вившегося на стуле и с интересом рассматривавшего яркие рисунки. Сашка взглянул на нее с осуждением и замолчал. Все время после суда его мучал вопрос, за что Настя так поступила с Андреем. Увидев ее спустя столько лет, он не мог не воспользоваться выпавшим шансом. Сашка должен был спросить.

Он улыбнулся жене и наиграно изобразил серьезность на лице, обратившись к мальчишке:

— Гоша, ты — уже взрослый мужчина, поэтому я оставляю тебя присмотреть за мамой, чтобы она чего не натворила!

— Что-то случилось, милый? — забеспокоилась Елена, взяв за руку мужа.

— Нет, — покачал головой Сашка. — Просто мне нужно поговорить с той женщиной.

— А кто это?

Гоша в это время выпрямился на стуле и, едва достав локтями, сложил руки на столе и неотрывно стал присматривать за мамой. Поручение отца ребенок воспринял буквально.

— Это та самая Настя, из-за которой сидит мой лучший друг… — ответил Сашка и поднялся, взъерошив волосы беззаботно веселого мальчишки. — Надеюсь, то, что вы закажете, будет съедобным.

Никто не знал, куда делась Настя после суда. Она уехала из Мариинска и вернулась лишь пять лет спустя. Причиной возвращения стал Круглов. Пожилой, вышедший на пенсию дядя сильно заболел и слег. Некому было ухаживать за Михаилом Сергеевичем, кроме Насти. Какую бы боль не вызвало возвращение туда, где все напоминало о прошлом, об Андрее, Настя приехала и осталась. По крайней мере, как думала она, до выздоровления дяди. Болезнь протекала сложно, с перепадами, поэтому уже месяц она жила в Мариинске.

— Здравствуй, Саш… — произнесла она и отвела в сторону взгляд, взбалтывая палочками соус в маленькой чашечке.

— А чего глаза прячешь? — грубо ответил Сашка и присел напротив. — Неужели стыдно? Зачем вернулась? Думаешь, тебе здесь будут рады?

— За что стыдно, Саш? — набралась смелости Настя и посмотрела ему в глаза. — Дядя болен, вот и приехала.

— Забрала бы с собой… — не сбавлял оборотов Сашка. — У вас отлично получается портить людям жизнь, когда вы вместе.

— Ой, перестань! — Настя бросила палочки на стол и попыталась встать, но Сашка схватил ее за руку.

— Ты только ответь на вопрос, зачем жизнь Андрея угробила? Что он сделал такого, за что можно было лишить его всего?

Настя села обратно. Глаза сверкнули слезами. Сашка заметил, как участилось ее дыхание.

— Да и правда, не за что! — выдавила она с обидой. — Андрей же идеальный, да? Я — такая сука — предала его. Вы все теперь ненавидите меня, его жалеете. А кто-нибудь пожалел меня, когда он исчез? Как я должна была отреагировать, когда узнала, что вы на меня поспорили, а? Андрей — молодец, использовал меня как дорожку к Круглову, а на чувства мои наплевал. Не так ли, Саш?

Сашка молчал. Он понимал, что это не все, что Настя хотела сказать, и дал ей возможность закончить мысль.

— Если б любил, не бросил бы тогда! — продолжила она, сжимая трясущиеся кулаки. — Он лишил меня надежды, ты понимаешь? Я одна осталась, с его ребенком под сердцем. А он исчез. Если б не Женька, я руки бы на себя наложила, когда узнала о выкидыше и о том, что не смогу иметь детей… — она посмотрела на семью Сашки с завистью. — Легко тебе осуждать, когда всё в жизни есть. А Малый твой лишил меня этого всего! Вот за это и отомстила… Узнал правду? Стало легче?

Она вновь попыталась подняться, но Сашка сильнее сжал руку и заставил вернуться за столик.

— Велик рассказал тебе о споре? — спросил он немного мягче.

Настя кивнула.

