Снизу вверх

Зачем я купил релвайс «Миротворец» на планету Руда-9? Чего мне не хватало? Я знал ответ, но не хотел себе в этом признаться. Врачи говорили, что иллюзию нормальной жизни нужно всячески лелеять для поддержания психологического здоровья. Я уже давно не чувствовал себя здоровым, хотя старательно выполнял все их рекомендации. Поломанные детские игрушки, перетянутые упаковочными сетками баулы с вещами, брошенные посёлки уже не вызывали во мне тех острых чувств, которые владели мной поначалу. Я научился не видеть трупы. Просто отключил их. Теперь высокоточные нанолинзы не показывали мне мёртвых людей. Нет, нет и нет! Не хочу больше… Но как же меня всё-таки угораздило оказаться здесь? Ответ очевиден. Я жадный сукин сын, которому нравится убивать.

Грязные улицы из одинаковых домов с облупившейся краской и чёрными провалами окон. Вкус сладковатого гниения. Его словно вывернули из огромного ведра размером не меньшим, чем весь этот затхлый городишко. Как же он назывался? Новорайск… Или Новосчастин… Неважно! Везде вонь и смрад. Он лез в мои мысли, пропитывал меня, наполнял неистовой злобой. Сколько ещё таких захудалых городишек я встречу на своём пути? Когда они уже закончатся? Никто не ответит! Нет никого… Нормального.

— Есть пожрать?

Тупой вопрос от тупого. Два метра ростом, шея как у годовалого быка, ручищи как у альфа-самца гориллы, а вот мозги… Сеней его звали. Бывший спортсмен бывшего спорта. Сейчас просто тупой молот в руках тупого правительства. Палач поломанной системы. Пуля в стволе хлопушки. Выглядит, как заправский денди. Где ещё в нашей галактике встретишь охотника в оранжевом бомбере и саморегенерующихся кроссовках? Да ещё и в жёлтых?! Пёстрая розелла, мать его!

— Бурый, ты оглох? Пожрать есть чего?

— У меня есть, — ответил я. Сухо так, с утвердительным плевком в конце вместо точки. Пусть теперь напряжёт извилины. Сообразит, что делать.

— Дай мне чего-нибудь, — продолжил нытьё Сеня.

Не уймётся, гад! Знал, что еды почти нет, и всё равно скулит. Я медленно вернул предохранитель на место. Хотелось пристрелить Сеню, да без него никак. Некому больше прикрыть спину. Дожили! Из тридцати охотников осталось двое. А как шли сюда, так шутки травили, песни пели, вкусно ели, красиво мыслили. Порядок, чистота… Очистим, уничтожим, заработаем. Идиоты! Уверен, Сеня тоже при случае пристрелил бы меня — ради денег, но пока убивать нельзя. Нашей группе ничего не заплатят, если мы не очистим участок от тварей. Тогда и только тогда деньги мёртвых достанутся живым. Или живому!

— Дай, у тебя же есть…

Чувствую, сейчас окончательно расхнычется. Снял рюкзак, раскрыл. Отодвинув спальник и пустой термос, нашёл последние консервы. Каша, то ли рисовая, то ли овсяная. Консервы в стекле, но месиво однородно — не различишь, а наклейки давно сползли. Хочу ему сказать, чтобы всю не ел, оставил и мне, но вижу, что его совсем клинит от голода. «Тавор» болтается на плече, глаза навыкате, лицо перекошено, как при инсульте, а, может, у него и случился микроинсульт, только тело ещё по инерции бредёт за мной и повторяет обычные слова.

— Сеня, ты как? Сделаем привал?

— Сделаем…

— Возле почты остановка, за ней и расположимся, — сказал я и тщательно осмотрел местность. Широкая четырехполосная дорога с выбоинами размером с маленькие кратеры вдоль дороги, обгоревшие дотла колючки кустов и силуэты деревьев; напротив — одноэтажные постройки. На одном из них болтался закопченный почтовый ящик возле вывернутого вместе с рамой окна и надпись «…чта». Дальше шли поваленные заборы из сеток и щитков с кусками колючей проволоки и частные дома. Одноэтажные, мрачные, безликие. С серой краской и болотной грязью на стенах и на крыше.

