Глава 4

Женька сидела в беседке, а на крышу низвергался небесный водопад. Прошедший день радовал жаркой безветренной погодой, но к вечеру из-за Амура, «гнилого угла», как обычно говорила её мать, стали стягиваться тучи. Когда в одиннадцатом часу вечера Александр привёз девочку домой, небеса на юге посверкивали всполохами молний, слышалась отдалённая барабанная дробь грома. Но выбежав на улицу после стычки с отчимом, она попала в вихрь, круживший сор, пыль и первые крупные капли дождя. На Женьке был летний сарафанчик, в котором ездила на пикник. Пока добежала до беседки — испачкалась с головы до ног, будто небесный шутник окатил водой из грязной лужи.

Жильцы дома наслаждались теплом и уютом квартир, мягких тапочек, удобством диванов и кресел, а под дождём мокли их машины, скамейки и качели с каруселями да одинокая фигурка девочки в беседке, подсвеченная уличным фонарём.

Женька смотрела на освещённые окна дома и не знала, что делать дальше. Она хотела уйти из семьи, и её желание исполнилось. Она уже никогда не сможет жить рядом с отчимом, никогда не сможет ему доверять. Острое чувство жалости к себе, подкатившее комом к горлу, пролилось горячими слезами. Вдруг рядом с беседкой сквозь шум дождя послышались чьи-то шаги. Девочка подняла голову и увидела цветастый халат, зонт, а под зонтом лицо соседки из соседнего подъезда.

— Ты чего здесь сидишь, Женя? — спросила Елена Николаевна. — С отчимом поругалась?

— Откуда вы знаете? — девочка торопливо вытерла мокрые щёки.

— Я сидела у окна и видела, как ты выскочила из подъезда. Сначала не поняла, что это ты, — темно. Потом вижу, согнулась в комочек, а из-за стены слышен мат-перемат. Ну, думаю, опять отчим пьян и руки распускает. Мама на дежурстве?

— Ага…

— Пойдём ко мне — переночуешь, а утром мама придёт.

Женя встала и, нырнув под зонт, пошла с сердобольной соседкой, мечтая о кружке горячего чая и мягкой подушке.

Елена Николаевна напустив в ванну воды, принесла гостье зеленый халатик и махровое полотенце:

— Помоешься — оденься в сухое. Вещи положи в стиральную машинку. Я их потом постираю.

Женька немного понежилась в тёплой воде, с благодарностью думая о заботливой соседке, помыла голову шампунем и стала одеваться. Полотенце и халат еле уловимо пахли ландышем. Халат оказался немного длинноват — дочь Лазаренко была сантиметров на пятнадцать — семнадцать выше Женьки.

После ванны девочку ждал горячий чай с малиновым вареньем и плюшками. Хозяйка сидела напротив, размешивала сахар в своей кружке и поглядывала на гостью немного грустными карими глазами. Полноватая женщина выглядела довольно моложаво, хотя открытое доброе лицо уже покрывала сеть морщинок у глаз и на переносице.

— Я видела, тебя на машине кто-то привёз, — осторожно начала она. — Из-за этого отчим устроил скандал?

— Да, — коротко ответила девочка. Ей не хотелось развивать эту тему, но как-то отделаться от любопытства женщины она тоже не могла — не идти же, в самом деле, опять под дождь?

— Не рано с взрослыми парнями знакомство водить?

— Он… хороший, он мой друг, — возразила Женька.

— Женя, парни, чтобы заморочить голову молоденькой девчонке, могут прикидываться и друзьями, и безумно влюблёнными.

— Саша не такой! Он обо мне заботиться как друг. У него есть девушка. Он к ней уехал, — сказала Женька с грустью в глазах.

— И ты из-за этого переживаешь?

Девочка покраснела и опустила голову.

— Сколько ему лет?

— Не знаю… Только закончил университет.

— О, так его осенью заберут в армию.

— Да?! — всполошилась Женька.

— Конечно. На год, если не служил в армии, и нет военной кафедры в университете.

— А если есть?