— Дура ты, Настя! — выдохнул Сашка. — Раньше я считал тебя сволочью, а теперь понимаю, ты просто дура… Когда чушь эту о споре услышала, могла обратиться ко мне? Женя твой, за что услышал, за то и продал. Еще, небось, и наговорил чепухи всякой. Правду тебе могли рассказать только я и Андрей. Хочешь ее услышать? Только больно будет очень от этой правды теперь.

— А я хотела услышать! — вспыхнула Настя. — Сколько раз приходила к тебе, помнишь? Как ты сказал, «забудь»? Слова вставить не дал. Наорал, что я знала, во что ввязывалась, и уехал! Плевать вы оба на меня хотели. И ты, и друг твой Малый. А теперь, извини, не нужна мне твоя правда…

И снова хотела подняться, но руку Сашка сжимал крепко. Настя вернулась на стул и впилась глазами в бывшего друга.

— Помнишь тот день, когда ты призналась ему в любви? Тридцать первое января девяноста третьего. Я помню тот день, как вчерашний. Вы поругались, и он назначил тебе встречу на пирсе. А самого его повязали, и он еле успел. Да-а, — протянул Сашка, — как ты думаешь, откуда я знаю, что там, на пирсе, ты на ухо прошептала ему, что любишь? Андрей сразу приехал ко мне. И приехал он не за тем, чтоб гордо потребовать выигрыш. Он сел на лестнице и заговорил, словно меня и не было там, будто сам с собой разговаривал. Он тогда счастливый был до безумия. Глаза светились так ярко-ярко! Помнишь, говорит, о споре нашем? Забудь о нем. А если не хочешь забыть, я отдам тебе выигрыш. Потому что отказаться хочу от него. Она любит меня, Саш! Она сегодня на ухо мне на пирсе сказала, что любит! И я вдруг понял, что не достоин ее. Кто я для нее? Рэкетир, поспоривший на ее чувства? Она достойна большего. Она, брат, — все, что у меня есть…

Сашка на мгновение замолчал, потому что заметил покатившиеся по щекам Насти слезы. Она не пыталась вырваться, не смотрела в глаза, но он видел в слезах необратимую боль.

— Мы в тот вечер несколько часов говорили о тебе. Столько нежности в словах я не слышал никогда. Конечно, я позволил ему отказаться от спора. Ведь это был поступок от всего сердца. А против чувств я пойти не мог. Я был рад, что друг счастлив. Рад был и за тебя. Потому что всегда помнил, как ты мечтала о настоящей любви. Боже мой, Настя, как глупо вы уничтожили собственные жизни! Ну ладно, Андрей. У него выбора не было. Но ты!..

В этот момент она подняла на него глаза и хотела что-то сказать, но Сашка продолжил, не дав ей произнести ни слова.

— Как тебе вообще могло в голову прийти, что он бросил тебя тогда, в девяноста пятом? Он из города уехал, только потому что тебе опасность грозила! Зачем ему, думаешь, Лиса было убивать? Да он жизнь Нику спас. А воры ополчились. И если б он не оборвал отношения с тобой так резко, они через тебя нашли бы его. Андрею плевать было на то, что они сделают с ним. Он боялся лишь за тебя. Не хотел, чтоб ты пострадала из-за него, и верил, что ты будешь счастлива в жизни, где не будет криминала. Он ради твоего счастья уехал. И убедил его, между прочим, в этом твой дядька…

— Он никогда не говорил об этом… — тихо, захлебываясь слезами, призналась она.

— Еще бы! Чтоб Круглов признал свою ошибку? Знаешь, если б можно было перемотать жизнь на пятнадцать лет назад… Хотя, что уже говорить. Что сделано, то сделано…

Сашка поднялся и, не попрощавшись, направился к семье. На сердце остался тяжелый осадок того, как глупо самые дорогие ему люди поломали друг другу жизнь. И самым обидным было то, что исправить это уже не мог никто.

