Часть III. 1098

– Ты думаешь, он действительно уйдёт? – Амори посмотрел на Кристофа.

– Да, он слишком устал от всего этого – ответил сын графа.

Друзья замолчали, обдумывая услышанное. Они вышли из ворот Антиохии в сторону передовых разведочных отрядов, ждущих появления Кербоги.

– Мы уже много лет вместе. А если всё-таки Годфри уедет, то это будет наше первое расставание. Мы же все как братья – тихо произнёс Кристоф.

– Когда-нибудь это всё равно должно было случиться – так же негромко заметил Жерар.

– Эх, Жерар, иногда так хочется треснуть тебе по башке. Ты что, вообще не испытываешь никаких чувств? – Амори удивлённо посмотрел на друга.

– Испытываю, просто стараюсь всегда держать их в себе – ответил тот.

– Эй, посмотрите – прервал друзей Кристоф, указывая вперёд.

Там крестоносцы увидели, что на холм взбирается какое-то существо. Осторожно приблизившись, друзья сначала признали в нём человека, а ещё позже, с ужасом для себя, Матьё. Он из последних сил пытался добраться до города, его волосы были всклокочены от крови.

– Матьё! – крестоносцы побежали в сторону друга и вскоре уже были рядом с ним.

– Кристоф… беда – еле проговорил Матьё.

– Что случилось? – сын графа знаками показал Амори и Жерару найти воду.

– Кербога здесь… Роже, Годфруа и Жиль в плену… – голова крестоносца упала на грудь.

****************************************************************

– Что же нам делать? – Кристоф посмотрел на собравшихся в зале рыцарей.

– Мы окружены. Кербога перекрыл все проходы. Мы можем сдать город, либо сражаться до конца, что лично я считаю более правильным – произнёс Боэмунд.

– Но как нам с ним бороться? – удивился Гуго де Вермандуа – Кербога привёл под стены Антиохии несмётные полчища сарацин.

– С нами Бог и мы победим – невозмутимо заметил герцог Готфрид.

– Давайте сейчас же нападём на этого нечестивца, взяв его тем самым врасплох – предложил Роберт Нормандский.

– Тем более, что у него в плену наши разведчики – напомнил Танкред.

– Исключено. Я не отдам своих воинов на такую глупую затею – тут же отбросил эту идею граф Раймон.

– А может быть получится с ним как-то договориться? – спросил Этьен де Блуа.

– Даже не стоит пытаться, мы не в том положении – отрицательно покачал головой Боэмунд.

– Чтобы я платил сарацину?! – изошёлся праведным гневом Раймон Тулузский, по привычке перебив сына Роберта Гюискара.

– Извините, я хотел бы напомнить вам, что в плену у Кербоги трое моих друзей – начал Кристоф.

– Да, да, Кристоф, мы это помним. Только, боюсь, сейчас мы им никак не сможем помочь – сожалея, произнёс Боэмунд.

– Их надо отбить – снова начал сын графа.

– Кристоф, не будь ребёнком. Ты же сам прекрасно понимаешь, что это невозможно. Мне очень жаль твоих друзей, но мы им сейчас никак не сможем помочь. Сарацины попросту всех нас перебьют в открытом бою – объяснил Боэмунд.

Кристоф хотел было ответить сицилийцу, но понял, что это бесполезно и плюнул в сердцах.

– Извините, я понимаю. Я лучше пойду, ибо ничего дельного сейчас вам предложить не смогу – произнёс он и направился к двери.

– Да, да, конечно – предводители Крестового Похода старались не смотреть Кристофу в глаза. У самой двери его нагнал Танкред и вышел вместе с ним.

– Меня иногда выводит из себя их рассудительность – тихо произнёс норманн.

Друзей встретили Амори, Жерар, Раинульф и оклемавшийся Матьё.

– Ну что? – спросил Амори.

– А ничего. Ради обычных воинов они не будут рисковать войском – пробурчал Кристоф.

– Если бы кого-нибудь из них взяли в плен, я думаю, был бы другой разговор – гневно произнёс Матьё, у которого была перевязана голова.

– Что ж, мы и без чужой помощи справимся – уверенно сказал Жерар.

– Есть у меня идейка одна. Мы можем делать вылазки, в которых будем искать следы Жиля, Годфруа и Роже – предложил Танкред.

– Можно даже разбиться на два отряда: одни будут отвлекать на себя внимание сарацин, пока другие будут искать – добавил Раинульф.

– Что ж, так и сделаем – подытожил Кристоф.

****************************************************************

– Почему нас до сих пор не трогают? – Роже слепо шарил по земляному полу в поисках миски с водой.

– Наверно ещё не решили, что с нами делать – ответил Жиль.