Я сунул в руки Сени нехитрые припасы и вскинул автомат. Странный скрип, словно мы потревожили кого-то, и этот кто-то приоткрыл дверь. Медленно так, настороженно. А может, выжидающе. Эти твари всегда нападают внезапно, когда меньше всего ждёшь. Но нет, обошлось, скрип прекратился.

Мы валимся возле согнутого металлического листа — бывшей остановки общественного транспорта; Сеня остервенено глотает не жуя куски каши — я же в положении сидя плавно вожу автоматом из стороны в сторону. «Тавор» мне — как самый лучший боевой товарищ. Его прозрачная обойма на тридцать патронов с реактивными пулями всегда придавала уверенности, спокойствия, решительности. Я всегда знал, крепко прижимая его к плечу, что твари не уйдут безнаказанными. И многие, действительно, не уходили, их трупами мы уже засеяли два населенных пункта, как и трупами своих товарищей; и ещё засеем. Несмотря на глубокую ночь и кромешную тьму, мои глаза видели всё как днём, только в зелёном свете. Спасибо высокоточным нанолинзам.

Я обернулся на шорох. По дороге катилась тряпка, толкаемая рогатым жуком величиной с домашний пылесос. С каждым таким толчком от тряпки отрывались лоскутки. Моргнув пару раз, я приблизил картинку. Жук толкал труп мужика в холщевом плаще. Голова безвольно билась об асфальт, оставляя на нём пятна крови и пучки волос; руки изгибались под неестественными углами.

— Приготовиться, — не оборачиваясь, приказал я Сене. — На двенадцать часов.

Сеня что-то задумчиво пробубнил. Не дождавшись внятного ответа, я выстрелил в жука — пули горохом защёлкали по хитиновому покрову. Тварь бросила своё занятие и побежала на нас. Морда ощерилась острыми клыками, жёлтые глаза налились кровью, а рога прицелились мне в горло. Расстояние стремительно стало сокращаться. Девяносто метров, восемьдесят, семьдесят… Я дёрнул второй спусковой крючок. Граната с глухим хлопком вылетела вперёд. Столб огня, оторванные лапы… Жука откинуло вправо за ограды, ближе к дому с разбитой верандой. Четыре из шести лап отлетели в другую сторону и теперь сочились на дорогу болотной слизью. Ещё с одним покончено.

— Подъём, Сеня, — шепотом произнес я. — Надо проверить.

— Надо, — эхом отозвался товарищ за моей спиной.

Мы молча пошли вперёд с автоматами на изготовку. До плаща было метров сто. Оторванные лапы ещё дёргались в конвульсиях, когда я решил проверить заодно и жука. Тварь была жива. Она смотрела на меня выбитым из орбиты глазом, удерживающимся на толстой верёвке из нервов и вен. Разрезанные осколками бока ходили ходуном, а рога свернулись, словно расплавленные прутья ограды. Я тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок. Цокот автоматной очереди разорвал тишину. Пули, оборвав канат, вошли в голову жука, забрызгав жухлую траву зелёной жижей. Жук, наконец, сдох.

Сеня тем временем уже дошёл до мужика и вовсю обшаривал его карманы. Перезарядив автомат, я присоединился к нему. Складной нож в кармане плаща, два керамбита на поясе, а также две дюжины метательных ножей в подкладке. Керамбиты я забрал себе. Сени же достался пакет с вяленым мясом. Он нашёл его в плоской сумке, привязанной под мышкой жертвы. Мы уже собрались уходить, когда кровавое месиво на лице мужика ожило.

— Воды, — простонало оно.

— У нас нет воды, — ответил я.

— Дайте воды.

Он не должен был ничего говорить. Его тело полностью отвечало меню Макдональдса. Хотите, приготовим вам из этого фарша наггетсы? Не хотите… Может, тогда бургер или бифштекс? Нет?! Нам в принципе всё равно, что готовить из этого дерьма, вы только скажите, чего хотите. Лично я хотел, чтобы он заткнулся, но он продолжал говорить.

— Мы шли из Новопоселково, нас осталось трое. Мы уже не охотились на тварей. А пытались выжить. Потом мы встретили её. Она сказала, что зря наша жизнь прошла без крыльев…

— Кто она?

— Она. Мать.

— Чья мать, идиот?

— Мать тварей, — выдохнул он.