— Ну что, мужик, мама хорошо себя вела?.. — Сашка потрепал по голове сынишку и боковым зрением заметил, как Настя быстрым шагом вышла из ресторана.

***

В тот день, когда проходило заседание суда, Настя так и не вышла из квартиры. Не смогла. Просидела до самого вечера под дверью, растирая по щекам слезы. Она понимала, что ее показания станут ключевыми. На них строилась вся линия обвинения. Но прийти в зал суда означало окончательно предать Андрея. Да, она и так уже сделала слишком много. Отобрала всё. Но упечь Мальцева за решетку на восемь лет, после того как он смог вернуть ей веру в счастье, оказалось невыполнимой задачей.

Круглов влетел в квартиру бешеный. Крик дяди через несколько секунд превратился в монотонный гул в ушах. Хотелось посильнее зажать их руками, иначе голова, казалось, взорвется. Этот гул продолжался, пока Круглов не напомнил Насте о той боли, что пришлось пережить тогда, в девяноста пятом.

Все воспоминания он вылил, словно ведро кислоты, и она стала разъедать каждый нерв, затронула душу. Дядя вновь напомнил о мечте, которой не суждено уже было сбыться.

Искусный мотиватор, ничего не скажешь. Встряхнул так, что Настю из собственного тела быстро выгнала Она. Анастасия. Девушка с холодными глазами, не умеющая испытывать боль. Она медленно поднялась с насиженного места, растерла в последний раз слезы, глядя в зеркало и тихо спокойно произнесла:

— Завтра я его посажу…

Так и случилось. Анастасия сдержала свое слово. А после снова исчезла, оставив Настю неделю реветь в подушку ночами. Только исправить уже было нечего. Оставался лишь один выход — уехать. Попытаться сбежать от самой себя. Бежать так далеко, чтобы прошлое не смогло догнать никогда. Чтоб ни одна живая душа не напомнила о том, что ей пришлось сделать. Чтобы ни один листочек на знакомых деревьях не напомнил об Андрее, о том, как он целовал Настю под ними. Как искренне признавался в любви.

Спустя пять лет пришли дурные вести. Заболел дядя. И как бы ни боялась возвращаться в Мариинск, Настя не могла бросить единственного родного человека. Дни тянулись один за другим, Круглову всё никак не становилось легче. Но легче не становилось и Насте. Даже спустя столько времени она вспоминала Андрея везде. Дома, у подъезда, в парке, просто бродя по улице… Нигде скрыться от прошлого Настя не могла. И каждый раз снова и снова переживала моменты незабытой любви, словно всё это происходило вчера. И оказалось, что вовсе боль не утихла.

А когда встретила Сашку, когда он поведал ей правду, захотелось утопиться, разбиться, не важно. Лишь бы не чувствовать себя тварью, что смогла предать не только любимого, но и себя саму.

Она в тот же день прибежала домой. Круглов лежал в постели бледный, постоянно откашливаясь. Он всегда с любовью смотрел на нее. И тогда тоже, с тем же теплым отеческим взглядом. Но когда Настя заговорила, дядя спрятал глаза.

— Это правда?! — настойчиво переспросила она.

И Круглов рассказал. В мельчайших деталях вспомнил тот разговор с Андреем на кладбище. Он тоже признал свою ошибку слишком поздно. Когда смерть подобралась так близко, что лгать самому себе уже не было смысла. Старый следак ошибся. И ценой ошибки стало счастье его любимой дочурки.

Насте потребовалось какое-то время, чтоб осмыслить всё, что она услышала от Круглова и Сашки. Но, когда поняла, что жить с этим камнем на шее не сможет, решилась. Несколько минут в страхе она смотрела на массивную железную дверь, пока не вдавила все-таки пуговку звонка, и не увидела в проеме лицо своего старого друга.

— Организуй мне свидание с ним?

