В ночи слышно только их стрекот

Стрекот не прекращался ни днём, ни ночью с тех пор, как они переехали в посёлок городского типа у самого леса. Гул был густым, ощутимым кожей и сводил Дина с ума. Словно сотни тысяч сверчков пиликали на невидимых инструментах, раздражали и выводили из себя. Раньше единственным звуком окружающего мира, который досаждал мальчику был белый шум. Но от него спасал слуховой аппарат на оба уха, словно сито отсеивающий лишние звуки. Аппарат позволял ему различать голоса, музыку. Он не расставался с ним, и не выключал, пока тот не разряжался, или мама снимала их на ночь. И тогда в ночи слышно было только их стрекот.

— Дин! Дииин! — поисковая группа несколько часов прочёсывала лес, и многоголосьем звала заблудившегося восьмилетку.

— Это просто уму непостижимо, — в который раз соседка Тина отсчитывала своего отпрыска и его приятелей. — Как вы могли так с ним поступить? Он же не знает местности.

— Мы не виноваты, — пуская сопли хныкал сын, — мы не собирались его оставлять.

— …просто пошутили, — поддакнул его приятель, — он сам ушёл в чащу.

Поисковики и добровольцы активно искали ребёнка. Они шли плотной цепочкой и светили фонарями. Тина, чувствуя вину, поддерживала маму Дина, как могла.

Дин сразу догадался, что ребята бросили его одного. Сначала он не терял спокойствия. В осеннем лесу стояла удивительная тишина, которая была чужда ребёнку с проблемами со слухом. Только шорох успевшей опасть листвы и звуки собственных шагов. Дин шёл домой, как ему казалось, ориентируясь пройденным путём. Но потом ему стало страшно. Он ощущал чьё-то присутствие. Словно кто-то наблюдал за ним. Среди деревьев ему мерещились тени, и кусты на расстоянии казались не тем, чем являлись. Ветви, словно когтистые руки чудищ, цеплялись за одежду и корзину с грибами, которая с каждым метром становилась тяжелее. Наконец, мальчик устал таскать ношу, и оставил её под деревом. Воображение пугало его и сбивало с пути, загоняя всё глубже в чащу леса. Сумерки наступали мягко, но неотвратимо. Пахло прелыми листьями и мокрой травой. Толстовка и брюки впитали вечернюю влагу. Стало заметно прохладнее. Дин окончательно выбился из сил, и присев возле поваленного ствола, заплакал. Так, незаметно для себя, он уснул. Батарея на аппарате разрядилась и звуки природы заместил усиливающийся стрекот.

К спящему ребенку подбирались тени со сверкающими глазами. Некоторые из них напоминали ходячие стволы, покрытые мхом, папоротниками и грибами; другие диковинных животных с рогами, с испачканной в грязи шерстью и облепленные листьями. Третьи подобно жидкой тёмной субстанции из ила и тины меняли форму. А между всей этой нежитью затесались эфемерные, призрачные существа, которые проявлялись и исчезали. Чем ближе они подбирались к мальчику, тем громче становился стрекот, который ощущался вибрацией в воздухе. Шум разбудил Дина, но он не испугался, как прежде, когда убегал от воображаемых чудищ. Спросонья нежити напомнили ему костюмированную массовку. А сквозь стрекот он начал улавливать отдельные слова:

— иди ззза нами

— не бойся

— поможжжем

— ссспасссем

— домой

— тебя ищщщут

— мы будем жжждать

— возвращщщайссся

Туман окутал каждое дерево ночного леса, видимость снизилась до нулевой, лучи фонариков и прожекторов не могли пробить плотную стену, пахнущего прелостью, дымчатого смога. Поисковики растерянно пытались отыскать хоть кого-то. Мама Дина в отчаянии упала на колени, слёзы стекали по её щеке. Вдруг она почувствовала, как задрожала земля, словно от копыт многотысячной армии. Через несколько минут дрожь прошла и туман начал отступать. Свет лежащего на траве фонаря выхватил из тьмы силуэты деревьев и поисковиков. А затем из-за деревьев из уходящего тумана показался Дин.

Не смотря на туман многие могли поклясться, что рядом с ним была толпа нежити, но потом галлюцинации списали на действие грибов и болотного смога.