Часть III. 1098

– Боже мой, Годфри, бедный Годфри – Амори вытер слёзы.

– Что они сделали с Жилем – Кристоф отшвырнул рукой стоящий перед ним кубок – Сволочи! Мрази!

– Как нам быть с Роже? – тихо напомнил Жерар. Жиль, перед тем как ему ампутировали изуродованную руку и он потерял сознание, рассказал друзьям всё, что произошло в пыточной.

– Не упоминай этого поддонка при мне – пробурчал Матьё.

– Успокойся, Матьё, давай всё-таки не забывать, что Роже был нам другом с самого детства – попытался его осадить сын графа.

– Да, и готов был впустить в город армию мусульман, лишь бы его не били! – взорвался племянник аббата.

– Не горячись – Кристоф тяжело выдохнул – Амори, приведи пожалуйста Роже сюда.

Через минуту трясущийся от боли, лихорадки и страха сын виконта предстал перед своими друзьями.

– Простите, простите – не переставая, шептал он.

Амори поставил Роже посреди комнаты, но ноги крестоносца не выдержали и сын виконта рухнул на колени.

– Ты предал нас – тихо, но жёстко произнёс Амори.

– Ты предал не только нас, но и всё благородное и святое. Если бы сарацин предложил тебе перейти в ислам, ты бы и на это согласился, лишь бы тебя не пытали. Жиль вытерпел адские муки, которые не каждый переживёт. Годфри умер. Они оба поступили как настоящие рыцари. Да, они кричали, молились, рыдали, но они не предали своих друзей и свою веру. А ты слабак и трус. Для меня ты умер там, для меня нет больше Роже Локерби – сказал Жерар, каждым словом уничтожая сына виконта.

Матьё приблизился к стоящему на коленях Роже и встал над ним. Его щека нервно подёргивалась от презрения и негодования, которые он испытывал по отношению к своему бывшему другу. Матьё не произнёс ни единого слова и лишь смачно плюнул у самых колен Роже. Слова тут были излишни.

Сын виконта весь трясся от плача. Амори, Жерар и Матьё прошли мимо него, и вышли из комнаты, не желая больше видеть предателя.

– Эх, Роже… Что же ты наделал?.. Жерар прав – в том монастыре мы потеряли двух друзей. И для тебя было бы лучше действительно там умереть. Чёрт, Роже, о чём ты думал? Ты же сын виконта, прирождённый рыцарь, но, вместо того, чтобы подать собой пример остальным, испугался побоев как последний крестьянин. Единственное, что теперь тебе остаётся, это уйти отсюда. И я очень рекомендую тебе никогда больше не попадаться никому из нас на глаза.

– Ссспасибо, Кккристоф, сссспасибо – Роже попытался прикоснутся к ногам сына графа, но тот брезгливо отпихнул предателя.

– Прощай… и да простит тебя Бог – Кристоф быстрым и решительным шагом вышел из комнаты.

– Чёртов ублюдок. Он убил Годфри, изуродовал Жиля, сломал Роже, а сам так просто сдох, совершенно случайно – Амори ударил кулаком по стене.

– Я сказал ему, чтобы покинул город – тихо произнёс сын графа.

– Ты всё правильно сделал – согласился Амори.

****************************************************************

Годфруа решили похоронить на местном христианском кладбище. Тело на кладбище понесли Кристоф, Амори, Матьё и Жерар. Танкред и Раинульф сопровождали их.

Священник прочитал заупокойную и предложил кому-нибудь сказать что-либо. Крестоносцы молчали, никто не мог решится на этот последний, прощальный шаг. Священник же неловко переминался с ноги на ногу, не зная, чем заняться.

– Прощай, Архиепископ – наконец, произнёс Кристоф.

– Прощай, дружище – тихо прошептал Амори.

– Прощай – голос Жерара почти никто не услышал.

– Прощай, Годфри – Танкред отошёл в сторону, чтобы никто не заметил выступившие слёзы.

– Прощай, друг – произнёс Раинульф.

Матьё не мог ничего сказать, еду душили слёзы. Крестоносец рухнул на колени, закрыв лицо руками. Амори и Раинульф осторожно помогли встать ему на ноги и отвели в сторону, чтобы дать прийти в себя. Кристоф, Жерар и Танкред принялись закапывать могилу.

– Подождите! – чей-то голос прервал работу крестоносцев.

К могиле подбежал сильно исхудавший Тома, а за ним Изабелль. Кристоф, Амори и Жерар удивлённо воззрились на сенешаля.

– Прощай, Годфруа де Буссуа – сказал Тома, закусил нижнюю губу и отвернулся, ища взглядом сына графа. Найдя его, сенешаль подошёл к Кристофу и отвёл его в сторону.

– Он… он был хорошим человеком, Кристоф. Я понимаю, что это значит для тебя… Так не должно было быть… Это моя ошибка – сокрушённо произнёс Тома.