— Он не захочет тебя видеть, — покачал головой Сашка, словно они продолжили разговор в ресторане. — Помнишь, что он в суде сказал? Малый никогда от своих слов не отказывался.

— Организуй. Сделай так, чтоб он не знал, что приду я.

Сашка помолчал, прикусывая губу.

— Ладно, я попробую. Там же живешь?

— Да, — кивнула она.

— Я сообщу… — и тихо прикрыл дверь, оставив Настю наедине с последним, как казалось, шансом на счастье.

***

Мальцев выжил на зоне. На ближайшей сходке воры признали, что в ситуации с Лисом он был прав. Решился и конфликт с Маратом. Кавказцу предложили сменить хату, но тот и вовсе вскоре «переехал» в другой лагерь. Все чаще Андрея стали приглашать вернуться в блатную касту, но он отказывался. Мальцев держался данного однажды слова, признал себя мужиком[1] и решил спокойно коротать срок. Блатные не могли настаивать, но и с авторитетом Малого спорить не стали.

Друзья не забывали. Куча пакетов, из которых лишь часть доходила до хаты, вручалась тюремщикам ежемесячно. Два раза в год Андрей получал право на свиданку. Сашка собирал пацанов как на праздник, не упуская редкой возможности увидеться с товарищем.

Во время встреч ребята пытались поддержать, шутили и заверяли, что место главаря навсегда останется за Малым. Много рассказывали о жизни. Но ни на одной встрече никто так и не обмолвился о Насте. Пацаны не хотели давить на больное, а Андрей пытался забыть.

В очередной раз. Но каждую бессонную ночь в памяти вновь возвращался к ней. Часто Мальцев вспоминал ее со злостью, ненавистью, желанием отомстить. Часто встречался в мыслях с ее образом. Не с той, что предала его. С той, которую любил. С милой девчонкой из девяностых, которую держал за руку на пирсе и с таким трепетом целовал. Забыть ее Андрей не мог…

Отличное настроение последних дней передалось и на сегодняшний. Мальцев шутливо беседовал с надзирателем по дороге к комнате для свиданий. У дверей, как положено, встал лицом к стене.

— Печенье только не забирайте! — засмеялся он и заглянул внутрь сквозь раскрывшуюся дверь.

Надзиратель Петька улыбнулся в ответ и ввел Андрея в комнату.

— Хорошо, — пробормотал он, снимая наручники, — печенье только и оставим.

— Да вы еще хуже нас, Петруха! Последнее у голодранцев забираете!

— Иди, голодранец, — шутливо подтолкнул его Петька.

Андрей сел за стол и не сводил глаз с двери, где должен был появиться Сашка. На душе стало еще радостнее от мысли, что друг не забывает о нем и при первой возможности мчится на свиданку.

Но стоило только двери открыться, как улыбка исчезла. Мальцев суровым взглядом прошелся по гостям и сжал руки в кулаки. В комнату следом за Сашкой зашла Настя. Она не сводила виноватых глаз с Андрея. Он же нарочно пилил глазами друга.

— Эта дрянь что здесь забыла? — грубо с дрожью в голосе спросил Мальцев.

— Братан, — попытался объяснить Сашка, — поверь, вам есть, о чем поговорить…

— Я всего лишь два раза в год имею право увидеться с друзьями! — прорычал Андрей. — По чьей милости? И одну из свиданок я должен потратить на общение с сукой? Лучше б сынишку привел, познакомил…

— Андрюха! — настоятельно потребовал друг. — Выслушай ее! Я оставлю вас наедине…

— Давай, братан, — помахал рукой Мальцев. — Поболтаем через полгода, да?!

Сашка вздохнул. Он понимал, что Андрей вскипит при виде Насти. Понимал, что злость выплеснет и на него, но просьбу Настину должен был выполнить. Она имела право попросить прощения. И пусть даже Андрей выгонит ее, все будут знать, что Настя пыталась.