Сеня достал из рюкзака свой термос и попытался напоить страдальца. Вода, отдающая тиной придорожных луж, текла в щель, из которой шёл звук. Ртом я бы её не назвал на этой маске смерти. Кровь с кусками кожи запеклась в одну корку без носа и без глаз. Для того чтобы получился подобный эффект надо было неоднократно сбросить человека с большой высоты.

У двадцатилетнего Сени полностью отключились мозги. Зачем он тратил наши последние запасы на этот говорящий труп, я не понимал. Выжить — вот наша первостепенная задача, а не лечить других охотников — тем более таких бесполезных неудачников с какими-то зубочистками вместо оружия. Зачем ты делаешь это, хотел проорать я в Сенины лопухи, но сдержался, потому что понимал: мы уже не выберемся. Никогда.

Напившись вдоволь, труп прохрипел.

— Она обещала достучаться до каждого, кто смотрит сверху вниз, а не наоборот. Берегитесь, друзья…

— У тебя бред, — сказал я и, немного помешкав, прибавил. — Держись, мы ещё вернёмся с помощью.

— Тебя как зовут? — спросил Сеня.

«Дурак, — подумал я. — Ну сколько можно объяснять… Не знакомься с людьми, которые скоро умрут. Не грузи в память и в душу то, что со временем тебя сломает. Не делай этого. Люди не всесильны. Они не знают и трети того, с чем постоянно сталкиваются».

— Илья…

— Сеня…

Я, крякнув, поправил на поясе керамбиты. «Тавор» перекинул на другое плечо. Мне, как охотнику первой категории, доводилось стрелять с двух рук и бывать в разных горячих точках нашей галактики. Даже здесь на Руде-9, на станции, полной мёртвых поселений и разнообразных тварей, я не переставал удивляться человеческой глупости. Ведь Сеня охотился уже не первый год, а всё равно продолжал проявлять некое подобие сострадания к бедам человеческим. Мне этого было не понять. У охотников не может быть сострадания. Переживая за других людей, ты отвлекаешься и проигрываешь схватку за себя.

— Выдвигаемся, — рявкнул я и рванул вперёд. Хотелось тоже присесть, поесть и обсудить увиденное, но не сейчас. Сейчас слишком опасно. Мы на открытом пространстве. Конечная цель не обнаружена. Если эта мать всех тварей здесь, то тем более надо быть собраннее, а не пускать слюни и жалеть каждого встречного.

Мягкие подошвы гасили звуки моих шагов. Сеня брёл следом. Спиной чувствовал, что он недоволен и хочет мне что-то сказать. Наверное, попросить взять с собой Илью. Раздобыть где-то самоходные носилки и вернуться за Ильёй. Продлить его мучения. Нормальный охотник давно бы добил раненого товарища. Но не Сеня. Странный он. Странный и очень опасный.

Мы идём по разбитой дороге, вдоль поломанных щитов-экранов, на некоторых можно прочитать рекламные слоганы. «Помоги корпорации "Зверобой" — подари себе богатство», «Руда-9 — дороже, чем на Энцеладе, но дешевле, чем на Глизе», «Купившим релвайс медицина бесплатно». Я иду и жалею, что меня занесло сюда. Не купи я этот чёртов релвайс, ничего бы не было, а так…

Дорога закончилась, и мы упёрлись в рощу из кривых деревьев, чьи верхушки касались земли, а стволы изогнулись, словно подковы. Большущие арки стволов были оплетены цветущими виноградниками. После вымершего и грязного посёлка показалось, что мы вышли к цивилизации. Сочные травы качались от бриза, создаваемого станционными фильтрами. Вместе с синими полевыми цветами получались сине-зелёные волны, которые накатывались на нас и тут же убегали обратно. Мои линзы неприятно защипало. Я прикрыл глаза и проморгался. Неужели добрались?

— Как здесь красиво, — оглядываясь, с глуповатой улыбкой на ожившем лице протянул Сеня.

Вот что значит поесть немного в голову, подумал я, глядя, как Сеня с опаской идёт вперёд, утопая по пояс в траве. Значит, мне будет по грудь, машинально отмечаю, если в траве притаится хоть один жук — нам хана.