— На два года в офицерском звании. Ты не сердись на отчима. Он переживает за тебя, хоть по пьяной лавочке делает это очень грубо…

— Вы ничего не знаете! — перебила соседку гостья. — Он меня хотел изнасиловать. Он думает, что я за деньги сплю с Поспеловым.

— Какой кошмар! — покачав головой, ужаснулась женщина. — А мать знает?

— Нет, но она всегда на его стороне.

— Ладно, не переживай! Я сама поговорю с твоей мамой, — Елена Николаевна дотронулась до руки девушки. — Пойдём спать. Я тебе постелила в комнате Люсеньки.

Она проводила Женьку до дверей в комнату дочери.

— Не знала, что дружишь с Сашей Поспеловым. Он действительно хороший парень и заботливый. Очень помог с похоронами дочери. Почти все хлопоты взял на себя. Недавно возил меня на кладбище. Только подружек у него много. Не обманись в нём, девочка! Не строй иллюзий зря.

Девочка грустно покачала головой в знак согласия с мнением соседки.

Переодеваясь в ночную рубашку, лежащую на кровати, Женя смотрела на небольшой портрет улыбающейся девушки, стоящий на письменном столе. Слева от фотографии стояла хрустальная ваза, в которой алели четыре крупные розы, справа — горящая свеча в старинном массивном подсвечнике и небольшая серебристая коробочка. Она помнила Людмилу, всегда куда-то спешащую, порывистую, и её подружек: стройную, стильно одетую брюнетку и полненькую блондинку-хохотушку. Людмила носила очки, но на фотографии была без них, и оттого выглядела немного растерянной и ещё более прелестной, похожей на юную восточную красавицу. Женька выключила свет и, удобно устроившись на кровати, отдалась в мягкие лапы сна. И вдруг на грани сна и яви она услышала голос:

— Встань и подойди к столу.

Девочка в полудрёме ответила:

— Я хочу спать. Утром подойду.

Вдруг открылась дверь, и вошла девушка с портрета. В комнате стоял полумрак. По стенам бегали светотени от колебания пламени свечи, и вокруг вошедшей распространялось небольшое серебристое свечение. Странно, но Женька даже не испугалась, а, как сомнамбула, медленно встала с постели навстречу вошедшей. Светящаяся девушка подошла к столу, открыла коробочку и достала перстень.

— Протяни правую руку, — приказал светящийся фантом. Женька медленно протянула. Мысли в её голове лениво перекатывались большими неподъёмными камнями. В руках у фантома что-то блеснуло. Боль от укола Женька не почувствовала, но на пальце показалась капля крови. Фантом взял палец с каплей крови и приложил его к перстню. Девочка увидела, что её кровь буквально впиталась в перстень, который окутало яркое золотистое сияние. Она непонимающе уставилась на мерцающую девушку.

— Не бойся. Ты стала моей кровной сестрой, — огорошила девушка-фантом странной вестью. Девочке бы закричать, отскочить, но на неё будто морок напал — молча стояла и смотрела на манипуляции с собственным телом. А девушка-фантом, отпустив правую руку девочки, сказала:

— Дай левую руку, — и вновь потянулась к ней, держа наготове старинный, тускло поблескивающий перстень. Женьке не нравилось, что мёртвая девушка командует и набивается в родственницы. Ко всем неприятностям не хватало лишь связи с мертвецом. Она попыталась противиться, но левая рука, будто существуя сама по себе, не слушалась свою хозяйку, а подчинилась команде фантома. Девушка с портрета одела на средний палец Женькиной руки перстень. В тот же момент по руке побежало что-то либо очень горячее, либо слишком холодное, но распространяющее по всему телу дрожь и жгучую боль, будто в сосуды заливали кипяток. Девочку согнуло пополам. Она задыхалась не в силах закричать, позвать на помощь. Сердце колотилось, и казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из груди или лопнет. Женька, не устояв на ногах, ставших будто ватными, плюхнулась на кровать, подтянула колени к груди и затихла. В голове пульсировала какая-то жилка. Кости горели огнём, суставы выкручивло. Она уже была готова проститься с жизнью, но через несколько минут боль стала проходить. Женька распрямилась и с тревогой глянула на своё тело. В области сердца, горла, верхней и нижней частей живота стали появляться крутящиеся вихри. Вихри увеличивались в диаметре, растягиваясь в воронки и окрашиваясь в чистые, насыщенные цвета: красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой. И вот Женька оказалась в разноцветном облачном свечении. Свечение распространялось далеко за пределы её тела, почти до стен комнаты; цвета смешивались в красивые изменяющиеся волны и блики. Пока она разглядывала странные метаморфозы, происходящие с телом, фантом исчез. Через несколько минут девочка, словно зомби, медленно легла на кровать, закрыла глаза — и провалилась в тёмную бездну сна.