– Как думаешь, Матьё спасся? – тихо спросил Годфруа.

– Да. Я, как только они напали, отослал его в город. Правда, за ним погнались двое сарацин, но, думаю, Матьё смог их убить и добраться до города – ответил Жиль – Я вот всё думаю и никак не могу понять один момент: как они нас нашли? Мы же хорошо спрятались, специально, чтобы первыми заметить войско Кербоги, а нас перебили и взяли в плен как маленьких девочек.

– Может быть нас предали – предположил Годфруа.

– Может быть – согласился Жиль – Надо отсюда выбираться.

– Как? – подал голос Роже.

– Пока не знаю, но что-нибудь придумаю – отмахнулся Жиль – В крайнем случае, Матьё приведёт помощь и нас спасут.

– Ты в это веришь? – спросил Роже.

– Да, верю – коротко ответил Жиль.

– Нам надо верить, ибо только вера у нас и осталась – произнёс Годфруа, сидя в углу и уткнувшись подбородком в колени.

– Вот веры-то мне и не хватает – тихо произнёс Роже.

****************************************************************

– Всё бесполезно. Их у же наверно давно убили – сокрушённо произнёс Матьё.

– Пока я не увижу их тела, я буду их искать – ответил Кристоф, оглядывая опустевшие улицы города. Друзья шли на встречу с Танкредом и Раинульфом, чтобы сообщить им об очередной неудаче в поиске пленных друзей.

Город был уже порядком как две недели в осаде эмира Кербоги. Люди голодали и ели всё, что только было можно. Единицы ещё имели хоть какие-то запасы еды. Особо слабые духом сбегали по канатам и либо просто удирали со всех ног в сторону владений Византийской империи, бросившей своих союзников на произвол судьбы, либо же бежали к мусульманам и сдавались им в плен. Среди покинувших город оказался, к удивлению многих, и граф Этьен де Блуа, никогда не выказывавший малодушия.

– Сколько ещё мы продержимся? – подумал вслух Амори.

– Недолго – коротко ответил Жерар.

Танкреда и Раинульфа друзья нашли у одной из заколоченных таверн, сидящими у стены и пьющими обычную воду.

– Ну как? – Танкред внимательно посмотрел на Кристофа.

– Не нашли – отрицательно покачал головой тот.

– Да чтоб их черти драли – выругался Раинульф и сплюнул в сторону.

– Твари. И после этого мне кто-нибудь ещё будет говорить, что сарацины тоже люди. Дьявольское отродье – вот кто они! – процедил сквозь зубы Танкред.

Крестоносцы замолчали. Кристоф устало бросил взгляд на другую сторону улицы и увидел там еле передвигающегося человека, который опирался на стену дома, чтобы не упасть. Пройдя ещё буквально метра три, человек рухнул на землю и уже не подавал каких-либо признаков жизни. Тут же из тёмной подворотни выскочили несколько силуэтов и подбежали к упавшему, быстро убедились в его смерти и потащили тело за собой.

– До чего мы докатились – есть трупы только что умерших – сплюнул Матьё.

– Жить захочешь – и не на такое пойдёшь – заметил Жерар.

– Смотрите, там кто-то у стены крадётся – Раинульф указал в сторону ворот внешних стен города, где какой-то человек с мотком верёвки пытался незаметно достичь ступеней, ведущих на стены.

– Очередной ублюдок решил сбежать – презрительно сказал Танкред.

– Трус – тоже самое чувство испытывал и Кристоф, да и все, кто сейчас видел этого человека.

– Ненавижу – теперь уже ярость сквозила в голосе племянника Боэмунда – Надо проучить эту мразь.

Танкред поднялся с земли и быстрым, но тихими шагами направился вдогонку за ночным беглецом. Друзья незамедлительно последовали за ним. Никто не произносил ни звука, дабы не спугнуть жертву.

Беглец же взобрался по ступеням на стену и стал привязывать один конец своей верёвки к зубцу. Убедившись в прочности узла, человек сбросил верёвку вниз, после чего стал спускаться. Только после этого крестоносцы появились на стене и приблизились к тому месту, где минутой ранее был беглец.

– Раинульф, Жерар – следите за ним отсюда, насколько это вообще возможно. Кристоф, Амори, Матьё – найдите ещё верёвки, а я полезу по этой – сказал Танкред и стал спускаться.

Амори, Матьё и Кристоф быстро раздобыли ещё три мотка верёвки и, привязав их, стали спускаться.

Танкред спустился на землю и быстро переправился через ров, в котором не было воды. Он заметил удаляющегося беглеца и, теперь уже не таясь, побежал за ним. Человек обернулся и, заметив преследующего его воина, дал дёру. Кристоф, Матьё и Амори, перебравшись через ров, присоединились к погоне.