Осторожно, крадучись мы продвигаемся в глубь зелёного моря. Проходим под одной аркой, под второй. Капли пота бегут по моей шее на воротник охотничьей куртки. Арамид быстро впитывает влагу. Универсальный материал. Не знаю, как Сене, а мне становится муторно. После Новорайска, где всё было предельно понятно и страха ни капли, сейчас меня разбирает дрожь. Указательный палец так и норовит соскочить со спускового крючка. Хочется вырубить Сеню и оставить здесь, чтобы шума было меньше.

Вверху раздаётся скрежет металла как раз над третьей аркой, под которой мы уже почти прошли. Одновременно вскинув автоматы, видим странных существ в белоснежных хитонах. Они с хлопаньем огромных крыльев не меньше пяти метров каждое, цепляются когтями за верхушки арок и свешивают остроклювые морды. Пернатые тела лоснятся от жира, головы, как у орланов. Не сговариваясь, падаем ничком в траву и затихаем. «Таворы» смотрят вверх настороженно, ждут моей команды.

Проходит полчаса и птицы-переростки, прикрыв глаза, засыпают. Слышен размеренный свист.

— Ползём вперёд, — шепчу я Сене. — Голову высоко не поднимай.

Моя охотничья куртка и штаны из арамида трутся о траву с отвратительным звуком скольжения бумаги о стекло, но твари не просыпаются. То ползком, то на четвереньках, медленно продвигаемся вперед. Я всё время боюсь зацепиться рюкзаком за клюв: тогда вся стая накинется на нас и порвёт в клочья, как жук Илью. Уверен, у напарника зреет желание убить меня. Он часто оборачивается и пристально смотрит, как я мучаюсь, пытаясь не скрипеть. Время уходит, руки и ноги дрожат уже не только от страха, но и от усталости. Невнятное мычание Сени прерывает мои страдания.

— Что ты хочешь, — шиплю я. — Скажи чётче.

— Башня, — шипит Сеня в ответ. — Я вижу башню.

Поднимаю голову, но вовремя останавливаюсь: привыкший немного к свисту спящих тварей, я теперь почти не слышу его. Горячее дыхание. Оно обжигает шею, хочется резко дёрнуть головой и перекатиться в сторону, только чтобы не чувствовать его на своей коже. Но я понимаю, что тварь может и среагировать, откусив мне голову по самые плечи. Очень, очень медленно опускаюсь грудью на землю и переворачиваюсь на спину. Надо мной висит огромное чудовище — куда крупнее своих собратьев. Чем глубже в рощу, тем дороднее экземпляры. Искушение приходит неожиданно, словно дружеский подзатыльник. Направляю автомат в макушку висящей надо мной твари. В висках стучит: убей, убей, убей. Отдёргиваю в последний момент, чуть не нажав на крючок. Нет, не надо, не хочу… Жить хочу, а стрелять уже надоело, настрелялся на всю жизнь вперёд, какой бы она у меня длинной или короткой ни была.

— Какая башня, придурок?

— Высокая, — отвечает Сеня.

Ползу на спине. Мне страшно. Мне, сержанту Михаилу Альтаинскому, так страшно, словно я никогда никого не убивал и не выворачивал кишки инопланетным тварям наизнанку. А их было много, и на Марсе, и на Глизе, и на Энцеладе — везде были твари. Уродливые, некрасивые, непонятные. Мы отстреливали их по релвайсам. Покупали релвайс ехали в горячую точку и убивали. Много убивали! По количеству и качеству тварей нам потом платили большие и маленькие деньги, каждый релвайс отбивался сторицей. Главное, было не помереть при его выполнении.

— Давай к ней, — шепчу я Сене.

Мы потихоньку встаём на ноги и чешем к башне. Арки с чудовищами закончились, а трава — нет. Наш тихий шорох дергает мне нервы, хочется приложить Сеню прикладом и оставить его здесь, чтобы он не шумел, но руки только крепче сжимают автомат. Тогда на ум приходит неожиданное решение. У меня же на поясе два трофейных керамбита. Можно одним точным движением перерезать ему горло. Чем ближе мы подходим к башне, тем больше хочется убить Сеню. Он тоже бросает на меня странные взгляды. Наши желания верно совпадают.