– Здесь нет твоей вины – ответил сын графа.

– Есть. Если бы я вернул вас обратно ещё в Константинополе, когда это было возможно, то ещё бы были живы Поль и Годфруа, Жиль не стал бы калекой, а Роже – предателем и трусом. Но я был слишком доволен тем, что ты последовал моему совету, я был слишком горд… Я был так рад, что ты стал таким рыцарем, а не сопляком, за которого всё решили его родители… Если бы только тебя бы видела твоя матушка… – сенешаль склонил голову.

– Мы знали, на что мы шли. Никто из нас не может знать, вернётся ли он домой. Я думаю, если бы Годфри предупредили, что он найдёт здесь свою смерть, он всё равно бы пошёл с нами – тихо произнёс крестоносец.

– Всё это… Чёрт, мне страшно за тебя, мальчик мой.

– Я пока жив и умирать не хочу… Знаешь, приходи сегодня ко мне вечером.

– Как там Жиль?

– Пока ещё не пришёл в себя, но, думаю, он поправится… О чём это я… Он же теперь… Чёрт, Тома, как люди могут делать такое с людьми? Это же… – Кристоф сдержал слёзы.

– Звери убивают зверей ради еды или из обороны, но только человек способен мучить и истязать себе подобного… Мы можем лишь молить Бога, чтобы всё это не сказалось на разуме Жиля...

– Да… Тома, можно тебя попросить об одной услуге?

– Всё что угодно.

– Разберись с Роже. Я не хочу, чтобы он попался кому-нибудь из нас на глаза.

– Я всё сделаю.

– Тогда до вечера.

– До вечера, Кристоф – сенешаль и крестоносец обнялись. С Изабелль сын графа успел лишь встретиться взглядом, прежде чем она ушла вслед за Тома.

– Есть что-то, чего мы не знаем? – тихо спросил Жерар.

– Ничего особенного – сын графа вернулся к друзьям.

– Насколько я помню, Тома гнался за нами от самого дома, а теперь вы беседуете, как будто у него нет задания вернуть тебя обратно – напомнил Жерар.

– А он и не собирался его выполнять, потому что полностью нас поддерживает – ответил Кристоф.

– Тогда зачем было нужно устраивать весь этот балаган? – искренне удивился Амори.

– Тогда мне это казалось весёлой затеей. А Тома нужно было делать вид, что он делает всё возможное, чтобы нас вернуть, ибо с ним был тот монах из аббатства, да и Полю он полностью не доверял из-за его пьянства – сказал сын графа – Как там Матьё?

– Плохо… как и мы – ответил Амори.

****************************************************************

– Только лишь благодаря Богу и ниспосланному Им Копью мы смогли одержать победу над нечестивыми сарацинами! – доказывал с пеной у рта граф Раймон.

– Да, да, вы правы, Копьё взяло и само всех перебило, а мы все стояли в сторонке и смотрели на это зрелище – съехидничал Боэмунд.

– Нормандская свинья! Не смей богохульствовать! – взбеленился тулузский граф.

– Вот не надо тут трогать норманн – вскочил на ноги герцог Роберт, но сын Гюискара положил ему руку на плечо, усаживая обратно.

– Я-то, граф, как раз не богохульствую, а вот вы определённо желаете сделать культ из этого обычного куска дерева – заметил хитрый сицилиец.

– Да как ты смеешь! – граф Раймон кинулся на Боэмунда с кулаками, но Балдуин Бурский и Эсташ Булонский схватили разбушевавшегося крестоносца за руки и завели их за спину – Отпустите, собаки!!!

– Прекратите весь этот балаган. Выставляете себя на посмешище. Уже голова раскалывается от ваших воплей – слегка нахмурил лоб герцог Готфрид – Граф, если уж вы так настаиваете на том, что мы победили не благодаря тому, что Боэмунд умело руководил войском, а лишь благодаря Копью, ниспосланному нам Богом, а Он в любом случае нам помог на том поле сражения, то пускай ваш священник[1], которому было откровение, пройдёт испытание Божьим Судом[2].

Тулузец с благодарностью в глазах посмотрел на булонца, как на единственного, кто не теряет веру и всегда найдёт верное решение.

– Огонь не сможет опалить ни одного волоска на его голове – в глазах пожилого, еле живого после болезни графа все могли видеть огонь фанатизма.

– Что ж, завтра и выясним, кто прав в вашем споре, а пока предлагаю всем отдохнуть – герцог Готфрид первым покинул зал.

– Смотри, как старик уверен в своей победе – шепнул на ухо Кристофу Танкред.

– Я не пойму, чему так радуется граф? Ведь не может быть такого, чтобы огонь не спалил не единого волоска – задумчиво произнёс сын графа.

– Сын мой, ваша вера слишком слаба. Укрепите же её – наставительным тоном произнёс Боэмунд, проходя мимо, и даже наглядно сложил руки вместе перед собой, изображая монаха.