Беглец сделал попытку ускориться, но не тут-то было. Прямо перед ним в землю воткнулась стрела – Жерар взял в руки лук. Изменив путь, беглец ринулся в другую сторону. Но и тут перед ним пролетела стрела, воткнувшись у самых его ног. Человек отскочил от страха назад и тут же попался в руки Танкреда.

– Попался, ублюдок – оскалился тот и содрал капюшон с головы беглеца – Мать честная. Пётр, Пётр Пустынник.

Подбежавшие Кристоф, Матьё и Амори так же с изумлением смотрели на монаха-проповедника, который своими душевными религиозными речами поднял столько людей, заставил их поверить в то, что они могут вернуть Святую Землю и Иерусалим христианам. И именно этот человек сейчас среди ночи подло и трусливо покидал свою паству во имя спасения своей жизни.

– Ну вы и мразь – Танкред сплюнул проповеднику под ноги.

– Да как вы смеете...

– Заткни пасть, ублюдок, а то я вмиг сделаю тебя великомучеником – пригрозил Танкред, доставая нож.

– Нет, не надо, прошу вас – съёжился Пётр Пустынник.

– И как после этого верить всем этим монахам? – с ноткой разочарования в голосе произнёс Амори, вспоминая, с каким восхищением он впервые наблюдал проповедника среди армии крестоносцев ещё до прибытия в Константинополь.

– Помнишь, я говорил, что не стоит недооценивать людей – Кристоф тоже вспомнил тот день, только другой его момент.

Сын графа схватил Пустынника за второй локоть и вместе с Танкредом повёл его обратно в Антиохию. Амори и Матьё шли несколько позади, отрезая, тем самым, любую попытку Петра сделать ноги.

Когда друзья привели к Раинульфу и Жерару свой улов, те от удивления даже не сразу заговорили.

– Можно я его один раз по башке тюкну, а? – неожиданно произнёс сицилиец, явно сейчас переживающий то же разочарование в священнослужителях, что и Амори несколькими минутами ранее.

– Он того не стоит – ответил за Танкреда Жерар, убирая лук и стрелы.

– Ну что ж, отче, если вы не хотите, чтобы ваша паства узнала обо всём, что сейчас произошло, советую вам больше даже не думать о побеге. Лучше продолжайте вселять в людей веру – это всё, что у них осталось. Вам всё ясно? – Танкред пока что не убирал свой нож.

– Ддда, ккконечно – быстро и много кивал головой Пётр Пустынник.

– А теперь – пшёл вон отсюда – племянник Боэмунда толкнул проповедника и, чтобы как-то выплеснуть своё разочарование, пнул его.

– Зря ты так, он потом может тебе это припомнить – сказал Раинульф.

– Побоится – поморщился Танкред.

– Пошли спать. Хватить с нас сегодня – сказал Кристоф и пошёл к ступеням. Усталость как-то сразу навалилась на крестоносцев и всем захотелось спать.

Не смотря на то, что именно сын графа предложил всем отправляться на боковую, сам же он не торопился последовать собственному совету. Кристоф стоял у входа в дом, который ему выдали, и дышал ночным воздухом. Краем глаза он заметил какое-то движение у соседнего дома.

– Кристоф – позвал очень знакомый девичий голос, и на лунный свет вышла его обладательница – Тебя трудно застать дома.

– Кристина, как ты? – сын графа, удивлённый такой встречей, приблизился к девушке и увидел сильно исхудавшее лицо – Пойдём в дом, у меня есть немного еды.

Крестоносец впустил девушку в дом и закрыл дверь. Пройдя к полкам, он достал с самой верхней полотно, из которого извлёк хлеб и вяленое мясо. Всё это он поставил перед девушкой на стол, добавив кувшин ключевой воды. Даже такой скромный ужин сейчас был просто пиром.

Ночная гостья схватила хлеб и стала запихивать в рот отрываемые кусочки. Съев где-то половину от всего куска, девушка, спохватившись, остановилась и положила хлеб обратно на стол.

– Прости, я чуть было не съела весь… – она даже специально отошла от стола и присела на лавку у стены.

– Да это ничего, ты ешь, не стесняйся – успокоил её Кристоф – Я себе всегда смогу найти ещё. Ты лучше скажи, где ты сейчас живёшь?

– Не так уж далеко отсюда. Через три дома поворот, а там пятый дом слева, если идти к главным воротам – ответила девушка– Тома, так же как и ты, получил себе дом.

– Давно хотел тебя спросить, Кристина… – Кристоф подсел к ней.

– Изабелль[1] – девушка посмотрела крестоносцу в глаза.

– Что?

– Моё настоящее имя Изабелль.

– А Кристина?