На верхушке башни шевелится живое золото. Я вижу его, ощущаю теплоту, нежность и счастье, которыми полнится моё сердце, карманы, душа. Раздирают противоречивые желания. Убить или поделиться? Ответа нет. Руки порываются стрельнуть в спину товарищу, голова говорит, что не надо. А до башни метров пятьдесят. Она возвышается над нами витьём трав и стволов деревьев. Толстые брёвна переплетаются между собой как звенья цепи, уложенными по кругу. Каждый виток цепи больше предыдущего.

Вдруг перед нами шевелится трава, словно там кубло змей. Сеня приостанавливается, а потом начинает беспорядочно стрелять в траву. Гильзы звенят, сталкиваясь в воздухе, срезанная очередью трава сыпется на землю, обнажая влажные сиреневые глаза и жало длинной с мой автомат. Я бросаюсь вперёд и в сторону, уходя кувырком от острого наконечника очередной твари. Здесь их много. Не хочу стрелять, мой опыт говорит, что неожиданный спринтерский бег с перекатами поможет лучше. Резкими рывками прыгаю вперёд, переходя местами на бег, за спиной не умолкая, стрекочет Сенин «Тавор». Спина напрягается до боли в позвоночнике, кажется, что следующий выстрел предназначен именно мне.

С разбегу запрыгнув на стену башни, подтягиваюсь вверх, пока не залезаю на третий ряд деревянных цепей. Там нахожу вход, оплетённый цветами широкий проём. Забравшись внутрь, прислоняюсь к стене и часто дышу. Надо восстановить дыхание. Пот ручьями капает со лба на куртку, заливая глаза. Понемногу прихожу в себя, вдруг ужас прошибает полярной мерзлотой. Мой автомат, мой лучший боевой друг, остался внизу. Подойдя к проему, выглядываю наружу. Там, среди зелени и душистой травы, должны быть Сеня, твари и мой «Тавор», но внизу только плещется сине-зелёное море. Тяжко вздохнув, отворачиваюсь. Пора двигаться дальше. Острыми крючьями дёргает любопытство к золотой верхушке. Оно манит меня, отвлекая от потери товарища.

Осматриваюсь. Дупло цепи выходит на винтовую лестницу с грубыми ступеньками из чёрного дерева, вьющимися вокруг отполированной до зеркального блеска сердцевины. Ещё секунду назад там ничего не было, а я сидел в обычной ячейке похожей на капсулу с гладкими стенами. Теперь же сверкает лестница… Взяв обратным хватом по керамбиту, осторожно поднимаюсь. В голову лезут неприятные мысли о самоубийстве. Что-то инопланетное настойчиво пытается влезть в меня. Хочется перерезать запястья и истечь кровью, так и не дойдя до золотой верхушки, чтобы не осквернить её собой. Чем выше поднимаюсь, тем больше осознаю, что моё место не здесь, что я инородное тело на этой планете — песчинка. Человечество не должно быть здесь. Каждый шаг на новую ступень приносит жуткие страдания. Борюсь за жизнь с самим собой и телепатической тварью. Моей воли с трудом хватает для скрещивания рук на груди. Пытаюсь контролировать смертоносные жала — мои кисти, слившиеся с керамбитами в одно целое, пока не упираюсь в дуло автомата.

— Ты бросил меня, — Сеня с трудом поднимается со ступеньки. — Убью, сука.

Как он смог добраться сюда первым? Такого не может быть! Или… Неужели борьба с инопланетной заразой внутри моей головы украла столько времени?! Передо мной как во сне мелькают Сенины окровавленные штаны в крупную дырку. Всё-таки арамид не панацея от инопланетных тварей, но вот от пули в упор он может спасти. Значит, ещё поборемся. Пытаюсь уйти с линии огня, крутнувшись на месте, но Сеня не промахивается, вовремя нажимая на спусковой крючок. Дуло автомата, скользнув по шее, изрыгает пламя. Плечо жжёт дикой болью, в глазах плывут круги. Выстрелив два раза, «Тавор» заходится истеричными щелчками. У Сени кончились патроны. Меня отбрасывает назад, и я кубарем качусь вниз по лестнице. Секундное помутнение рассудка с провалом сознания на самую глубокую бездну и рывок обратно, к тупым ударам прикладом. Превозмогая выворачивающую руку боль, тыкаю жалом наугад. Крик! Кричит Сеня! Нож в ноге бывшего напарника. Кривое лезвие вошло по самую рукоять. Поворачиваю по часовой. От Сениного крика закладывает уши. Я с трудом выбираюсь из-под орущей туши и хромаю наверх, не забыв выдернуть нож. Хотя я его и так не забыл бы. Кольцо рукояти намертво прикипело к моему указательному пальцу.