Наутро ночное происшествие Женьке могло бы показаться фрагментом странного сна, если бы не золотой перстень на пальце. Гравировка в виде чёрной запятой была нанесена на искрящуюся вставку серебристого металла. Странная «щедрость» фантома пугала сильной припухлостью пальца. Припухлость болезненно саднила и не давала снять украшение. Девочка заглянула в серебристую коробочку, и неприятная догадка подтвердилась — коробочка оказалось пустой. Женьке стало очень стыдно — Елена Николаевна могла подумать, что она — воровка.

Хозяйка услышав, что гостья проснулась и встала, крикнула из кухни:

— Женя! Умывайся и приходи завтракать!

Женька долго возилась в ванной. Она пыталась снять перстень, смазав палец мылом, но все усилия оказались тщетными, лишь увеличилась припухлость вокруг пальца. Теперь он походил на толстую сосиску. Она, обречённо опустив голову, вошла в кухню.

— Ты заболела? — спросила Елена Николаевна. — Какая-то вся красная…

Она подошла и приложила руку ко лбу девочки.

— Да ты вся горишь! — встревожилась соседка. — Наверное, простудилась вчера. Ты купалась?

— Да, — упавшим голосом произнесла гостья.

— Вот молодёжь! — покачала головой женщина. — Уже конец августа, а вы лезете в холодную воду.

Женька слушала Елену Николаевну, потупившись, и, не перенеся нахлынувшего чувства раскаяния и стыда, со слезами на глазах показала соседке руку с перстнем.

— Вот. Не знаю, как он оказался у меня на пальце… Я… правда… не знаю… — девушку душили рыдания.

— Тише! Тише! Ну, что ты?! — женщина прижала к себе всхлипывающую гостью. — Успокойся! Надела — что ж тут такого? Перстень — необычный, красивый, притягивает глаз. Я тоже, грешным делом, однажды его примеряла. Странно, что у тебя палец распух. Перстень-то на мужскую руку. Я его свободно надевала и снимала. Может, инфекцию в палец занесла? Не порезала его случайно? Не проколола на озере?

— Нет, — замотала головой девочка.

— Ладно. Иди поешь! Потом дам тебе аспиринчику, и ложись-ка в постель. Сегодня тебе не до разборок с родителями, — хозяйка подтолкнула Женьку к столу. Та без всякого вкуса проглотила яичницу, выпила чай с лимоном и ушла в комнату.

Елена Николаевна помыла посуду и поставила гостье градусник. Показания градусника женщину встревожили не на шутку — ртуть доползла почти до отметки сорок и две десятые градуса Цельсия.

— Следует вызвать «Скорую», — сказала женщина самой себе, так как мятущаяся в жару девчонка лежала в забытьи, тяжело дышала и что-то невнятно тихо бормотала.

— Господи! Помоги девочке! Неужто воспаление лёгких или грипп? Нужно сообщить её матери, — шептала испуганная женщина.

Она вышла в прихожую, не зная, что сделать вначале: вызвать «Скорую» или привести мать девочки, как в дверь позвонили. Елена Николаевна открыла. На пороге стояла соседка Клавдия Ивановна.