– Первое, что пришло в голову. Так что за вопрос?

– Ах да, почему ты работаешь на Тома?

– Тома… это долгая история – Изабелль посмотрела в сторону.

– Ничего страшного, я готов послушать, если ты готова рассказать – Кристоф подсел ближе и теперь их колени соприкасались друг с другом.

– Я и Поль осиротели очень рано, ещё совсем детьми. Я вот даже совсем не помню свою маму. Впереди нас ждали грязные трущобы и нищие, которые могли сделать с нами всё что угодно, если бы не Тома. Он подобрал нас и воспитывал как своих детей. Он научил нас всему, что знает сам. Мы же всегда считали его нашим отцом.

– Да… Тома умеет удивлять. Я думаю, если рассказать эту историю моему отцу, то он только посмеётся, не поверив ни единому слову.

– Просто Тома умеет скрывать свои чувства – Изабелль встала и принялась ходить по комнате – Он очень хороший человек, просто ему приходится делать не самые хорошие вещи по приказанию твоего отца.

– Это да. Мой отец никогда не отличался ангельской добродетелью и ради своих целей готов пойти на всё – согласился Кристоф, внимательно наблюдая за передвижениями девушки.

– А почему ты отправился в Крестовый Поход? – неожиданно спросила Изабелль, остановившись и посмотрев на сына графа.

– Как раз из-за отца. Он постоянно любит напоминать мне, что всё сделал для того, чтобы я жил в богатстве и роскоши и мог жить до конца своей жизни, ничего не делая. Но мне так жить не хочется – я хочу сам всего добиться.

– Удивительно, как этот Поход изменил все наши жизни – Изабелль снова села на лавку, только чуть поодаль от Кристофа – До него ты со своим друзьями был основной головной болью Тома, а здесь вы крестоносцы, бесстрашные воины, готовые жизнь отдать за освобождение Иерусалима. Я же переодеваюсь в мужчину, Тома изображает из себя обычного воина. Поль… Поль крался среди ночи, следя за каждым вашим шагом. А теперь его нет...

– Ты любила его? – тихо спросил сын графа.

– Конечно. Как можно не любить своего родного брата – также тихо ответила Изабелль.

– Брат – Кристоф невольно улыбнулся, но тут же осёкся и взял себя в руки.

– Я пожалуй пойду, уже поздно и Тома начнёт волноваться – Изабелль встала и крестоносец тут же вскочил вслед за ней.

– Возьми хлеб, тебе он больше понадобиться – Кристоф подошёл к столу, взял оттуда остатки каравая и протянул их девушке.

– Я… я… – Изабелль пыталась найти в себе отказ.

– Я настаиваю – сын графа чуть ли не силой вложил девушке в руку хлеб. Изабелль посмотрела на каравай, потом очень быстро поцеловала крестоносца почти в самые губы и выбежала из дома, отперев дверь.

****************************************************************

– У нас ещё осталась еда? – тихо спросил Роже.

– Поищи у двери – тихо ответил пытающийся уснуть Годфруа.

Сын виконта на карачках дополз до двери и стал шарить в поисках жестяной миски, в которую обычно накладывали что-то, что сам Роже обозначал просто «еда». Сын виконта упорно искал и случайно опрокинул эту самую миску, в которой сегодня было нечто, похожее на бульон. Сначала крестоносец попытался хоть как-то собрать жидкость, но, поняв, что это бесполезно, прекратил.

– Жрём как свиньи… Ублюдки, чтоб вы сдохли! Сволочи, клопы сарацинские! Чтоб вас черти в аду жарили на медленном огне! – Роже стал бить в дверь.

– Не трать силы попусту. Криком и руганью ты ничего хорошего не добьёшься – осадил друга Жиль.

Сын виконта перестал и в камере снова повисла засасывающая тишина.

– Кто-то идёт – слова Роже подтвердились приближающимися шагами.

Сын виконта отполз от двери, к которой уже кто-то подошёл и стал вытаскивать засов. Наконец, она открылась, но пленниками пришлось прикрыть руками лица, ибо свет от факела ослепил их привыкшие к темноте глаза. Стражники же вошли в комнату, схватили крестоносцев и потащили их к выходу.

– Отпустите, сволочи! Куда вы нас ведёте?! – Роже стал упираться. Жиль и Годфруа молча били и лягали сарацин, за что те, разозлившись, попросту избили пленных.

Убедившись, что крестоносцы приутихли, стражники похватали их за вороты рубах и потащили по полу. Пленных принесли в третью от их места пребывания комнату, освещённую факелами. Там уже стоял один сарацин, хозяйским взглядом осматривающий стол, на котором был разложен пыточный арсенал.