****************************************************************

Вечером в доме у Кристофа собрались все те, кто знал и хотел проводить Годфруа в последний путь.

– Теперь я буду постоянно с вами. Больше нет смысла прятаться. Я итак допустил слишком много ошибок – Тома сокрушённо покачал головой. От него сильно несло вином. Изабелль сидела рядом с сенешалем и внимательно наблюдала за ним. Впервые в жизни девушка видела Тома пьяным.

– Всё в порядке, Тома… Я думаю, Годфри был бы рад, чтобы… чтобы мы не опускали руки… чтобы мы помнили его… Эх, Гофри… ты навсегда с нами – Кристоф последнюю фразу прошептал.

Крестоносцы молча выпили. Матьё уставился в кубок. Жерар вздохнул и прислонился спиной к стене. Кристоф смотрел в окно. Амори же пошёл посмотреть как там Жиль, который изредка бормотал и стонал во сне. Его лицо было обёрнуто в тряпицу. Друзьям приходилось поочерёдно наблюдать за искалеченным крестоносцем, чтобы он во сне не задевал культёй и боком что-либо.

Раинульф в полной тишине разлил вино по кубкам и все стали ждать возвращения Амори.

– Годфри был пожалуй единственным из нас, кто пошёл в Крестовый Поход не ради денег и славы, а ради веры – начал крестоносец, когда вернулся за стол – Он также был единственный, кто шёл освобождать Иерусалим, а не захватывать его. Но именно его Бог забрал. Почему? Я думаю, никто из нас не сможет дать ответ на этот вопрос. На то воля Божья.

Крестоносцы осушили кубки.

– Я с самого детства удивлялся, как Годфри всегда мог найти нужные слова, чтобы объяснить вопросы веры. Я вот верю в Бога, но при этом я понимаю, что многие Его решения и поступки для меня под завесой тайны. А вот Годфри даже никогда и виду не показывал, что сомневается. Я даже думаю, что он и не задавался подобными вопросами. Своей верой Годфри как бы всегда окупал наше малодушие и нашу приземлённость – произнёс Жерар.

– Он всегда переживал за каждого убитого, оплакивал врагов наравне с друзьями. Ведь, кстати, он не пошёл грабить тогда жителей города, как это сделали мы. У него было большое сердце, способное любить весь мир – сказал Раинульф.

Опять наступила тишина и никто не решался её прервать. Кристоф не выдержал этого давления и вышел из-за стола с желанием выйти на улицу, что и сделал. Крестоносец остановился у порога и глубоко вдохнул ночной воздух спящего города. В его глазах стояли слёзы. Сзади тихо приблизилась Изабелль, Кристоф легко понял это по её тихим, почти бесшумным шагам.

– Вы… – девушка хотела хоть что-нибудь сказать, чтобы как-то облегчить страдания сына графа, но понимала, что слова здесь не помогут. Поэтому она просто встала рядом и посмотрела туда же, куда был устремлён взор Кристофа.

– Схк… сколько я себя помню, мы всегда были вместе: Годфри, я, Амори, Матьё, Жиль, Жерар и Роже. Я даже никогда не думал, что может быть как-то иначе. Даже когда Амори женился и у него родилась дочь, мы всё равно собирались вместе… Ему было-то всего лишь двадцать два. Двадцать два! Разве это возраст для мужчины? А ведь он хотел пойти в монахи, но я его отговорил. Я говорил, что он… что… Господи, почему? Почему? – Кристоф осел на землю и уткнулся в колени, пытаясь хоть как-то скрыть свои слёзы от Изабелль.

Девушка присела рядом и просто обняла сына графа.

****************************************************************

– Аннет! Аннет!!! Стой! Куда ты?!

– Он опять бредит. Что будем делать? – Амори посмотрел на Жерара.

– Принеси мокрую тряпку. Положим ему на лоб – подумав, ответил тот.

– Годфри, помоги мне! Помоги! Нет, нет, нет! Не надо, я больше не выдержу! Нет!!! Годфри!!!

Жерар присел рядом с метающим в жаре Жилем и сжал его руку в своей. Бредивший крестоносец прямо таки железной хваткой вцепился в друга.

– Годфри, не бросай меня здесь! Он снова будет меня пытать!

Амори прибежал с намоченной тряпкой и положил на лоб Жиля. Постепенно, потеряв последние силы от бреда, крестоносец затих и провалился в глубокий сон.

– Иди пока поспи, на рассвете сменишь меня – чуть ли не впервые в жизни голос подвёл Жерара, выдавая его сострадание и печаль.

Амори кивнул и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

****************************************************************

Поздней ночью Кристоф пошёл провожать Тома и Изабелль до дома. Сенешаля пришлось нести на себе, потому что он был вдрызг пьян.

Дойдя до нужного дома, сын графа внёс Тома внутрь и уложил на лавку, находившуюся под окном.