Клавдия Ивановна — старушка небольшого росточка, подвижная как ртуть — раньше работала паспортисткой в горотделе милиции, поэтому, какие бы происшествия не случались в их многоквартирном доме, участковый прежде всего приходил к ней — не слышала ли она чего? не видела ли? И старушка старалась узнавать, примечать и докладывать всё о соседях родной милиции, переименованной теперь в полицию.

— Здравствуй, Лена! Представь, дорогая, какой ужас творится у нас! Молоденькие девчонки работают на наркомафию. А им детей доверили воспитывать. Вдруг они и детям наркоту давали пробовать? — соседка от возмущения всплёскивала руками и качала головой.

— Подождите, Клавдия Ивановна, — постаралась остановить поток возмущения Елена Николаевна. — Что произошло? Какие девчонки? Причём тут наркотики?

— Ты во двор-то сегодня выходила?

— Нет ещё…

— И в окно не смотрела?

Лазаренко хотела сказать, что ей не до заглядываний по окнам — в комнате лежит чужая девочка с высокой температурой, но потом решила ничего не говорить. Соседка была очень любопытной и пристала бы с расспросами: что? как? почему? Клавку-сексотку в доме не любили и побаивались, поэтому Елена Николаевна не стала ей ничего рассказывать о гостье, а сказала:

— Давление у меня утром поднялось, я и отлёживалась. Вот собралась в аптеку сходить. Лекарства не помогут, придётся «Скорую» вызывать — сильно голова болит, и сердце нет-нет да прихватывает. А что во дворе-то, Клавдия Ивановна?

— Полиция приезжала. Люди в масках и с автоматами, вот!

— Да ну?! Бандитов, что ль, ловить?

— Бандиток-наркоманок. Я Палыча расспросила. Сказал, что Женька Попова и Олеска Кузина вчера в клубе наркотики распространяли. Олеску взяли дома с поличным. Двести доз героина при ней оказалось. Представляешь?! А Женька Попова куда-то сбежала, но и у неё нашли эту гадость. Пьяный отчим, полез было в драку на Палыча — тут его и скрутили. Я всегда говорила: эта семейка Поповых — гадючье гнедо. Мать — пьяница, сожитель — дебошир, дочь — наркоманка. У Кузиных-то семья положительная. Почему Галина не смогла отвадить эту шелупонь Женьку, не понимаю? Теперь ревёт как белуга, а что поделаешь?

— Вчера, говорите, распространяли?

— Ну, да. Палыч сказал, что родители у одного парнишки героин обнаружили. Прижучили — он и указал на девчонок. Утром мать парня заяву Палычу принесла.

«Странно, — подумала Елена Николаевна. — Женя вчера на озеро ездила с Александром. А после скандала с отчимом я привела её к себе. Она не ходила в клуб. Почему какой-то мальчишка показал на неё и Олесю? Тогда — почему у них нашли героин? Непонятно всё и странно».

Но соседке сказала:

— Никогда бы не подумала на девочек. Мне казалось, они — хорошие, спокойные, с малышами занимаются, не курят, не пьют. В компании хулиганов их не видела.

— Ой, Леночка! В тихом омуте все черти водятся. Видела я, как Женька несколько раз садилась в авто к парню. Может, это и есть наркодилер? Кстати… он к тебе приезжал.

Елена Николаевна возмутилась:

— Что вы такое говорите?! Он учился вместе с Милочкой. Хороший парень. Архитектор. Помогал мне с похоронами. И сейчас часто возит на кладбище. У него отец — кардиохирург.

— Вот! Кардиохирург! Через папашу, никак, морфий или что-то ещё доставал. Глупых малолеток втянул.

Видя, что Клавку-сексотку не переубедить, Елена Николаевна сказала:

— Ладно. Я пойду в аптеку. Голову ломит — на ногах еле стою.

Соседка поджала губы и ушла к себе, а Лазаренко поняла, сейчас вызывать «Скорую» или приводить мать Жени в свою квартиру нельзя:

«Если Николай пьян и дебоширил, то и Мария, чего доброго, пила. Пьяная женщина может лишнее кому не следует сболтнуть. Узнают в органах и девочку заберут. Бедняжка с высокой температурой, а её в полиции будут допрашивать. Да ещё могут в «обезьянник» посадить».