— Козёл, я убью тебя, — заорал вслед товарищ. Щелчки разряженного автомата неприятно заклевали мне в спину.

Идти стало гораздо тяжелее. Правая рука повисла бесполезным канатом, в плече пульсировала такая боль, словно в нём ковыряли раскаленным болтом, а в голове кружилось так, что я еле успевал отдёргивать руку, чувствуя острие керамбита возле своего желудка. Желание убить себя вернулось с новой силой, поворачивая мое оружие против меня же. Устав от этой борьбы я рискнул избавиться от ножа. С силой вогнав его в тело ступеньки, попытался выкрутить из рукоятки палец, но он как приклеенный намертво, засел в нём и не хотел вылезать. Я опустился на колени и попробовал помочь себе головой, впившись зубами в кисть и потянув её на себя. Брызнула кровь, по нёбу разлилось солёное тепло. Палец продолжал упорно держаться за кольцо. Тогда я разжал зубы и сплюнул кровь. Мысль, что стоит мне только сдаться, оставив, всё как есть, и собственная здоровая рука тут же прирежет меня, не давала покоя. Посидев немного и покачавшись из стороны в сторону, я решил пойти на отчаянный шаг. Стиснув зубы и собрав остаток сил, я рванулся вверх. Кость, как сухая ветка, хрустнула, палец со звуком разрываемой плоти выскочил из ловушки. Холодный пот и нечеловеческий крик боли пронзил меня насквозь иглой. Я упал на спину, вокруг сгустилась тьма.

— Убью… сука… убью…

Я краем уха слышал как ползёт Сеня, приговаривая засевшую в его тупом мозгу скороговорку. Убить хочет меня. Ну-ну, ещё пару минут и не успел, я бы сам себя прирезал, а так мы ещё посмотрим кто кого. Перевернувшись на живот, неуверенно поднялся на ноги, плохо видя, куда их ставить, пошёл. Шаг за шагом, крик за криком, капля за каплей.

— Убью… — Голос Сени звучал всё тише, на душе становилось всё спокойнее.

Время жгло кишки диким голодом. Не ел я с прошлых суток, не отдыхал ещё дольше. Толкало меня вперёд уже больше неведомая сила, чем я сам. Может, злость, может, жажда жизни, а может, то странное живое золото, которое притянуло меня сюда с цветущей рощи. Хотя я почувствовал едва уловимые перемены раньше. Ещё в городе… Илья! Верняк! Это случилось после его стенаний. Он послужил этой телепатической твари проводником! Но кто же она и чего хочет? Убить или…

Постоянно думая о ней, я, наконец, вышел на ровную площадку. В глаза ударил яркий свет мощного прожектора. Прикрыв глаза локтем здоровой руки, осмотрел место. Огромные листья росли вдоль края площадки, представляя собой некое ограждение с острыми концами. Напоровшись на такой лист, можно было смело расстаться с жизнью и со своей второй половиной. Разрезало бы как масло, да. Я отвлёкся от убийственных мыслей и посмотрел на пол. По нему бежали тени, и бежали они почему-то в сторону света. Пол то искрился серебром, отражая жёлтый свет, то становился матовым, когда по нему пробегала очередная тень. Тени были разные: и жуков, и летучих зверей, и даже охотников.

— Любуешься собой?

Вопрос прозвучал неожиданно. Я дёрнулся как от хука и на секунду опустил руку. Яркая вспышка снова ударила по глазам.

— Нет, — тихо ответил я. Мне уже было всё равно, страх ушёл. На простреленной Сеней руке ещё болтался один серп керамбита, и я чувствовал, что отгрызу его вместе с рукой, но защищу свою жизнь.

— А что ты тогда здесь делаешь?

— Хочу жить, — сказал я, направляясь к свету. Но, пройдя несколько метров, упёрся в невидимую преграду. Недолго помучавшись с её преодолением, спросил: — Кто ты? Я тебя не вижу.

— Вынь глаза.

— Что сделать?

— Вынь свои вторые глаза.