– Как ты? – девушка посмотрела крестоносцу в глаза.

– Уже лучше. Спасибо тебе за всё – ответил тот.

– Пойдём, я тебя угощу козьим молоком – Изабелль взяла Кристофа за руку и повела к столу. Сын графа уселся на свободную лавку, пока девушка выкладывала на стол хлеб, сыр и кувшин.

– Откуда такая роскошь? – крестоносец удивлённо посмотрел на сестру Поля.

– Это всё Тома. Он где-то нашёл крестьян, которые разводят коз, и купил у них молоко и сыр – скромно улыбнувшись, ответила Изабелль.

Девушка присела на лавку, и они вдвоём принялись уплетать этот скромный поздний ужин.

– Однажды, когда мы были ещё маленькими сорванцами, всей толпой помогали отцу Жерара пасти коз, пока тот работал в своей кузне. Отец Жерара, пожалуй, лучший кузнец на всю округу. Но из-за своей доброты и старости часто становился жертвой разных ублюдков, которые легко обманывали его. В общем, пасли мы однажды коз и погнали их на холм, где росло большое одинокое дерево. В былые времена, когда ещё не было королевств и люди жили племенами, это дерево использовалось для наблюдений за местностью. С того времени на дереве остались прибитые доски-ступени...

– Но ведь за такое время они должны были стать трухлявыми – Изабелль с любопытством смотрела на преобразившегося Кристофа.

– Ты дослушай. Ну так вот, Виконт… о, мы в то время не звали друг друга по именам, ибо мы были сбежавшие из королевской тюрьмы неугодные Его Величеству лорды, рыцари и сеньоры. Я был Граф, Годфри – Архиепископ, Амори – Шут, Матьё – Узник, Жиль – Рыцарь, Жерар – Советник, а Роже – Виконт.

– А почему вы выбрали именно такие прозвища.

– Ну… я, потому что я сын графа...

– Это-то понятно. По той же причине и Роже – Виконт.

– Ну… Годфри с самого детства религиозен… был… – крестоносец остановился. Девушка легонько погладила его по руке, но этого хватило, чтобы вырвать Кристофа из тяжёлых дум – А?.. Да, это… Амори мы назвали Шутом, потому что он вечно всех развлекает. Матьё стал Узником, потому что жил у дяди в аббатстве за большими стенами, как будто в тюрьме. Жерар самый умный из нас, поэтому и Советник. А Жиль… Жиль всегда отличался рыцарским поведением… Эх, Жиль...

Изабелль снова пришлось наблюдать отключившегося от мира сего сына графа.

– Ты начал рассказывать про то, что Виконт что-то видимо хотел сделать, когда вы погнали овец на холм с большим одиноким деревом.

– А?.. Ну да… в общем, послал я Виконта следить за дорогой. А легче всего это было сделать, естественно, с дерева. И вот, пока Шут, Рыцарь и Архиепископ угоняли стадо овец с полей самого короля, пока я и Советник разрабатывали план ухода, Виконт полез по ступеням на дерево. На одной из них он и навернулся, так как она была вся трухлявая. Виконт грохнулся на землю и так хорошо приложился головой о землю, что мы решили, что он отдал Богу душу. Так вот, Архиепископ, будучи уверен, что Виконт умер, стал его отпевать (а он знал все молитвы, ибо в свободное время не вылезал из церкви). Каково же было удивление Виконта, когда он открыл глаза. Тогда был очень солнечный день и светило было как раз за головой Архиепископа. Он получился в таком ореоле света. Бедный Виконт подумал, что умер и попал в рай.

– А вы, небось, смеялись над беднягой? – улыбнулся Изабелль.

– До слёз. Это надо было видеть. Такого глупого лица, как у Виконта в тот момент, не было и не будет ни у кого… Эх, были времена. Как там сейчас? Как там отец? Он наверно сильно постарел из-за моего побега. Наверно, даже перестал думать, что я жив – сын графа задумался – О, что-то я засиделся, а тебе уже наверно спать хочется. Я пойду.

– Ну… ну давай – они встали из-за стола почти одновременно.

– Приглядывай за ним – крестоносец глазами указал на храпящего Тома.

– Присмотрю – девушка поцеловала Кристофа почти что в самые губы и сын графа, улыбнувшись Изабелль, пошёл домой.

Дойдя почти половину пути, крестоносец увидел свет в одном из окон. Там стояли два человека. В одном Кристоф сразу же признал графа Раймона по его внушительной фигуре и бороде. Вторым был какой-то монах. Они явно о чём-то долго спорили, так как голоса уже были на возвышенных тонах, а лицо тулузца было красным.

– Я не собираюсь проходить Божий суд! Сколько ещё раз вам надо повторить, что это безумие?!

– Малодушный, неужто ты сомневаешься, что Бог не даст тебе обгореть?!

– Не путайте веру с магией, граф!