«Это просто какое-то недоразумение, — окончательно решила она. — Схожу лучше за лекарствами, а там — посмотрим».

Когда женщина вышла во двор — никаких полицейских машин она не увидела. Правда, во дворе стаяла группка соседей. Они о чём-то оживлённо разговаривали. Лазаренко к ним подходить не стала: не любила сплетни, а любопытствующих кумушек возненавидела ещё с тех пор, когда дочь после ДТП лежала в больнице. Те постоянно допекали безутешную мать, почему она-де не подаст в суд на Стрельцова или водителя грузовика. Оба водителя — так считали доброжелатели — виновны в трагедии её дочери, и, встречая Елену Николаевну во дворе, спрашивали о состоянии здоровья Милочки с такими скорбными лицами, будто, с минуты на минуту, ожидали её кончину.

Требовать что-то с водителя грузовика, создавшего аварийную ситуацию, Елена Николаевна не считала возможным. У него было трое детей. Последнему исполнилось только десять месяцев. Семья и так испытывала нужду, ведь отца суд приговорил к трём годам колонии поселения за аварию с двумя серьёзно травмированными людьми. А требовать компенсацию со Стрельцова она считала грехом. Он сам очень сильно пострадал в той аварии. После ходил чернее ночи, виня себя за трагедию с любимой, оплачивал очень дорогое лечение, надеялся, что Люсенька выйдет из комы. Но с природой не поспоришь — слишком тяжёлые травмы получила дочь. И до сих пор Тимур не оставляет её без поддержки: высылает деньги, чтобы ухаживали за могилой и чтобы возле фотографии Люсеньки — на кладбище и дома — всегда стояли живые цветы и горели свечи.

Елена Николаевна отдавала деньги смотрителю кладбища — женщине средних лет, очень строгой и принципиальной. Лазаренко надеялась, что передаваемые крупные суммы не будут использованы на собственные нужды смотрителя. И, действительно, когда бы они с Поспеловым ни приезжали — весной, летом, зимой, — всегда пространство в оградке могилы было чистым, в керамической вазе стоял свежий букет живых цветов, а в подсвечнике толстенная горящая свеча, прикрытая специальным куполом от ветра, дождя и снега.

Елена Николаевна пошла в аптеку, расположенную на следующем от их дома квартале. Она всегда брала там лекарства, поэтому имела карту постоянного покупателя, означающую скидку в десять процентов со стоимости покупки, а девушки-провизоры её хорошо знали.

«Думаю, помогут подобрать нужные лекарства», — рассудила женщина.

Когда Лазаренко возвращалась назад, двор опустел, лишь в песочнице играли малыши, да их мамаши, поглядывающие на ребятишек, описывали друг другу в подробностях гениальные задатки отпрысков.

Женька металась в бреду, то приходя в себя, то опять отключаясь. Лезаренко напоила её отваром из сушёной малины и ромашки, дала лекарства. Потом ещё два раза обтирала тело девочки разбавленным уксусом, как делала не раз для своей дочери, когда та болела и температурила.

К вечеру температура у больной немного спала. Женя перестала метаться, бредить, на теле выступила испарина. Это немного успокоило встревоженную женщину. Лазаренко одела девочку в сухую ночную рубашку дочери, вновь напоила отваром из трав и решила позвонить Поспелову, чтобы узнать все подробности предыдущего дня. Ей ответил чужой голос. Мужчина представился адвокатом Александра и поинтересовался: кто она такая, кем ей приходится Поспелов.

— Меня зовут Елена Николаевна Лазаренко, — ответила женщина. — Александр Поспелов — друг нашей семьи. Он помогает мне ухаживать за могилой погибшей дочери. А почему ему потребовался адвокат? Что-то случилось?!

Мужчина замялся:

— Понимаете, Елена Николаевна… тут такое дело… Вы вечером разве не включали телевизор? Не смотрели передачу «Происшествия и факты»?