Он хочет, чтобы я вынул линзы, доходит до меня. Но как? У меня только четыре рабочих пальца на левой руке и всё, а линзы вставлял специальный медицинский робот перед отправкой на Руду-9. Эта услуга входила в состав стандартного оснащения охотника, купившего релвайс. Как я могу их вынуть, не затолкав себе глаза внутрь черепной коробки?

— Как? — раздражённо спросил я. — У меня толь…

Дикая боль сковала моё тело, по сравнению с которой, две пули, засевших в плече, и оторванный палец были детскими забавами. Слёзы непроизвольно брызнули из глаз. Я почувствовал, как инородные тела похожие на древесные щепки выходят. Видимость сначала полностью пропала вместе с ярким светом, а потом вернулась мягкими полутонами. Я перестал видеть цифровые подписи: трава — зелёная, дом — серый, жук — чёрный, грязь — болотная. Это испугало сильнее, чем сжимающая рёбра боль.

— Прозрел? — спросил меня позолоченный шатёр, похожий на земной церковный купол.

— Вижу тебя, — с усилием ответил я.

— Хорошо.

Хватка, сжимающая меня, ослабла, а потом и вовсе пропала. Я с облегчением вздохнул полной грудью, поморщившись от боли, и промокнул рукавом слёзы. Теперь я чётко видел купол. Он был внушительных размеров, раз в пять выше меня.

— Подойди к краю, — приказал голос из купола.

Тело помимо воли повиновалось, и ноги сами подвели меня к краю башни. Зубья гигантских лепестков смотрели в небо. Мои мысли завертелись вокруг собственной казни. Существо, прятавшееся внутри золотого шатра, наверное, захотело меня убить. Вот и конец, подумал я. Стоило переться в такую даль, чтобы тебя казнили, как глупое животное. Как кусок безмозглого мяса, которое не достойно даже узнать ответы…

— За что, — тихо прошептал я себе под нос.

— Посмотри вниз.

Моя голова непроизвольно наклонилась, парапет башни стал прозрачным. Вдоль всего горизонта насколько хватало глаз, летали алые, коралловые, бирюзовые шапки одуванчиков. Воздух наполнился разнотравьем. Огромные стаи птиц в перламутровых хитонах кружились между ними. Приглядевшись, я понял, что это не орланы под арками, мимо которых я с таким трудом проползал, боясь сделать лишнее движение, а человекоподобные существа. Там были мужчины, женщины, дети. Они громко смеялись и срывали тычинки одуванчиков, держа их в руках как пёстрые зонтики. Внезапно, пошёл дождь. Внизу, на вспаханной грядками земле появились карликовые побеги зелёных насаждений. По мере того как лил дождь, они всё росли и увеличивались в размерах. Вскоре появились маленькие зверьки, отдалённо напомнившие мне жуков, и начали собирать в мешки траву. Чем дольше я на них смотрел, тем больше хотелось, чтобы они успели насобирать травы, пока шёл дождь. Мне почему-то показалось это очень важным.

— Это жители Руды-9, — сказал голос. — Настоящие жители, которые должны жить здесь. А это вы!

Я увидел продолговатые блестящие корабли. Они садились на грядки, выжигая соплами зелень по периметру своих посадочных днищ, распыляли ионными пушками одуванчики, задевая ничего не понимающих «птиц». Дальше началось тотальное истребление местной флоры и фауны и постройка станций. Станции чёрными плитками облицовывали планету. Так продолжалось довольно долго, пока не появились жуки с орланами. Они стали ловить людей и рвать их на части, отрывая руки, откусывая головы вместе со скафандрами. Выжившие люди в панике бежали к кораблям. Казалось, жители Руды-9 одержат победу, но в планету с орбиты ударил сильный луч красного света, убив всех: и людей, и инопланетян.

— Что это, — спросил я в оцепенении. Перед глазами до сих пор стояла картинка бегущей к космодрому семьи, где мать останавливается, чтобы подождать отца с маленькой дочкой, и излучение от красного луча, накрывает их, расходясь волнами по всей планете.

— Это изменило мой климат, — прозвучал ответ.

— Но… но…

— А потом снова появились вы.