– Причём здесь магия, монах? Бог послал тебе видение, Он тебя и защитит.

– Но это… это...

– Прекратите жевать сопли, вы же монах, воин Христа. А ведёте себя как тряпка!

– Не надо меня оскорблять, граф!

– Ну так и ведите себя так, чтобы не было даже повода.

– И всё же это безумие.

– Ну что за глупость! Почему я должен заставлять монаха поверить, что Бог его защитит?

– Просто Бог тут не пр...

– Хватит! Мне это уже надоело! Завтра вы либо пройдёте через огонь, либо я сегодня же вас сожгу с потрохами!

– Но, граф!

– Никаких но! Решайтесь!

– Я… я...

– Я тебя сейчас удавлю!

– Ххорошо, я пройду испытание.

– Вот так бы сразу. Идите спать, Пётр, завтра вам понадобится всё ваше мужество, которого у вас итак нет.

Кристоф отошёл от окна и направился домой, обдумывая услышанное. Что-то монах хотел сказать, когда граф его перебил, но что?

****************************************************************

Утром у церкви Святого Петра, где и было найдено Копьё, собрался народ, чтобы воочию увидеть испытание Божьим судом монаха Петра Варфоломея. Сам же монах затравленным взглядом смотрел на графа Раймона и епископа Адемара, стоявших рядом с ним.

Папский легат всунул монаху в левую руку крест, а в правую Копьё. Огонь уже был разожжён с двух сторон тропинки, по которой монаху надо было пройти.

– Сейчас начнётся веселье – ухмыльнулся Танкред.

Граф и епископ давали Петру Варфоломею последние наставления и, наконец, тот вышел к огню. Глубоко вдохнув воздух в лёгкие, монах пошёл по тропинке. Многие зеваки, стоявшие на улице, не могли видеть белого лица Петра Варфоломея. Наконец, монах прошёл огненную тропу и остановился.

– Вот видите! Что я говорил! Это Священное Копьё! Оно защитило его! – граф ликовал, чего нельзя было сказать о Петре Варфоломее, который ещё каким-то образом стоял на ногах и тупо смотрел в одну точку. Адемар и его люди быстро потушили огонь на рясе монаха и увели его. Разочарованная толпа же стала расходится.

– По-моему, этот монах опалил себе не только волосы – заметил Жерар.

– Ну и пусть себе ликует. Пошли отсюда – Кристоф развернулся и пошёл.

Друзья направились в одну из местных таверн, снова открывшихся после снятия осады с города. Выпив и закусив, они стали расходиться по домам. Сыну графа предстояло сменить Матьё у кровати Жиля и он поспешил домой.

Вернувшись, крестоносец застал за столом разговаривающих Матьё и Изабелль.

– Здравствуй, как вчера спалось? – сын графа не ожидал увидеть у себя дома девушку.

– Нормально – на лице Изабелль была тревога – Кристоф, Тома пропал.

– Может он пошёл к тем крестьянам – предположил крестоносец, садясь на лавку.

– Он бы уже вернулся. Тем более, он тогда бы предупредил меня – отрицательно покачала головой девушка.

– Он хоть что-нибудь сказал, когда уходил? – уточнил сын графа.

– Да. Что-то про важное дело, которое надо срочно сделать, пока не стало поздно – ответила Изабелль.

– Поздно? Что он имел ввиду? До темноты или… – задумался Кристоф.

– Или пока что-то не произошло? – добавила девушка.

– А может быть пока кто-то не ушёл или пришёл? – предположил Матьё.

– Что ты сказал? – сын графа посмотрел на друга.

– Ну может кто-то...

– Да, точно. Кто-то. Роже – вспомнил Кристоф. Матьё нахмурился при упоминании имени сына виконта.

– Причём здесь… он? – медленно выговорил племянник аббата.

– Притом, что я попросил Тома, чтобы он разобрался с ним – тихо произнёс сын графа.

– Что ты попросил? – удивилась Изабелль.

– Ну… я имел ввиду, чтобы он не попадался нам на глаза, чтобы Тома отвёз… его… Господи, да ведь Тома мог не так меня понять… он… он пошёл его убивать! – Кристоф схватился за голову – Что же я наделал?

– Успокойся. Если Богу угодно, чтобы этот… он остался жив, то Тома его не найдёт. Может он уже давно уехал из города – попытался успокоить друга Матьё.

– Я в этом не уверена. Он был тогда на похоронах. Когда вы ушли, Роже подошёл к могиле и долго там находился. Тома за ним наблюдал, я ещё никак не могла понять, зачем – рассказала девушка.

– Что же теперь делать? Как предупредить Роже? Да и жив ли он ещё? – сын графа вскочил на ноги.

– Сядь и успокойся, Кристоф. Сейчас ты уже всё равно ничего не поделаешь. Оставь всё в руках Божьих. От того, что ты сейчас начнёшь искать его, ты ничего не изменишь. У Тома было гораздо больше времени, да и искать он умеет лучше меня и тебя вместе взятых, согласись – Матьё сейчас больше всего походил на Жерара.