Обернувшись на шум, сарацин посмотрел на пленных, потом что-то произнёс на своём языке. Стражники подняли на ноги крестоносцев и, подведя их к стенам, приковали.

Убедившись, что его указания выполнены, сарацин встал перед тремя своими пленниками.

– Ну что, храбрые крестоносцы, начнём нашу беседу – произнёс он на безукоризненном французском языке – Думаю, для начала нам стоит познакомиться. Моё имя Мохаммед ибн Фарис[2].

Жиль, которому успели разбить нос и губы, сплюнул кровавую жижу под ноги палача.

– Угу – с каким-то оттенком удовлетворённости издал этот звук Мохаммед и посмотрел на Годфруа.

Крестоносец, не смотря на ссадины и подбитый глаз, сохранил гордый вид и промолчал.

– Угу – сарацин улыбнулся краем губ и исподлобья посмотрел на Роже – Ну а ты?

– Ничего ты от меня не дождёшься, вшивая собака! – сын виконта, которому меньше всех досталось, потянулся закованными руками до шеи палача, но естественно, не смог достичь своей цели.

– Замечательно – Мохаммед развернулся и подошёл к столу, где лежали предметы для пыток. Медленным движением руки сарацин прошёлся по инструментам и остановился на молотке. Взяв его, палач поглядел на крестоносцев, подумал и подошёл к Жилю – Имя?

Жиль презрительно ухмыльнулся и ничего не ответил. Мохаммед тут же схватил кисть пленника и ударил по одному из пяти пальцев молотком. Крестоносец весь напрягся, крепко сжал зубы, но ничего не произнёс. Сарацин, не получив ответа, ударил по другому пальцу. И снова Жиль выдержал.

– Я же всего лишь прошу назвать свои имена. Зачем же так упираться? – искренне удивился палач.

Подумав, Мохаммед вернулся к столу и положил молоток обратно, а вместо него взял несколько щепок, после чего снова подошёл к Жилю.

– Не передумал? – в ответ был лишь плевок под ноги – Гордый.

Сарацин схватил окровавленную кисть руки за большой палец. Крестоносец попытался вырваться из такого захвата, но палач резким движением локтя ударил Жиля в под дых, после чего вогнал щепку под ноготь.

– Ссссука – зашипел от боли крестоносец. Мохаммед довольно улыбнулся и вогнал щепку поглубже. Жиля аж всего передёрнуло и, лишь благодаря титаническим усилиям, он не закричал. Роже с ужасом смотрел на пытки друга, а Годфруа, закрыв глаза, тихо молился. Однако, сарацин услышал это.

– Что ты там бормочешь? – палач подошёл вплотную к крестоносцу. Тот, возвысив голос, стал читать молитву.

Послушав с полминуты, Мохаммед ударил Годфруа в солнечное сплетение. Тот поперхнулся, но продолжил молиться. Тогда сарацин ударил ещё раз, а потом ещё и ещё, пока крестоносец не прекратил и, скрючившись, ловил ртом воздух.

–… мерзавец, грязный ублюдок, сын свиньи и чёрта! – только сейчас палач обратил внимание, что Роже обкладывает его последними словами.

– Это ты напрасно – тихо произнёс Мохаммед и, подойдя к столу, отложил щепки, взял нож и приблизился к сыну виконта.

– Ну и что ты теперь сделаешь? Убьёшь меня? Давай, мразь! Давай! – Роже настолько разошёлся, что из его рта, помимо слов вылетала слюна, которая угодила на лицо сарацина. Тот аккуратно полой рукава вытерся и, содрав рубаху с крестоносца, принялся делать надрезы на теле. Роже стал ёрзать, из-за чего причинял себе ещё больше боли – Ах ты ж тварь! Сволочь, урод, недоносок...!

Палач отошёл к столу, дав лёгкую передышку себе и пленным. Годфруа снова стал молиться, Жиль внимательно следил за каждым движением Мохаммеда, Роже же продолжал поносить сарацина разнообразными ругательствами.

Подумав, палач похлопал в ладоши и тут же в комнате очутились стражники. Мохаммед что-то им сказал и указал на Жиля.

Сарацины разделились. Трое быстро расковали крестоносца и, повернув его лицом к стене, снова приковали. Четвёртый же проверил жаровню и, подойдя к своему начальнику, что-то прошептал ему на ухо. Палач удовлетворённо кивнул и замахал руками, выпроваживая стражников.

Как только они ушли, Мохаммед приблизился к кадке с водой, в которую были опущены прутья. Взяв один, сарацин слегка лизнул его, проверяя солёность, и, удовлетворившись, подошёл к Жилю.