— Нет. Не смотрела. После трагедии с дочерью стараюсь такими новостями не интересоваться. Понимаете… воспоминания, боль… Это тяжело переносить.

Она замолчала, с тревогой ожидая дальнейших слов. Мужской голос в трубке наконец-то расщедрился на пояснения:

— Сегодня возле Песчаного озера нашли обгоревший женский труп. Предположительно Евгении Поповой, девочки шестнадцати лет от роду. Она вчера отдыхала на озере в компании молодёжи. Свидетели показали, что Поспелов повёз её домой. Больше никто девочку не видел. Также они говорят: между погибшей и парнем существовали близкие отношения. Он называл её женой.

— Не может быть. Нет, нет! Это всё глупости… — начала Елена Николаевна возражать, но её перебил вкрадчивый голос собеседника:

— А вы что-то о девочке знаете? Видели её вчера?

В голове у женщины вдруг «щёлкнуло»:

«Стоп! Он не просто интересуется. Хочет выпытать. Вдруг это не адвокат? Вдруг следователь? И эта ахинея придумана с одной целью: выведать, где девочка», — и она ответила:

— Нет. Вчера её не видела. Но уверена, Поспелов на такое злодеяние не способен. Да и зачем ему её убивать?

— Покойная оказалась беременной.

«Какой-то сюрреализм. Как они быстро определили, что погибшая — это Женька? Беременна? Тут что-то не то!» — решила Елена Николаевна, поэтому буднично, словно произошедшее её не очень-то касается, сказала:

— К сожалению, ничего об этом не знаю. Однако ещё раз утверждаю: Александр не способен на жестокое убийство. Он очень хороший, отзывчивый парень.

— Ну, это вы так думаете… А следствие располагает другими фактами. Я ничего не могу им противопоставить. «Хороший парень», как аргумент или алиби, в защиту подозреваемого не пришьёшь. Жаль, что ничем не смогли нам помочь.

— Извините, — сказала Лазаренко и прервала соединение.

Ей следовало подумать, подумать очень серьёзно. Раскручивалась какая-то нелепая, дикая история. Наркотики, убийство, сожжение…

«Пока Женя болеет, ни следователю, ни адвокату рассказывать, что она жива, не буду. Ничего с Сашкой не сделается. Посидит пару дней в следственном изоляторе. Он сильный парень. Не сломают. Если заваривается такая крутая каша — тут нужны деньги и связи. У Поспеловых в губернии и то и другое есть. Но, по-моему, следует позвонить Тимуру. Он — друг Саши. Возможностей у него поболее. К тому же, вскоре хотел прилететь на годовщину со дня смерти Люсеньки».

И она набрала номер Стрельцова. После длинного сигнала услышала голос Тимура:

— Здравствуйте, Елена Николаевна!

— Здравствуй, Тимур! Если ты не сильно занят — прошу приехать к нам пораньше. Лучше — прямо завтра.

— Что-нибудь случилось?

— Да. Арестовали Сашу Поспелова за убийство молоденькой беременной девушки. А она сейчас находится у меня в квартире — живая, но не совсем здоровая.

— Почему вы об этом не сообщите полиции?

— Потому, Тимур, что девочка больна. Ей всего шестнадцать лет. И её обвиняют в распространении наркотиков. А она… я точно знаю, их не продавала. Вот такая запутанная история.

— Хорошо, — сказал Тимур. — Завтра постараюсь прилететь. Друга нужно выручать.

— Очень надеюсь на тебя, мальчик! Я в таком затруднении… У девочки высокая температура. Тут эти обвинения как гром средь ясного неба. Не знаю, что делать… Кто поможет? Подскажет?

— Не волнуйтесь, Елена Николаевна! Я завтра прилечу. Постараюсь во всём разобраться. До свидания.

— До свидания, дорогой.

У Лазаренко немного отлегло от сердца:

«Тимур — серьёзный молодой человек. С отцом управляет крупной компанией. Он обязательно поможет».