– Но… это же как-то… неправильно – сын графа снова сел на лавку.

– Неправильно поступил Роже – это да, а то, что мы сейчас не пойдём его искать – вполне нормально. Роже нас был готов продать за свою жизнь и то, что мы его не убили – для него счастье. Пускай теперь живёт своей жизнью. Но лично для меня он умер тогда же, когда и Годфри – продолжал племянник аббата.

– Да, наверное ты прав – Кристоф весь как-то сжался и смотрел на стол – Давай так, Изабелль, если Тома не вернётся в ближайшие два дня, мы начнём его искать.

– Ну… давай – девушка сама не знала, как быть, потому что привыкла, что обычно за неё решали Поль и Тома.

– Хорошо, а пока можно поесть. Как там Жиль кстати? – сын графа постарался снова вернуться к тому настрою, с которым вошёл в дом, но получилось как-то натянуто.

– Сегодня даже смог попросить попить, но потом снова уснул. Опять снились кошмары… Как ты думаешь, Аннет не оставит его, если увидит в таком состоянии? – Матьё озвучил вопрос, который мучил и Кристофа.

– Не знаю, не могу даже предположить. Я плохо её знаю, она нас как-то вообще не очень-то и жаловала – произнёс сын графа.

– Если она его любит, то примет и таким – тихо произнесла Изабелль.

– Я думаю, Жиля следует отправить домой, как только он оправится – предложил Матьё, глядя на дверь, за которой спал их друг.

– Думаешь, это будет лучше для него? Здесь всё-таки есть мы, его друзья, а там только Аннет – Кристоф упёрся подбородком в сомкнутые руки.

– Во всяком случае, во сне он зовёт её, а не нас – напомнил племянник аббата.

Девушка, видя, что крестоносцы погружены в разговор, встала изо стола и пошла за едой.

– Не знаю, Матьё, я боюсь оставлять его одного. Жиль пережил то, что не дай Бог кому испытать. Ещё неизвестно, каким он стал – нехотя признался сын графа, не глядя на друга.

Племянник аббата внимательно посмотрел на Кристофа, прекрасно понимая, что тот хотел сказать. Он и сам об этом думал. И так же боялся, что рассудок оставил Жиля.

– Давай оставим это решение на потом, когда он по крайней мере начнёт вставать с кровати – наконец, произнёс Матьё.

– Давай – согласился сын графа.

****************************************************************

– В чём дело? – Кристоф, сонный, прибежал в зал собраний.

– Дело пахнет дракой, дружище. Граф с дядей опять сцепились. Ты предупредил Амори, Жерара и Матьё, чтобы они ждали у тебя дома вместе с Раинульфом? – Танкред внимательно посмотрел на друга. Кристоф только сейчас обратил внимание, что сицилиец вооружён.

– Да, они уже дома и Изабелль там. А зачем тебе сейчас меч? – сын Ришара Бюлона вопросительно посмотрел на норманна – Неужто вы решили...

– Тсс, тихо, может и не придётся. Вот, на – Танкред протянул другу второй меч – Я думал, что Раинульф тебя предупредил, но на всякий случай взял ещё один.

– Он что-то такое говорил, но я как-то не обратил на это внимание – прошептал Кристоф, закрепляя перевязь на поясе.

– Кстати, этот монах, Пётр Варфоломей, ночью того, помер от ожогов – сообщил сицилиец – Ладно, пошли послушаем, что да как.

Друзья подобрались ближе к спорящим. Танкред постоянно кому-нибудь кивал и что-то объяснял на пальцах. Наконец, они подошли поближе и можно было услышать, о чём спорили.

– Я могу напомнить, на каких условиях я ввёл армию в город – Боэмунд был невозмутим.

– Не забывай, сицилиец, что мы все, и ты в том числе, поклялись отдать императору все земли, которые захватим у сарацин – возвышенным тоном чуть ли не кричал граф Раймон.

– Да где был твой император, когда мы тут землю жрали, а? – не выдержал герцог Роберт Нормандский – Если бы не Боэмунд, мы сейчас бы были рабами или трупами!

– К чёрту императора!

– Гореть ему в аду!

– Боэмунд молодец!

– Правильно герцог говорит!

– Хорошо сказал!

– Долой графа!

– Императорский жополиз!

– Тихо! – не выдержал герцог Готфрид от всего этого гомона рыцарей.

– Побойся Бога, Боэмунд. Нарушение клятвы – тяжкий грех – граф Раймон смог совладать с гневом, который был вызван оскорблениями в его сторону, но был красен как рак.