– Имя? – снова задал свой вопрос палач и снова не получил на него ответа. Тогда Мохаммед содрал с крестоносца рубаху и стал хлестать его по спине. Сломав орудие порки, сарацин взял два прута и продолжил начатое, пока не лишился и их. Подумав, палач взял из мешочка ладонь соли и швырнул её на окровавленную спину Жиля. Крестоносец зашипел от боли и забился в конвульсиях – Хоть кто-нибудь из вас скажет что-то вразумительное?

Убедившись, что нет, Мохаммед взял со стола молоток и гвозди. Подойдя к Жилю, он приставил один из них к руке и стал бить молотком. Так сарацин забил ещё парочку гвоздей, после чего остановился, прислушиваясь к хриплому дыханию своей жертвы, молитвам Годфруа и тяжёлому дыханию Роже.

– Ладно, можете ничего мне не говорить, я пока отдохну – палач взял молот и приблизился к Жилю – Упорные как камень. Мне такие нравятся.

– Вшивый козёл, сын ишака и кобылицы, собачье вымя… – сын виконта взвыл от боли, ибо Мохаммед метнул в него кинжал, угодивший в плечо.

– Надоел уже – спокойно произнёс сарацин, как бы оправдывая эту вспышку лишней агрессии, после чего ударил молотом по измученной кисти Жиля. Тот взвыл сквозь сжатые зубы и задёргался – О, запел.

Палач снова ударил по размозженной кисти крестоносца.

– Ну что, как дела?

Жиль тяжело и хрипло дышал.

– Это всё, на что ты способен? – наконец, произнёс он.

– Кремень – уважительно покачал головой Мохаммед и нанёс удар молотом по запястью.

Крестоносец забился в конвульсиях.

– Ну что ж, отдохнули и хватить. Пора за работу – сарацин положил молот на стол, вынул кинжал из плеча Роже, предварительно провернув его в ране, из-за чего сын виконта чуть не потерял сознание, после чего вернулся к Жилю и резанул его по боку. Отложив кинжал, палач взял клещи и проверил что-то, что было в одном из ковшей на жаровне. Удовлетворившись, Мохаммед подошёл к измученному крестоносцу и стал оттягивать кожу с бока, но потом остановился – Так...

Сарацин свистнул и тут же в комнате оказались четверо стражников. Палач что-то произнёс и один из сарацин подбежал к жаровне, схватил ковш и приблизился к своему начальнику.

– Что ты задумал, скотина?! – закричал Роже.

Мохаммед ухмыльнулся и кивнул головой. Стражник вылил жидкое олово в получившийся карман из кожи.

Жиль заорал, не имея уже никаких сил, чтобы сдерживаться, стал биться головой о стену и попросту потерял сознание от болевого шока.

– Сучий потрох, дьявольское отродье! – кричал Роже. Годфруа, из глаз которого текли слёзы, громко читал молитвы, призывая Бога укрепить силы Жиля.

Отбросив клещи, палач пошёл к выходу. Стражник неотступно шёл за ним и закрыл дверь, оставив крестоносцев одних.

Роже поник на кандалах и уставился в пол.

– Я больше это не выдержу. Почему он пытает только Жиля? – с болью в голосе спросил сын виконта.

– Чтобы сломать нас. Жиль самый сильный, но мы, видя всё это, можем сдаться. Помоги нам Боже. Мы должны выдержать, слышишь, Роже, мы должны. Ради Жиля – прошептал Годфруа.

– Аннет… Аннет… – крестоносцы услышали надломленный голос своего друга – Господи...

Раздались тихие рыдания.

– Жиль, держись – Годфруа не знал, что сказать.

– Годфри, что он сделал со мной? Боже, моя рука! Господи… Аннет, девочка моя...

– Он не в себе – с ужасом произнёс Роже.

Резко распахнулась дверь и в комнату вошёл освежившийся Мохаммед. Жиль тут же затих.

– Ну что, готовы говорить? – улыбаясь, спросил сарацин.

Крестоносцы молчали. Тогда палач хлопнул в ладоши и около него появились стражники. Мохаммед что-то им сказал и указал на Жиля.

Сарацины моментально расковали еле держащего себя в сознании крестоносца и притащили его к свободному столу, на который положили и заковали.

Палач, всё так же улыбаясь, приблизился к голове Жиля, держа в руках ещё одни ковш, только меньше размерами.

– Посмотри на своих друзей – засмеялся своей шутке Мохаммед и налил в левый глаз раскалённого олова.

Когда Жиль охрип и потерял сознание, палач удовлетворительно кивнул и посмотрел на пленных.

– На сегодня мы закончим. Приятных вам снов, крестоносцы – Мохаммед вышел.

****************************************************************

– Опять пожар – заметил Амори, показывая на окно.

– Правильно, так с трусами и надо поступать – грозно произнёс Матьё.

