Поэзия Михаила Щербакова

Сегодня снова хочу рассказать о поющем поэте. Вы наверняка знаете о нём лучше меня, но наверняка будут и те, кто услышит о нём впервые, потому — пытаюсь. Начну с некоторого отступления, с попытки ответить самому себе на вопрос почему моё внимание так часто привлекают именно поющие поэты. Думаю, тому есть несколько причин. Знакомиться и проникаться ими, как ни крути, легче — одно дело вслушиваться в слова песни во время пути на работу, прослушать её много раз, запомнить едва не наизусть, пропитаться интонацией автора, и уже после развернуть широкое полотно общего смысла, и совсем другое — читать с бумаги. Ничего не поделаешь, глаз порой начинает скользить, порой теряется и музыкальность ритма — просто потому, что нужно произнести вслух, чтобы услышать её. Однако, дело не только в восприятии. Думаю, поэзия, будучи вовсе оторвана от живой речи, от произнесения вслух, от мелодики, часто иссушается, становится уже вовсе не произносимой, начинает обладать видимым глазу но вовсе не ощутимым на слух ритмом, расшатывает рифму. И всё это хорошо, как возможность отойти в сторону от привычного, найти новые пути, новые выразительные средства, но вовсе оторваться от звучащей речи для поэзии равносильно смерти.

Так о ком я хочу рассказать? О Михаиле Константиновиче Щербакове. Поначалу он поражает своей многословностью (которая, вкупе с некоторой монотонностью исполнения вовсе превращает песни в неразборчивый бубнёж — но это только сперва, стоит только вслушаться— и всё оживает!), многословностью и смешанностью высокопарной речи с просторечными оборотами, перемежанием русских слов французскими и английскими, от чего создаётся ощущение некоторой неряшливости, неразборчивости, если угодно. Так мне казалось поначалу, но потом я вслушался и вдумался, и увидел в его песнях не только смысл и краски, о которых позже, но и строгую, всегда выдержанную классическую форму. При всём огромном многообразии тем (ну или не тем, а способов их решения, описания, раскрытия), всегда соблюдать строгость сложной формы, не забывая при этом обогащать её ритмами — то есть, речь вовсе не идёт о невероятно длинных пассажах написанных пятистопным ямбом с построчными рифмовками, нет, сама форма уже богата звучанием, даже в отрыве от смысла и мелодии песни — так вот, это сложно. Ничего не поделаешь, стихосложение требует технических навыков, и далеко не всегда правильная, красивая и точная фраза укладывается в выбранный ритм, отзывается нужными рифмами. Так вот, многословность, кажущаяся неразборчивость в средствах суть ни что иное, как художественный метод, способ загнать речь в строгие рамки формы. То, что называют высоким косноязычием.

Почти всегда песни Щербакова сюжетны или, если угодно, драматичны. Назвать их балладами нельзя, всё-таки сюжет не так ясно выражен, нет классической схемы завязки-развития-кульминации-развязки, но есть своего рода мгновенный снимок сложного клубка взаимоотношений и характеров. Вот например песня «Когда я был помоложе…» (http://blackalpinist.com/scherbakov/htmtexts/1989/kogdajab.html) рассказывает о мучениях стареющего мужа молодой жены. Её не обходят вниманием молодые поклонники, а он, вы думаете, просто ревнует? Нет, он сложно ревнует, герой этой шуточной песни отлично понимает всю двусмысленность собственного положения, но… Вот смотрите:

Не спорю, порой уместны и ревность, и непокой:

страданье даёт прозренье, в прозрении — благодать.

Но я-то почти у бездны, до края подать рукой!

Недолги мои мгновенья, и некогда мне страдать.

Смотрите как показан груз прожитых лет, сложность его мысли, привычка к силлогизмам, к убеждению себя, но прорывается сквозь это всё звериное «Я их разорву на части, а лошадей задушу!» Но и тут полно иронии. Умён, решителен, обманут — вот он герой этой песни. Человек, сквозь пальцы которого ускользает жизнь.

Впрочем, иногда перед нами и чистые баллады. Вот вы слышали «Свидание с полковником» (http://blackalpinist.com/scherbakov/htmtexts/1990/svidanie.html)? Прочтите, или не обессудьте после, что я испортил вам удовольствие. Итак, что мы видим? Законченный и очень понятный сюжет: вельможа из соображений человеколюбия срывает задуманный штабом план атаки. «Тысяча смертей за шестьдесят минут ради стратегических штабных причуд» — это слишком высокая цена. Но как остановить готовящееся зло? Меньшим злом, убийством будущий исполнителей, передаточного звена этого механизма, боевых полковников. Разумеется, и сам вельможа уже распрощался с жизнью, но он торопится осуществить свой замысел. Вот вам коллизия. Отравитель, подлый убийца с высокими и чистыми намерениями. Решительный и действенный гуманист. Всплывают вопросы, которые волновали ещё Достоевского, внятных, рациональных ответов на которые не отыскать, и потому остаётся только встать на ту или иную сторону, принять за аксиому выбранный постулат, и обратить ненависть на героя-убийцу. Или на полковника. А то и вовсе на штаб, что, пожалуй, проще всего.

Возьмём другую его песню — «Кадриль» (http://blackalpinist.com/scherbakov/htmtexts/1993/kadril.html). Здесь уже речь об отношениях между влюблёнными. «Паче страсти жаждала ты вражды, я любил тебя, я сказал — изволь». И верно, герой обеспечил возлюбленной первоклассную вражду, не какую-нибудь мелкую мышиную возню, но настоящую, с размахом, «агентура в консульствах всей земли»! От такой у мертвеца кровь закипит в жилах — настоящая страсть, достойная человека. И вот, война сыграна, и на развалинах наконец сходятся полководцы, он и она. Он выбрасывает свой парабеллум, отдаёт карту, шлем с орлом и прочее, расстаётся с атрибутами своей воинственной державы, и говорит: «подойди и выстрели мне в лицо. Через два часа я приду в себя». Что перед нами? Развёрнутая и подробная метафора. Другой сказал бы что-то вроде «любовь похожа на войну», Щербаков не говорит прямо, но разворачивает полную подробностей и ярких красок метафору размером во всё стихотворение. И это работает, заставляет оживать воображение, придавать бытовой размолвке размах воистину эпический, масштаб планетарной катастрофы. И это было бы вовсе невыносимо, если бы не ирония, дающая отстраниться, улыбнуться.

Напоследок, и вовсе уже коротко, ещё об одной песне, «Трубач» (http://blackalpinist.com/scherbakov/htmtexts/1986/trubach.html). Это диалог, и вернее всего диалог внутренний, двоих — один видит и понимает мир, а другой несмотря на всё умеет выживать и слышать музыку небес, не терять ни чести, ни свободы. Трубач. Вспомним, что и Окуджавы в поздних песнях трубач едва ли не метафора души.

Я не сказал об очень многих любимых своих песнях. И, более того, не сказал о самых любимых: «Диктант», «Маленькая хозяйка», «Аллилуйя», «Вишнёвое варенье» но вы и сами их знаете. Или узнаете, как послушаете. А напоследок просто одну цитату:

А где-то позади, за далью и за пылью

остался край чудес. Там человек решил,

что он рождён затем, чтоб сказку сделать былью.

Так человек решил. Да, видно, поспешил.

И сказку выбрал он с печальною развязкой,

и призрачное зло в реальность обратил.

Теперь бы эту быль обратно сделать сказкой,

да слишком много дел и слишком мало сил.