– А я и не нарушаю. Не знаю, как вы, граф, а я давно снял с себя какие-либо обязательства перед императором. Сначала он подло закрыл перед нами ворота Никеи, хотя именно мы завоевали её, наши люди там гибли. Затем же он увёл свою армию от границы, когда Кербога осадил нас, хотя если бы император удосужился нам помочь, выжило бы гораздо больше крестоносцев. Поэтому я считаю, что ничего не должен этому гнусному предателю – Боэмунд прекрасно осознавал, что он того же поля ягода, что и император Алексий Комнин, но ему не хотелось отдавать Антиохию во власть ромеев. Да и граф Раймон явно ратовал не из-за этой позорной клятвы, а опять-таки из-за города – ему также хотелось власти.

– Что ж, не хочешь по-хорошему, так я силой вот этого меча заставлю тебя исполнить клятву, варвар! – тулузец вытащил свой двурушник. Это стало сигналом для провансальских рыцарей, которые тут же окружили своего командира.

Но и сицилиец не медлил – Танкред, Ричард Салернский, Герман Канийский, Готфрид де Монтегю, Буаль Шартрский и Роберт Газский[3] уже собрали своих людей вокруг сына Роберта Гюискара. К ним также присоединились люди герцога Роберта Нормандского, Эсташа Булонского и Балдуина Бурского. После некоторого раздумья и герцог Готфрид выбрал сторону Боэмунда. Графа Раймона же поддержал Гуго де Вермандуа, часто бравший его сторону в спорах между предводителями.

– Побойтесь Бога! – попытался разрядить обстановку дофин.

– Не будем проливать христианскую кровь, граф. Вы прекрасно понимаете, что мы не отдадим город императору, ибо он его не заслужил. Если вы против – можете уйти – спокойно произнёс герцог Готфрид.

– Попробуйте меня прогнать! Я имею на него право, как и любой из вас, клятвопреступники! – граф Раймон был взбешён почти до изнеможения.

– Не смейте поднимать друг на друга руку! Вы же воины Христовы, а не разбойники. Вы посланы сюда, чтобы исполнить великую миссию. Город останется в руках правоверных христиан, а не этих… православных еретиков! – гневно произнёс Пётр Пустынник, которого вытолкнул из толпы Боэмунд, понимая, что только этого человека послушает богобоязненный тулузец.

Что и сработало: граф чуть ли не лопнул от переполнявшего его гнева, однако не осмелился пойти против воли того, кто и был организатором всего Крестового Похода.

– Ноги моей здесь больше не будет, пока этот ублюдок тут! Слышишь, ты, тварь, я сживу тебя со света, слышишь, клянусь! – граф Раймон выскочил из зала, а за ним и его воины. Чуть подождав, Боэмунд повёл своих воинов следом, дабы удостовериться, что буйный тулузец действительно покинет город.

Снаружи творился хаос – везде бегали и кричали люди, горели дома в разных концах Антиохии – было полное ощущение, что город снова переживал захват.

– Что здесь происходит? – Кристоф схватил за руку пробегавшего жителя.

– Крестоносцы убивать крестоносцы – испуганно промямлил тот. Сын Ришара Бюлона, удивлённый, отпустил руку жителя города и посмотрел на Танкреда, мрачного как туча.

– Это ж кто кого? – спросил он.

– Боюсь, что нас. Боэмунд приказывал собираться кучками по домам, но никак не убивать – наконец, выдавил из себя сицилиец.

Кристоф отыскал глазами сына Роберта Гюискара, шагавшего впереди. Его руки были крепко сжаты в кулаки. Герцог Готфрид что-то спросил у предводителя норманнов, сицилиец же только отрицательно покачал головой и кивнул в сторону уходящего графа Раймона.

Провансальцы уходили из Антиохии очень медленно и собранно – они закрывали собой своего предводителя, обнажив оружие во все стороны, напоминая тем самым римский легион. На разных улочках к ним присоединялись их же земляки, некоторые из них были даже ранены.

Дойдя до поворота на свою улицу, Кристоф с ужасом осознал, что его дом горит. Он ринулся в ту сторону, но Танкред железной хваткой удержал друга за плечо.

– Всё в порядке, слышишь! Успокойся, Раинульф увёл их в другое место. Дом был пуст – сицилиец всё пытался заглянуть сыну графа в глаза, дабы увидеть в них понимание сказанных слов.

– Но… но почему ты сразу не предупредил меня? – наконец, выдавил из себя Кристоф.

– Я не думал, что до этого дойдёт – ответил Танкред.

Всё больше воинов сжимали в руках оружие, всё сильнее разгоралась в них злоба. Граф Раймон очень быстро это понял и приказал своим людям поторопиться, пока воины Боэмунда их не поубивали за учинённые в городе беспорядки.

Наконец, впереди показались открытые настежь ворота. Провансальцы вышли из Антиохии и направились вглубь Сирии. Предводитель сицилийцев проводил своего врага взглядом, прекрасно понимая, что для него теперь Крестовый Поход окончен.