Я хотел спросить, кто он или она, или оно, но мой язык словно гвоздём прибили к нёбу. Значит, после терраформирования люди вернулись и заново отстроили свои станции. Посчитав, что они полностью уничтожили инопланетные формы жизни и создали для себя комфортные условия. Построили Новорайск, Новопоселково, Новосчастин и многие другие. Но инопланетяне выжили и вернулись. Теперь все города разрушены — поселенцы мертвы. Даже такие охотники, как я и Сеня, и Илья всего лишь разменная монета для правительства Земли, не желавшего признать поражения, как и первые поселенцы, как и коренные жители Руды-9…

— А как же…

— Или умереть, или посмотреть снизу вверх, а не сверху вниз.

На меня навалилась дикая усталость. Хотел ответить, что мне всё равно, что со мной будет, но вспомнил Илью и его слова о матери тварей. Он наверняка выбрал «снизу вверх», а не смерть, поэтому ещё был жив. Но жук, он же убивал Илью, толкая своими рогами в одном ему известном направлении! Чтобы было дальше, не убей я того жука? Какая судьба ждала Илью? Что же делать? Я облизнул губы, мне нестерпимо захотелось вернуться назад к рекламному плакату с продажей релвайсов и гордо пройти мимо него, не записав номера. Зачем я это сделал, зачем я приехал сюда убивать этих птиц, жуков, ящериц… Зачем? Денег не было? Заработал бы в том же Макдональдсе. Жарил бы булочки по рецепту, не меняющемуся уже столетиями, и горя не знал, а так приперся сюда, через всю солнечную систему… Для чего? Чтобы умереть? Да? Нет!

— Я не хочу умирать, — сказал я.

— Тогда ты посмотришь снизу вверх.

Меня снова сжала неведомая сила до хруста в рёбрах и потащила вверх. Краем глаза я успел увидеть, как на площадку вползает Сеня, оставляя рядом с моими следами собственные кровавые следы. Лицо Сени скривило бешенство.

— Убью, всех убью… Жуков, орлов, Бурого… Умру, но убью. Слышишь, Бурый! Тебя, сука, первым…

Подъём так же резко оборвался, как и начался, и я стал падать вниз. Меня уже ничего не сжимало и не удерживало. Крик Сени растаял обрывками эха. Зелёная роща стремительно приближалась, и я понял, что смерть не так уж и страшна, если точно знаешь, когда она случится. Кольца деревянной цепи мелькали всё быстрее и быстрее, в ушах свистел ветер. Перед самой землёй я ощутил на шее горячее дыхание, а спину пронзили стальные когти, пробив охотничью куртку и войдя в моё тело как в масло. Заорав от нестерпимой боли, я вырубился.

Сознание возвращалось обрывками. Вот, я смотрю в опаловое небо; вот, мои ноги оплетают сучья винограда; вот, я вишу вверх тормашками на подкове дерева. Полностью пришёл в себя нескоро, наверное, прошло много времени с тех пор, как меня спустили…

Я раскачиваюсь в коконе из веток и трав. Мысли постоянно путаются. То хочется взмыть и расправить крылья, то кажется, что возле меня в траве таится хищный зверь. Иногда клекочу песни для матери, которая свила гнездо рядом со мной и теперь сверкает огнём, даря мне свою силу. Я счастлив. Тело ещё побаливает после того, как я выпал из гнезда, но вскоре боль проходит и я чувствую себя лучше. На сезон дождей уже полностью опериваюсь, и старшие братья берут меня в пробные полёты. Однажды мы учимся пикировать над рощей, вдали от дома и я замечаю в траве существо незнакомое и страшное. Описав несколько осторожных кругов над необычной находкой, зову братьев и сажусь возле неё. Клюва не замечаю, как и крыльев. Вместо когтей его ноги заканчиваются загнутыми в обратную сторону жёлтыми стопами. Они бесперые, как и всё тело незнакомца. Туловище поблёскивает оранжевыми лоскутками. Внутри меня шевелится чувство жалости, словно я откуда-то знаю это существо. Наконец, подлетают братья.

— Кто это? — интересуюсь я, чистя перья.

— Это враг, — отвечает Теос, самый старший брат нашей стаи. — Скоро мы покажем тебе, где он прячется.

Подлетевшие братья грозно клекочут в тон с Теосом, отрывая куски от врага. Я начинаю вторить им, расклёвывая вражьи стопы. Но они снова отрастают раз за разом, полыхая ядовитой желтизной. Кажется, этому никогда не наступит конец.

_