Мальцев сидел, напрягая все мышцы, что только мог, и специально смотрел в сторону. Если посмотреть на нее, злость может вырваться. А показывать слабость по отношению к ней не хотелось. Пусть видит, что даже здесь он чувствует себя прекрасно. Срок медленно, но движется к концу, и рано или поздно, Андрей вернется к нормальной жизни. На воле его ждет то, что пришлось бросить ради нее.

Настя не сводила с него раскрасневшихся глаз. Она дрожащей рукой держала трубку в надежде, что Мальцев хотя бы выслушает. Вторая рука отчаянно потянулась к стеклу.

— Андрюша, — заговорила с трепетом, — прости меня за все…

Но он не слышал. Заметив боковым зрением, как затряслись ее губы, Андрей взял трубку и прислонил к уху, продолжая пялиться в матовое стекло окна.

— Умоляю тебя, прости… — вновь попросила она. — Я могу объяснить. Ты ведь исчез тогда. Я думала, бросил. Я осталась одна, беременная твоим ребенком. А потом случился выкидыш. Врач сказал, что я никогда не смогу иметь детей. После я узнала о споре, накрутила себя и поклялась, что найду тебя… Я не знала тогда, что уехал ты из-за меня! Слишком поздно правду мне рассказал Саша…

По щекам покатились слезы, видеть которые Мальцеву было еще сложнее, чем слушать признание. Ведь он никогда их не видел. Если бы Настя показала свои страдания тогда, во Владивостоке, он не смог бы скрывать от нее тайну. И, быть может, не случилось бы ничего этого…

Ребенок. Их ребенок погиб из-за случайности. А молчание в надежде, что так будет лучше, окончательно загубило их жизнь. Сейчас сынишке было бы уже десять-одиннадцать. Андрей представил, как вместе они зализывали бы ему уличные ссадины. Как учил бы мальчишку кататься на велосипеде и стрелять из воздушки… В одно мгновение в мечтах промелькнула вся жизнь. Увы, лишь перечеркнутая.

Злость и сострадание перемешались. От боли в груди стало тяжело дышать. Андрей посмотрел на Настину руку и заметил обручальное кольцо. То, которое подарил во Владивостоке.

— Зачем кольцо таскаешь? — спросил он сипло.

— Потому что мне его подарил любимый… — ответила Настя. — Если б ты знал, как я хочу все исправить. Если б я только могла! Я буду ждать тебя, Андрюш, сколько нужно! Обещаю! Каждый день буду Бога молить о здоровье твоем… Ну, не молчи, умоляю! — она разрыдалась взахлеб, отчего потемнело в глазах.

Мальцев бесполезно смотрел на свет в окне. Не мог он простить ее. Может быть, и хотел, но не мог.

— Я тебе уже все сказал, — ответил он, глядя на кольцо.

— Я знаю, что это сложно, — выдохнула Настя. — Но если сможешь, прости за то, что я так поступила. У нас ведь есть еще время все исправить…

И вдруг он не выдержал. Глаза, наполненные болью, встретились. Каждый видел, что любовь еще теплится где-то внутри. Каждый надеялся, что попытаться есть смысл.

Но, заглушив голос сердца, Мальцев собрал волю в кулак, сжал до треска телефонную трубку и ответил:

— Прощения проси теперь у сердца своего всю оставшуюся жизнь… А я тебя прошу только об одном. Если хочешь остаться в живых, найди на Земле такое место, где я не смогу тебя найти…

И, сложив руки за спиной, Андрей подошел к двери. Больше он не оборачивался. Знал, что видел Настю в последний раз в жизни, но задерживаться не хотел. Пусть лучше в памяти она так и останется юной красавицей с удивительными глазами, что он встретил пятнадцать лет назад. Андрей молча смотрел под ноги и ждал, когда Петька снова наденет на него наручники и выведет из комнаты, в которой находиться не было больше сил…

[1] Мужик — заключенный, не относящийся к блатной касте.