****************************************************************

Кристоф стоял у догорающего дома, когда к нему подошёл племянник Боэмунда.

– Знаешь, Танкред, когда мы брали Антиохию, я не пошёл грабить. Я тогда разговаривал с Годфри вон на той башне. Он не мог даже видеть, как мы, христиане, убиваем и грабим местных жителей. Тогда он сказал, что хочет уйти, вернуться домой, что он больше не хочет воевать. И именно он погиб под пытками… А сегодня эти же христиане, которые убивали и грабили сарацин, стали делать то же самое со своими собратьями только из-за того, что их вожди не поделили город. Значит, Годфри был прав и мы не лучше сарацин? – сын графа посмотрел на норманна.

– Нет, он неправ, точнее не совсем. Мы хуже, Кристоф. Сарацины – просто необученные варвары, а мы, те, кто должен нести свет, вместо этого несём им тьму. Что ты мне скажешь, если узнаешь, что не все дома подожгли люди графа Раймона? – тихо спросил сицилиец.

– Неужели и люди Гуго приняли в этом участие? – удивился сын Ришара Бюлона.

– Нет, дофин не знал, да и не догадался бы. Некоторые дома подожгли мы – произнёс Танкред.

– Но зачем?

– Чтобы другие военачальники встали на нашу сторону, Кристоф. Но я тебе клянусь, мы никого не убивали, дома были пусты – заверил друга норманн.

– Но вы все были в зале.

– Не все. Не было брата Ричарда Салернского, Раинульфа и Роберта Сурдевальского[4]. Им и было поручено поджигать дома со своими людьми.

Кристоф задумчиво смотрел на огонь, потом, видимо, очнувшись от тягот своих мыслей, посмотрел на сицилийца.

– А мой дом?

– Это не мы. Клянусь тебе.

– Тогда откуда ты знал, что он был пуст?

– Я перестраховался. Раинульф сразу после твоего ухода увёл всех в другое место.

– Чертовщина какая-то – сын Ришара Бюлона весь поник. Танкред мысленно выдохнул, обрадовавшись, что друг не стал его упрекать за поджоги домов.

– Пошли. Здесь нам больше нечего делать – предложил он.

– Пошли.

Буквально через несколько домов племянник Боэмунда завернул в одну из улочек и у второго дома слева постучал в дверь три раза. В ответ прозвучало пять ударов. Норманн стукнул семь раз. Тогда дверь открылась и высокий сицилиец впустил их.

Как только Кристоф очутился внутри, ему на шею бросилась Изабелль.

– Ты жив. С тобой всё в порядке? – девушка тут же собралась и, отпустив опешившего крестоносца, осмотрела его критическим взглядом.

– Дда – наконец, вымолвил Кристоф.

– Чего ты встал столбом? Пошли, там Жиль очнулся – Изабелль схватила сына графа за руку и потащила внутрь дома.

Раинульф и Танкред переглянулись и тихо засмеялись. Наконец-то напряжение спало и можно было расслабиться.

Войдя внутрь второй комнаты, Кристоф сразу увидел сидящего за столом Жиля, осторожно поедающего похлёбку левой рукой. Половина его лица была тщательно спрятана под тряпицей.

Амори, Жиль и Жерар сидели рядом и спорили, кто быстрее всех очистит свою миску. Заметив вошедшего сына Ришара Бюлона, все замолчали.

– Кристоф! Ты как раз вовремя. Мы только-только уселись есть – с довольной ухмылкой как ни в чём не бывало произнёс Жиль.

– Мы не стали пока говорить ему, что творится в городе. Честно говоря, мы и сами мало понимаем – прошептала крестоносцу на ухо Изабелль.

– А я всегда успеваю к обеду – нашёлся с ответом Кристоф и уселся на лавку напротив друзей. Девушка же пошла за миской с похлёбкой для него.

– Ну и как там снаружи? – серьёзно спросил Амори.

[1] Пётр Варфоломей (Пьер Бартелеми), монах из Марселя, утверждавший, что ему во сне привиделся апостол Андрей и поведал о том, что в Антиохии лежит Священное Копьё.

[2] В Раннем Средневековье способ выявления виновности: испытание огнём, раскалённым железом, водой (холодной и кипящей). Применялся, когда обычные судебные средства не давали нужных результатов. Разновидность Божьего суда – судебный поединок. Между спорящими назначались поединки: считалось, что Бог обеспечит победу правому над лжецом и преступником. Если обвиняли женщину, то за неё мог заступиться какой-нибудь рыцарь. В основе Божьего суда лежит религиозное представление о том, что истина может быть установлена только вмешательством Бога. С течением времени (в Англии в XII веке, во Франции в XIII веке) Божий суд был заменён судом присяжных, но методы его применялись в дальнейшем инквизицией.

[3] Знатнейшие спутники и боевые товарищи Боэмунда.

[4] Знатнейшие спутники и боевые товарищи Боэмунда