– Я вот всё никак не пойму, как они смогли прийти к общему решению и выбрать Боэмунда предводителем? – произнёс Кристоф.

– Так то всего на две недели – напомнил Жерар.

– Просто дядя хитрей любого из них. Умные как Готфрид и Роберт это прекрасно понимают, а остальные с ними соглашаются – добавил Танкред.

– Это-то как раз понятно, но вот как граф Раймон согласился на это? Он же терпеть не может твоего дядю – сказал сын графа Ришара.

– Да и пускай, всё равно он ничего не решает. Все выбрали, а старый дурак согласился – усмехнулся сицилиец.

Друзья замолчали.

– Скоро в атаку пойдём – вдруг произнёс Раинульф.

– С чего ты взял? – удивился Амори.

– Боэмунд явно не захочет так просто упускать власть из своих рук – ответил за друга Танкред – А победа над Кербогой укрепит его авторитет среди военачальников.

– Ладно, пошли спать. Завтра снова в поиски – напомнил Кристоф. Друзья встали и вышли на улицу, где пахло гарью.

– Сколько уже сарацин на твоём счету? – спросил Амори у Танкреда.

– Где-то семьдесят… не знаю, уже сбился – улыбнулся сицилиец.

– Чёрт – уязвлёно буркнул Матьё – У меня только пятьдесят три.

– Это чудо! Это чудо! Господь не забыл нас! – из подворотни выскочил граф Раймон Тулузский, держа что-то в руках. За ним еле поспевали монахи и призванные на крики старика-крестоносца люди.

– Совсем из ума выжил – усмехнулся Танкред – Граф, не мешайте людям спать!

– Уйди с дороги, малодушный! Апостол Андрей помог нам найти Священное Копьё[3]! Теперь мы сможем сокрушить врагов Божьих! – к бегущим присоединялись крестоносцы и люди, привлечённые речами графа.

– Что тут за ор? – к друзьям приблизился зевающий и почёсывающий грудь Боэмунд.

– Да граф тут утверждает, что нашёл какое-то там копьё – ответил Танкред.

– Ну и чего орать об этом посреди ночи? И чего столько народу идёт за этим безумцем? – по прежнему ничего не понимал сын Роберта Гюискара.

– Граф утверждает, что оно Священное – добавил Кристоф.

– Священное говоришь? – Боэмунд задумался. Крестоносцы внимательно смотрели на одного из самых хитрых людей своей эпохи – А это нам очень даже на руку.

Улыбаясь, сын Хитреца пошёл к себе в дом.

– Ничего не понимаю – покачал головой Танкред.

– Вот поэтому-то они нам указывает, а мы исполняем – подколол друга Раинульф.

Друзья ещё какое-то время пообщались и разошлись по домам.

****************************************************************

– Аннет… Аннет… я хочу домой. Годфри, увези меня домой – шептал Жиль – Возьми меня за руку… Моя рука, я не чувствую её! Годфри, что с моей рукой?!

– Жиль! Жиль, успокойся, я с тобой – Годфруа обнял рыдающего друга – Господи! Что нам делать, Роже?

– Я не знаю, Годфри – сын виконта забился в угол и обнял колени – Я ничего не знаю. Чёрт! Чёрт!!! Чёрт!!! Теперь этот ублюдок примется за нас! Годфри, мы сдохнем здесь как собаки и никто даже не узнает об этом! Нам конец! Годфри, послушай меня, это я, я виноват, что нас заметили. Я проспал их!

– Успокойся, Роже! Ещё не хватало и тебя успокаивать… – Годфруа не успел договорить.

– Идут – прохрипел Жиль и действительно: дверь открылась и в комнату вошли стражники.

Сарацины похватали пленников и потащили их в уже известную крестоносцам комнату. Роже упирался и пытался всячески препятствовать стражникам, Годфруа безропотно пошёл вперёд, а Жиль собрался и с гордо поднятой головой последовал за друзьями.

Пленников приковали к стене. Мохаммед, не обращая на них внимания, рассматривал свои инструменты и выбирал, с чего бы ему начать сегодня. Наконец, сарацин выбрал клещи и подошёл к Жилю. Тот весь напрягся как тетива, что сразу же заметил палач.

– Как твой глаз? – участливо спросил Мохаммед.

– Ждёт тебя – спокойно, но твёрдо ответил Жиль.

– Это хорошо – улыбнулся сарацин и подошёл к Годфруа – Ну здравствуй, религиозный крестоносец. О чём будешь молиться сегодня?

В ответ было лишь молчание. Палач не стал особо ждать и схватил ладонь Годфруа, зажал один ноготь, после чего резко вырвал его. Крестоносец дёрнулся, но сдержался и стал читать молитвы. Мохаммед вырвал ещё один ноготь. На четвёртом Годфруа заорал.

Сарацин повторил ту же процедуру и с другой рукой, с наслаждением слушая крики крестоносца. Жиль сжимал зубы, не зная как помочь другу, а Роже опустил голову, чтобы не смотреть – сегодня он уже не оскорблял палача.

Мохаммед, подумав, сорвал сапоги и стал вырывать ногти и на ногах. Когда их не осталось, сарацин, не меняя инструмента, стал ломать пальцы, сначала на ногах, а потом и на руках.

Передохнув, палач отложил клещи и взял молоток и гвозди, которые стал вбивать в костяшки ладоней. Годфруа всё ещё пытался молиться, а не кричать, но добился того, что его кисти были размозжены молотом, сменившим молоток. Но Мохаммед на этом не остановился и, взяв факел, стал поджигать то, что когда-то было ладонями. Годфруа охрип от крика и потерял сознание.

Сарацин расковал полуживого крестоносца и насадил его на крючья так, что ноги Годфруа находились в сантиметровой близости от красных углей.

– Ну что, храбрые крестоносцы, хоть кто-нибудь из вас скажет мне что-нибудь? Эй, циклоп[4], может быть ты? Нет? Или может быть ты, монашек? Что? Опять молишься!? – впервые палач вышел из себя и быстрым движением всадил кинжал под рёбра Годфруа – Ну же, сукины дети, скажите хоть что-нибудь!

Мохаммед пересёк комнату быстрым шагом и оказался вплотную с Роже, который весь трясся, обливался потом от страха и плакал.

– Что же ты молчишь? Вчера ты был более словоохотлив. Как ты там меня называл, а? Собачий сын, поросячье вымя, так? Ну же, не стесняйся – сарацин всадил второй кинжал в ногу крестоносца и крутанул рукоять. Сын виконта закричал. Палач снял цепь с одного из крюков и стал бить её Роже.

Через некоторое время до слуха Мохаммеда долетело жалобное завывание:

– Яяя вввсё ссскажу… я всё ссскажу...

– Что?! Я не слышу!

– Яя ввсё скажу.

– Молчи! – громогласным голосом заорал Жиль.

– Яяя не могу больше тттерпеть – сын виконта зарыдал – Я не могу… Ммоё имя РРроже ЛЛокерби. Ээто Жиль Вваленкур и Гггодфруа ддде ББуссуа. Что ещё ттты хочешь узнать?

– Замолчи – осипшим голосом произнёс Жиль и опустил голову на грудь.

– Сколько в городе воинов? – тут же начал допрос сарацин.

– Нне знаю… нно ггораздо меньше, ччем у вас...

– Сколько осталось запасов еды и воды?

– Молчи! – Жиль снова попытался остановить Роже, за что получил сильный удар в под дых.

– Ппочти на исходе – глотая слёзы, ответил сын виконта.

– Каким образом вам удалось взять город?

– Ппредатель сссспустил лестницу с башни.

– Если я тебя отпущу, ты спустишь лестницу нам?

– Не смей! – Жиль получил ещё один удар в под дых.

– Ддда… яяя ссссделаю ээээто… ттттолько не ббббейте мммменя...

– Вот и хорошо – ухмыльнулся палач и, довольный, направился к двери.

– Предатель – прохрипел Жиль.

Мохаммед взялся за ручку двери, когда она отлетела и мощным ударом по голове уложила сарацина на тот же стол, где он пытал крестоносца. В комнату же втиснулись запыхавшиеся воины.

– Боже мой – произнёс один из них.

– Кристоф! Кристоф! – Жиль с надеждой смотрел на друзей своим единственным глазом.

Крестоносцы, опешившие от той картины, что они увидели, сначала даже не смогли вымолвить ни слова.

– Годфри! Годфри, он пришли за нами! Я же говорил! – безумным голосом орал Жиль.

Амори, стоявший ближе всех к повисшему на крючьях другу, приблизился к нему и поднял его голову за подбородок.

– Как он? – прохрипел Матьё.

[1] Изабелла, Элизабет, Елизавета.

[2] Мохаммед (Магомет, Мухаммед, Мухаммад,), сын Фариса (с арабского «Наездник»).

[3] Копьё Лонгина (Копье Судьбы, Копье Христа) – одно из Орудий Страстей, пика, которую римский воин Лонгин вонзил в подреберье Иисуса Христа, распятого на Кресте. Как и все Орудия Страстей, копьё считается одной из величайших реликвий христианства.

[4] Одноглазые мифические существа, описываемые в мифах Древней Греции. Также существовали по Геродоту аримаспы – скифское племя, наподобие циклопов, имеющее один глаз. Их радужная оболочка меняла цвет в зависимости от состояния хозяина.